Этим летом в России вдруг закипела борьба с нептунизмом. Началось все тихонько, с письма батюшки, служащего в  маленьком городе Россошь,  в районную администрацию:  зачем, мол, нам этот Нептун  на районном празднике, языческие это все затеи, прихожане выражают недовольство.

Местные газеты  тут же об этом написали, центральная пресса подхватила, поднялся шум. Самое интересное, что Нептун на том самом районном празднике был в прошлом году, а в этом его даже не вписали в сценарий, так что все кипение вообще оказалось напрасным.

Но горшочек уже начал варить кашу, и некому было сказать «горшочек, не вари». СМИ стали задавать вопросы тяжеловесам среди православных спикеров — о. Андрею Кураеву и о. Всеволоду Чаплину, и оба ответили, что не следует заигрывать с темными сущностями. Неведомый источник в командовании ВМФ заявил агентству «Интерфакс-Религия», что никаких подозрительных нептунов на военно-морских праздниках больше не будет. Во Владивостоке тридцать человек вышли на пикет  в защиту традиционного Нептуна.  Представитель ВМФ официально опроверг заявление об изгнании Нептуна с флотских праздников. Нептуноборчество прочно закрепилась в главных новостях дня.

 Читать по теме: Чем помешал День Нептуна? — Мнения священнослужителей

Интернет все это время стоял на ушах: еще бы Бабу-Ягу запретили. Список-то неисчерпаемый. «Одиссею» с «Илиадой». Домовенка Кузьку. Русалку, которая на ветвях сидит, и русалочку, которая «откуда ты, прекрасное дитя», и андерсеновскую, и диснеевскую. «Между прочим, в русском фольклоре русалки — представители мира нечисти, их культ связан с культом мертвых, он родственен культу зомби. Зачем нужна романтизация этого мира детям?» — пишет о. Андрей Кураев; в самом деле, давайте уже уберем из программы шестого класса «Майскую ночь, или Утопленницу»: «Левко посмотрел  на  берег:  в  тонком  серебряном  тумане мелькали  легкие,  как  будто  тени,  девушки в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных  облак  и  будто  светилось  насквозь  присеребряном  месяце»... В самом деле, зачем детям романтизация этого мира? На свалку Гоголя с его сомнительными чертями и колдунами. «Жизель» тоже хорошо бы снять со сцены, один соблазн.

Говорят, все эти русалии в нашем мире — признак усиления современного язычества. Но сам праздник Нептуна, сколько я его помню, вообще не меняется. Зимой Дед Мороз в тулупе, с привязанной бородой, с посохом, в сопровождении Снегурочки — летом Нептун в тельняшке и простыне, с привязанной бородой, в сопровождении русалок. Оба сомнительного языческого происхождения. И вроде никто не стал за последнее время серьезней относиться к Нептуну, чем во времена моего пионерского детства — или даже во времена Крузенштерна, на чьих кораблях ряженый Нептун поливал матросов водой аж в 1803 году.

Про Нептуна нам, несмышленышам, всякий раз поясняют: он — языческий бог, участие в празднике Нептуна есть участие в языческом ритуале.

В «Деяниях» говорится, что Апостол Павел «возмутился духом при виде этого города, полного идолов». А ведь эти возмутительные идолы для нас сегодняшних — прекрасные античные статуи. Одно из самых первых и сильных впечатлений моего детства — безупречной красоты статуи Венеры и Аполлона в городском оперном театре. А в апостольские времена они были идолами, предметами живого поклонения, реального культа. Этот культ давно умер (ну кто из нас знает хоть одного человека, в самом деле поклоняющегося  Аполлону или Асклепию? кто видел хоть одно действующее святилище?). А от языческих ритуалов осталось символическое бросание монетки в море, «чтоб вернуться».

Когда сражаются с праздником Нептуна, как с настоящим языческим культом, неловко смотреть. Это как с перепугу сражаться с чучелом, кидаться с копьем на пустые рыцарские доспехи, приняв их за живого рыцаря.

