Многие современники считают революцию в России 1917 года народной акцией неповиновения власти. Более того, не просто народной, а рабоче-крестьянской. Так ли это было, попытаемся разобраться в этой статье. Кроме собственно революции, будут рассматриваться и её истоки, дальние и близкие. Чтобы читатели не обвинили в смешивании фактов, сразу скажу - создатели революции 1917 года часто черпали идеи у предшественников, не связанных с ними прямо, и в статье будут рассмотрены участники не конкретного события, а череды событий, которые привели к террору большевиков и иным негативным для России последствиям. Цель статьи - показать, что вовсе не народ принимал подобные решения, а конкретные люди, которые, кстати, с точки зрения самих большевиков, могут рассматриваться как представители буржуазии и правящих классов, как правило, люди далеко не бедные.

Декабристы

Возможно начать и с более ранних времен и людей, но тогда статья будет очень большая. Потому, думаю, будет разумно в качестве первых утопистов (в этой статье) рассматривать декабристов. Читая о декабристах, многие подданные Российской империи были втянуты в революционную преступную деятельность. Список казненных (им и ограничимся, так как они не основная тема статьи):

"Земля и Воля" и "Народная воля"Маркс и ЭнгельсПервый состав Совета Народных Комиссаров Советской РоссииЗаключение.

Источник: Монархисты Малороссии.

Многие граждане ошибочно присваивают заслуги победы в Великой Отечественной войне коммунистам и коммунистической партии. Ведь советская власть - сами есть оккупанты, пришедшие к власти незаконным путем. В этой статье мы не будем (и не имеем морального права) отрицать подвиг народов Советского Союза в борьбе с иноземными оккупантами, но четко расставим грань между подвигом народа, и попытками советской власти выжить в условиях, созданных ей же.


Основные аргументы против этого - могла ли выиграть Российская империя Великую Отечественную войну? При этом авторы подобных высказываний не задаются вопросами о возможности войны, не случись революция в России в 1917м. Керенщина - не менее преступное явление чем коммунизм, однако же, большевики и меньшевики, а также их предшественники и сочувствующие сделали немало для ухудшения обстановки в Российской империи.

Здесь, также, уместно вспомнить о проигрыше в русско-германской войне (этот сепаратный позорный Брестский мир, подписан, кстати, Советской властью). Могла ли страна, разрываемая Керенскими и Ленинами, выиграть в войне? Ведь и сам В.И. Ленин считал поражение в войне необходимым фактором "превращения войны империалистической в войну гражданскую". Мог ли патриот (коим считают Ленина товарищи коммунисты) вынашивать такие мысли?

Но вернемся к войне Отечественной, и уберем пыль патриотизма с коммунистической партии, борющейся за суверенитет СССР в войне с Германией. Только представьте, кто бы первый пострадал при оккупации СССР немцами? Конечно же, члены Коммунистической партии, и все им сочувствующие. Давайте подумаем, какие интересы обычно может защищать страна, против которой ведется агрессия (с точки зрения обывателя)?

1. Защита национальных святынь и ценностей. Действительно, Советский союз заботился о сохранении материальных исторических памятников, и ценностей во время войны. Но сколько ценностей было уничтожено до немецкой оккупации? Сколько страниц истории России было вырвано советской властью, а сколько переписано, искажено?

2. Защита интересов народа. Здесь необходимо знать, что действительно, интересы коммунистической партии в тот момент (в плане войны с Германией) совпадали с народными. Однако, стоит помнить, что сотрудничество с народом было для коммунизма фактором выживания.

Потому, Великую Отечественную войну следует помнить как подвиг народа, в борьбе за свою свободу и независимость. Заслуги же коммунизма в победе обусловлены попыткой выживания. В остальном же советская власть, как и её политические преемники - незаконны, и их действия не могут поддаваться оправданию и поощрению.

Источник: Монархисты Малороссии

Голос политической честности, гражданского мужества и искреннего непонимания — всегда производит глубокое впечатление, особенно в нашем пролганном мире. Этот голос заслуживает внимания и уважения.

Первое, что необходимо установить для разъяснения выдвинутой итальянским ученым проблемы и политической «тайны»,— что между русскими Государями и русским народом существовала духовно-органическая связь. Эта связь прерывалась очень редко; и Государи, не умевшие установить ее (Анна Иоанновна под влиянием Бирона, Иоанн Шестой по малолетству и Петр III по чужеземству), проходили в русской истории, как тени. Иностранная кровь, вливавшаяся в русскую династию (в силу «равнородных» браков) — преодолевалась обычно уже в следующем поколении. Этому содействовали глубокие духовные обстояния.

