Москве еще не поздно принять участие в становлении Украинской церкви, считает протодьякон Андрей Кураев.

© Фото Евгения Шабанова

Процесс «переформирования» православия на Украине развивается на наших глазах, и динамично. Вселенский синод в Стамбуле (бывший Константинополь) 11 октября принял два радикальных решения. Отменил «свое» постановление от 1686 года, предоставлявшее Московскому патриарху право назначать Киевского митрополита. И снял анафему, наложенную Московской патриархией на руководителей двух религиозных организаций, от нее «отколовшихся», — главы довольно «большой» «Украинской православной церкви Киевского патриархата» Филарета (Денисенко) и главы «малой» «Украинской автокефальной православной церкви» митрополита Макария (Малетича).

Это — ключ к созданию новой, независимой от Москвы церкви, шаг на пути к томосу — документу о предоставлении автокефалии. Уже 15 октября в Минске синод Русской православной церкви во главе с патриархом Кириллом станет решать, как действовать в этой ситуации дальше. Пока  со стороны Московской патриархии слышны только громы и молнии. Складывающуюся в православном мире ситуацию корреспондент «Росбалта» обсудил с известным религиозным и общественным деятелем протодьяконом Андреем Кураевым. 

— Можем ли мы как-то предсказать, о. Андрей, что теперь будет «у них» — и что в связи с этим будет «у нас»?   

— Проще сказать, что будет «у нас». У нас будут, как говорится, «бомбить Воронеж». Вводить санкции против самих себя. 

— Возможен разрыв с Константинополем и Вселенским патриархатом?

 — Не только. Ощутимей станет усиление всей нашей военной пропаганды, которая идет на федеральных каналах. Будут искать всякий повод, чтобы облить дерьмом Константинополь и Греческую церковь. Эти пиар-технологии нам уже знакомы и понятны. Максимальная демонизация оппонента поможет облагородить свой «откол» от мирового православного сообщества. На церковном языке «максимальная демонизация» означает обвинение в ереси.

Несогласные станут еретиками, зато Москва станет центром сбора расколов всего мира — всех «супер-православных», не согласных с Константинополем. В Болгарии, Румынии, в самой Греции немало «тру-православных» фриков. Теперь, подняв знамя нового супер-православного интернационала, из каждого такого сторонника наша пропаганда будет делать героя веры и грандиозного союзника.

Это тем легче, что их идеология нам знакома: «кругом жидомасоны, идет конец света, Антихрист уже правит западным миром». Беда в том, что установка «вокруг враги, а внутри предатели» ведет к деградации и нравственной, и интеллектуальной.

Все это подчеркнет позорный итог первого десятилетия патриарха Кирилла. Начинается ведь юбилейный год — в декабре 10 лет со дня кончины патриарха Алексия. Я думаю, что если бы тогда нам сказали, что через 10 лет у нас будет вот это — все пребывали бы, мягко говоря, в ужасе. И такое будущее для себя уж точно не избрали бы. 

— Это страшный удар по патриарху Кириллу?

 — Смотря, с чьей точки зрения. Что касается самого Кирилла — я допускаю, что он, может быть, даже и счастлив. Ведь сегодня он — вершитель мировой истории, и неважно, с каким знаком. Он принимает исторические решения, находится в центре внимания всего и всех. Когда я слышу риторику про то, что украинские события  «причиняют боль любящему сердцу нашего патриарха», я просто вспоминаю Наума Коржавина:

Ах, глобальные игры!

 — Допинг старцев кремлевских.

 

Допинг!.. Чувства линяют.

Глохнет всё, кроме власти.

И порой заменяют

Игры ею — все страсти.

 

Шутка ль! — Все они в силах.

Мир смолкает, робея…

И в их старческих жилах

Кровь кружится быстрее.

 

Рвутся в бой, хоть и седы,

Словно в день свой вчерашний.

Юность длят… И за это

Платят юностью нашей.

 

Нашей кровью и болью,

Нашим духом и телом.

И, наверно, судьбою

Нашей Родины в целом. 

 

— Но как же «потеря Украины», такое драматическое сокращение паствы и территории?

 — У нашего патриарха и так особого влияния на Украине не было. Но катастрофа на Украине дает замечательный повод ужесточить в России контроль над тем, что осталось. Например — лишить меня сана. В общем грохоте и шуме сегодня это пройдет незамеченным. Так что для святейших амбиций в происходящем есть и плюсы, и минусы.

Как исторический пример для сравнения такой парадокс: когда турки захватили Константинополь в 1453 году, власть патриарха Константинопольского над православным населением от этого только выросла. Он взял на себя ряд прерогатив, до того принадлежавших только императору и его администрации. Даже сбор налогов и судебная власть по гражданским делам перешли к нему. 

Филарет готов к «штурму» Киево-Печерской лавры

 — Но говорят, что доля украинских приходов в РПЦ гораздо больше удельного веса Украины в СССР по причине более высокой религиозности украинцев. Число приходов, опять же финансовые поступления…

 — Количество приходов — это совсем не количество акций на собрании акционеров. По-настоящему это ни на что не влияет. А деньги с Украины и так не поступали. Точнее говоря, с Украины в патриархию поступает только один финансовый поток — торговый. Когда самые разные духовные лица приезжают закупать одежды и церковную утварь на завод в Софрино. Кстати, раскольники тоже закупаются. Это чистая экономика: где больше нравится, где дешевле, где ассортимент лучше. Деньги не пахнут — пусть раскольники, но и им продают.

Так что в денежном отношении патриархия ничего не теряет. Может быть, даже наоборот: появится повод требовать от Кремля: давайте нам побольше грантов, открывайте больше линий финансирования, чтобы мы могли что-то сделать на Украине и побольше навредить Стамбулу во все мире. 

— А что же будет на Украине? Всем приходам и каждому верующему предстоит выбор: куда идти и с кем идти?

 — Один из выборов — не проклинать уходящих. Это ведь черта всех сект: вдогонку тем, кто уходит от нас, несутся проклятия: мол, прямо в ад идете. Хотя, думаю, с нашей стороны это все равно последует.

А для другой стороны важно уклониться от соблазна полицейского подавления разномыслия. И от прецедентов «народного гнева» (настоящего или сымитированного), спешащего зачистить территорию. Украина — страна контуженная, это несомненно. И гарантировать, что там все пройдет мирно, увы, нельзя. 

Риск раскола все выше

— Договорятся ли все эти предстоятели о том, как объединяться и кто новым патриархом-то станет? 

 — Ох, нескоро. Ведь, сняв анафемы с Филарета и Макария, Константинополь выразил готовность принять их только в том сане, в котором их эти анафемы застигли: Филарета — в качестве митрополита, а Макария — в качестве простого священника. Это явно не удовлетворяет Филарета, и он уже бросился перевирать смысл вчерашнего синодального решения.

Так что структура, созданная Константинополем, до конца не абсорбирует никакую из существующих украинских церквей. Может быть, лишь крохотная УАПЦ во главе с Макарием в полном составе войдет в будущую Церковь. И то — если Константинополь это разрешит, потому что там могут оказаться, при ближайшем рассмотрении, личности со слишком «богатыми» биографиями. 

— То есть впереди долгий процесс, который займет годы?

 — Всем надо запастись терпением. В любом случае, большой толчок процессу даст уход 89-летнего ныне Филарета — на покой или в мир иной.  

