Игра сделана.

Любимый брат, когда построим плот,
и поплывем в далекую страну?
Любимый брат, нас лишний груз гнетет  
и мы идем ко дну.

Любимый брат, мы чертим на листе
страну которой нет в помине.
Будь осторожен, вон на той черте  
взлетишь на мине.

Любимый брат, теперь желаю к рее
привязанной кричать.
Ведь даже из мрачной долины теней
ты примчишься меня выручать.

Проснемся в кибитке цыгана, или в шатре эмира,
струится песок под ногами,
твой возраст, мой возраст и возраст мира
нельзя измерять годами.

Не дай хвостам павлиньим, трещоткам-погремушкам,
и воронам ученым страной Дураков обмануть,
там видимость пенится в плошках и кружках,
в обертках отсутствует суть.

Лишь тот победит, кто для  сказочной феи
заветное слово узнает.
Я шепну тебе, что на садовой аллее,
от него как от снега последнего, след просыхает.

Гудят наши ноги от многих дорог,
Но прыгая легче терпеть,
пока царь Горох на высокий порог
подхватит, и мы станем петь:

Это прекрасное времечко, когда прорастает семечко!
Кто падать умеет - сумеет летать.
Сердечную клятву о дружбе навечно
скрепляет моя печать. 

Мы  спать должны. Любимый, закончена игра.
На цыпочках, ночные рубахи подобрав.
А папа с мамой скажут, прощаясь до утра:
домашний дух играет, при выключенном бра.

перевод Аллы Старк ,см. по ссылке: http://www.stihi.ru/2003/12/06-201

Das Spiel ist aus
 
Mein lieber Bruder, wann bauen wir uns ein Floss
und fahren den Himmel hinunter?
Mein lieber Bruder? bald ist die Fracht zu gross,
und wir gehen unter.
 
Mein lieber Bruder; wir zeichnen aufs Papier,
viele Lander und Schienen.
Gib acht, vor den schwarzen Linien hier
fliegst du hoch mit den Minen.

Mein lieber Bruder, dann will ich an den Pfahl
gebunden sein und schreien.
Doch du reitest schon aus dem Totental
und wir fliehen zu zweien.

Wach im Zigeunerlager und wach im Wuestenzelt,
es rinnt uns der Sand aus den Haaren,
dein und mein Alter und das Alter der Welt
misst man nicht mit den Jahren.

Lass dich von listigen Raben, von klebriger Spinnenhand
und der Feder im Strauch nicht betruegen,
iss und trink auch nicht im Schlaraffenland,
es schauemt Schein in den Pfannen und Kruegen.

Nur wer an der goldenen Bruecke fur die Karfunkelfee
das Wort noch weiss, hat gewonnen.
Ich muss dir Sagen, es ist mit dem letzten Schnee
im Garten zerronnen.

Von vielen, vielen Steinen sind unsre Fusse so wund.
Einer heilt. Mit dem wollen wir springen,
bis der Kinderkoenig, mit dem Schluessel zu seinem Reich im Mund,
uns holt, und wir werden Singen:

Es ist eine schone Zeit, wenn der Dattelkern keimt!
Jeder, der fallt, hat Flugel.
Roter Fingerhut ist's, der den Armen das Leichentuch saumt,
und dein Herzblatt sinkt auf mein Siegel.

Wir muessen schlafen gehn, Liebster, das Spiel ist aus.
Auf Zehenspitzen. Die weissen Hemden bauschen.
Vater und Mutter sagen, es geistert im Haus,
wenn wir den Atem tauschen.

Ingeborg Bachmann

Любимый Брат, когда выстроим мы себе Плот-
и выплывем к самому Небу?
Любимый Брат, Обуза нам невпроворот-
мы тонем, где там.

Любимый Брат, кроим мы из Бумаг
Край, и Границы, Тракты.
Будь начеку, за чёрной Риской- Враг:
на Минах вверх порхать там.

Любимый Брат, тогда мне криком выть,
привязанной к Суколу.
Но ты уж скачешь из Долины Тьмы-
и мы полетим над Полем.

Очнёмся в Таборе, а то- в Шатре среди Песков:
рассыпаться как просыпаться.
Не спрашивай , сколько Лет минуло, Возраст таков:
от Мира и Старость, и Страсти.

Не слушай  Ворона ушлого, ни клейкого Паука,
не трогай Перьев выпавших в Колючки.
Есть и пить не посмей, в Скарлатиновом Крае пока
Пена пыжится в Кружках -тебя глючит.

Лишь тот, кто на Златом Мосту Волшебницы Сапфировой прознает
заветное Словцо, тот победил.
Я нашепчу тебе его с Последним Снегом Мая
Деревьев распустившихся среди.

Мы Ноги набили. От многих и многих Камней
Средство есть. Мы поскачем,
пока Царь потешный с Ключом за Щекой от Державы своей,
нас не примет чтоб пели иначе:

"Сломалась Тросточка- расти, Финиковая Косточка!"
Всяк, кто упал, тот крылат.
Кровавый Палец тянется из мёртвого Кулачка,
ты к Сердцу прижми его, Брат.