1.Своеобразие русского духовного уклада, не совмещающегося с западно-европейским укладом и властно требующего ассимиляции.

2.Православная вера, вовлекающая в религию главное чувствилище человеческой души и не мирящаяся с формальной обрядностью и условным ханжеством.

3.Особливость русской государственной судьбы, трагической по самому своему существу: ее надо понять трепетом сердца и принять совестью и волею.

4.Сила нравственного излучения, исходившего от монархически чувствующего и волящего народа, направленного к Государю и его Дому.

5.Чуткая даровитость русских Государей, религиозно-осмысливающих свое служение и вдохновлявшихся верою в русский народ, а также в особенности — любовью к нему.

В силу всего этого драгоценная связь между монархом и народом устанавливалась быстро и напрочно. Это давало русским Государям возможность чувствовать и созерцать свою страну, жить в основном русле его истории и мыслить из его трагической судьбы. Они, так сказать, «врастали» в Россию, чему много содействовала художественная даровитость русского человека. Русский народ, созерцая сердцем своих Государей, вовлекал их (уже в звании наследника!) в ответное сердечное созерцание, и Государям, — инстинктивно и интуитивно, — открывалось самое существенное: душевный и духовный уклад русского народа, его историческая судьба, его грядущие пути и, в особенности, его опасности. Они оставались людьми и могли ошибаться (недооценивать одно и переоценивать другое); это возлагало на русских людей — долг правды и прямого стояния перед Государем. Но в основном они редко сомневались.

К началу 19 века русский народ нуждался прежде всего и больше всего — в мире. Он провоевал, по точному исчислению генерала Сухотина[ii] и историка Ключевского, буквально две трети своей жизни — за свою национальную независимость и за свое место под солнцем, которое оспаривали у него все соседи. Эти войны столетиями растрачивали его лучшие силы: гибли самые верные, самые храбрые, самые сильные духом, волею и телом. Эти войны задержали его культурный и хозяйственный рост. Им надо было положить конец. А между тем, с семилетней войны (1756 — 1762) Россия была вовлечена в западно-европейские трения и войны: она стала членом «европейского концерта»[iii] на положении великой державы, и не могла уже отказаться от этого пути. Следование по нему принесло нам целый ряд величайших государственно вредных осложнений: разделы Польши, Суворовский поход и затяжные войны с Наполеоном, окончившиеся, как известно, опустошением ряда губерний, сожжением Москвы и ликвидационной войной за пределами России. В общем много славы, очень много ненужного бремени и огромные потери.

После наполеоновских войн положение России выяснилось недвусмысленно. Дипломатически и стратегически «уйти из Европы» — значило бы предоставить опередившим нас европейским державам сговариваться на свободе против России, замышляя против нее недоброе, а самим пассивно ждать нового вторжения «дванадесяти язык». Этот исход был бы равносилен самопредательству. Технически же, хозяйственно и культурно этот уход был бы еще большей ошибкой. Но, оставаясь в «европейском концерте», надо было считаться с неизбежностью новых стратегических вовлечений в западные дела и соперничества. Оставалось одно,— мудрое и верное: — неуклонно и искусно поддерживать в Европе и Азии равновесие сил и длительное замирение.

И вот, начиная с первой французской революции, впервые показавшей европейцам весь размах этого заразительного психического заболевания масс, Россия должна была считаться с двумя кровавыми опасностями, идущими из Европы: с войной и с революцией. Это уразумели уже Екатерина II и Павел I. Что может дать России европейская война — показали тогда наполеоновские походы. Что может вызвать в России массовое восстание показали бунт Разина, стрелецкие заговоры при Петре Великом и самозванство Пугачева. Русские Государи 19 века видели обе эти опасности, которые нисколько не тревожили русскую революционную интеллигенцию. Поэтому они стремились оградить Россию — и от ненужных войн, и от революционных безумий. Они хотели вывести народ, по возможности без войн и решительно без революций, на путь реформ, дальновидно подготовлявшихся Императором Николаем I и превосходно осуществленных Императором Александром II.   (Ау, коммунисты, слышите!)