— А как будут делить храмы, недвижимость?

 — Делить будут с участием государства, как это уже было в Эстонии в 1990-х. Поезд репрессий будет набирать ход постепенно. Принимается новый закон о свободе совести. Раз новый закон — нужна перерегистрация уставов всех религиозных организаций.

А дальше это дело элементарной административной техники. Вопрос решается рядовым клерком через порядок расположения папок на столе. Важно, чтобы первой прошла регистрацию новая структура, претендующая на трейдмарк «Украинская православная церковь». После чего это название считается юридически занятым. И никто больше не может его получить.

Даст ли Варфоломей «киевским раскольникам» свободу?

И когда аналогичное заявление подаст УПЦ Московской патриархии, ей скажут: «Простите, мы не можем вас зарегистрировать как УПЦ, потому что это место занято. Назовитесь иначе — Российская церковь в Украине. С этим именем мы вас зарегистрируем». А после новой регистрации по новому закону каждый из  приходов должен зарегистрировать свои отношения по поводу храмовой собственности и особенно аренды.

А самые ценные здания — Лавры — находятся в государственной собственности, и у монастырей они лишь в аренде. И вдруг появляются вполне законные основания для пересмотра арендных отношений. У государства все козыри на руках, оно говорит: «Простите, мы вам аренду не продлеваем. Пожалуйте с вещами на выход. Впрочем, вещи мы пересчитаем: что тут наше, музейное, а что ваше — нажитое».

Для монахов-то это лишь к лучшему: покинуть разжиревшие и раззолоченные лавры и уйти в скиты. Для церковных олигархов это большая потеря. Для пропагандистов войны — огромная удача. 

Цель бесконечных заклинаний «Сейчас прольется чья-то кровь, сейчас прольется чья-то кровь, сейчас прольется чья-то кровь, сейчас прольется, прольется… Льется» одна — внушить прихожанам УПЦ МП, что они должны проливать свою кровь. То есть в них вкладывается матрица их поведения. 

А зачем нужно это обязательное кровопролитие, внятно объяснил Николай Стариков 12 октября на «Первом канале». Мол, это даст нам повод провести операцию по принуждению Украины к миру. Кантемировской дивизии приготовиться.

Главное — дайте ей казус белли, ну, пролейте там вашу кровь за «патриаршие земли в Феодосии». Недавно Павел Губарев из ДНР распространил «достоверный» список святынь, которые якобы 14 октября планируют отобрать бандеровцы. В этом списке, среди множества храмов, и так уже принадлежащих униатам и филаретовцам, есть и такой объект. 

— Довольно грустно это все. Может ли Москва еще как-то реально повлиять на ход событий, что-то поправить?

 — Даже у съеденного пирожка есть два выхода. Москва могла бы поправить ситуацию, если бы она приняла эту данность. И стала бы добрым и мирным участником процесса становления единой украинской церкви.

 Сергей Корзун: Всем добрый вечер. Сергей Корзун – ваш ведущий. И сегодня для разговора в студию OnlineTV я пригласил диакона Андрея Кураева. Андрей Вячеславович, добрый вечер.

Андрей Кураев: Добрый вечер.

Сергей Корзун: В Москве 19:07, чуть позже начали, небольшая беда. Четверг сегодня у нас. Мы в прямом эфире, так что можете задавать ваши вопросы. Часть вопросов уже пришла, мы их покажем и постараемся на них ответить, но есть несколько тем, о которых нам хотелось бы поговорить. Ну, во-первых, Андрея Кураева особо представлять не надо. В 35 лет стал самым молодым профессором богословия в истории ХХ века в Православии. Вы в свое время давали уточнение, что в ХIХ веке раньше, вроде, были такие, моложе вас, но в ХХ, похоже, не было. И человек, который шагнул в богословие прямо с кафедры научного атеизма. Так это было или примерно так?

Андрей Кураев: Приблизительно, да.

Сергей Корзун: Без деталей, если так. И было это в 70-е годы, да?

Андрей Кураев: В 80-е.

Сергей Корзун: В 80-е годы уже. Помимо прочего, Андрей Вячеславович – автор школьного учебника «Основы православной культуры», который немножко покоцали, наверно, там в Министерстве просвещения, не без этого. И клирик храма Михаила Архангела в Тропарёве, где когда-то крестились тайком от родителей и от общественности.

Андрей Кураев: Маловероятно, храм открыт только в 88-м году.

Сергей Корзун: Нет. То есть эта информация не соответствует действительности. А Вы где-то даже говорили, что…

Андрей Кураев: Нет, я крестился действительно тайком от родителей и общественности, но в другом храме, на Красной Пресне.

Сергей Корзун: Когда-то я встречал такую красивую легенду, что где крестились, туда и пришли служить.

Андрей Кураев: Я почти двадцать лет потом служил, но вот уже лет пять я служу в тропарёвском храме.

Сергей Корзун: А, уже в тропарёвском, понятно.

Андрей Кураев: Мой храм все видят 31 декабря, именно мимо него проходит герой Мягкова в финале фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром».

Сергей Корзун: Всё, теперь все запомнят, и любой его определит с самого начала. Давайте посмотрим на страничку сайта, это такое традиционное представление, сайт kuraev.ru. Для тех, кто там не был, давайте заглянем на него. Здесь довольно много записей, в том числе, вот обратил внимание, ну, журналистская судьба такая, нас снова приходится опровергать. Там, значит, внимательно следите, насколько я понимаю, за публикациями, которые особенно по Вашим словам делаются, да?

Андрей Кураев: Нет, этой записи, я думаю, уже несколько лет всё-таки.

Сергей Корзун: Несколько лет? То есть Вы так слабо обновляете этот сайт?

Андрей Кураев: Да.

Сергей Корзун: А я-то чего-то не обратил внимания.

Андрей Кураев: У этого сайта очень сложная судьба, и он не всегда меня признает.

Сергей Корзун: Но Вы его признаете, это Ваш сайт, всё-таки?

Андрей Кураев: По имени — да.

Сергей Корзун: То есть, сегодня выражение «Блин, девки журналюги, чему вас учат на ваших журфаках?!» уже не употребили бы, наверное, при переписке?

Андрей Кураев: Употребил бы, неважно.

Сергей Корзун: Употребили. А давайте в комментарии войдем. Вот вам, от Игоря: «Отец Андрей считается ли допустимым для священнослужителя выражаться так?»

Андрей Кураев: Вот видите, действительно, девятый год получается.

Сергей Корзун: Нет, одиннадцатый. Одиннадцатый год, так что не так уж долго.

Андрей Кураев: Нет, это один из последних комментариев, а если там палец опустить вниз, там я уж не знаю, сколько.

Сергей Корзун: У Вас вообще стиль общения с журналистами, не знаю как с паствой, а с журналистами он такой достаточно острый, контактный, боевой, я бы сказал.

Андрей Кураев: Понимаете, есть такая замечательная формула: с эллинами как эллин, с иудеями – как иудей, а с волками – как волкодав.

Сергей Корзун: Хорошо. Смотрю сегодня кто-то Вас расстроил, обидел, или что у Вас настроение такое не особенно контактное?

Андрей Кураев: Нет, прихожу в себя после московских пробок, только и всего.

