бывает вспоминаешь о детстве, о заботном юношестве, думаешь, что был самым счастливым человеком на свете, а теперь - просто человек. Старые песни, старые вещи, чужие открытки и воспоминания, запечатленные на фотографиях, сделанных еще на пленочную мыльницу, и от этого всего выворачивает наизнанку. Я продам душу за то, чтобы вернуться туда, перестану быть собой, стану просто кем-то, наблюдающим сверху, сбоку - неважно, лишь бы быть там. Потому что там осталась я - "мечтательная ... студентка", как выразился на днях один друг из прошлого и никто для меня в настоящем, как и я для него. А я хочу туда, черт побери, где он все-таки друг, где мы смеялись звонче всех и носили самую темную одежду в мире, где мы покоряли наш маленький город, где цвет волос менялся каждый месяц, где в школу одевались малиновые и фиолетовые пиджаки вместо черных, где мы захлебывались от эмоций и мир казался волшебной большой эйфорией, где Новый год пах снегом, а снег мандаринами и хвоей. Где взгляд и слово что-то значили, где мы радовались настоящим вещам, где мы работали над собой, где понимали, что такое искренность и вечность.

Я верю откровенно и совершенно по-детски, что время можно преломить. Простой пример: пересекая часовые пояса, вы можете прожить  два раза один и тот же момент, продливши таким образом свои сутки  на целый час. И никакой новости в этом нет. Естественно, такое возможно при выполнении кое-каких условий, но сейчас не об этом. Я о том, что так ведь можно скитаться по миру от времени. Но главный вопрос: кто – кого. Ведь или ты убегаешь от времени, а оно тебя настигает, либо ты его настигнешь раз и навсегда, покорив и подобрав его под свою власть.
Но и это не моя мечта. Я не хочу покорять, не хочу настигать и даже не хочу остановить, мне хочется чего-то гораздо большего – существование вне его измерения. Это - как две параллельные – они рядом, но не соприкасаются. Это как след полозьев саней на снегу:  мы видим четкие параллельные бороны, а по-другому никак . Конечно, я могу запросто представить себе сани с одним полозьем  (кажется, единичного числа от «полозья» не имеется в сегодняшнем русском), но со временем так не пройдет. Почему? Да потому что вы только представьте себе, какое совершенное явление время: безграничное (то есть без начала, без конца), но динамичное (потому как накладывает свой отпечаток на все, с чем или кем имеет дело) и это при своей то неисчерпаемости. Подумать только, что время делает со вселенной, галактикой, планетой, человечеством, отдельным народом, отдельным индивидом. Посмотрите на своего малыша, потом на себя, а потом на свою бабушку, затем вспомните своего любимца, умершего от старости – собаку, кошку, лошадь… Не стоит при этом вздыхать и печалиться – ведь все на своих местах, не может быть большего наказания, чем вечно оставаться на том же этапе, который ты должен был преодолеть и пойти в далекие прекрасные.
Я не верю, что после физической смерти время конкретного существа заканчивается. Я верю в то, что мы не заканчиваемся, верю в преломление времени и верю, что однажды смогу доказать это наяву. 