Этот культ давно умер, от грозных богов остались пустые одежды. Осталась великая культура, которая лежит в фундаменте и европейской, и русской культуры — и смешно делать вид, что ее нет. И некоторые «языческие персонажи»— Фемида, к примеру, или Ника, или девять муз — в этой культуре символизируют не «темные духовные силы», по выражению о. Всеволода Чаплина, а совершенно другое, так уж вышло исторически. А если кто Эсхила ставит? А если  студенты на капустнике изображают олимпийских богов и произносят гекзаметром смешную чушь?  Это они «начинают играть в какую-то неведомую духовную силу»? Они «вступают с ней в контакт», и «это может отразиться на их жизни, сознании и судьбе», как предупреждает всех переодевающихся в языческих богов и нечистых духов отец Всеволод?

Страницы: 1 2

 Андрей Окара

 Украинская православная церковь (Московского патриархата)— УПЦ1— наибольшая религиозная юрисдикция современной Украины2 и единственная признанная мировым православием. Тем не менее она постоянно оказывается в зоне повышенной социально-политической турбулентности— ей приходится быть не субъектом, а ареной столкновения различных идей, идеологий, интересов и амбиций.

Как эти процессы способны повлиять на будущее украинского и мирового православия, а также на будущее Украины, России и всего постсоветского пространства? В настоящей работе предпринята попытка описать и исследовать ту реальность, которая складывалась вокруг Украинской православной церкви (Московского патриархата) в последние два десятилетия, а также те угрозы, вызовы, возможности и пути развития, которые эта церковь имеет или может обрести в ближайшее время.

Автор данной статьи пытался по мере сил быть объективным, непредвзятым и, насколько это возможно, оставил за пределами исследования собственные пристрастия, взгляды и иные элементы своей идентичности.

 Украина как экзистенциальный вопрос российского самоопределения

«Украинский» («киевский», «литовско-руський», «югозападнорусский», «малороссийский») вопрос в обозримой исторической ретроспективе (как минимум последние три с половиной столетия— с середины XVIIв., а то и с середины XV в. — со времени Флорентийской унии и борьбы за митрополию между Московским и литовским княжествами) был определяющим для Российской (Русской) православной церкви.

На протяжении всего этого времени и Украина в целом, и различные факторы украинской церковной жизни не просто радикально влияли на российскую жизнь, но по многим параметрам предопределяли и формировали ее. Начать с того, что Киев — это первая историческая православная кафедра у восточных славян. Асозданные на Украине православный церковный дискурс и книжная традиция, богословие и философия, украинские церковные кадры (священники, епископы, монахи, светские богословы, просветители, а также святые, просиявшие в южных землях), украинские православные духовные и интеллектуальные центры, исходящие с Украины импульсы духовной жизни и модернизационные проекты — это важные вехи и общероссийской, и сугубо великорусской православной церковной жизни. Как известно, именно синтез украинской и великорусской православных культур и духовных традиций в XVII—XVIIIвв. создал новый, общероссийский облик православия (сугубо великорусский сохранился лишь в старообрядческой среде).

Распад Советского Союза и образование на его месте независимых государств актуализировал тему церковного (юрисдикционного, культурного, языкового) самоопределения народов, исповедующих православие. «Грузино-абхазский», «молдавский», «эстонский», «белорусский» вопросы оказались сложными, но решаемыми. «Украинский» вопрос вновь из локального превратился в парадигмальный.

Начиная с середины XVIIв. В российской православной церковной жизни, как и в российской геополитике, Украина играет роль критической массы (иначе говоря, «второго среди равных» участника отношений), поэтому именно участие либо неучастие этой страны в политических интеграционных проектах вокруг России предопределяет масштаб и идентичность всего объединения: либо оно имеет имперский масштаб и идентичность, тяготеющую к универсальной, либо оно имеет «урезанную» географию Украинская православная церковь (Московского патриархата) («Великороссия плюс младшие братья», «остров Россия»— по определению Вадима Цымбурского3) и тяготеющую  к этнонационализму изоляционистскую идентичность (либо гражданскую идентичность «национального государства» — «государства россиян»).

