2) Для тех, кто любит читать. О сексе, измене и любви.(продол-е )
- 10.02.08, 22:41
Прошло восемь дней. Томительных восемь дней. И в тоже время думнообильных дней. Пришла среда. Пришёл последний день среднего месяца лета.
Все эти прошедшие дни я работал. Работал, работал, и никакого «это». Хотя, были мысли. Я ни на секунду не переставал думать о Глории. Думал, думал. А так, в общем, всё время: работа, дом; дом, работа. На следующий день опять всё то же самое. Были ещё (конечно же!) семья, соработники, случайные люди… А в голове – что? А в голове – Глория. И только она. Мысли налетали, охватывали мой разум, путались сами, запутывали остальные, обыденно-жизненные мысли (не о Глории), возникающие редко в последнее время в моей голове.
«Кто она? Слуга? Раба? Госпожа? Ангел ли? Слуга ли дьявола? Погубит она меня. А почему она должна меня погубить? А почему – должна? Она поставила какую-то цель? Или ей поставили? Что ей поставили? Цель. Какую цель? Ей поставили цель? Зачем? Кто? Стоп! Боже! Я не могу так! Всё путается в моей голове. Что со мной? Что с моими мыслями? О, Боже! Я совсем запутался!
Люди! Остановите Землю, я сойду. Куда сойду? Откуда? Земля, что – поезд, трамвай, чтоб с неё сходить куда-то? Сходить. Сходить… Откуда сходить? Откуда, откуда? Сходить можно куда!
Стоп. Хватит. Мама, мама. Мама! Роди меня обратно. Разве это возможно? Конечно, возможно. Умом тронуться возможно, только и всего. Возможно, не возможно. А почему возможно? Что возможно? Я бы сказал, что я уже, возможно, и тронулся умом-то. Как-то так вот всё сразу и всё неожиданно. И как это всё-таки меня-то угораздило? Сам даже не знаю. Неподступный, называется. Какой же я неподступный. Слюнтяй, может? Да нет, вроде бы».
Мысли такие и им подобные не покидали меня. Состояние души было возвышенным оттого, что у меня была Глория; и в то же время, состояние моей же души было по той же причине подавленным. Душа рвалась из груди туда, где есть Глория, а я её держал внутри груди, потому что у Глории другая семья. И у меня тоже есть семья.
«Так что же мы будем делать?– неожиданно для себя подумал я.– О, как я подумал! Мы! Всё время: я, она; она, я… А тут – о-па, о-пачки, о-па-пулички, и так вот: мы! Обана!»– сидел я в следующую среду в стильном, тихом в дневное время, клубе, пил кофе и ждал Её. В том самом клубе, где мы сидели и разговаривали примерно месяц назад.
Она пришла и как будто принесла с собой пучок света, глоток воздуха. Мне было, до невозможности выдавить хоть какой-нибудь звук из моей груди, приятно её видеть. На мой взгляд, ей тоже было приятно меня видеть, но что-то меня насторожило, когда она присела за столик, напротив меня.
Так и есть. Мы поговорили о том, о сём, перешли к тому, о чём боялись вслух даже думать…
«…И вот пришла пора им расставаться,
Голубок стал ближе приближаться…»
Так и у нас, как в этой уличной песне. Глория первая не выдержала того нервного напряжения, которое создавали наши с ней, тайные от всех, встречи. И она предложила расстаться.
Конечно же (мы ведь современные люди) при случайной встрече не сделаем вид, что не знаем друг друга. И думать с отвращением или ненавистью друг о друге не будем. Это уж точно, и по нам это видно и ясно друг для друга.
— Знаешь,– сказала Глория глядя на меня своими зелёными, полными сейчас грустью, глазами,– я вижу, что мы не противны друг другу и расстаёмся не врагами. И я надеюсь, что при случайной встрече мы будем рады видеть друг друга, и нам будет приятно посидеть вот так просто где-нибудь и выпить по чашечке кофе. Я надеюсь, что ты думаешь так же, как и я.