Сергей Корзун: А, московские пробки, всё понятно. Хорошо, давайте посмотрим первое кино, которое у нас есть. Это фрагмент четырехлетней давности – фрагмент сюжета об интронизации Патриарха Кирилла. Чуть-чуть посмотрим и прокомментируем. Это было практически четыре года назад – 1 февраля 2009 года. Съемка явно любительская, качество не очень высокое, но, в принципе, обстановку представить себе можно. Четыре года для светской власти — у нас в последнее время был такой регулярный срок – что для президента, что для парламента. Четыре года Патриарха Кирилла изменили что-то принципиально в жизни Русской Православной Церкви, на Ваш взгляд?

Андрей Кураев: Я думаю, что принципиально – нет, потому что Церковь и не настроена на принципиальные изменения. Те перемены, которые происходят, касаются только профессионально православных людей. То есть тех, которые всецело живут в Церкви и от нее Скажем, жизнь епископов. Она, конечно, изменилась. Даже не священников. Священник — у него молитвы, у него прихожане, его храм на месте. А епископам стало тяжелее, да.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7

Ведущий Андрей Норкин и обозреватель «Коммерсантъ FM» Константин Эггерт в беседе с профессором Московской духовной академии протодиаконом Андреем Кураевым

обсудили вопросы взаимоотношений Церкви и власти, проблему диалога Церкви и общества, а также законопроект о защите чувств верующих.

А.Н.: Отец Андрей Кураев сегодня у нас в гостях. Спасибо, что пришли.

К.Э.: Первый вопрос очень простой. У нас очень много, конечно, пришло вопросов. Разговор будет, наверное, и про историю с Pussy Riot, и про «Основы православной культуры», и вообще о положении Церкви в сегодняшнем обществе. Но мне бы хотелось вам задать вопрос, который меня очень беспокоит. Смотрите, в глазах довольно широких кругов общественности именно вы и, скажем, протоиерей Всеволод Чаплин, стали такими официальными спикерами Церкви. Я знаю, что вы сейчас скажете, что не являетесь официальным спикером Церкви, что вы просто человек, который ведет блог, занимается миссионерской работой. Но, скажите, вас такая общественная нагрузка не смущает? Вам не кажется это несколько аномальным?

А.К.: Мне действительно кажется несколько аномальным то, что изряднейшая часть моего времени уходит на совершенно бесплатное общение с вашими коллегами. За кое, соответственно, ни патриархия, ни ваши коллеги не дают мне ни копейки.

А.Н.: Аномальная потому, что бесплатная, именно вот это?

А.К.: Все вместе, это в том числе. Действительно, это значительная часть моего рабочего времени, при этом мои собеседники получают за это гонорары, я — нет.

А.Н.: Это вы сейчас иронизируете, отец Андрей?

А.К.: Не только.

К.Э.: Во всякой шутке есть доля шутки. Отец Андрей, хорошо, тем не менее, вернусь к своему вопросу. Когда для среднего человека, который интересуется общественной жизнью сегодня, возникает тема Русской церкви, ее места в обществе и так далее, он сразу говорит: «А вот Кураев сказал, что…» Это, так сказать, практически так же, как «патриарх сказал, что…» или «а Чаплин заявил, что…». Это тоже вроде воспринимается как голос Русской церкви. Вам не кажется, что от этого Церковь несет некие…

А.К.: Господа журналисты, опять я на вас переведу стрелки. Это ж не я виноват, это вы виноваты. Найдите другого человека.

А.Н.: Мы не можем найти патриарха – патриарх не дает интервью.

А.К.: Зачем же уровня патриарха? У нас мало и мирян, и клириков, которые могут аргументировано, интересно, живо комментировать текущую ситуацию?

К.Э.: У нас нет претензий, что вы это делаете неинтересно. Вы это делаете живее многих, прямо скажем. Речь идет о другом – о том, как среднему человеку…

А.К.: Речь идет о том, что я мечтаю увидеть конкурентов, услышать их, в хорошем смысле этого слова.

К.Э.: Конкурентов-мирян…

А.К.: Я никому не загораживаю путь. Один из поводов такого моего старческого тщеславия именно это — я никого никогда не подсиживал, никому не мешал идти вперед.

А.Н.: Костя, можно я просто дополню? Потому что на Facebook есть такая реплика скептическая в отношении нашей сегодняшней беседы. Нам с Костей пишут, что мы взрослые люди и должны прекрасно понимать, что отец Андрей не ответит на неприятные вопросы, будет «разговор о музыке высших сфер, метафизике и Гарри Поттере». Вот вам конкретный пример того, что вас действительно воспринимают…

А.К.: Да, это правда, на вопросы про фьючерсы я ответить не смогу.

А.Н.: Какая жалость, а мы так готовились, на самом деле.

К.Э.: Но, тем не менее, давайте тогда поговорим вот о чем. Вы буквально, так сказать, взорвали блогосферу в прошлом году, когда написали после акции известной панк-группы в храме Христа Спасителя, что вы дали бы им блинов, что-то шлепнули бы или ущипнули, в общем, что-то такое, и отпустили бы с миром. Вы вызвали этим довольно негативную реакцию значительной части православной общественности, скажем так, и недоумение части людей светских. Вы и сегодня не отказываетесь от этого своего подхода, из которого многие сделали вывод, что, по-вашему, Церковь просто слишком жестко среагировала на происходящее?

А.К.: Знаете, я слишком ленивый человек, мне в лом перестраиваться на ходу и менять свои взгляды и убеждения, свою влюбленность в Евангелие. Речь для меня именно об этом. Речь идет о том, должен ли я как-то пересмотреть свои какие-то коренные убеждения, те, ради которых я когда-то 30 лет назад с лишним уже пришел в церковь.

Потому что в этом году выяснилось, что даже у разных священников одна и та же книга – Евангелие – открывается на разных страницах. Кто-то не может отвести взгляда от той страницы, где Христос изгоняет бичом торговцев из храма, а вот я не могу отвести свой взор от Нагорной проповеди, где Христос говорит: «Благословляйте ненавидящих, проклинающих вас».

И это очень как-то серьезно вот для меня — переключить глаза отсюда вот туда и сказать: вот так вот действительно надо делать, мы должны именно в этом подражать Христу, искать бич, искать, кого бы еще этим бичом выгнать. И поэтому я убежден так, что нынешняя заметня вокруг этой скандальной выходки, она уйдет, осядет, осадочек останется.

К.Э.: Какой осадочек?

А.К.: Осадочек может остаться крайне неприятный. У многих-многих людей, на репутации Церкви в том числе.

А.Н.: Итак, отец Андрей, вы сказали, что «осадочек останется», осадочек неприятный, в том числе для Церкви. Я бы хотел, чтобы вы продолжили вашу мысль.

А.К.: Здесь довольно очевидно. Кто мы? Мы силовое ведомство — Церковь? И тогда наши действия оценивают по тому, как мы держим свою бригаду, как она контролирует свой район, как она умеет дожимать своих конкурентов или врагов. По этим критериям нашу деятельность будут оценивать и относиться соответственно. Может быть, уважать будут больше.

А.Н.: Уважать — бояться? По этой формуле?

А.К.: Да, да. Но нужны ли Церкви именно такая репутация и так добытое уважение? Вот в этом я сильно сомневаюсь. То, что я знаю из церковной истории, показывает, что в истории Церкви было разное, но, знаете, нередко, очень нередко путь для христианской проповеди открывала именно неозлобленность и беззащитность.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7

В гостях у Ксении Собчак протодиакон Андрей Кураев.