И в российском политическом сознании, и в российском церковном сознании к настоящему времени сформировалось устойчивое представление об исключительном— почти мистическом— значении Украины для российской идентичности. Украина воспринимается не только как «колыбель славянства», в которой Киев — «мать городов руських», не только как важная в геостратегическом отношении территория, без которой Россия не может стать империей, не только как неисчерпаемый кадровый ресурс (в частности, в XVII—XVIII вв. многие епископы в Великороссии были выходцами c Украины4, в XXв. В послевоенное время многие священники на российских просторах происходили из Галичины и Закарпатья). Украина воспринимается как своеобразная «сердцевинная земля» (heartland), потеряв которую, и Россия, и великорусский народ, и российское православие будут обречены на неполноценное, периферийное, маргинальное существование. Подобные представления изредка звучат в публичных высказываниях ключевых представителей РПЦ, но значительно чаще их можно наблюдать в виде неотрефлексированных настроений и страхов в самых разных слоях православного мира России.

Поэтому «украинский» вопрос в целом и все его составляющие — создание поместной православной церкви на Украине, пределы автономии УПЦ в рамках Московского патриархата, взаимоотношения УПЦ с украинским государством, взаимоотношения с иными восточнохристианскими украинскими юрисдикциями, возвращение на Украину юрисдикции Вселенского (Константинопольского) патриархата, снятие анафемы с гетмана Мазепы, смена юрисдикции украинского православия (Москва вместо Константинополя) в 1686 г., использование украинского литературного языка в церковной жизни— рассматриваются не просто как политические либо культурные, но как вопросы экзистенциального порядка.

В частности, в случае гипотетического объединения  всех восточных христиан Украины в единую православную церковь именно она может стать самой большой в православном мире— и по числу общин, и по числу активных прихожан. Многие адепты первенства РПЦ подобный сценарий воспринимают в апокалиптических тонах.

УПЦ на конфессиональной карте: конкуренция или привилегированный статус

Политическая система, сформировавшаяся на независимой Украине после 1991 г., имеет черты полиархии и конкурентной олигархии — власть в ней немонолитна и не является консолидированным субъектом, что радикально отличает ее от российской политической системы. На Украине существует реальный политический процесс, жесткая конкуренция власти и оппозиции, распределение властных полномочий не только среди провластных субъектов и группировок, но и среди оппозиционных, выборы на конкурентной основе без предрешенного результата и т.д.

Подобная полицентрическая структура политической системы экстраполировалась и на структуру церковной жизни: так, вследствие церковных расколов внутри православного мира и возрождения греко-католицизма с начала 1990-х годов и до настоящего времени на Украине сосуществуют четыре основные восточнохристианские юрисдикции: Украинская православная церковь (Московского патриархата), Украинская православная церковь (Киевского патриархата) — УПЦ КП, Украинская автокефальная православная церковь — УАПЦ, Украинская греко-като-лическая церковь — УГКЦ. Из православных юрисдикций только УПЦ признана мировым православием, тогда как УПЦ КП и УАПЦ, несмотря на многочисленные попытки, так и не обрели легитимного статуса; УГКЦ признается православным миром— но как составная часть мира католического.

Определенную роль в некоторых регионах играют также Римско-католическая церковь и протестантские церкви и секты, а также старообрядческие церкви различных согласий.

Все годы независимости между четырьмя восточнохристианскими юрисдикциями шла жесткая борьба, в которой были и взаимоуничтожающая полемика, и «черный пиар», и настраивание священниками паствы против представителей конкурирующих юрисдикций, и прямые столкновения между представителями различных общин в борьбе за здания храмов на Западной Украине.

При этом ни одна из этих юрисдикций (по крайней мере до президентства Виктора Януковича) на общеукраинском уровне не имела ни формально-юридического, ни политического преимущества перед другими: президенты пытались сохранить баланс в публичном общении с иерархами всех юрисдикций и при посещении всех соответствующих кафедральных храмов. СМИ пытались по возможности сбалансированно освещать деятельность различных юрисдикций — особенно во время трансляции по телевидению различных праздничных богослужений.

Разумеется, те или иные конфессии получали ощутимую политическую поддержку или, напротив, претерпевали притеснения в тех или иных регионах. Скажем, иерархи и активисты УГКЦ жаловались и жалуются на притеснения за пределами Галичины, где греко-католицизм исторически  не имел распространения, как со стороны местных властей,  так и со стороны иерархов и активистов конкурирующих юрисдикций. В свою очередь, иерархи и активисты УПЦ жалуются на притеснения в галицких областях Украины со стороны УГКЦ, и на Волыни со стороны УПЦ КП.

