Я заварил то ли чай, то ли кофе (мне было не до того, чтобы понимать, что я делаю). Не поднимая глаз, подал одну из чашек Глории. Мы переместились к окну, закурили, чашки поставили на подоконник. За окном лето. Видны зелень деревьев, здания каких-то заводов, слышны звуки ездящих автомобилей, далёкие голоса людей, щебетание каких-то птичек.
Перекинулись несколькими, ничего не значащими фразами. Уставились в окно. Воцарилась тишина; и только зелень деревьев, здания каких-то заводов, слышны звуки ездящих автомобилей, далёкие голоса людей, щебетание каких-то птичек. Взгляд Глории в эти мгновения был нейтральным, глаза слегка прищурены. Оторвали свои взоры от окна, повернулись друг к другу, снова о чём-то поговорили, испили (то, что я заварил) каждый из своей чаши, затянулись дымом сигарет. Обратили свои взоры друг на друга. В глазах Глории промелькнули какие-то весёлые нотки.
— Может, ты меня поцелуешь? – то ли спросила, то ли попросила Глория, глядя при этом на меня улыбающимися глазами.
Я склонился к ней. Обнимая её одной рукой за талию, прильнул своими губами к её губам. Она закрыла глаза, запрокинула голову, свои руки она положила мне на грудь. Я прижал её талию сильнее к себе, второй рукой обнял её за плечи, прижался к её груди. Её руки, нежно касаясь моего тела, обняли мою спину. На мгновение мы оторвались от губ друг друга, чтобы набрать ещё воздуха в груди для следующего поцелуя.
Следующий поцелуй был ещё слаще предыдущего, ещё более головокружительный. Я начал стягивать с Глории сначала блузку, потом юбку. Она мне помогала в этом. По пути в комнату мы сняли с Глории лифчик. Я тоже старался успевать снимать свою одежду вместе с её раздеванием. До кровати мы добрались в трусах.
Посадив Глорию на диван, я продолжал осыпать её поцелуями. Оторвавшись от её губ, я принялся целовать её лицо, шею, плечи, грудь, живот, плавно опускаясь на пол. Она, с закрытыми глазами, тяжело дышала, хватала губами воздух, беззвучно постанывая. Руки её были разбросаны на диване. Целуя её живот, я спускался поцелуями всё ниже и ниже. Когда я засунул свой язык и провёл ним между резинкой её трусов и кожей, она вздрогнула всем телом, выгнулась, выпустив звук стона не то блаженства, не то душевной боли и взяла мою голову руками, остановив на мгновение мои движения. Затем, оторвавшись от её тела и переведя дух, я начал целовать её пупок. При этом я положил её ноги мне на плечи, а руками начал снимать её трусики, упёршись грудью в её вульву. Не отрывая своих губ от её тела, я добрался поцелуями до её груди, сняв трусики до бёдер. Взяв её сосок губами и осыпая его поцелуями с посасыванием, я снял её ноги с плечей моих, свёл их вместе и согнул в коленях, прижав к её груди. Оторвал свои губы от её тела, снял с её бёдер трусы. Она, сидевшая на диване, запрокинув голову, опустив на диван обессилившие от блаженства руки, не противилась мне в том, что я опустил на пол её ноги, немного развёл её колени и, поглаживая её бёдра, живот, снова бёдра, потом снова живот, позволил себе какое-то время бесстыдно рассматривать её наготу. Казалось, она была обессилившая. Наверное, именно этим она и была прекрасна в эти сладострастные мгновения.
Её лобок был аккуратно подбрит, а оставленная тоненькая полоска волос вокруг половой щелочки, прикрывающей клитор, была аккуратно подстрижена.
Трудно даже сказать дышала ли она в эти мгновения. Казалось, она затаила дыхание, собирая силы и ожидая когда я опять продолжу то, что я начал делать с ней.
Я не стал её мучить ожиданиями. Нежно поглаживая её тело, я начал целовать его, приближаясь в поцелуях всё ближе и ближе к тому сладкому, тёплому и уже давно влажному её месту, о котором так много разными людьми всех времён и народов сказано (но, как это ни печально,– всё больше пошлых) слов.
Она совсем, казалось, перестала дышать. Но я чувствовал, как она хочет! и пытался угадать: чего именно в это мгновение. Я боялся ошибиться, но мне казалось, что она согласна со всем, что я делал с её телом, лишь бы я делал это только хорошо!