 .

  Ксения Собчак: Добрый вечер. В эфире «Собчак живьем» и сегодня у меня в гостях отец Андрей Кураев. Первый вопрос у меня к Вам такой: скажите, пожалуйста, у либеральной общественности на основании ваших высказываний складывается мнение, что Вы один из самых либеральных, если можно так сказать, представителей Русской Православной Церкви в широком смысле?

О. Андрей Кураев: Я вынужден разочаровать либеральную общественность. Во-первых, я принципиально непартийный человек. То есть, для меня достаточно одной идентичности – я член Вселенской Православной Церкви. Поскольку я живу в России, то соответственно, Русской. И я поэтому просто не хочу быть ни в каких партиях, ни внутрицерковных, ни внецерковных, входить в какие-то клубы и так далее.
С другой стороны, знаете, в записных книжках Ильфа, соавтора «Золотого теленка» есть замечательная фраза: «При рождении я не давал подписки одобрять все то, что Вы тут натворили». И вот я не могу сказать, что есть какая-то группа людей, с которой я заранее готов солидаризироваться во всем, что они сказали в прошлом или скажут в будущем.
Я взрослый человек, привыкший к самостоятельности и одиночеству, поэтому время от времени какой-нибудь сайт или газета говорит: «Ага! Кураев теперь наш!», а через пару месяцев разочарованно говорят: «Нет, все равно он предатель оказался, сволочь и так далее». И это происходит регулярно уже лет 15-20.

Ксения Собчак: Но Вы готовы солидаризироваться со всем, что говорят официальные лица РПЦ?
О. Андрей Кураев: Да, в том смысле, что Православная Церковь – моя родная, как и Россия, и поэтому также провалы или трагедии России – это мои провалы и мои трагедии, и это касается Церкви, конечно.

Ксения Собчак: То есть, Вы готовы бороться за оскорбления чувств верующих, например? Чтобы была уголовная ответственность за оскорбления?

О. Андрей Кураев: Нет, в этом я как раз согласен с позицией современного Совета по правам человека, я с самого начала говорил, что не понимаю, как можно в суде разбирать оскорбленные чувства. Это слишком эфемерная субстанция и суды будут мгновенно завалены. Кто-то считает, что и я оскорбляю его религиозные чувства…

Ксения Собчак: То есть, дополнительная уголовная статья за это не нужна?

О. Андрей Кураев: Не с такой формулировкой. Вот то, что сейчас предлагает Совет по правам человека – это тоже дискуссионно, но там есть, о чем говорить.

Ксения Собчак: Совет по правам человека, Вы знаете, в общем, против?

О. Андрей Кураев: Они предлагают конкретизировать, с одной стороны, и с другой, по-моему, есть предложение расширить эту статью, то есть не только на религиозных людей, но и людей вообще. То есть, не столько о религиозных чувствах, но и о чувствах людей других идентичностей: гражданской, национальной и так далее. Понимаете, если не торопиться, не ставить сроки, срочно принимать этот закон в этом году или, например, еще что-то…

Ксения Собчак: Иосиф Дискин предлагает также защищать чувства неверующих, потому что это было бы логично. Так можно расширить?

О. Андрей Кураев: Я не знаю, какие у них могут быть особые чувства. Когда я учился на кафедре научного атеизма в МГУ, нам все время говорили: «Никаких религиозных чувств не существует. Это обычные светские чувства, просто направленные на иллюзорный объект». Чувство любви к Богу, например, с точки зрения научного атеизма – это обычное чувство любви, но направленное на иллюзорный объект. Я вот точно так же говорю: простите, какие особые чувства могут быть у атеистов? Что может их оскорбить? У атеистов обычная палитра обычных человеческих чувств и зачем в этом смысле выделять в отдельную защищаемую группу? Я не понимаю, зачем.

Ксения Собчак: А оскорбления чувств патриотов, например?

О. Андрей Кураев: Да, это может быть. Но вспомним, когда некий человек, даже неважно, кто он по гражданству, справлял нужду на Вечный огонь.

Ксения Собчак: Вот Иосиф Дискин говорил именно про патриотизм, что нужно эту группу людей, которая испытывает патриотические чувства, нужно тоже каким-то образом охранять от оскорблений.

Андрей Кураев: В США, скажем, это официальный термин – «гражданская религия». Некие общенациональные чувства в смысле современного права, не этнические чувства просто, некие общенациональные святыни, конечно, есть. И в нашем очень атомизированном обществе, потому что наше российское общество предельно атомизировано… Один из американских советологов в недавнем официальном докладе справедливо сказал, что в России кризис не политический, а глубокий социальный, распад элементарных форм общности людей, в том числе семьи, отсутствие чувства солидарности.

Ксения Собчак: Ну, это происходит во многих странах. Мне кажется, это такой глобальный процесс.

О. Андрей Кураев: Мне кажется, у нас это сильно дальше пошло.

Ксения Собчак: А Вам не кажется, что у нас еще усиливают этот процесс, здесь, в России? Ведь сейчас явно по линии Церкви, по линии отношения к РПЦ происходит навязываемая, как мне кажется, обществу линия раскола. И происходит, на мой взгляд, это не случайно. Это, с одной стороны, солидаризирует определенный электорат, политический прежде всего, и с другой стороны как-то заставляет людей, которые может быть в другой ситуации не занимали бы такую бы радикальную позицию к РПЦ, заставляют ее занимать. Происходит такая поляризация именно по принципу отношения к РПЦ и деятельности РПЦ.

О. Андрей Кураев: Знаете, если отойти от чисто церковной тематики, а со стороны социологически посмотреть. Я однажды на эту тему дискутировал с Сергеем Бодровым по поводу его фильма «Брат», и сказал, что это фильм достаточно разрушительный по своим последствиям. Это симпатичный, хорошо снятый фильм, и герой очень симпатичный, но по сути ведь это инъекция голливудской идеологии: стреляй первым или проиграешь.
Ответ был очень интересный от Сергея. Он сказал: «Я все понимаю. Когда мы приступили к съемкам этого фильма для определенной аудитории, подростковой, мы исходили из того, что у нашей молодежи нет вообще никакой солидарности ни с чем, нет ничего святого для них. Представьте, миссионер приходит в джунгли, находит племя каннибалов. Если он к ним придет и начнет пересказывать Нагорную проповедь, «подставь левую щеку», «люби врага твоего», то прежде, чем он скажет «аминь», его съедят. Поэтому начать надо хотя бы с элементарного – «брата не предавай». Пусть, брат Данилы последний подлец, но всё равно, ты хотя бы его не предавай. Если тебе нужно для этой элементарной, самой примитивной формы солидарности найти какого-то общего врага – а в фильме это то кавказцы, то хохлы, то американцы, – ну хорошо, начнем с этого, а потом в пятой серии Данила в монастырь придет». Но до пятой серии мы не дошли...

Ксения Собчак: А сейчас Вы хотите сказать, эта метафора каким образом относится к жизни? Кто враг?

О. Андрей Кураев: Я хочу сказать, что независимо от моей оценки или того, как оценивать социологические последствия той или иной политики Патриархии, но я думаю, что строить иллюзии, что нам удастся найти сейчас какую-то общенациональную идею, которая влюбит всех и заставит нас всех построить цепь, подобную прибалтийской, и стоять от Владивостока до Калининграда в единой цепи, то я думаю, что такого рода идею, программу, мы сейчас, наверное, не придумаем.