— По поводу того, что мне всегда приятно тебя видеть,– да. И ты это сама знаешь. Более того, я рад тебя видеть! Внутри, при виде тебя или предвкушая встречу с тобой, всегда что-то приподнимается, а под этим что-то – замирает что-то другое, вызывая какие-то щекотливо-сосущие ощущения где-то «под ложечкой».
— Не продолжай. Не могу понять, чем ты меня берёшь, но когда тебя вижу, сразу начинают слабеть ноги и появляется лёгкая дрожь в руках.
— Я бы сказал, что не только в руках.
— Не надо. Я прошу тебя. Я хочу тебя, а ты меня терзаешь.
— Извини, не буду.
На том и порешили. Больше мы встречаться не будем. Разве что случайно.
Мы вышли, немного прошлись пешком. Потом постояли на перекрёстке дорог. Мы стояли и старались насмотреться друг на друга. Понимали, что больше нам не встретиться специально.
— Мне пора,– тихо произнесла Глория.– Я пойду, а ты меня не провожай.
— В след тебе позволишь смотреть?
— Позволю,– с грустной улыбкой произнесла Глория.
Она пошла, а я остался смотреть ей в след. Походка у неё была лёгкая, какую имеют, обычно девочки-школьницы, которые хорошо учатся в школе, посещают физкультуру, а кроме этого ещё и ходят на танцы.
«А ведь она говорила, что ходила в детстве на танцы. Да и потом, во взрослой жизни, она не была неподвижной. Ходила то в спортзал, то в бассейн. То аэробика, то гимнастика, то шейпинг, то плавание. Трусы на ней красивые. Не трусы, а их форма. Да. И куда я это смотрю? Куда-куда? Туда, куда хочу. О! Хочу. Да, хочу! Боже, мой! Что со мной? Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. А дальше что?»
Глория уже растаяла где-то там, среди мирской суеты, а я всё ещё стоял и думал, не отводя взгляд свой от того направления, куда ушла Глория.
Не знаю, долго ли стоял там, но через какое-то время мирская суета начала потихоньку меня вовлекать в суетливый свой ритм. Какой-то прохожий толкнул меня. Нечаянно, видимо. Но с того бордюра, на котором я стоял и смотрел вслед уходящей Глории, я спрыгнул на дорогу и за малым не упал. Посмотрел на этого «несчастного», но он даже не успел обратить внимание на того, которого он столкнул, на меня то есть. Ему было некогда на такие, для него, мелочи обращать своё внимание. Он спешил. «Спешит. Куда, только? Опоздал, ведь уже. Но он-то хочет успеть. Он не понимает того, что опоздал. Куда опоздал? Опоздал в жизни. Несчастный. Годы-то уже какие его? А что он видел? Что сладкого ел, кроме морковки? Кто ему стелит? С кем спит?
Стоп! Куда это меня опять несёт? Что у меня то есть? Глория! Глория была. Она была, но только что ушла. Она ушла. А дальше что? Что, что? Болван! А семья? Да, семья. Работа ещё. Глаза б мои её, работу-то, не видели. А идти-то, ведь надо? Да. Надо. И семью кормить надо. Затоптать чувства свои горячие надо глубоко в душе. Затоптать так, чтобы ни одной тлеющей искорки не осталось. И не пускать туда никого! А то, вдруг кто-то придет, в душу заглянет, еле жеврюещее тепло любви раздует в страстный и горячий пламень бурных чувств… А потом что? А что – что? Кого винишь? Баран. Семья – есть. Работа, хоть и не любимая, но прибыльная – есть. А ему всё мало чего-то. Всё каких-то приключений ищет. У тебя, что – жена нелюбимая дома сидит и караулит тебя, чтоб гадость какую сделать? Так ведь, нет. Ты ж ведь любишь жену? И она тебя любит. «… бровми союзна…». Чего тебе ещё надо, собака бешенная? А, может это не любовь вовсе? А что? Не знаю. Почему тогда так всё происходит? Не могу я без Глории. Не могу!!!»