Стоя на коленях перед диваном, на котором она сидела, я, поглаживая внутреннюю сторону её бёдер, ещё немного раздвинул её ноги и приподнял их, поставив ступни её себе на ноги. Её вульва была так рядом! Она так хотела! Я заметил, что кожа её губ была тёмной, а, когда я руками принялся помогать своим губам удовлетворять её, моему взору открылись внутренние губы её, которые были нежно-розового цвета. На мгновение я прекратил свои поцелуи и снова засмотрелся на неё. Наверное, я ещё не видел до сих пор такое оригинальное решение цветовой гаммы, которое принял Создатель, сотворивший Глорию. Возможно, что Он и создал её для любви. Для любви не Земной. Тем, как она принимала ласки, она возбуждала меня до потери чувства реальности, чувства времени и пространства, чувства земного притяжения мыслей. Казалось, что, когда она получает телесные ласки, то её нет в нашем Земном мире. Она где-то летает. И, чем больше ей хорошо делаешь «хорошо», тем выше и дальше она летает. И, чтоб догнать её, делаешь ей ещё больше и лучше «хорошо». Но угнаться за ней невозможно. Она всё равно где-то впереди тебя; блаженно целуя её тело, душевно возносишься куда-то ввысь, но она всё равно,– и дальше и выше.
Мгновение разглядывая её красивые места, я дал ей возможность перевести дух и набрать в лёгкие воздух, чтобы, когда я впился губами, одновременно целуя и клитор и половые губы её, введя при этом в мокрое влагалище свой язык насколько это было возможным глубоко, она со стоном выпустила его (воздух) выгнув спину и выделив порцию сладострастного любовного сока женщины прямо в мой рот.
Тяжело дыша, я оторвался от удовлетворённого тела Глории. Посмотрев на неё, я был доволен собой. Я смог доставить ей удовольствие! Через какое-то время мы оба уже дышали равномерно. Мысленно мы оба были уже на Земле.
Я смотрел на её лицо, разглядывая её губы, глаза, брови. Она подняла веки, открыв свои зелёные глаза. Мне её глаза казались бездонным океаном, в водах которого можно было либо купаться, нежась в его теплоте, либо утонуть, не выдержав натиска его холодных волн.
— Ты прекрасна! – всё, что я смог выговорить глядя в её глаза, глубоко вздохнув.
— Ты что, наблюдал за мной? – сказала она, застенчиво прикрыв свои зелёные глаза веками.
— Я не могу оторвать от тебя своих глаз. Хочу на тебя насмотреться.
— А я не думала, что ты такой смелый.
— Ты думала, если я молчу или не совершаю каких-то поступков, то это потому, что я застенчивый?
Ещё пара каких-то фраз. Душеоткрытые улыбки. И бездонный океан её глаз… Глаза её для меня такие большие, что кроме них я не вижу больше ничего. Купаюсь в зелени этих глаз, трогая пушистость ресниц, окаймляющих эту зелёную красоту.
Не выдержав давления зелёного океана на мою душу, я снова накинулся на Глорию с поцелуями. На этот раз я уже забрался к ней на диван. Целовал, целовал, целовал… И она тоже впивалась в мою губы поцелуями. Потом, подложив небольшую подушку под её красивые ягодицы, согнув в коленях и прижав к груди её ноги, я, поглаживая ягодицы и внутреннюю сторону её бёдер, снова прильнул поцелуями к её половым губам, клитору, внутренним половым губам, возвышая тем самым её в душевном полёте над Землёй и всем нашим бренным миром всё выше и выше. Своим полётом она увлекала меня за собой ввысь. Я всё меньше и меньше понимал происходящие наши действия и действия или бездействия вокруг нас. Доведя её и себя до пика блаженства, я одной рукой чуть-чуть сильнее прижал её ноги к её же телу, а второй, прислонил головку своего члена к её клитору, слегка надавил на него, провёл головкой члена по клитору вверх и вниз, провёл головкой по влажным и, казалось, горячим и трепещущим, половым губам. Вставив головку члена между половых губ, поочерёдно слегка надавил на каждую из них, и замер на мгновение, как будто собираясь с силами для ответственного, всерешающего действия. Потом мой член вошёл в неё и я начал двигать разными частями своего тела, концентрируя всё внимание на своём члене, желая как можно больше передать с его помощью телесных удовольствий для Глории. Её глаза были закрыты, а я – наоборот, до сих пор не мог никак оторвать взора своего от неё.
.......