Ксения Собчак: Вы знаете, не то, что не придумаем…

О. Андрей Кураев: Начать хотя бы с небольших. Гражданское общество с небольших общин начинается, с чувства ответственности за свой подъезд, за свой дом, еще за что-то – хотя бы эти небольшие общественные семьи чтобы появились.

Ксения Собчак: Понимаете, мне кажется, что у нас вообще сейчас, к сожалению, подавляющая идеология – это монетократия, а не православие. И вот триада, которую пытаются вернуть из прошлого: самодержавие, православие, народность – это скорее желание прежде всего политиков вновь поднять эти ценности…

О. Андрей Кураев: Если я с Вами соглашусь, то эта фраза будет означать, что позиция Церкви – это позиция скорее слабых. То есть, если главная идеология – это монетократия, как Вы назвали ее, и может шире, консуматизм, потребительство и так далее.

Ксения Собчак: Но Вы с этим согласны, что сейчас это преобладает в умах людей?

О. Андрей Кураев: Я согласен, что реально верующие люди, люди с традиционными ценностями, скорее, находятся в меньшинстве сейчас. Но отсюда может быть и есть потребность в определенной общественной защите этого меньшинства.

Понимаете, я считаю, что в условиях, когда мы живем в глобальной деревне, то может быть, надо говорить не о том, мы – православное большинство и поэтому мы требуем, а говорить, что мы – чукчи, нас мало в этой деревне и поэтому мы просим: можно мы сохраним наш национальный уклад?

Страницы: 1 2 3 4

Протодиакон Андрей Кураев

В прошлом году СМИ буквально обрушивали на свою аудиторию информацию о подробностях хулиганских выходок Pussy Riot и Femen и о последствиях, которые те повлекли за собой.

Протодиакон Андрей Кураев считает, что для Церкви опаснее не эти выходки и даже не их оправдание, переходящее в одобрение, а псевдонаучные антихристианские фильмы и передачи, в которых ложь искусно переплетена с общеизвестными фактами.

В своем блоге отец Андрей возмущался тем, что не видно мобилизации церковных ресурсов для противостояния оккультизму и нью-эйдж. В чем же реальная опасность для Церкви этих идеологий и кто стоит за их пропагандой?

— Вышел очередной антихристианский фильм низкого качества. Зачем вообще кому-то нужно снимать подобное кино?

— Если бы речь шла просто об антихристианской полемике — это можно было бы понять: мы живем в разномыслящем мире. Но с канала на канал переходят фильмы, претендующие на статус «научно-просветительских» — и при этом на деле эти проекты оказываются столь же антихристианскими, сколь и антинаучными.

И если в 90-е эту недоброкачественность можно было счесть просто ляпом и плодом невежества, то сегодня этот устойчивый и набирающий силу тренд уже трудно объяснить просто недостатками чьего-то образования или вкуса.

Она появляется на телеканалах, перенимающих западные ноу-хау и работающих в тесном сотрудничестве с западными партнерами, а поделки такого рода не стесняются изготавливать серьезные медиакомпании вроде BBC или СNN.

— О Pussy Riot и акциях Femen говорили практически все СМИ, эти деяния комментировало множество уважаемых людей. Вы утверждаете, что псевдонаучное антихристианское кино опаснее явного кощунства в храмах. Почему так?

— Хулиганство себя и позиционирует как хулиганство. А тут с телезрителем говорят от имени науки. Современный же человек живет под гипнозом слов «наука доказала». И когда тебе на фоне книжных шкафов показывают профессора — ну как ему не поверить?!

На многих брэнды действуют гипнотически. Поэтому адепты секты Рона Хаббарда для завлечения предлагают пройти бесплатный «Оксфордский тест способностей», на самом деле не имеющий никакого отношения к Оксфордскому университету. Кто-то верит и историческим фантазиям Фоменко и Мулдашева, потому что к своим фамилиям те прибавляют титулы академиков.

Специалист подобен флюсу. Люди плохо умеют проверять информацию из непрофильной для них сферы и покупаются на рекламную обертку.

— Авторы сценария позиционируют себя как гностиков. Так ли это на самом деле? Что такое гностицизм?

— Гностицизм возник на стыке библейско-еврейской и греко-римской культур. Это было время, когда человек перестал удовлетворяться ощущением себя как части целого — этноса, полиса, космоса. На рубеже эр во всей западной культуре начинается поиск смысла для индивидуальной жизни.

На вопрос сказочно богатого царя Креза о том, кто самый счастливый человек на земле, мудрец Солон говорит, что это простой афинянин Телл. Он вырастил сыновей, дожил до внуков, пал в бою… Так мыслит архаика: человек просто часть общего. Но за пару столетий до Рождества Христова этот ответ уже не кажется достаточным.

Внуки — это хорошо, но смысл именно моей жизни не может быть настолько внеположен по отношению ко мне самому. Атеист Эпикур бросается в жерло Этны. Гораций же и самому богатому и многодетному царю готов сказать — «Но едва Неминуемость в крышу дома вобьет гвозди железные, не уйдешь ты от ужаса, и главы из петли смертной не вызволишь».

Гностики меняют знаки всех привычных оценок. Слово космос означает порядок. Это антоним хаоса. Для архаичного грека порядок — это хорошо. Но для гностика космос — это «порядок тюрьмы». Создается сложный миф, согласно которому внутри каждого человека есть ценность, несопоставимая ни с чем в космосе — это твоя душа. Которая, впрочем, не вполне твоя, ибо она — заблудившаяся и утратившая память частичка божества.

А космический порядок — это все то, что понуждает душу забыть о своей надкосмической свободе и идентичности. Вот эта идея сверх-космичности и ценности души — она уже собственно библейская. Не я — частица космической истории («микрокосмос»), а космос — часть моей биографии. Причем с точки зрения гностиков — самая худшая.

Связь вечной души и тленного тела — это мезальянс. Этот позорный союз с точки зрения гностиков не должен быть увековечен. Идея понятна. Но как ее совместить с Библией? Гностики продолжают считать Библии книгой божественного откровения. Они, как и евреи, считают Автора Библии и Автора мироздания одним и тем же Лицом. Но с их точки зрения и то, и другое не красит их Создателя.

В гностическом «Евангелии от Фомы» сказано: «кто нашел мир, тот нашел труп». Материальный мир, по представлениям гностиков — результат деятельности злого и неумного бога. На эту роль они назначают Бога Ветхого Завета, Бога евреев (налицо религиозно мотивированный радикальный антисемитизм). Поэтому они переворачивают библейские сюжеты вверх ногами: то, что Бог благословляет, в их глазах становится проклятием.

Например — брак и деторождение. Раз этот мир — творение зла и невежества, зачем в него вгонять еще одну душу? По нему правильнее пройти, не оставив потомства. Заодно Каин и змей искуситель становятся для них положительными персонажами.

— Разделяют ли эти взгляды современные гностики?

— А я считаю, что их — всерьез — нет. Проповедовать гностицизм и быть гностиком — разные вещи. Вряд ли сегодня есть люди, которые, реконструировав древнюю духовную традицию, готовы исполнять ее требования.

По Зигмунду Фрейду, любая религия, любая культура — это система табу. Так что же табуирует для себя современный гностик? От чего откажется, чем пожертвует ради «духовно-гностического» роста телезритель, убежденный соответствующей телелапшой?