Ныне история подтвердила их политическую линию: строить Россию мировым равновесием сил; не допускать ее провала в стихию восстания; и повышать уровень ее культуры и правосознания. В начале 20 века, когда Россия больше всего нуждалась в мире и в лояльном прогрессе,— именно война и революция принесли ей невиданное в истории крушение и превратили ее в очаг мировой заразы...

В течение всего 19 века европейцы не верили — ни в миролюбие России, ни в мудрые и прогрессивные замыслы ее императоров. Они уверяли себя, что Россия стремится к территориальному расширению и желает покорить себе всех соседей. Конечно, у страха глаза велики; но ведь и сила суждения, именуемая в общежитии «умом», дается человеку на что-нибудь... Европейцы сделали себе из России что-то вроде «пугала». Это объясняется, между прочим, — провинциональностью их политического горизонта: они никогда не могли представить себе того пространства, которым Россия уже оплодотворена, и в то же время, обременена; они все воображали, что Россия с ее малою плотностью населения, нуждается в их переуплотненных жителями клочках территории; они не понимали, что экспансия имеет смысл только в сторону менее населенных стран и что Россия, с ее православной верою и с ее просторами, никогда не могла дойти до чудовищной германской мысли — истреблять население завоеванной страны, чтобы отдать ее своим насельникам... На самом же деле — не русских тянуло завоевывать Европу, а европейцы разных государств мечтали (вослед за шведским королем - Густавом Адольфом!)[iv] отодвинуть Россию в Азию и отнять у нее ее «передние» европейские земли. Последние полвека наглядно подтвердили это стремление — и со стороны Германии (два похода на Россию, в Прибалтику и на Украину вплоть до Волги и Кавказа!), и со стороны Польши, определенно мотивировавшей свою экспансию на восток «необходимостью обеспечить свои грядущие поколения» коренными русскими землями и доныне заселенными русским народом.

Все это заставляет нас признать миролюбивую и уравновешенную политику русских Государей в 19 веке — национально верной, дальновидной и мудрой. Она является прямой противоположностью советскому революционному завоевательству и может казаться «империалистической» или «таинственной» только неосведомленному европейцу, раз навсегда испугавшемуся «русского колосса» и ликующему каждый раз, как ему дается повод провозгласить, что сей колосс — «на глиняных ногах». И если бы европейские газетчики знали и понимали, какая политическая глупость нужна для того, чтобы повторять их отождествление русской национальной политики «равновесия» с советской политикой революционного завоевания мира, то многие из - них вырвали бы себе остатки волос на голове…

21 января 1933 года в  французского журнала «L'Illustration» была напечатана достопримечательная статья итальянского историка Гуилельмо Ферреро, проведшего последнюю часть своей жизни в Женеве и скончавшегося там же в 1941 году.

Статья, озаглавленная «Прежняя Россия и мировое равновесие», высказывает ряд верных и справедливых мыслей о мировой политике русских Государей в 19 веке. Эти мысли прозвучали в Европе, как в стране глухонемых, и не оказали, конечно, ни малейшего влияния на укоренившееся здесь общественное мнение.

Европа не знает России, не понимает ее народа, ее истории, ее общественно-политического строя и ее веры. Она никогда не понимала и ее Государей, огромности их задания, их политики, благородства их намерений и человеческого предела их возможностей.

И, странное дело, каждый раз, как кто-нибудь знающий пытается высказать правду и поправить дело всеобщего невежества, он наталкивается на уклончивое безразличие и недружелюбное молчание. Ему не возражают, его не опровергают, а просто — «остаются при своем». Европе не нужна правда о России; ей нужна удобная для нее неправда. Ее пресса готова печатать о нас самый последний вздор, если этот вздор имеет характер хулы и поношения. Достаточно любому ненавистнику России, напр., из «грушевских украинцев», распространиться о пресловутом поддельном «завещании Петра Великого», о «московитском империализме», якобы тождественном с коммунистическим мирозавоеванием, и о «терроре царизма»,— и европейские газеты принимают эту лживую болтовню всерьез, как новое оправдание для их застарелого предубеждения. Им достаточно произнести это политически и филологически-фальшивое словечко «царизм»,— и они уже понимают друг друга, укрывая за ним целое гнездо дурных аффектов: страха, высокомерия, вражды, зависти и невежественной клеветы...
Нам надо понять это отношение, это нежелание правды, эту боязнь действительности. Все видимое преклонение европейца перед «точным знанием», перед «энциклопедической образованностью», перед «достоверной информацией», словом — вся этика истины — смолкает, как только дело коснется России. Европейцам «нужна» дурнаяРоссия: варварская, чтобы «цивилизовать» ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, чтобы оправдать в ней революцию и требовать для нее республики; религиозно-разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии. Но, если эту «гнилую» Россию можно стратегически использовать, тогда европейцы готовы заключать с ней союзы и требовать от нее военных усилий «до последней капли ее крови»...

