Аннотация:
"Полный песец. Песец с мехом лучшего качества. Линять песец начинает в середине мая.., летом он бурый. К осени норник становится крестоватиком, потом превращается в синеватого чаяшника, с проявлением снега белеет и становится недопеском. Полным или дошлым (снежно-белый) песец делается к Дмитриеву дню".(с)
"Словарь русских народных говоров"

  Раздел СЕРЕБРИСТЫЙ ПЕСЕЦ (Естество)

  
   Песец - небольшой. Потому как - не слон и не буйвол.
   Тонкая талия - узкая кость. - Бедра. Узкие. Синяки оставляют. Но это можно, это ему разрешается.
   Когда варит кофе, стоит у плиты, можно смотреть на спину, попу, затылок, на ноги. Красивые ноги. Потому что гончий. И есть велик гончий, чтобы ноги все время были мощными.    Иногда, (на фиг-то?) притворялся енотом. Так и писал про
себя "бедный (врал - !) морской (может быть)...". Почему - тайна.
Возможно, как-то связано с Уной. Потому что до Уны и во время Уны, особенно в лунные ночи песец очень активно был енотом. Был, точно был.
А сам -то, дурак, - песец.   
...Для одной пушистой Шиншиллки, во всяком случае.
  Она выяснила для себя, что енот остался там, где осталась Уна, и где катают её на велике вззад-вперед. И это хорошо. Потому что Шиншиллка не хочет делить песца ни с Уной, ни даже с Луной.    Которые, кстати, будучи активно биты по носу (мокрому, черному, весьма подвижному) - и по другим мягким местам, теперь активно енота на велике домогаются. Трудно сказать - каковы их успехи. Что она, пушистая, блин, - нанялась следить за всяким ...    (Шиншиллка успокаивает ревнивое внутри себя (какой оно породы, пока неизвестно), что там, под Уной - ноет енот. А у нее-то - поёт песец. Пе-сец! Целый! Серебристый!
 
...Отвлеклись.
   Итак, песец варит кофе. Голый. Наг. Без ничего!!
   Ничто не может доставить Шиншиллке большего удовольствия! (Не верьте - врет! Есть вещи, которые доставляют ей большее удовольствие, да! Есть. Их много. Просто перечислять и то долго придется. Можно остановиться на одной. Пока.
   Выбираем... Ну, вот, хотя б... - ага, вот): ночами песец кричит. Потому что сил уже нет сдержаться и вот, сейчас...
   Думаете, он красив в этот момент?
   - Шиш! ...О, пасть! - Красная! С зубами!
   - А глаза?
   - А руки с пальцами судорожно скрюченными?
   И что может привлечь - надсадный рев, от которого обкакиваются голуби за окном, а черный бойцовый кот не идёт за едой третий день - так, на всякий случай?    - Правильно. Именно! Ничего-ничегошеньки красивого, тем более интересного. Да.
  Уж поверьте Шиншиллке, Вам она врать не станет.
  ...О , дурно всё, ффу-у, неэстетично! Никаких поэтичностей и драгоценностей. Только длинные гениталии, с фирменными наклейками, которые энный год гарантируют бесперебойную работу да синяки на
Шиншиллкиных ногах - там, где узкие бедра песца вшибаются в мякоть ее бедер.
  О, это бревно, перетягивающее вперед полпесца!!
  Разве.
  ОНО.
  Это.
  Вот.
  Может.
  Быть.
  Явлено.
  Хотя бы.
  На миг.
  На секс
            кун
                до
                   ч
                     к
                       у
                         -у
                            -ю
                               -ю-
                                   .
                                     .
                                       .
  
эстетичным?
   - Нет. И еще раз - нет и нет.
  
   И, - еще короче. А ну, - брысь отсюда, естествознатцы!
   Шиншиллка примет на себя этот удар. Она, одна она спасет ваше чувство изящного. Отчаянно, грудью, встанет она, а верней, ляжет.
И отвлечет на себя. И примет. До синяков и не раз - знает, ей не впервой.
   Живите спокойно с вашими котиками, зайчиками, медвежатками и тигреночками. Рубежи охраняются. Песец - не пройдет.
   Давайте, давайте, неча мяться. Я тут сама. Во-он!!!
  