Любимый, нам пора идти в Кровать, Игра окончена.
На цыпочках. Рубахи белые вздуваются.
Нечисто в Доме, так говорят Отец и Мать,
когда мы не дышать стараемся.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы    

Стрела и песня

Стрелу из лука я пустил,
на знал я , где она упала;
напрасно взор за ней следил,
она мелькнула и пропала.

На ветер песню бросил я:
звук замер где-то в отдаленьи...
Куда упала песнь моя,
не мог сказать я в то мгновенье.

Немного лет спустя, пото`м
стрела нашлась ,в сосне у луга,
свою же песню целиком
нашёл я в тёплом сердце друга.

перевод с английского Д.Михайловского

The Arrow and the Song

I shot the arrow into the air,
it fell to earth, I knew not where;
for so swiftly it flew the sight
could not follow in its flight.

I breathed a song into the air,
it fell to earth, I knew not where,
for who has sight to keen and strong,
that it can follow the flight of song?

Long ,long afterward in an oak
I found the arrow ,still unbroke;
and the song ,from beginning to end,
I found in the heart of a friend.

Henry Wadswortth Longfellow

Стрелу пустил я,толку нет:
она упала, знать бы где;
ведь так неслась она, её
лишь проводил мой взгляд в полёт.

Я песню спел, а толку нет:
она рассеялась везде;
глазам не уловить её:
не емлет песен окоём?

Пото`м, пото`м стрелу в саду
я отыскал- попала в дуб.
а песню собранную туго 
я отыскал в душе у друга.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Сады обрюхатил Морозец -
В Печах догорели Хлебы-
Пучку Прошлогоднейзанозы
в Руке твоей Спичкою быть.

Молчок! Береги свой Пожиток,
Слова или Слёзныйпадёж
под Холмом из Боя-Осколков
что вечно Морщины кладёт.

Когда все Горшки перебиты,
где Слёзы, что слиты в Кувшин?
Внизу Колосник незабитый,
вверх тянутся Жар-языки.

Вот грохнет подавленный Голос
Водою, а также Огнём.
Он- Слов Влагоносных мой Облак,
которому вверен сей Холм!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Осколки

Сад стал тяжел от морозов –
хлебная корка горчит –
венок прошлогодних сонетов
пошел на растопку печи.

Пророчит посудная полка,
а слово от горя молчит,
чем выше становится горка осколков,
тем глубже бороздки морщин.

Когда разобьется последняя кружка,
над чем будешь плакать в пивной?
Внизу – докрасна раскаленные угли,
мерцают от тяги печной.

Еще нарастает давление пара,
гуденье  воды и огня.
Вот, словно облако, вырвется слово,
которому вверена я.

перевод с немецкого Анны Старк (с) см. по ссылке http://www.stihi.ru/2003/11/13-399

Scherbenhuegel

Von Frost begaten die Gaеrten -
das Brot in dem Oefen verbrant -
der Kranz aus den Erntelegenden
ist Zunder in deiner Hand.

Verstumm! Verwahr deinen Bettel,
die Worte, von Traenen bestuerzt.
Unter dem Huegel aus Scherben,
der immer die Furchen schuerzt.

Wen alle Kruege zerspringen,
was bleibt von Traenen in Krug?
Unten sind Schpalten voll Feuer,
sind Flammenzungen am Zug.

Erschaffen werden noch Daempfe
Beim Wasser- und Feuerlaut.
O Aufgang der Wolken, der Worte,
dem Scherbenberg anfertraut!

Ingeborg Bachmann

Paris

Аufs Rad der Nacht geflochten
schlafen die Verlorenen
in die donnernden Gaengen unten,
doch wo wir sind ist Licht.

Wir haben die Arme voll bluemen,
Mimisen aus vielen Jahren;
Goldnes faellt von Bruecke zu Bruecke
atemlos in den Fluss.

Kalt ist die Licht,
noch kaelter der Stein vor der Tor,
und sie Schalten der Brunnen
sind schon zur Haelfte geleert.

Wir wird sein ,wenn wir, vom Heimweh
benommen bis ans fliehende Haar,
hier bleiben und fragen: was wird sein,
wenn wir die Schoenheit bestehen?

Auf den Wagen des Lichts gehoben,
wachend auch ,sind wir verloren,
auf den Strassen der Genien oben,
doch wo wir nicht sind ,ist Nacht.

Ingeborg Bachmann

В Жерновах увязнув Ночи,
спят Затерянные
в Коридорах гулких дольних,
но где мы, там и Свет.

Мы тиснем в Охапках Букеты,
Мимозы за многие Лета;
Злато ссыплется с Мостиков тихо-
кануло в Лету.

Холоден Свет,
он студённей Колонны привратной
оттого, что Родник утоляет
половину лишь Жажды.

Если б нас проняла Ностальгия
задевая душевные Струнки,
мы бы замерли здесь, вопрошая:
- Как бы нам лицезреть Совершенство?

