Не могу не ответить на пост http://blog.i.ua/user/628570/421013/

Если мыслить глобально, то люди едва ли имеют право на жизнь на Земле больше, чем собаки и другие животные. А если судить не субъективно, с точки зрения человеческого общества, а объективно, т.е. в интересах планеты Земля,  можно сказать, что человечество – это короста на ее теле, болезнь, которая ее, Землю, медленно, но верно убивает. Масштабные загрязнения морей и суши видны даже с космоса. Животные гибнут миллионами особей, освобождая место для раковой опухоли – человечества. Люди грызут друг другу глотки и убивают друг друга за ресурсы, уничтожая попутно божиих созданий – животных, которые, населяя  эту Землю, в отличие от людей, не вредят ей.

Моральный аспект убийства бездомных собак – дело другое. Лично мне их жаль ничуть не меньше, чем детей-сирот. Они не виноваты в грехах людей, в отсутствии у них разума и элементарного сострадания. Если я разбогатею, то сначала построю приют для животных – жертв человечества, а потом для детей – свежих плодов этого высшего животного, возомнившего себя таковым -  человека.

ЗЫ. Если вы не согласны, это нормально, все люди разные. Стереотипное мышление присуще человеку, ценности, навязанные ему с детства, с молоком матери, воспринимаются им как само собой разумеющееся. Мыслить самостоятельно необходимость отпадает, на все есть клише. Но куда же мы идем, товарищи, к какому существованию?    

ЗЫ ЗЫ Старилизация собак - это дорого для города? ну конечно, хоромы для обладминистарции и содержание многочисленных чиновников - это дешевле. и полезней. Я помню, во сколько мне обошлось, когда в детстве я 2 года дружила с двумя дворовыми собаками, которые были моими лучшими компаньонами и друзьями (в дом взять не позволяли условия и родители). А потом их убили при мне. До сих пор расплачиваюсь.

Мое личное мнение выработано годами, оно неизменно и  твердо, посему не утруждайтесь меня в чем-либо переубеждать.

                                                                                                               ( коротко...)
    23-38, Киев, кухня в классическом стиле, натур. дерево, цвет - липа... и не говорите лишнего, просто читайте, я вас прошу... Вся родня счастливо спит и слава Богу! и... таки да! бокал BIANCO VERMOUTH...Ой! только не учите меня жить в это позднее время... просто говорите шепотом, штоб я вас услышала...
    Ха!ха! И что вы думает у моей родни лежит за книга в туалете на видном месте? Господа, не поверите! "12 стульев"  И.Ильфа и Е.Петрова 1982 года выпуска... какой уж тут сон! Открываю на первой же попавшейся странице, не думая, читаю... и... тут же начинаю думать..:
    " Выдав чистильщику семь копеек ( вдумайтесь в эту цифру, Господа!), Остап взял Воробьянинова под руку и повлек его по улице. Все, что рассказал взволнованный Ипполит Матвеевич, Остап выслушал с большим вниманием.-Ага! Небольшая черная борода? Правильно! Пальто с барашковым воротником? Понимаю! Этот стул куплен сегодня за 3 рубля..."
    Вот! Вот! Вот! Вдумайтесь в эти золотые слова, Господа! Купить стул за ... 3 рубля!!! Это же - обухом по уху и ножом по сердцу... Потому, что...что, вы, сейчас путнего можете купить за 3 рубля?!!! Ийо майо...!!! И я  еще подумала сколько было прожито и уничтожено жизней... революция, гражданская война, советская власть, новый капитализм, коррупционные схемы, пирамиды, оранжевая революция,пьянство, блядство, наркомания, всеобщий хаос и пи..ж.., а да! и кризис...и попробуйте, купите стул за 3 рубля. И я подумала: Господи! Пожалуйста! Больше -  никаких революций! И еще: Нуу...почему мы  никогда не можем жить, как нормальные люди?!!!
    А что, вы, обо всем этом думаете, Господа?
                                                                                       (Сорри!  За слишком мало здравых мыслей и
                                                                         слишком много BIANCO )VERMOUTH.)        20.02.2010.Киев                                                                

С человеком, рассказывающем здесь о себе, мы познакомились в одном из Саратовских храмов,— он его постоянный прихожанин. Привлекает внимание окружающих военной формой с погонами подполковника. Да еще приводит с собой солдат — не строем, нет, не по приказу, а небольшую группу желающих.