  
  Пушистая.
  Подпись: Шиншилла

  Авторы сборника портала "Книгозавр"

            Что нужно человеку, чтобы чувствовать себя живым, настоящим? Видимо, разным людям нужно разное. 
  Кому-то достаточно построить дом и набить сундуки. Еще есть дети, семья . Еще - книги. И - память. В ней - события, мысли, радости и горести. А у некоторых еще - страны, моря, облака, что громоздятся над горизонтом не здесь, а там, за нашими горизонтами. И когда в памяти накоплено множество других стран, городов и даже океанов, то нередко хочется поделиться этим с другими. И очень хорошо, если к памяти этой и желанию есть дар - рассказать так, чтобы читатель увидел небо, почувствовал на губах вкус соли, услышал рев шквала с ледяными брызгами.

Читать дальше

Ночью написала четвертую главу. Живу дальше.

   Передо мной книга с обложкой цвета раскаленного солнцем песка. Словно следы, оставленные на песке ветром -- монохромный портрет готовой улыбнуться женщины с развевающимися волосами. Ниже -- утверждение "Жить -- можно!" и подпись "Елена Блонди". А где-то вдалеке, на обратной стороне песчаной обложки -- подъемные краны неведомого порта, а за ними, точно знаю, синее-синее море...

      Наверное, оттого, что книжка похожа на школьную тетрадку, в которой какая-нибудь девчонка могла бы вести дневник, сразу кажется, что внутри что-то глубоко личное, записи не для всех, а ты -- в числе избранных, или укравших. Второе, конечно, будоражит сильнее.

      Конечно, рассказы, собранные в книжке я читала раньше на сайте, но все-таки между электронным и печатным словом -- очень большая разница. Двадцать восемь кило электронного текста кажутся неподъемными при чтении с экрана, а, упаковавшись в пять-шесть страничек, приобретают новую динамику, становятся легче и ярче. К тому же на СИ я читала рассказы не подряд, с большими перерывами, когда находилось время, а здесь в руках оказалась квинтэссенция Блондиного творчества, и я поймала себя на нескольких интересных мыслях, которые не приходили мне в голову раньше, когда я читала Блонди на сайте.

полный текст

«15-я КИЕВСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ КНИЖНАЯ ЯРМАРКА»