Поле моих желаний, поле твоих желаний. Хорошо, когда они совпадают и
наслаиваются магическим образом, создавая видимость наслаждений и
удовлетворения  прямо здесь и прямо сейчас.
Мы целовались так, как будто встретились на позапрошлой неделе и видимся
по вечерам через день. Строили планы на будущее – пустяковые, но вполне
романтичные, и мне стало тепло. Потом пришли домой, оделись теплее и
отправились бродить по району пустынной холодной ночью. В продуктовом
нас обманули, подсунув просроченный кусок шинки, но ведь это и есть
жизнь. Я бы с радостью бросила все, к чему мы так приросли тут и уехала
бы туда, где всегда тепло, сушу ласкает лазурный океан и люди улыбчиво
ходят бронзовые, отправилась бы в Африку, хоть в Кению, куда не нужен
даже паспорт для перелета, учила бы там чернокожих малышей английскому и
делала перевязки раненным зебрам,  но никогда бы не согласилась
управлять нартами, хоть с самим Балто – не люблю холод, потому что печет
кожу, потому что нужно носить сапожки и шапки, потому что просто не
люблю холод. Зато люблю холодных людей, вернее, внешне холодных, потому
как только такие способны на большую страсть – огромную и пламенеющую,
как пожар, как красный цвет: знаете, как пламенеет красный цвет? – о,
даже огонь так не пламенеет, как он – грандиозно и всепоглощающе.
Страсть – движущая сила планеты, благодаря ей мы делаем то, что делаем.
Даже чтобы почистить зубы требуется какая-то порция, хоть и мелкая,
страсти. От того-то  бесстрастным людям и хватает воли только на то,
чтобы почистить зубы, одеться и отправиться по своим будничным делам,
порою не оставив даже и малой толики этого чувства, чтобы застелить
постель. Другое дело, когда мы в порыве именно этой самой страсти  к
чему-то великому, забываем или не успеваем застелить свое ложе отдыха.
Что такое это великое? – для кого-то заключить контракт на сто тысяч
долларов, для кого-то закрутить рекордное количество крышечек на тюбики
зубной пасты, для кого-то спасти человека во время операции, для кого-то
сделать открытие в какой-либо области, а для кого-то завоевать чье-то
сердце.
Будьте страстными, совершайте подвиги каждый день. И если меня спросят, что самое ценное в человеке, я отвечу – страсть.

Крізь тумани століть посивілих,
Крізь дзеркала минулих віків
Бачу предків своїх побілілих
Від походів і вічних боїв.

Перед битвою вірних два друга
Обмовляються словом одним.
І чорніє вже ворога смуга,
Та ніхто не тремтить перед ним.

І почулась стурбована мова:
«Ми з тобою вже стільки років,
Вже не раз ми прощалися й знову
Поцілуймось на спомин віків.

Але перед я прошу, мій друже,
Навісти бідну матір мою,
І дружині скажи, що дуже
Я її і дитину люблю».

«Так, авжеж, - відповів тихо лицар, -
Але й ти дай же слово мені,
Якщо ляжу, як сокіл я птиця
На цім довгім полі в стерні,

Поховай ти мене, як то друга,
І постав на могилі ти хрест,
Поцілуймося, брате, удруге!», -
Та скомандував «В битву!» гінець.

Не дізналась про те ані мати,
Не поставлений був там і хрест,
Бо удвох стали лицарі спати,
Лиш віки бережуть той момент.

И наконец-то дождь. Люди ходят с зонтами и без.
А город такой же, как и вчера. Его разительно гигантская воронка засасывает тебя вперемешку с телами: машинами, домами, сточными и заводскими трубами, ржавыми мостами и ядовитыми городскими осадками.
Осенняя ночь пропитана насквозь твоими огнями, город. Иллюминации, салюты, отражатели. Наконец-то пахнет сыростью, наконец-то листья умирают. И в этой смерти неописуемая красота, самоотверженная, безысходная, яркая, долгожданная, великолепная, глобальная.
Асфальт покрыт умирающими пестрыми обломками твоей жизни  и  маленькими гладкими морями грязных водоемов. И мыслей теперь так мало. Потому что на прохожих ты смотришь с поднятым к нёбу языком. И в глазах мало  чувств, потому что с приходом дождей они стали более серыми, они выражают лишь отсутствие, потому что там за дверью твоего дома другая жизнь, там другие существа, другой климат и вид из окон совершенно другой. Здесь ты испытываешь то, что словами описать нельзя и не хочется. Самый ценный, да, и единственный секрет ты хранишь здесь, он витает в атмосфере твоего дома, ты дышишь его парами, поглощая целительную сладость уединения и великолепия картинок, проносящихся в тебе. Ты плавишься, ты теряешь свою оболочку, тебя уносит, пределов нет. И эти стены – лишь обман, потому что границ не существует. Порой лишь лай собаки или обычный городской гул пробивается в твой мир за шикарными шторами, похожими на театральную занавесь. Он напоминает о том, что пора одевать одежду смертных, брать портфель и отправляться в путешествие по городской воронке, где все перемешано, как винегрет, где все ситуативно, временно и зыбко.
И эта осень лишь продолжение лета и  только начало зимы. А твой дом, твои мысли и твои глаза будут такими же, потому что только ты никогда не закончишься. Ты – мой любимый прекрасный и верный сплин.