При этом он — алкоголик. И совсем недавно чуть не потерял из-за этого всё — и семью, и службу. «Теперь я знаю, почему Христа называют Спасителем»,— это его слова. Они не отражают, конечно, всей истины. Христа называют Спасителем не только потому, что Он спасает нас от наших бед, поднимает и обновляет после страшных поражений, а кого-то удерживает на краю пропасти. Но герой наш до конца жизни будет называть Его Спасителем — не по одной всеобщей, но и еще и по этой, частной причине.
Зовут нашего подполковника Леонидом. Я просила его хорошенько подумать, прежде чем соглашаться на публикацию: «Вас ведь многие узнают, даже если не называть фамилии, а уж прихожане-то ваши узнают все». Но Леонид не колебался:

— Мне не стыдно теперь, нет. Мне должно было быть стыдно тогда, когда я скандалил в кафе, и меня охранник выволакивал за ворот форменного кителя. А теперь — я не хочу ни от кого это скрывать. Пусть все знают мою историю. Таких, как я, много. Кому-то это поможет.

Офицерская судьба Леонида сложилась вполне благополучно: он не служил в горячих точках, не мотался с семьей по дальним гарнизонам. Заочно окончил Академию тыла и транспорта, последнее время преподавал на курсах повышения квалификации офицеров мобилизационных органов. Почему пил?.. Потому что все пьют. Потому что не выпить — это не поддержать бравую офицерскую компанию. «Но можно ведь выпить сто грамм — и компания успокоится…»— «Нет, у нас после ста граммов не успокаиваются». Кому не знакомо это неукротимое стремление пьющих людей напоить ближнего — даже если ближний совсем этого не хочет! Относительно трезвый человек среди пьяных — это ходячий упрек, он раздражает. Люди жесткой внутренней структуры выдерживают это и не ломаются. Внутренняя структура Леонида оказалась от природы податливой. Впрочем, он связывает свой слом еще с одним переживанием, знакомым, увы, не ему одному: я неоценен, начальство мне не доверяет, домашние не уважают…

— Почему пришел в Церковь? Потому что дошел уже до ручки. Дома непрерывный скандал, со службы гонят.

— Ну и что? Сколько людей в такой же ситуации, а в Церковь не идут.

— Христос протягивает руку каждому. Надо только ухватиться. Потом Он поведет. Я теперь очень хорошо понимаю, что это Он меня вел. Сам я не дошел бы. Это ведь не сразу все происходило. Я начинал с того, что запрещал себе пить в среду и пятницу. О том, чтобы пост как таковой соблюдать, речи не было. Одна была цель — в эти дни не пить. Крохотная такая ступенька. Но ступенька все-таки.

Сначала ходил в разные храмы, потом закрепился здесь — потому что люди здесь хорошие, приход дружный — как семья — и, конечно, батюшка Кирилл, пошли ему Бог здоровья. Первое время очень трудно было службу отстоять — уставал, не понимал ничего, плохо делалось, голова кружилась, выходил то и дело на воздух. Потом привык. Стал читать литературу, сначала самую простую; начал ходить к отцу Кириллу на лекторий. Но все это были только первые шаги…

Однажды на курсы повышения квалификации, где Леонид преподавал, приехал офицер из архангельского военкомата — звали его Евгений. Нежданно-негаданно обучаемый и обучающий встретились в храме. И после этого не могли не разговориться. Оказалось, у Евгения в свое время была та же проблема, что и у Леонида. Ему было чем поделиться с товарищем. Леонид считает, что архангелогородец избавил его от комплекса «военному это не к лицу» — комплекса, заставлявшего переодеваться в «гражданку» перед походом в храм. В прошлом году на Пасху они с Евгением встали во главе крестного хода с хоругвями — будучи при полном параде. Для нашего героя это был случай почувствовать то, чего он, по всей видимости, давно уже не чувствовал — особое достоинство воина, человека, призванного защищать народ. Потом он спросил священника, как ему лучше приходить в храм — в форме или в гражданской одежде — и с радостью принял ответ: «Только в форме».

А потом Евгений предложил Леониду съездить на Соловки, в Спасо-Преображенский монастырь, пожить там трудником хотя бы недели три. Леонид согласился, но собрался не сразу — в этом уже году, Великим Постом. Его как раз вытолкнули в неурочное время в отпуск, к тому же, он имел основание полагать, что это — последняя в его жизни возможность воспользоваться офицерским правом бесплатного проезда на поезде.