При каждом из президентов независимой Украины церковная политика обретала свой специфический вектор, который был производным от внешней светской политики.

Так, при президенте Леониде Кравчуке (1991—1994гг.) была утрачена монополия УПЦ на паству, идентифицирующую себя как православную. Сама УПЦ возникла еще при советской власти (на Архиерейском соборе 25—27 октября 1990г.) как автономная и самоуправляемая церковь в составе Московского патриархата5. В июне 1992г. произошел церковный раскол внутри канонического православия, породивший не признанную мировым православием УПЦ КП под водительством патриарха Филарета (Денисенко). В те же годы легализовалась УАПЦ, а УГКЦ перестала быть маргинальной и притесняемой со стороны государства юрисдикцией.

При президенте Леониде Кучме (1994—2005гг.) была провозглашена внешняя политика «многовекторности» украинского государства — такой же «многовекторной» была и церковная политика того периода, основанная на балансировании между существующими восточнохристианскими юрисдикциями и приблизительно равной поддержке по отношению ко всем. Кучма всячески демонстрировал свою независимость от Кремля6, поэтому визит папы римского Иоанна Павла II на Украину летом 2001г. был как бы «меcседжем» Москве, что мнение патриарха Алексия II, протестовавшего против визита из-за разгрома в Галичине Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской православных епархий, Киеву не указ.

Президент Виктор Ющенко (2005—2010гг.) провозгласил курс на приоритетность интеграции Украины в евроатлантическое сообщество и на единую поместную православную церковь, созданную путем объединения (программа максимум) «украинофильской» части УПЦ, УПЦ КП и УАПЦ (УГКЦ не рассматривалась как субъект объединения).

Неудачи Ющенко в политике, вызванные неадекватностью принимаемых решений, экстраполировались и на его планы и действия в церковной сфере. Так, в июле 2008 г. состоялся визит в Киев вселенского патриарха Варфоломея, на который многие возлагали надежды по провозглашению Украинской поместной православной церкви. Однако подобные надежды были преувеличенными и необоснованными, тогда как реальный сценарий позволял легализовать на Украине Вселенский патриархат — путем перехода вего юрисдикцию епархий непризнанной УПЦ КП. Патриарх Филарет оказался перед сложной дилеммой: возглавляемая им структура могла получить канонический статус — в качестве автономной митрополии в составе Вселенского патриархата, предстоятель которой был бы выбран Варфоломеем из трех предложенных этой церковью кандидатур. Однако существовала угроза, что предстоятелем может стать не Филарет, а более молодой и энергичный архиерей.

Реализация подобного сценария привела бы к параллельному существованию на Украине двух легитимных православных иерархий — московской и константинопольской. Схожие ситуации в Эстонии и Молдавии привели к жесткой конкуренции и дипломатической войне между Фанаром7 и Чистым переулком8. Повторение ситуации в масштабе всей Украины могло бы поставить Московский патриархат на грань глубокого кризиса (хотя некоторые аналитики из УПЦ не видят в параллельном существовании на территории Украины двух легитимных юрисдикций ничего страшного — напротив, считают, что это позитивно повлияло бы на Московский патриархат, вынудив его заботиться о своей привлекательности). Однако противники подобного сценария по возвращению юрисдикции Вселенского патриархата тактически переиграли его сторонников, воспользовавшись амбициями Филарета и непрактичностью Ющенко9.

При президенте Викторе Януковиче (с 2010г.), декларирующем свою «пророссийскую» ориентацию и верность «каноническому православию», УПЦ начала позиционироваться как «главная», «государственная», «доминирующая»10 церковь, что вызвало неудовольствие представителей иных религиозных организаций.

Подобное переформатирование конфессиональной ситуации, когда вместо нескольких конкурирующих церквей с приблизительно равными правами и возможностями возникает моноцентрическая система, в которой  есть одна «правильная» и поддерживаемая государством церковь (УПЦ) и несколько «неправильных» (УПЦ КП,  УАПЦ, УГКЦ), происходит по той же логике, что ипереформатирование политической системы Украины: из полиархической, имеющей несколько центров влияния, она превращается в моноцентрическую, имеющую лишь один центр влияния и принятия решений.