Вся сказка здесь

        ФЛЕЙТА
        Двое шли по песку, подгоняемые жестким полуденным солнцем. Разные, насколько могут быть разными двое мужчин в плавках. Двое некрасивых мужчин.                    Высокий и очень плотный, с обваренной солнцем белой кожей и - руки врастопырку, из-за бицепсов к бокам не прилегают. Лобастый, с коротким ежиком белых волос.Светлые ноги в рыжеватом пуху.
          И - маленький, загорелый до хлебной корки - из-за чего светлая голубизна глаз - оплавленным стеклом. Грязноватые тощенькие волосы закрывали бы шею, но ветер и - вьются нитками вокруг головы. Тонкие руки в кожаных феньках, на груди пара медальонов на лохматых веревочках и металлические очки на кожаном шнурке. - Общего, кроме определенной и точной некрасивости - детские улыбки. Будто весенний дождик, падающий на всех, без разбора.
          Когда высокий смотрел на маленького, улыбка его становилась нежной.                        Свету больше всего поразили плавки маленького. Вырезанная из куска дерюжки набедренная повязка сзади переходила в грубо скрученную веревку. Понятное дело, парень... Но все-таки...
          Сама Светка привезла четыре купальника. И, помаявшись сомнениями в первый день, наплевала на - кто что подумает. И меняла. Как всегда у нее - все выглядело намного роскошнее, чем было. Купальники копеечные, по случаям разнообразным купленные, но фигура Светкина любую скучную тряпочку облагораживала. И потом - надо же чем-то развлекаться одинокой женщине в самом что ни на есть соку?
          - Двадцать семь! - уверенно сказала ей старшая подруга года три назад, - самый лучший женский возраст - двадцать семь! Еще не стареешь, но уже почти все знаешь! И выглядишь на двадцать два...
          Тогда Светку это радовало. Выходило, что лучший возраст еще впереди. А теперь она в нем. Лучше не думать, что дальше. Хотя, конечно, невыносимо представлять, что через два года - двадцать девять. Катастрофа!
         ...Парочка проследовала над ней, перекрыв на секунду солнце. И пошли дальше, оставив Светку любоваться загорелыми тощенькими ягодицами маленького.   
         Светка любовалась и думала, повернут ли к спасателям? Если повернут, то - к Витюшке приехали.
          К Витюшке каждый день кто-то приезжал. Это было интересно и для Светки неутомительно. Сама она была барышней приходящей, жила в домике лоцманов по путевке, на пару дней привозила из города сына, а потом увозила его бабушке-дедушке. Вольничала. Особо не гуляла, потому что особо не разгуляешься - все парами. В основном, торчала в тени у домика и вышки спасателей. Или чистила картошку к ужину. Два часа картошки в день - совсем не в тягость посреди сверкающего морского безделья. Но из принципа пришлось прекратить, когда директор пансионата, маленький, замученный хлопотами еврей в белоснежной рубашке, вдруг взял крепко за плечо и повел куда-то - от ведра с очистками. Светка пошла, на ходу вытирая мокрые руки полотенчиком - было любопытно.
          Подведя ее к боковой мощеной дорожке, директор плечо отпустил и, указывая на страшноватого деревянного ежа размером с овчарку, сказал:
          - Вот...
         Светка смотрела на директора заинтересованно. На ежика она уже насмотрелась. Равно как и на лису с колобком и всяких красных шапочек. По ее мнению, скульптора еще десяток лет назад надо было в психушку запереть. Светка подумала, что ведь и для детских садиков такие мастера скульптуры тачают и - содрогнулась.
          - Что вот?
          - Покрасить надо, - сказал директор и вздохнул тяжело. - А краски и кисточки возьмете у кастелянши, - добавил, поворачиваясь уходить.
          Светке стало весело.
          - Я у вас не работаю, - сказала в крахмальную спину.          - Как не работаешь? А картошка?
          Пожала плечами. Директор извинился и, весь красный, побрел за домики. Верно, снова искать, кто бы ежика покрасил.
          Спасателей было четверо - делили две ставки на всех. И каждый привечал жену, детишек, родственников, друзей и знакомых. Те, кто существовал от этого веселого лагеря отдельно, посматривали с завистью. А Витюшка был не дурак. Время от времени приводил новеньких, жаждущих общения и морской экзотики. Экзотика сводилась к утомительной чистке рыбы на большую вечернюю уху. Но все были счастливы - северные горожанки, в чешуе и слизи процесса, и гости, радушно угощаемые, и Витюшка - хлебосол.
          Однажды он так основательно взял шефство над юной парой, проводившей на Острове медовый месяц, что даже забрал их на дачу - смотреть, как растут абрикосы. Собрав немаленький урожай, молодожены заодно и варенье ему сварили. - Витюшка был хозяином.
          Пока она размышляла, раздетые мужчины повернули к вышке спасателей. Светка порадовалась.
 