Он понимал, конечно, что едет не на курорт, и его брала оторопь; рассказывая о своей дороге на Соловки, он несколько раз повторяет фразу: «Вообще-то я большой трус». Но Евгений встретил его в Архангельске и буквально с рук на руки передал знакомому послушнику Спасо-Преображенского монастыря (который чуть позже принял монашеский постриг с именем Феодорит — это произошло на глазах нашего подполковника и произвело на него огромное впечатление).

— Как было в монастыре? Хорошо. Я только после возвращения до конца понял, как мне было хорошо там. Представьте себе: тишина, все в снегу (в апреле в тех местах еще лежит снег), паломников нет, одни монахи — и я грешный, тут же на службе стою. Благовещенье, Вербное, Страстная неделя, Пасха в монастыре — это всё просто здорово было. Незабываемо…

Чему научился? Я раньше думал, что во мне никакой гордости совсем нет. Я скромный, тихий, робкий даже — какая во мне гордость? А там я понял, сколько ее во мне и как она мне мешает жить. Понял, когда исполнял послушание — мыл полы. Какой-то молодой парень, трудник, сидит на скамейке, болтает по сотовому с девушкой и не хочет даже подвинуться, чтоб мне не мешать. И вот здесь во мне это вспыхивает: я — подполковник, я тридцать лет в армии (про то, что меня из армии чуть не выгнали за пьянку, я в тот момент не помню!), а он кто такой?! Он, может быть, только год в армии отслужил. Я чувствую себя униженным просто от того, что на его глазах мою полы. Вот такое было. Но я в себе это давил.

— А молиться за ненавидящих научились?

— Не сразу. Сначала мне казалось: вот, я молюсь за тех, кто меня ненавидит, за врагов — и сам от этого становлюсь чуть ли не праведником, а их — их за меня Господь накажет. Я возвышался над ними за счет этой молитвы. А теперь я понимаю: надо грех ненавидеть, а не грешника. Грешника надо жалеть. Надо знать, что сам такой же грешник. А может, я сам виноват, что этот человек меня ненавидит?

У нас на службе вышло так: меня оставили при должности, а молодых ребят из-за меня не взяли. Я уже пенсию выслужил, могу на пенсию уходить, а у них все впереди. Я не виноват перед ними, я не обязан им место уступать. Но они с такой злостью на меня смотрели! И мне их стало жаль. Я как раз готовился к исповеди. А перед исповедью надо со всеми примириться. И я пошел к ним, к этим ребятам, и извинился перед ними.

Нет, «белым и пушистым» наш подполковник пока не стал. Сам он подходит к своей ситуации очень трезво — в изначальном значении этого слова: знает, что бороться придется всю жизнь. И знает, как это трудно — прийти на исповедь и в очередной раз сказать священнику: «Опять сорвался…».

— Появляется такая мысль: а может, лучше уже этого не говорить? Нет, нельзя не говорить. Знаете, что я за собой заметил? Если я говорю кому-то о себе неправду — пусть даже не священнику, просто какому-то человеку — я скатываюсь сразу по своей лесенке вниз.

Меж тем, наш подполковник — уже дед; дочь родила ему внучку. Сын кончает школу… Есть жена, есть отец — ему 83 года — и есть могила матери. Чувство неизбывной вины перед нею — только одно оно не позволит уже оставить Церковь и молитву. Сознание своего долга перед живыми приводят к тому же. Выправить отношения с самыми близкими — это, как ни странно, едва ли не самое трудное. Перед посторонним человеком и извиниться-то гораздо легче, чем перед родным — отчего так? Почему именно в семейном своем кругу мы так много себе прощаем, так склонны винить остальных, а себя оправдывать? Просто потому, возможно, что дом — это место, где каждый из нас считает себя вправе расслабиться и отдохнуть от трудов — в том числе и духовных. По вполне понятным причинам мы с Леонидом не погружались в эту тему глубоко, но я успела почувствовать, что именно на этом поле он чувствует себя наиболее уязвимым: «Жена — она пьяных вообще не любит…», «А за что ей их любить?», «Понятно. А я, когда выпью, мнительным становлюсь и обидчивым. Так и выходит…». Чуть позже:

— Я теперь исповедуюсь — не в общем, как раньше, а очень конкретно. Все вспоминаю — кого обидел, на кого наорал. Умный учится на чужих ошибках, да? Я — на своих. В Евангелии сказано — не судите да не судимы будете, а я себе по-другому говорю: я — не судья, я — подсудимый.