Мы ,несомы Повозкою Света,
хоть бодримся- растеряны тоже
по Дорогам архангельским горним,
но где нас нет, там Ночь.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Landschaft

Es steht gekruemmt ein Birkenstamm:
gekruemmte weisse Kreide.
Drei Wolkens links. Ein Bergeskamm.
Und Heide, Heide, Heide.

Dann Wald auf einmal. Foehrenwald.
Weiss birken.Wieder Foehren.
Hoch oben Raben. Ob sie bald
die Sterne kommen hoeren?

Ein Teich, verdunkelt... Haeuser? Licht?
Kam nicht ein Dorf vorueber?
Wer hier wohl troestend traeume spricht?
Und Foehren wieder.Trueber..

Zwei Muehlen noch ,ein Spiel dem Wind;
mit langen Armen beide.
- Ob hier die Winde Schlummer sind? -
Und Nacht. Und endlos: Heide...

Paul Celan

Ландшафт

Стоит коряв берёзы ствол,
сутулый столбик мела.
Три тучи слева. Локон гор.
И пустошь, пустошь, в целом.

Вдруг- лес. Сосняк. А вот белы
берёзы. Снова сосны.
Высоко во`роны. Они
зарниц услышат звоны?

Стемневший пруд. Дома`? Фонарь?
Село б сыскать попутно...
Утешь, мечтой хоть загутарь.
А сосны снова. Смутно...

Играют пары долгих рук
двух мельниц с ветром грустным.
- Иль в дрёме ветра ходит грудь?
И ночь. Ни края: пустошь...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Пейзаж

Берізка схилена. Убір
біліш, ніж біла хустка.
Три хмари зліва. Пасмо гір.
І пустка, пустка, пустка.

Знов ліс. Берези і сосни
тут царство неозоре.
Над лісом круки. Це вони
склювали ясні зорі?

Темніє став. Невже нема
тут ні села, ні хати?
Чи хтось тут мрію обійма,
щоб смуток цей здолати?

Два вітряки, і кожне з крил
тремтить, немов пелюстка.
Вітри тут вібились із сил.
Лиш ніч кругом- і пустка.

переклад Петра Рихла

Дайте мне соли глоток,
требуйте вдоволь винтов,
пули в железный висок-
и на голодный засов.

Вкось неуют площадей,
вкривь воровитый закон-
с трупами голых идей
ставьте потомство на кон.

Розовый Анакреонт
выкосит в мае луга,
сдует десятую в Понт-
вымечет к небу стога.

Дайте мне дюжину рук,
в дело воткните меня,
только б ворчащих старух
хлебом по пайкам унять.

Весна пожалуй победит...
Но очень хочется покушать
и от мороза вянут уши
... Накормит, вылечит Бандит:

картошки с хлебушком подаст,
помажет уши свиносалом.
Весной возьмёмся за орала
пахать и сеять, как всегда.

Товарищ, ты же не Козёл,
твой выбор- Виктор Янукович!
Повержен в прах Заморский Овощ-
его Тигрюля догрызёт.

Сначала кончим выбора,
затем Весна сама настанет,
галушки выпадут местами
и сине-белая икра.    

Квадратом ограниченная смертЬ.
В тылу, похоЖе, нет заградотряда,
но в микрофон заплЁванный наяда:
"Ты за бортом- тони. Сюда смотреть...!"

Я привыкаю выдержку иметь:
так Энди Уорхолл вырос на томатах
чтоб гляНцевать тупую круговерТь
повЕрХ батоноВ чудища покатых.

Там- депутат, погибший за меня,
его экран ещё не раз покажет,
он пЯтьдесят ещё не разМЕНЯл,
но голубою кровью бАрхат мажет...

ЗачЕм пошёл чудак наперерез,
зачем живым остался в катастрофе?
Ах, за грибами собирался в лес,
по жёлУди, чтоб приготовить кОфе.

Равенны всей утробный гной и яд
не стоЯт искромётной строчки Данта.
У нас в КрЫму о мёртвОм говорят:
"Не стОит всем совАться в депутаты". 

Страшны январские поминки

И жизнь с начала до конца

Блестят замерзшие слезинки

Мороз, и холод мертвеца.

Вчера был весел, полон силы

Но вот вместилище души

Спускают в тесноту могилы

Среди кладбищенской тиши.

Никто не плакал, все молчали

Черна в снегу могилы пасть

Отбрасывала тень печали,

И ужаса в неё попасть…

Прикормленные мельче альбатросы:
в галдящих тесных гаванях для них
на мокрых досках дохлых килек россыпь,
приюты трюмов кораблей гнилых,

куда слетаясь накануне бури,
ещё по старой памяти галдят
и треплют ближних ...с перепугу, с дури?
чтоб поудобнее заночевать.

Их знают тут по масти и по кличкам:
способные горазды танцевать,
сигарные подпалы- им отличья.
Дающих длани могут прижигать.

Они пока что покрупнее чаек,
их выдаёт в зенит тоскливый взгляд.
Они залётных голубей кончают,
за что им прачки припасают яд.