И вот, когда в такой атмосфере кто-нибудь из них скажет несколько правдивых и справедливых слов о России, то мы должны выделить их из общего хора голосов. Ферреро, как и другие, не знает истории России и не разумеет ни ее судьбы, ни ее строя, ни ее задач. Для него, как и для всех европейцев (о как редкостны исключения!), Россия есть — «далекая, полуварварская империя», «олигархия восточных сатрапов», страна «деспотизма, подмявшего под себя сто миллионов людей>, «огромное военное государство, основанное и управляемое мечом, эксцентричное, наполовину оевропеившееся»... Кроме этих мертвых пошлостей он не знает о России ничего. И потому — понять и объяснить мировую политику ее Государей — он не может. Но он это честно выговаривает: «Эта политика», упорно и потомственно добивавшаяся в Европе и в Азии «устойчивого равновесия», есть для него «одна из великих тайн истории 19 века», которую «важно было бы изучить и понять». И вот Ферреро имеет мужество признать эту политику, точно формулировать ее сущность и ее значение для всего мира и с величайшею тревогою отметить ее вынужденное прекращение. Предоставим слово ему самому.

Девятнадцатый век принес Европе «очень немного войн», «мало кровавых и мало разорительных, кроме разве войны 1870 года. Германия, Франция, Англия, Соединенные Штаты  — гордились до самого 1914 года тем порядком и миром, которые господствовали во вселенной в течение целого века, тем богатством, которое им удалось извлечь из этого порядка и мира», и соответствующим прогрессом. Все эти «чудеса, ослепившие 19 век, они считали своим делом и своею гордостью. Но теперь мы знаем, что мы тут были ни при чем, что это был почти бесплатный дар, поднесенный Германии, Франции, Англии, Соединенным Штатам, всему Западу — последними наследниками Византии», т. е. русскими Царями.

«После 1918 года мы слишком скоро забыли, что с 1815 года до 1914 года, в течение века, Россия была великой силой равновесия в Европе». «С 1815 до 1870 года Россия поддерживала и подкрепляла германский мир, помогая ему прямо и косвенно. В 1849 году она спасла Австрию, послав в Венгрию свою армию, чтобы подавить мадьярскую революцию. Бисмарк смог объединить Германию и создать империю между 1863 — 1870 годами, потому что петербургское правительство давало ему свободу, если не прямо поощряло его. Тогда в Петербурге хотели усиления Германии, чтобы она была противовесом Англии и Франции, врагам России по Крымской войне. Но после 1870 г. германский мир быстро принимает гигантские размеры и замашки. И вот, Россия понемногу отделяется от него и переходит в другой лагерь. В 1875 году она помешала Германии напасть на Францию. После 1881 года»... «Россия все больше и больше сближается с Францией. Почему? Потому что германское могущество все возрастает». Наконец, в 1891 году заключается настоящий союз с Францией, а в начале 20 века «Англия и Россия, два соперника, объединяются против германской опасности».

Как бы ни объяснялась тайна этой «выдержанной, вековой политики европейского равновесия», проводившаяся русскими Императорами,— бесспорно, что если Европа пользовалась целый век миром, лишь с перерывом от 1848 до 1878 года, то она обязана этим в значительной степени такой русской политике. В течение века Европа и Америка были на банкете всеобщего благоденствия — гостями и почти прихлебателями русских Царей.
Но этим «парадокс не исчерпывается: эта огромная военная империя»... «была также стражем порядка и мира в Азии. Ураган, разоряющий Азию вот уже больше 20 лет (теперь уже 39 лет!) начался только в 1908 году вместе с турецкой революцией и в 1911 году вместе с китайской революцией. С 1815 года до этих революций Азия пребывала в сравнительном порядке, которым Европа широко пользовалась для распространения своего влияния и для устройства своих дел. Но этот порядок поддерживался, главным образом, страхом перед Россией. В Турции, в Персии, в Индии, в Японии — имелись англофильские партии. Все уступали интригам или даже господству Англии, потому что Англия казалась защитою против московской империи и меньшим злом». Таким образом, «обе державы помогали друг другу, ведя борьбу друг против друга; и их азиатское соперничество было самым парадоксальным сотрудничеством в мировой истории». Понятно, что «крушение царизма» в 1917 году «стало для Азии сигналом к восстанию против Европы и против западной цивилизации».