По ходу нашего разговора Леонид много раз повторит «Я слабый». Но это не так. Слабые лежат на Елшанском кладбище. Мы их туда провожали. Кто из нас не стоял над гробом друга, товарища, коллеги, родственника, члена семьи, наконец, погибшего от водки?

Всем им только и надо было, что ухватиться за протянутую руку. Не ухватились. Не хватило сил, ясности сознания и ответственности. Хотя ведь неплохие люди были, и ничем их Создатель не обделил.

Но если человек жив, у него есть шанс, и про него рано говорить: слабый.

Иногда подполковнику не хочется вставать спозаранку в воскресенье. Но он помнит о том, что в казарме его ждут солдаты — не все, нет, а четверо-пятеро таких, которым почему-то очень хочется в храм. Без него их туда не отпустят. А если и отпустят…

— Когда человек первые шаги в Церкви делает, он очень уязвим. Он многого не понимает, его легко обидеть, оттолкнуть. Надо, чтоб с ним рядом был кто-то, кто может объяснить, поддержать, помочь.

Марина Бирюкова
Журнал «Православие и современность» № 12 (28) 2009 г.

Директор московского института Национальной стратегии, политолог Станислав Белковский принадлежит к числу хорошо информированных экспертов. Опыт сотрудничества с Борисом Березовским и Юлией Тимошенко позволяет ему с хирургическим реализмом оценивать российско-украинские отношения. Четыре заповеди для украинского президента «Первая заповедь: почитай демократию, потому что только с помощью демократии у тебя получилось стать президентом. Янукович дважды не смог стать президентом– в 2004 году и в 2009 годах – когда для этого требовались определенные отступления от демократии. В частности, тогда, когда он мог стать марионеточным президентом в рамках ПРиБЮТ и в случае принятия странной Конституции имени Медведчука.  Вторая заповедь: почитать своих политических отца и мать, каковыми для Януковича являются Ющенко и Тимошенко. Если бы не их конфликт, Янукович не стал бы ни премьер-министром в 2006-м, ни президентом Украины в 2010-м. По моим грубым подсчетам, если бы на этих выборах Ющенко не действовал впрямую против Тимошенко, она бы смогла набрать примерно на 7% больше голосов. И победить.  Третья заповедь: бойся Кремля и не связывайся с ним в политических проектах. Нет, конечно, с Кремлем надо демонстративно дружить, танцевать перед ним ритуальные танцы для того, чтобы получать определенные уступки, изображать дружбу... Но! В политическом смысле делать ставку на Кремль нельзя. Потому что на постсоветском пространстве это еще ни для кого не оканчивалось хорошо.  Наконец, четвертая заповедь: поосторожнее с Медведчуком. Все политические проекты этого человека заканчивались громкими провалами – будь-то Янукович-2004 или ПРиБЮТ-2009.»

По материалам «Фокус»

навеяло http://blog.i.ua/community/2173/407055/  Запорожские скинхеды: "Бьем, потому что ненавидим"

Откуда в Запорожье скинхеды? Это мутация от выбросов предприятий металлургии в городе. Представляете если бы, коренные киявлене пиздили бы всех в городе приезжих в поисках лучшей жизни? Страна бы кровью захлебнулась. А так сами, получается, что сами -  нищеброды провинциальные и еще таких же нищебродов ненавидят. Мания величия на одноклеточном уровне. 300 запорожских скинхедов нужно в поликлинику сдать для опытов.

Насмешили. Мозгами нужно отличаться. Мозгами.

 

1–ая теорема ЖКХ: Если коммунальщики работают хорошо, их никто не замечает (о них не говорят и не пишут).  Эта теорема проста для усвоения: если нет очевидных коммунальных проблем для рядового жителя города, то возможны два варианта ее решения.  Вариант первый (фантастический). Мы живем в «воздушном замке». Проблем нет, и они не появляются, все коммунальные системы и структуры работают идеально и абсолютно не требуется выполнения никаких работ. Как следствие служба не работает, поэтому, как следствие, работу не замечают (не говорят, не пишут). Вариант второй (идеальный). Как известно, проблемы есть всегда, ибо состояние отрасли не предполагает иного. Управление городами идеальное, МЭРы в космос не летают, а с утра до ночи занимаются городским хозяйством. Все без исключения жители города исправно платят свои отчисления, а финансирование отрасли муниципалитетами осуществляется в полном объеме. При этом проблемы быстро устраняются, и, как следствие, работу службы никто не замечает (не говорят, не пишут).

2-ая (обратная) теорема ЖКХ:

Если о коммунальщиках много говорят и пишут, то служба работает плохо.