И окажется, что у гностиков нет матрицы позитивного поведения. Только критика христианства. Как в романе Дэна Брауна главная тайна «чаши Грааля» оказалась в компромате на церковь и Христа, так и здесь есть лишь люди ненавидящие христианство и оправдывающие свою ненависть присвоенным себе именем гностиков. Это такие философствующие ролевики.

В этом отношении эти взрослые философы мало чем отличаются от подростков-сатанистов: как подростки, спилив крест, не ставят там статую Перуна, а просто оставляют поруганное место, так же и «как бы гностики» просто расширяют пустыню негативизма.

Древний гностицизм был природным врагом христианства, с этой ересью начали борьбу еще апостолы. А современные имитации гностицизма вряд ли могут отторгнуть верующего человека от христианства. Но вот если у кого-то есть внутренний конфликт с церковным учением — скажем, человек привык вести свободную сексуальную жизнь, но знает, что христианство осуждает такую модель поведения, то фильм поможет ему оправдать себя. Неудобно же самому себе сказать: я отторгаю Христа и Евангелие по причине моей влюбленности в мой блуд. Нужен повод поблагороднее.

— В фильме звучат прекрасные слова о равенстве всех людей…

— А это жульничество. Герои фильма почему-то приписывает древним гностикам ряд ценностных постулатов и догм современного либерального общества — вроде равенства людей. У гностиков никогда не было равенства людей. Они делились на плотяных (иликов), душевных (психиков), и духовных (пневматиков), Более «низкие» должны были находиться в послушании у более «высоких».

Переход из одной «расы» в другую был невозможен — черно-белый телевизор не может стать цветным. Но — сразу лесть и подкуп — если ты понял, о чем речь, и полюбил нашу доктрину, значит, ты уже не илик. «Пойми, ты не такой скотина как другие» — вот то знание, которым гордятся гностики. Откровенное презрение к людям можно увидеть и у таких современных гностиков, как Александр Дугин или Гейдар Джемаль.

— Этот фильм — единичный проект, или ждать ещё?

— Я убежден, что у такого рода действий есть серьезная координация. Такие проекты не обходятся без информационной, политической и финансовой подпитки. Это очень долгий сериал, ибо многовековую идеологическую войну против Церкви ведет часть западных элит — та, которая описана в романе Дэна Брауна «Код да Винчи» под именем «Приорат Сиона». Я рад, что роман Брауна снял табу с темы масонов. А то раньше тема масонов закрывалась простыми декларациями — «Во-первых, никаких масонов нет, а, во-вторых, они хорошие!».

— Вы верите в масонов и теорию заговоров? Принято считать, что такие убеждения идут в одном наборе с борьбой с паспортами и кодами и призывами восстановить в России монархию любой ценой, а их носители славятся неадекватным поведением.

— Знаю, любое нелестное упоминание о масонах блокируется возмущенным криком — «Как, Вы верите в теорию заговоров?!!!»

А почему я должен верить, будто все договоренности людей являются открытыми? И в бизнесе, и в политике, и в обычной жизни есть масса непрозрачных договоренностей (естественно, это никак не означает, будто все их участники являются масонами).

Год назад нынешний наш президент сказал о том, что с нашим уже прошлым президентом он договорился об их общем политическом будущем еще тогда, когда он сам был позапрошлым президентом… А мы узнали об этом лишь спустя четыре года.

Возможно, для спокойного обсуждения темы закрытых договоренностей и обязательств в мировой политике лучше по крайней мере для начала анализа изъять из лексикона термин «масоны» и просто говорить о наличии закрытых элитных политических клубов со своими финансовыми и политическими интересами, принимающих серьезные решения и не избирающихся демократическим путем.

Демократии в самих масонских организациях не больше, чем при выборах Римского Папы. Разве в Приорате Сиона у Дэна Брауна «великий магистр» избирался демократическим путем? Память о закрытых клубах, поддерживающих мифы о том, что «все решает народ путем голосований», помогает понять, что «миф о западной демократии» — это действительно миф.

Страницы: 1 2

Юлия Тутина

Как Церкви вернуть былые позиции
Сегодня пинать и ругать Православную церковь модно.
О том, почему так получилось, рассуждает протодиакон Андрей Кураев.

«АиФ»: — Отец Андрей, патриарх призвал священников быть воздержанными на язык: мол, слишком много стало спорных комментариев...

А.К.: — В храме священник как личность спрятан. На службе я произношу слова не свои, а Иоанна Златоуста и тем самым прячу своё корявое эго за гениальными. Это и для меня полезно — отдыхать от креативчика, и людям хорошо: они знают, что встретят в храме, и меньше травмируются моими личными особенностями. Но когда я выхожу из алтаря, то уже не могу просто отвечать по шпаргалке, по Служебнику, и опасность ошибок резко возрастает. Но и не выйти уже нельзя. Для снижения травмоопасности нужны как минимум две вещи. Первое — честное признание каждого священника: «моя позиция является позицией Церкви, только когда я цитирую Символ веры. В остальных случаях это просто моя позиция». Второе — опыт. А для обретения опыта нужна готовность терпеть друг друга. Существует закон больших чисел. Когда всего много — это всё оказывается всяким. В Церкви сегодня десятки тысяч священников. Они разные.

Высокие и низкие. Брюнеты и блондины. Худые и толстые. Умницы и наоборот. Плюсуем к этому разностилье и разноуровневость СМИ — и получаем неизбежно пёструю картину медийно-церковного поля. Есть беседы со священниками правильные, выверенные до стерильности. А есть колючие, импровизационные. Всё есть. И конечно, есть ляпы. Даже самый хороший футболист в своём самом звёздном матче всё равно пару пасов дал в пустоту, в аут, поскользнулся, недотянулся, недобежал... У любого человека есть свои профессиональные неудачи. И их надо просто терпеть друг у друга — в надежде на то, что за хмурой полосой снова будет солнышко. Патриарх абсолютно прав, что заметил проблему медийных ляпов духовенства, и вдвойне прав в том, что не стал называть имён и применять административные меры.

«За кого умрёшь?»

«АиФ»: — Но не приведёт ли это к полному запрету на общение, когда позиция Церкви по разным вопросам окажется вообще непонятной людям светским?

А.К.: — Патриарх как раз настаивает на том, чтобы церковные люди, миряне и священники стали более активны. Чтобы шли к людям, объясняли свою позицию. Но не в метро же народ за рукава хватать? Значит, надо выходить на публичный диалог, а это — Интернет и медиа. Но сложность вот в чём. Мы постоянно говорим о том, что надо уметь прощать, любую ошибку или двусмысленную информацию интерпретировать в пользу обвиняемого человека. Это на словах. В реальной внутрицерковной жизни очень часто происходит иначе. Представьте молоденького священника, который искренне откликнулся на призыв патриарха, дал интервью, а местному епископу его выступление не понравилось.