Опять плавлюсь. Я – радужный олень, Золотое Копытце, дарящий людям волшебство. У меня высыпаются из глаз, ноздрей, рта и ушей  драгоценные камни всевозможных цветов. Но как больно смотреть на тщедушных особей человеческого происхождения, страдающих жаждой величия и обогащения. Когда вы насытитесь? Вы все такие одинокие, такие несчастные и грустные. Вы все страдаете синдромом недолюбленного ребенка, а я ношу вашу скорбь. Я пытаюсь вас утешить подарками, я дарю вам любовь. Но вы смотрите на камни, а не в мои глаза, наполненные проникновенным трепетом, бесценной страстью и вечной привязанностью. Вы тупите взгляд и впопыхах собираете эти глупые стекляшки, наполняете ими карманы, опустошая свои души еще больше. Я ухожу. Вы уходите. Я остаюсь радужным оленем, а вы – печальными шутами с мишурой вместо внутренностей.

А когда ты возьмешь в руки эту тетрадь, ты вспомнишь все. Беззаботная пошлость проходит быстро, лишь только перевалит за двадцать, начинаются мысли о смерти. Когда я попаду туда, я буду по истине счастлива. Здесь ничего решительно хорошего. Даже самое хорошее – ничто по сравнению с загробным будущим. Каждый час я проживаю с радостью, потому приближается тот момент, когда я наконец перешагну порог. Не думаю, что будет какой-то тоннель со светом в конце – по крайней мере, не так банально и прозаично, не думаю, что жизнь будет мелькать перед глазами – безликие призраки прошлого, настоящего и будущего  блуждают в нашем сознании каждый день. И все же, когда ты возьмешь эту тетрадь в руки, ты все вспомнишь. Что все? Вот тогда ты поймешь, что вспоминать по сути нечего, что все, что с тобой когда-либо случалось, не имеет смысла,  да и не имело никогда. Вот когда известное «мене, мене, текел, упарсин» врежется в глубины мозга, в его изгибы и извилины, в самый центр, ядро, чтобы пришло полное понимание.

В этой тетради папа с мамой писали, как я дышала и хлопала ресницами в первые дни своей жизни,  когда у меня стали резаться зубы, какое слово было произнесено мною впервые, при каких обстоятельствах я сделала первый шаг, да и вообще все трепетные миги моего детства. Это зеленый блокнот в линейку с желтой картинкой малыша. Вот маминой рукой: «Сегодня наша дочурка заболела. Температура 37,8. Переживаем, как подействуют лекарства, ведь она совсем маленькая». А вот папиной: «Сегодня нашу Нюшу искусали осы. Один раз на балконе она наступила на насекомое, второй раз на пляже за шею и третий абсолютно неожиданно и нечестно приключился. Пошли мы с дочкой в магазин, купили все, что нужно было, вышли, взялись за руки, и оса оказалась между нашими ладонями. И укусила почему-то не меня, а ее. Хорошее наше любимое создание плакало и ругало пальчиком полосатых летючек. Зато на пляже радости было полные купальные штаны. Нюша болталась в воде пока не посинели губы. Купалась бы и дольше, если бы не пообещали чупа-чупс, когда выйдет из реки».
А детство самое счастливое время, потому что тогда не было осознания, не было идентификации себя в той степени, как принято в этом мире. Но потом будет так же, как в детстве, только уже не здесь.