Предлагаю доказать обратную теорему

Как-то давненько попался мне труд Абубакара Самбиева. Сейчас, после оглашения результатов экзит-полов,  о нем вспомнил и хочу поделиться с вами. Позволил только некоторые сокращения, не влияющие на смысл, и вынес в эпиграф фразу из текста.

"Не цари создают холуев и рабов,  а холопы венчают на царство тиранов"  Александр Дольский

Распределение свободы

Измерять количество свободы на душу населения никто не научился. Но попробуем ответить на этот вопрос если не количественно, то хотя бы качественно, так как иначе трудно определить, какое ограничение свободы оправдано, а какое нет.   Вернемся к аналогии техническими системами. Столб или стол устойчивы потому, что не имеют степеней свободы, а потому им не нужна и система управления. Если же свобода появляется, то она предполагает появление системы управления. Как правило, для несложного управления используется какой-нибудь автомат или, если задача управления очень сложная для автомата, человек. Поэтому у машины должен быть водитель. Если же задача управления очень сложна, то человек, эксплуатирующий систему, проходит специальную подготовку. На одноколесных велосипедах ездят только циркачи.   Те же самые рассуждения применимы и к биологическим системам. Дерево устойчиво, потому что не имеет свободы передвигаться, оно имеет только свободу расти. Потому оно лишено каких-либо сложных систем сбора информации и управления. По мере увеличения количества свободы, которая доступна конкретному биологическому виду, возрастает число датчиков информации (зрение, обоняние, осязание) и количество информации, которую они собирают, сложность и совершенство систем управления. Змея имеет все перечисленные датчики, но она не имеет конечностей. Появление конечностей приводит к усложнению задачи управления, которую приходится решать нервной системе. Надо управлять ногами и следить за равновесием. Мозг усложняется, приспосабливается для решения более трудных задач. Человек, поднявшись на задние лапы, усложнил проблему сохранения равновесия, а высвободившиеся руки стал использовать для самых разнообразных целей. Это привело к дальнейшему развитию нервной системы и укрупнению мозга.  Некоторый избыток свободы является условием развития, но если этот избыток более определенного, то свобода действий вступает в противоречие со способностью человека ее использовать. Появление дополнительной степени свободы - это предвестник революции в развитии человечества и гарантия больших потрясений. Либо человек сможет научиться пользоваться этой свободой и извлекать из нее практическую пользу, либо он погибнет, не успев эту свободу освоить. Чем больше степеней свободы, тем совершеннее должно быть управление. Допустим, что появилась возможность измерять количество социальной свободы. Допустим также, что есть возможность измерить способность человека пользоваться этой свободой, не подвергая опасности жизнь, здоровье и благополучие окружающих, не доставляя им неудобств - меру ответственности человека, его способность отвечать за то, как использует свою свободу. Ответственность занижена, когда человек не имеет должного нравственного здоровья или достаточного интеллекта, чтобы использовать свою свободу без ущерба для окружающих. Кроме того, человек может не иметь возможности воспользоваться предоставляемой свободой. Например, больной, прикованный к кровати, не может воспользоваться свободой передвижения.  Итак, если ответственность минимальна, то и свободу действий такой человек должен иметь минимальную, иначе он становится опасным для себя и для общества. Минимум свободы - только для поддержания жизни. Если лишить его и этой свободы - дышать, питаться, двигаться - наступает смерть. Хорошо, когда есть возможность дозировать свободу каждого. Как же быть с обществом в целом? Необходимо знать, сколько и каких людей в обществе. Есть основания полагать, что распределение количества людей в соответствии с мерой их ответственности характеризуется нормальным распределением. … Говоря проще, люди абсолютно бессовестные и безумные составляют незначительную часть общества … Основная масса населения более-менее разумна и сравнительно честна …Интеллектуальная и нравственная элита общества составляет меньшую часть населения …. В каждом обществе есть гражданское право - "каждый человек имеет право..., каждый человек обязан..." В переводе на термины данной публикации гражданское право есть мера свободы, отпущенная каждому гражданину, и мера эта де-юре одинакова для всех. Еще есть Декларация прав человека, которая еще долго будет оставаться декларацией. Это пока недостижимый идеал. Уж очень большие права отводит она каждому человеку. Чем более ответственен человек, тем больше свободы можно ему дать, не боясь, что он нанесет ущерб себе и обществу. Если общество чрезмерно ограничивает свободу действий данного индивида, то оно теряет выгоду, которую могло бы получить от конкретного гражданина, не говоря уже о затратах, необходимых для этого ограничения. Если же общество чрезмерно либерально, то приходится нести дополнительные расходы на ликвидацию последствий деятельности данного человека. Очевидно, что граждане, чья мера ответственности занижен, имеют избыток свободы, а он всегда представляет потенциальную опасность. Чтобы его отнять, существует уголовное право. Если некто использует свободу действий в ущерб обществу, то он вступает в зону действия этого права. Именно при таком уровне свободы потери общества будут минимальны.  