Почему не понравилось — это далеко не всегда прогнозируемо и понятно… Лет 20 назад один священник был уже предложен к епископскому назначению. Но за день до заседания Синода передачу с его участием увидел патриарх Алексий. Очень добрая была передача: батюшка у себя на кухоньке беседует с журналистом и одновременно сам себе жарит картошку. Ну нет у него ни кухарки, ни жены — он монах. И почему-то патриарха это очень задело: как это — епископ Русской церкви, уже почти наречённый, сам себе жарит картошку! В результате избрание было отложено на несколько лет. Так вот священнику, начинающему медиаконтакты, епископ даёт по рукам раз, второй. Причём зачастую это не совет или помощь, а резкая и обидная реплика... После пары таких реакций священник благоразумно решает, что лучше промолчать или отделаться цитатой из официального документа, даже не поясняя его. От журналистов я слышал, что за последние два года резко снизилось число священников, готовых к интервью и комментариям.

«АиФ»: — Девушек из Pussy Riot отправили в колонии. Неужели Церкви их не жалко?

А.К.: — Декларации о милосердии к этим пуськам уже необратимо запоздалы и бесполезны. Но ещё не поздно внятно осадить возникший в последние месяцы погромный дух. Не поздно взять назад слова официального представителя Церкви, назвавшего откровенных погромщиков «передовым отрядом Церкви». Православная церковь — церковь традиционная.

Это означает, что для нас очень важны прецеденты. То, что однажды было допущено, становится образцом для подражания. Кроме того, у нас, у людей, ещё со времён Адама смещён центр моральной тяжести: легко отзываемся на соблазнительное предложение, но трудно и со скрипом берём себя в руки. Легко разрешить жить по-самцовски, по вполне естественным понятиям плотоядных хищников, защищающих свою территорию. Трудно потом будет вернуться к человечности. А сегодня мы слышим, что идёт война и, значит, разрешается бить и ненавидеть. Если вы кипите — это, оказывается, не ваша плохая воспитанность, а святая злость. Нынешняя сиюминутная ситуация пройдёт, а вот эта привычка кипеть и «от имени Церкви» давать сдачи может остаться.

Недавно один православный активист мне говорит: «Мечтаю стать мучеником за Христа». Мечта, конечно, хорошая, христианская, но вот как бы не спутать — за Христа ты будешь «получать» или за хулиганство.

Андрей Камакин

  Андрей Кураев — о том, как атеист стал протодиаконом, а Ленинград — Санкт-Петербургом, об архивах КГБ и деятелях ГКЧП, как разошелся во взглядах с советской властью, Борисом Ельциным и Алексием II, об особенностях национальной охоты на ведьм, а также о том, как нелегко быть пророком в своем отечестве.

В Русской православной церкви несут служение более 32 тысяч духовных лиц. Тех, что известны за пределами своих приходов и епархий, намного меньше. И, пожалуй, лишь единицы могут похвастаться такой известностью, как у протодиакона Андрея Кураева. Далеко не всегда славе «популяризатора Православия», как называет себя сам Кураев, можно позавидовать. Много раз в своей жизни он оказывался в положении героя фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». Однако если когда-нибудь снимут фильм о самом неугомонном протодиаконе, то назовут его как угодно, но только не «Миссия невыполнима».

— Отец Андрей... Или все-таки Андрей Вячеславович? Какой вариант обращения предпочитаете?

— В принципе, оба варианта правильны. Правда, тут есть одна тонкость. До революции к духовным лицам — за пределами храма — было принято обращаться по имени-отчеству. В культуре того времени это было признаком уважения и высокого социального статуса. Но когда пришли большевики, в эту форму стал вкладываться совершенно иной смысл. По имени-отчеству к «служителям культа» подчеркнуто обращались совслужащие, в том числе товарищи чекисты. Дескать, как бы тебя в Церкви ни звали, для нас это ничего не значит. Поэтому для священнослужителей моего поколения, заставших советские времена, имя-отчество ассоциируется с той эпохой. У более молодых, я думаю, таких ассоциаций не возникает. Но это, как говорится, мои проблемы, не ваши. Поэтому как вам удобнее, так и обращайтесь.

— Отец Андрей, о тех временах напоминают и другие детали современной жизни. Например, то, как в Церкви отнеслись к вашему «особому мнению» по делу Pussy Riot.

— Да, попытки повлиять на меня были. Но это все-таки не давление советского образца. Церковь — не КПСС: мне могут высказать претензии и пожелания, однако без каких-либо оргвыводов. Скажем, в марте на ученом совете один из моих коллег по Московской духовной академии потребовал, чтобы я сделал публичное покаянное заявление. Я ответил: «Простите, коллеги, это для меня немыслимо, это был бы не миссионерский поступок. В Интернете сегодня можно встретить сотни высказываний типа: «Кураев — последняя ниточка, которая связывает меня с православием». Вы возьмете на себя ответственность за эти сотни душ?» И надо отдать должное ректору и ученому совету: они не стали развивать эту тему.

— Однако ученый совет выразил «единодушное несогласие» с «оценкой протодиаконом Андреем Кураевым этой возмутительной акции». Вам уютно в статусе диссидента?

— Я не считаю себя диссидентом. Просто иногда вижу чуть дальше, чем некоторые другие. Что касается ситуации с этим феминистками, по-прежнему убежден, что стратегически — в расчете не на одну неделю, а на месяцы и годы — моя позиция правильна. Я сразу тогда сказал, что будет грандиозный скандал, но именно в том случае, если будет жесткая реакция с нашей стороны. Ведь главная цель такого рода перформансов — реакция зрителей. И эта реакция была заранее запрограммирована. Зачем же вести себя подобно дрессированным собачкам? Могу лишь повторить сказанное тогда: будь я ключарем храма, я бы накормил этих девчонок блинами, выдал по чаше медовухи и пригласил бы зайти вновь, на чин прощения...

Лишь в одной перспективе можно счесть мою позицию ошибочной и церковно вредной. Если считать за благо превращение Церкви в политико-боевую единицу. Тогда все логично: чтобы добиться полного некритического послушания паствы, надо ее запугать. Для этого нужно указать ей на кольцо врагов и фронтов. Кроме того, надо ее малость задобрить, бросив лозунги, потакающие низким инстинктам. У большевиков это было «грабь награбленное», сегодня подобную роль может исполнить призыв «все на защиту поруганных святынь, бей осквернителей и критиков!». А потом видом этой истеричной толпы запугивать другие общественные силы и структуры... Логично, политтехнологично. Но очень цинично. Я не могу поверить, что таковы замыслы патриарха Кирилла, а потому и свою позицию не считаю предательской или диссидентской.

Я давно привык к тому, что кому-то из мирян или сослужителей мое поведение кажется неправильным. Привык и к тому, что по многим вопросам моя позиция, поначалу казавшаяся диссидентской и маргинальной, становилась более или менее общепринятой. Какая истерика была по поводу введения налоговых номеров и штрихкодов! Как меня тогда только не называли — и агентом ЦРУ, и антихристом... Сейчас утихло. Но извинений от былых хаятелей я так и не дождался.

— Всезнающая «Википедия» сообщает, что, учась в старших классах школы, вы выпускали газету «Атеист». Все верно?

— Это была стенгазета, висевшая в нашем классе. Выпустил я ее два, максимум три раза. Был тогда под большим впечатлением от творчества Марка Твена: перу этого писателя принадлежат не только замечательные истории из жизни Тома Сойера, но веселые сатирические зарисовки на тему религии. Несколько таких рассказов я, говоря современным языком, перепостил. В этом не было особого богоборчества. Просто моему подростковому умишку это показалось интересно и смешно.

— После школы был философский факультет МГУ — кафедра истории и теории научного атеизма. Сами выбрали специализацию?