          День ушел спать, таща за собой коротенький вечер. Теплая тьма загладила горящую кожу. Если, наклонив голову, лизнуть плечо - языку солоно. - Хорошо! - Заперев свою комнатку, Светка отправилась к спасателям, прихватив консервов и кулек леденцов.
          Ждали ужина, ленясь от души. Новеньких всего оказалось трое. Большой - Вяч - приехал с женой и теперь сидел на длинной скамейке, умостив на белых коленях ее ноги. Гладил рассеянно, улыбался, ловя взгляд. Влюблен спокойно и красиво. Светка позавидовала.
          Гвоздем вечера - маленький, Олег. Стесняясь, рассказывал, как добирался в Крым автостопом. Сверкали очки в гнутой оправе.
          Замолкал, прячась в тени, но Витюшка с безжалостным любопытством снова и снова задавал вопросы, как бы поворачивая гостя, угощая остальных. От его напоказ требовательности Светке стало неловко. Олег отвечал с готовностью, тихим голосом, но сам предпочел бы помалкивать, видно было.
          - Ты, Олег расскажи, как ты на Острове зимовал! - потребовал Витюшка.
          - Как зимовал? - загомонили за столом...
          - А так! Он же бездомный. Вот эту зиму целый месяц жил здесь.
          Олег улыбнулся, опустив глаза. Пожал легонько плечами.
          - Рассказывай, рассказывай! - понукнул хозяин.
          - Я на барже пожил, - сказал Олег, - там рубка хорошо сохранилась. Утеплил и спал там.
          Светка зачарованно глядела на смуглое лицо. Зимой ей часто хотелось попасть туда, где летом каленый песок, лодки и навесы от солнца. Но все как-то не получалось. Бывшее благополучное замужество не предполагало бесполезных поездок. Странных - тем более. Все было, как у всех. И на свадьбу, помнится, хрусталь дарили. Злорадно припомнила, что последнюю рюмку из набора свадебного раскокали недавно. Она ее выбрасывать не стала. Хотела колокольчик хрустальный.
          Олег прищурился близоруко на Светкин приоткрытый рот, заблестевшие глаза. Улыбнулся. И сказал - ей:
          - Ко мне вечерами мыш приходил. Маленький. Я кормил его крошками. Так и жили...
          - Нет, подожди! - деловито вмешалась большая Оля. Была она крупна, очень мясиста и говорила непререкаемым тоном. Прозвище - Деловая Колбаса.
          - Как ты выжил - в холоде таком? Один? А продукты?
          - Он не один, - сказала Светка, - у него был мыш.
          - Пф!...
          Олег кивнул Светке, а Оле сказал:
          - Керосинка была. Рубка маленькая, нагревалась быстро. До утра хватало. Там ведь не так уж холодно, просто щели заткнуть, чтоб ветер не выдувал. А за продуктами ходил к рыбакам. Давали рыбы, хлеба. Сухарей, сахара.
          Улыбнулся:
         - Спирту давали, но я не пью.
          - Баржа почти в километре от берега! - Оля успокаиваться не собиралась. Светка уколола толстуху глазами. Чего добивается?
          - Там мелко, лед стоял хороший. Я пешком туда-сюда ходил.
          И снова - Светке:
          - Песок весь под снегом, а на нем - черные птицы.
          Светка представила щемящую пустоту, тощий снежок по закаменевшему песку, торчащие из него сухие стебли трав. Птиц.
          Обрадовалась - представленная, картинка осталась, не уходила, в ней появлялись звуки и запахи.
          ... - А перед Новым годом рыбаки поехали сети снимать, меня взяли. Болтало сильно, я укачался. На праздник зато уха горячая.
          - Ты и Новый год здесь отпраздновал? - поставив жалостью оценку безумцу, спросил кто-то из темноты.
          Олег улыбнулся.
          Разговор как-то скис, и Витюшка забрал гостя - устраивать на ночлег. Все было занято, и они полезли по деревянной лесенке на вышку. Вернулся хозяин один. Подоспела жареная картошка, все засуетились, двигали по столу посуду, кричали в темноту, вызывая детей. Запах вкусной еды наполнил ночь, отпихнув запахи песка и моря.
          ...Зазвенели вилки.
          - А что же Олег не спускается? - спросила Светка у Витюшки, смотря, как ловко большим ножом вскрывает консервные банки.
          - Оне отказались, - ответил тот. И фыркнул:
          - Со странностями мальчик. Навыдумал хрени хипповской. Небось, жена выгнала из дома, а он теперь всем лапшу на уши. Путешественник.
          Одобрительно промычала с набитым ртом что-то Оля Деловая Колбаса. Со всех сторон раздались смешки.
          Светка оглядела белые пятна лиц - мужских и женских. Благополучных. С квартирами, где наверняка - хрустальные рюмки в полированных шкафах. Не колокольчики. Увидела опущенные к столу глаза Вяча. Разглядела то, что беспокоило ее с начала ужина, возвращаясь снова и снова, прилетая, трогая сердце холодным пальцем - на запястьях маленькой уютной жены Вяча - множество тонких шрамов поперек голубых венок. Выпуклыми нитками цвета топленого молока на незагорелой еще, светящейся коже. А сначала думала - показалось...
          Встала, взяла чистую тарелку. Под общими взглядами положила картошки - от души, горой. Добавила из консервных банок - понемногу из каждой. И пошла к лесенке.          Придерживая подол широкой юбки одной рукой, и, держа на второй полную тарелку, стала взбираться по скрипящим ступеням. Позади, уже внизу, кто-то что-то нерасслышанное сказал. Хихикнули.
          Стукнула в фанерную дверцу, сказала весело:
          - Эй-эй.
          И вошла.
          Ночью на вышке она никогда не была. Три стены с огромными, почти от самого пола окнами - размылись в звездном небе. Олег сидел среди звезд - на спальнике, брошенном на пол. Маленький, скрестив ноги по-турецки, блестел согнутыми коленями. Держал у губ белую в темноте флейту. Играл тихонько, шепотом.
          - Я принесла ужин, - сказала Светка тоже шепотом. Поставила тарелку на краешек скамьи. Стояла неловко, стесняясь.
          Олег опустил флейту.
          - Спасибо, не надо было...
          - Надо-надо! - отличить голодного мужчину от сытого Света могла и, угощая, чувствовала себя увереннее.
          Олег потянулся под скамью, зашуршал сумкой:
          - Вот. Вы возьмите вниз, пусть там - с чаем, - завертывал углы газетного большого свертка. На пол упали пара конфеток и сушки.
          - Не надо, - сказала Светка, - обойдутся. А вам еще завтра и вообще.
          - Нет-нет! Я не остался, потому что у меня нечего - на общий стол. Пусть хоть это. Так будет правильно.
          Светка приняла в руки рассыпающийся куль. Выгребла половину горкой на скамью:
          - Это снова в сумку положите, - распорядилась, - а это отдам. Только вы сами приходите - чай пить. Поешьте и приходите.
          - Спасибо. Я лучше тут.
          И помолчав, объяснил, поведя вдоль звезд рукой:
          - Мне тут - хорошо...
          Светка открыла дверь и стояла, слушая флейту, что вела мягкую нитку звуков через распахнутые окна - к звездам. Наполняла ночь тихим счастьем.
          - Олег, а вы, когда жили там, на барже, у вас была флейта?
          - Да. Я играл мышу. А он - слушал. И даже не ел крошек.
          Светка кивнула. Так и должно быть. Улыбнулась и пошла вниз.
          За столом торжественно водрузила кулек рядом с чайником:
          - Вам приветы и подарки. Сверху...
           Олег ушел рано утром, еще до завтрака. Больше Светка никогда его не встречала.    
Елена Блонди  октябрь 2007 г. 
Опубликовано на портале Книгозавр
и в сборнике рассказов Елены Блонди "Жить можно!"