В этом случае, во-первых, будет минимально возможный уровень преступности и, во-вторых, минимальные потери от ограничения свободы элиты общества.   Законы делаются в расчете на некоего среднего гражданина, каким его представляет себе государство. Но в обществе всегда находятся люди, которые умнее, здоровее и честнее чем "положено". Если они своими действиями дают об этом знать социуму, тот предпринимает меры, чтобы привести их в соответствие "стандарту", если получится, или избавить от них общество, если не удастся "поставить на место". Считаются одинаково опасными рядовой сумасшедший, уголовник и интеллигент. То есть качество элементов ограничено не только снизу, но и сверху. Посадить, расстрелять, сжечь на костре можно и садиста, и ученого. Общество считает их одинаково опасными, а в годы сталинизма интеллигенция представлялась даже более опасной, чем уголовники. Люди, в точности соответствующие представлению государства о том, какими должны быть его граждане, составляют мизерную часть от общей массы населения. Поэтому все остальные подпадают под категорию "неблагонадежных"… Издержки на ограничение свободы "неблагонадежных" получаются чрезмерными, и их не сможет вынести никакая, даже самая могучая экономика. Явно напрашивается вывод о том, что надо бы разрешить некоторые отклонения от норматива. … Поскольку не удается для общества в точности воспроизвести желаемую зависимость "Свобода - Ответственность", ее заменяют некоторой совокупностью отрезков. Раз нет возможности мерить на один аршин все общество, то его разбивают на части в соответствии с качеством элементов, и для каждой из частей устанавливают свои нормативы поведения.   Обычные люди наделяются обычными правами и обязанностями.…Если некто совершает преступление, то общество ему говорит: ты слишком свободен для твоей меры ответственности, поэтому мы определяем тебя в места лишения свободы общего режима, где твоя свобода не будет представлять опасности для окружающих. Если же совершенное преступление считается особо опасным, то нарушителя помещают в места лишения свободы строгого режима. А когда он совершает деяния особо опасные, то общество считает себя вправе такого человека уничтожить… Точно так же будет выглядеть зависимость "Свобода - Ответственность" в интеллектуальном разрезе. Просто изменятся названия областей на нашей зависимости: вместо "места лишения свободы общего режима" -- "психиатрические лечебницы", вместо "места лишения свободы строгого режима" -- "смирительные рубашки".  …Таким образом, в любом обществе, независимо от степени его демократичности, фактически реализована система интеллектуальной - физической - нравственной сегрегации. В реальных системах число уровней, на которые дробится общество, намного больше. Например, табель о рангах Петра Великого состояла из 14 классов, в Армии было 21 воинское звание.  Гражданам ... пытаются более точно указать их место в обществе другими методами. Для заключенных есть, как уже говорилось, три уровня сортировки по степени качества, а точнее, деградации - места лишения свободы общего режима, строгого режима и смертная казнь. Более точного соответствия пытаются достигнуть выбором срока заключения.

…Поэтому общества, находящиеся на ранней стадии развития, более склонны к диктаторским формам управления, а более зрелые -- к демократическим. Обычно политические обозреватели всю вину за диктатуру возлагают на диктатора, но фактически диктатура, как и демократия, есть лишь результат процессов самоорганизации общества. "Не цари создают холуев и рабов, а холопы венчают на царство тиранов" (Александр Дольский)...

Абубакар Самбиев   Грозный, 2000

Человек - весьма странный биологический вид, управляемый животными инстинктами, но, несмотря на это, считающий себя высшей формой жизни.

Вы еще считаете себя человеком? Тогда в течении дня прежде чем что-либо сделать, что либо решить подумайте на сколько человечным будет этот поступок, и под конец вечера вы поймете, что человека в вас совсем ничтожная часть.

Мы живем инстинктами, а свои правила и убеждения устанавливаем так, чтобы они соотвествовали личной выгоде.

Животные все, начиная от бомжей и заканчивая президентами. Только большинство слишком высокого о себе мнения чтобы признать это.