Хата была маленькая, в ней было всего лишь две комнаты. В одной комнате Рома никак не мог уснуть из-за пьяного бубнежа доносившегося из соседней комнаты.
Там дядя Гриша с понуро опущенной головой сидел за столом у стены, что-то бормоча. Бабушка лежала на кровати возле другой стены. Урезонить Григория уже не пыталась– просто ждала, когда самогон, наконец уже его свалит.
Но бубнеж стал громче и четче:
- Наливай! Я сказал, а то я за себя не отвечаю!
- Спи уже! Пугать он еще будет - усталым голосом ответила баба Зина
Вообще Рома любил, когда в гости к своей матери – бабе Зине приходил ее сын Григорий. Было даже весело, когда тот выпивал. Начиналось непременно, с того что Зинаида Николаевна приглашала Гришу за стол, и сама наливала самогона. После нескольких рюмок Григорий веселел. Шутил и балагурил:
- А сегодня напарника менты привезли на работу! Представляешь, Рома какая картина!
- Да ну дядь Гриш! Шутишь?
- Вот правда. Мы с ним вчера перебрали, но меня жена домой увела. Работаем же вместе. А тот чудила пошел искать приключений! Ну и нашел! На патруль нарвался! Проспался у них, а утром объяснил, что работает на мясокомбинате. Сегодня – забой, опаздывать никак нельзя. Ну и пообещал им по пару килограмм мяска без ГМО.
Когда дядя спрашивал о Ромкиных интересах, школе, родителях Рома старался ввернуть что-то юморное. Григорий искренне смеялся и хвалил своего «племяша».
- Ну ты, даешь, пацан!
Или
- Во! Какой у меня племяш!
Юмор, умелые паузы в разговоре, острословие и благожелательный тон – все это Рома успешно перенимал у своего дяди. Благодаря чему рос его авторитет в школе и на улице. Он даже готовился к пятничным вечерам, когда после школы бежал не домой, а ехал на автобусе к бабушке.
А тем временем обстановка в хате накалялась. Григорий, глядя исподлобья, добивался своего:
- Это ты бате моему покойному могла лапшу вешать, что больше нет самогона! Он поверил бы. А мне втюхивать не надо!
- Григорий – тоном строгой учительницы сказала Зинаида Николаевна – ты совсем мозги пропил? Что ты несёшь?
Чтобы ее слова пробились к мозгу через пьяное забрало, она привстала на локте. Уныло заскрипели пружины.
Гриша поднялся из-за стола и пошатываясь пошел в сторону Зинаиды Николаевны. Не дошел. Остановился. Хмуро провел ладонью по редким и жирным волосам. Повернул к печке - присел возле дверцы. Открыл. Прикурил от огня. Задымил.
- Гриша, не курил бы ты в хате - ребенок спит!
- Не пей, не кури! Хватит меня дрессировать! - снова вспылил Григорий. - Ты думаешь, у меня не жизнь, а малина? Вам всем кажется, что мясокомбинат – это только свежее сало-мясо и левак!
Глубоко затянулся табачным дымом, продолжил:
- А как оно по десять – пятнадцать коров-свиней за смену ухайдохать никто не задумывается! Или вскрыть брюхо и понять, что скотина с приплодом была? Думаешь, это так просто?
Помолчал. Продолжил:
- Вот ты прошлую ночь спала себе! А я крови по колена! Кругом кровь и требуха, вонь такая, что глаза выедает! Так что мне после такой смены 100 грамм не положено? А!
Дым попал в глаза - Григорий вытер слезы. Часто задышал. Всхлипнул. Задержал дыхание - выдохнул:
- Налей сказал! А то только учить!
- Гриша иди домой, а? Тебя ж дети, Даша ждут!
- Что ты мне душу рвешь! Нет для меня Дашки уже второй месяц. Детей она против меня настроила. Все! Хана! Нальешь ты в конце концов или нет? Я сейчас сам найду – переверну все к такой-то матери, но найду!
Он попытался резко вскочить - не получилось. Зашатался ловя равновесие. С размаха врезал по печной дверце закрывая. Та стукнулась и приоткрылась.
- Не шуми! Рома спит! За диваном возьми бутыль – сдалась бабушка.
Налил. Шумно глотая выпил стопку. Опустился на стул. Обмяк. Упершись лбом в согнутый локоть забубнил что-то бессвязное.
Бабушка тяжело вздохнула читая молитву.
Под эту монотонную какофонию сон, наконец, начал одолевать Романа.
Бубнеж Григория постепенно перерос в храп. Вздохи бабы Зины сменились размеренным дыханием.
Все уснули. Огонь в печке преодолел свою активную фазу. Обратная тяга стала наполнять хату дымом, через приоткрытую дверцу, погружая спящих в угарное забытье.