— Увлечение философией было у меня, можно сказать, наследственным. Я вырос в академической среде: отец, Вячеслав Иванович Кураев, был специалистом в области формальной логики. Я очень любил подслушивать разговоры отца и его друзей... В общем, вопроса, на какой факультет поступать, не было. Но что касается кафедры, выбор по большому счету был случайным. Научный коммунизм отпал сразу — там не было ничего, кроме трескучей пропаганды. Отец, помню, показал мне на одного своего однокурсника и спросил: «Хочешь быть таким же?» Тот занимался как раз научным коммунизмом и отличался изрядным занудством. Я сразу сказал: «Нет-нет, не хочу». Логика и зарубежная философия выглядели более заманчиво, но беда в том, что на обеих кафедрах слишком хорошо знали моего отца. Не хотелось прослыть папенькиным сынком. Оставался научный атеизм. Идеологической шелухи, несмотря на «страшное» название, там было в общем-то не так много. По сути обычное религиоведение. Решил для себя: если мои будущие собеседники, религиозные авторы, меня переубедят, буду изучать религиозную философию. Если нет — материалистическую. И так и так интересно.

— По мнению некоторых ваших недоброжелателей, Андрей Кураев — вовремя сориентировавшийся карьерист. Почуял, мол, wind of change и из профессионального безбожника переквалифицировался в профессионального богослова.

— Есть такой анекдот: если видишь швейцарского банкира, выпрыгивающего из окна, без раздумий делай то же самое. Те, кто считает Андрея Кураева ловким карьеристом, ставят мое историческое чутье на один уровень с этим банкиром. Ну а если серьезно, то крестился я через неделю после смерти Брежнева. Почувствовать ветер перемен было очень сложно. Решение созрело, конечно, гораздо раньше, но толчком послужил приход к власти Андропова. Дело в том, что среда, в которой вращался я — московская интеллигентская, немножко диссидентская, — склонна была персонифицировать проблемы страны. Вот, мол, косноязычный кремлевский старец уйдет, и начнутся перемены. Но когда старец умер, стало понятно, что дело не в нем, дело в системе. Я решил, что не стоит ждать серьезных перемен в мире газет. Надо искать другой путь, производить перемены на другом, более глубоком уровне. В самом себе.

— Ну а что послужило причиной мировоззренческого переворота? Где эта точка перелома?

— Думаю, это похороны Высоцкого в июле 1980-го. Я с отцом стоял в очереди в Театр на Таганке, затем — на кладбище. А многие мои однокурсники стояли с красными повязками в оцеплении. Да, сейчас, задним умом, я могу понять, что на самом деле и они тоже были правы. Любую толпу, пусть даже самую интеллигентную, необходимо сдерживать. Но мы зримо оказались по разные стороны барьеров. Пока еще барьеров, не баррикад. Психологически это тогда очень остро мной переживалось. Очень захотелось зайти за красные флажки. Один из аргументов, обративших меня к Церкви, был такой: если власть ежедневно врет по самым разным поводам, то, возможно, она соврала и в том, что она же сама называет основным вопросом философии.

Страницы: 1 2 3 4 5 6

Один из самых медийных православных священнослужителей – профессор Московской духовной академии протодиакон Андрей КУРАЕВ в интервью журналисту Антону КУРИЛОВИЧУ рассказал о своем взгляде на скандалы вокруг группы Pussy Riot, вообще об антиклерикализме и немного о себе.

– Моя позиция по этому вопросу осталась неизменной. Я неоднократно говорил, что мне жаль, что в тот момент в храме не оказалось батюшки, совсем не похожего на меня: худенького, седобородого, с добрыми глазами.В общем, похожего на святого Серафима Саровского. Если бы такой батюшка в тот момент подошел к этим хулиганкам, обнял бы их по-отечески и сказал: «Бедненькие, что же вы с собою сделали! Пойдемте чай попьем, поговорим…» – может быть, тогда история России и Церкви стала бы совсем другой. Но, к сожалению, в тот момент такого священника там не оказалось, и это совсем не вина Патриархии или ключаря храма… Это уже Промысл Божий, приглашающий нашу Церковь к обретению опыта жизни в условиях общественной обструкции.

– Совсем нет. У меня уже давно есть общая установка: в Церкви не я терплю, а меня терпят. Я хорошо понимаю, что если подходить по всей строгости православных канонов, то я вообще не мог бы быть ни диаконом, ни профессором. Ход ученого совета, атмосфера на нем и его решение были вполне нормальны. Вот только до удивления разнятся тот текст решения, который был заслушан и принят самим Советом, и тот текст, который был опубликован.

В первоначальном проекте постановления ничего не говорилось о том, что совет считает недопустимыми мои слова, которыми я якобы охарактеризовал поступок феминисток как нормальный и законный. Ведь я таких слов об их выходке не говорил. И соответственно на совете эти несуществующие якобы мои слова никто не обсуждал. В день обсуждаемой акции я говорил о том, что в культуре масленичного карнавала-перевертыша такое могло бы быть нормальным. Но без упоминания о карнавале слова про «законность и нормальность» звучат как относящиеся к норме правовой и этической. Я же всегда считал, что выходка феминисток в храме Христа Спасителя была за пределами норм как гражданского закона, так и морального. Ученый совет не обсуждал культурологического аспекта этой акции, то есть не обсуждал прецеденты и границы допустимости в карнавалах народной околоцерковной традиции. Это значит, что мой тезис не был рассмотрен.

– Думаю, что для христиан лучше думать, что дело в нас самих. Политологи могут думать иначе. Но для христианина важнее видеть причину не в каких-то внешних врагах, а в себе и в своих.

Конечно, никто не может быть вполне идентичен тем моралям, о которых он читает. Люди знают это и готовы терпеть определенные расхождения. Но иногда расхождения слов, моральных требований к другим – и собственной жизни бывают слишком очевидны. Тогда рождается протест. Если же жизнь дает тысячи случаев мелких неправд в жизни «проповедников истины», то эти частные недоумения-разочарования-протесты в итоге сливаются в одно мощное цунами. Не так давно оно снесло проповедников «кодекса строителя коммунизма». Сейчас же набирает высоту волна, которая грозит обрушиться на вроде бы спокойные и безмятежные берега церковной жизни.

Наши критики подставляют нам зеркало. Оно, может быть, и кривое, но боюсь, что и наше домашнее зеркало (наша самооценка) не всегда отличается особенной прямизной и честностью. Поэтому иногда бывает очень полезно посмотреть на себя чужими глазами и попробовать понять – можем ли мы если и не стать другими, но попытаться хотя бы говорить иначе.

– Что вы имеете в виду под пересмотром христианской концепции прощения?

прощении – это вопрос моей личной внутренней гигиены. Это мои чувства, и только я должен разбираться с ними. Я не могу вопрос об избавлении от копящейся внутри меня гнили (раздражения, гнева, озлобленности) поставить в зависимость от внешних и независящих от меня обстоятельств – попросит меня кто-то извне или нет.

которое пришло в мир с этим твоим решением. А девять десятых этого новорожденного добра ты получаешь сам – в виде облагораживания и просветления твоей собственной души. Христос молился о Своих палачах («Отче, прости им, ибо не ведают, что творят»), когда те были весьма далеки от покаяния. И раз Христос это делал вслух, значит, Он тем самым и нам хотел дать пример.

Страницы: 1 2 3