Внутри самой УПЦ «москвофильская» партия перешла от активной обороны к наступлению — начались интриги против отдельных иерархов, священников и светских интеллектуалов «украинофильской» ориентации, приведшие к ослаблению ее позиций11. Ослабление «украинофилов» происходит также и по сугубо внутренним причинам: из-за внутренней деморализации, нежелания публично или кулуарно бороться с политикой патриарха Кирилла по интеграции Украины в «русский мир», опасения быть извергнутым из легитимной православной юрисдикции, из-за моноконфессионально ориентированной церковной политики Януковича, из-за интеллектуального и финансово-организационного оскудения УПЦ.

Решениями Межправославной подготовительной комиссии, принятыми в декабре 2009 г. в Шамбези (Швейцария), был усложнен порядок создания канонических автокефальных церквей, так что шансы создать украинскую  православную поместную церковь в краткосрочной либо среднесрочной перспективе, на первый взгляд, резко упали — вопрос как будто был снят с повестки дня. Кроме того, было предварительно согласовано, что статус автономной церкви из общеправославного превращается во внутренний. В результате поместная церковь может учреждать и упразднять внутри себя автономные церкви по своему усмотрению, и это не требует ни утверждения, ни признания со стороны Константинополя или полноты поместных церквей. Однако не так давно появилась и альтернативная точка зрения, согласно которой решения Межправославной подготовительной комиссии носят рекомендательный характер, а сама процедура создания автокефальных церквей должна быть рассмотрена на Всеправославном соборе.

Патриарх Иерусалимский Феофил в ходе своего визита на Украину в марте 2011 г. заявил, что «украинский» православный вопрос может быть решен на Всеправославном совещании предстоятелей12. Судя по всему, разделяет эту мысль и вселенский патриарх Варфоломей. Однако РПЦ боится вынесения «украинского» вопроса на Всеправославное совещание, поскольку спор о том, кто является матерью-церковью для украинского православия, с высокой долей вероятности будет решен в пользу Константинополя, а не Москвы. (Сторонники же каноничного отделения УПЦ от РПЦ полагают, что именно Всеправославное совещание по Украине — достойный способ для РПЦ отпустить украинскую «дочку», сохранив собственное лицо и не доводя дело до раскола.)

В это время нынешнее руководство РПЦ создает правовые и управленческие механизмы, с помощью которых сможет эффективно влиять на ситуацию в украинском православии. В начале февраля 2011г. определением Архиерейского собора Русской православной церкви были внесены изменения и дополнения в Устав РПЦ, в соответствии с которыми наметилась тенденция по централизации управления этой церковью и ограничению самостоятельности автономных церквей13. Изменения касаются приоритета структур и решений органов РПЦ по отношению к автономным церквам включая УПЦ. В частности, предстоятель автономной церкви вступает в должность после утверждения патриархом Московским (раньше необходимо было лишь благословение патриарха), возникает обязательность для автономных церквей решений общецерковного суда и суда Архиерейского собора РПЦ, а также обязательность решений Поместного и Архиерейского соборов и Священного синода РПЦ. Проекты уставов автономных церквей теперь необходимо согласовывать с патриархом Московским (раньше речь шла лишь об одобрении) и т.д.

Неожиданный вызов получила УПЦ и с греко-католической стороны. 27 марта 2011г. в Киеве прошла интронизация нового главы УГКЦ — верховного архиепископа Святослава (Шевчука), 40-летнего церковного интеллектуала и богослова, призванного, по мнению греко-католического епископата, реализовать амбициозную программу развития этой церкви на ближайшие десять лет. Этот факт является мощнейшим стимулом для внутреннего и внешнего развития УПЦ и для повышения ее конкурентоспособности. Ведь в отличие от России, где РПЦ не испытывает конкуренции со стороны иных восточнохристианских юрисдикций, на Украине ситуация радикально иная, и самосохранение предполагает не стагнацию, не помощь со стороны государства, которое может помочь «разобраться» с конкурентами, но ответ на вызовы времени. В случае отказа от конкуренции вероятен и вполне ощутимый проигрыш — часть паствы УПЦ может уйти в УГКЦ.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7