Трилогия Джеймса Хэрриота.

   Всякий раз, приезжая домой, я знаю, что после первых разговоров, первого домашнего обеда и первых звонков, - подойду к книжному шкафу и достану одну из трех книг Хэрриота. Наугад. Без разницы - первую, третью ли по хронологии событий. Все три читаны множество раз и почти выучены наизусть.

   И всякий раз радуюсь, что книги не тонкие, обстоятельно написаны и неторопливы. Я буду таскать потрепанный том из комнаты в комнату, прислонять к сахарнице в кухне, и класть на пол у кровати, засыпая. Одновременно прочитаю еще несколько книжек самых разных авторов, для меня новых. Но книга сельского ветеринара Хэрриота все равно будет лежать на глазах, поблизости.

   О ней можно всеми привычными штампами. И вопрос задать - так в чем же загадка записок "потрепанного коровьего лекаря", как сам он называет себя с иронией. И вот это написать - книга дает развернутую картину жизни сельской Англии на протяжении почти всего 20-го века - с 30-х годов и практически до наших дней... И - мягкий английский юмор, любовь к своей стране, несмотря на суровый быт и тяжелейшую работу...  И все штампы будут оправданы, все они будут на своем месте по праву. Потому что говорить об этой книге можно и нужно только хорошее. Но так хочется найти свои слова. Потому что все написанное выше можно заменить одной фразой, сказанной убедительным голосом "читайте Хэрриота, читайте!".

   Но сейчас, много времени проводя в сети и читая талантливые тексты непрофессиональных авторов, я вспоминаю Джеймса Хэрриота еше и по другой причине.

   Читать весь текст 

На Самиздате я поздравила Лембита, на Книгозавре поздравила.
Вот теперь поздравляю здесь.
Лембит очень хороший человек и очень хороший писатель. Я очень благодарна судьбе за то, что она нас так свела и подружила. Я вот поняла, что круг друзей всегда узок, потому что когда он расширяется, то все чуть отступают . Если круг сохранять... Но это делается само собой, кто-то приходит, кто-то отклеивается, выбирая другую дорогу. Относиться надо к этому мирно, философски.
Но чувствовать никто не запретит, и я очень рада, что Лембит - в узком кругу друзей. Очень рада.
Щастя, Лембит!

lembitkoroedov

Блонди о Лембите

Мне нужно было написать этот текст. И я его написала. Декабрь, январь и февраль занималась только девочками и тряпочками. Потом села править.