Теперь «все заняты новым правительством, овладевшим Россией», стараясь разгадать его намерения, и «забыли об империи Царей, как если бы она исчезла совсем»; а между тем, «последствия ее крушения только еще начинают ощущаться». «Цари России уже не даруют ежедневно Европе и Азии даров мира и порядка», а «Европа и Америка не находят ничего такого, что могло бы заменить, эту политику равновесия, в течение века регулирующую жизнь вселенной».

Все это было написано в 1933 году. С тех пор произошло очень многое, подтвердившее предвидения и опасения Ферреро. Миролюбивая Россия лежит все еще в прострации, в разорении, унижении и муках. Ее место занято посягающим «на все» Советским Союзом. Это новое, в корне нерусское и враждебное национальной России, псевдо-государство явилось невиданным в истории человечества революционным и военным агрессором — и мир трепещет в ожидании новой разрушительной войны. Регулятором мирового равновесия пришлось стать Соединенным Штатам.

Но вернемся к прошлому, к «неразгаданной тайне», выдвинутой в статье Ферреро. (см. продолжение)

1613 - Победа над Смутой. Восстановление Российской Государственности. Призвание на царство Дома Романовых

Обращение Главы Дома Романовых к Соотечественникам о праздновании 400-летия преодоления Смуты и восстановления Российской Государственности

Дорогие Соотечественники!

400 лет назад наша Родина была терзаема страшной, невиданной доселе Смутой. Всё собранное на протяжении веков ценой невероятных трудов и жертвенных подвигов народа, оказалось на грани полного уничтожения. Обезглавленная страна гибла от гражданской войны и внешнего нашествия, от растерянности и измены правящего слоя, от равнодушия, ожесточённости, подозрительности, взаимной ненависти, трусости, лжи, подлости и корысти, охвативших все без исключения сословия.

Тогда среди всеобщего хаоса и безумия прозвучал мужественный голос Предстоятеля Русской Православной Церкви Святого Патриарха Гермогена. Именно он указал правильный путь выхода из кризиса, взывая к Совести и провозглашая приоритет главнейших ценностей человечества – Веры, Надежды, Любви, Законности, Долга и Чести.

Призыв Патриарха был услышан патриотами России, и освободительная борьба стала приобретать всё более чёткие очертания. Правильные решения дались не легко и не сразу. Первое Ополчение распалось вскоре после создания из-за внутренней межпартийной вражды. И в дальнейшем даже самые великие, светлые и героические свершения не обходились без ошибок, колебаний и грехов отдельных участников. Но общее направление приложения усилий оказалось верным, благодаря чему даже печальный опыт принёс пользу, очищая патриотическое движение от случайных и ненадёжных людей и вразумляя тех, кто заблуждался искренно.

В сентябре 1611 года в Нижнем Новгороде начался сбор Второго Ополчения под водительством гражданина Козьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. В середине февраля 1612 года, когда в Москве, в темнице Чудова монастыря, угасавший от нравственных и физических страданий святой Патриарх Гермоген – главный вдохновитель сопротивления Смуте – в последние мгновения своей земной жизни пламенно молился о России, Ополчение начало победное шествие из Нижнего Новгорода в Ярославль. В апреле там был создан Совет всея Земли, объединивший патриотические силы на началах соборности.

18 августа (31 августа н.ст.) 1612 года, совершив молебен у раки Игумена Земли Русской святого преподобного Сергия Радонежского в Свято-Троицком монастыре, Ополчение Минина и Пожарского двинулось на освобождение столицы, и уже на третий день было у стен Москвы.

22 октября (4 ноября н.ст.) 1612 года – в день празднования Казанской иконы Пресвятой Богородицы – после кровопролитных боёв русское воинство одержало решающую победу над оккупантами, взяв Китай-Город, а 25 октября (7 ноября н. ст.) очистило от иноземного владычества сердце Русской Земли – Московский Кремль.

Народные вожди и воеводы, имевшие право гордиться своими заслугами, могли пытаться самостоятельно решать дальнейшую судьбу Отечества. Но они сумели возвыситься над властолюбием и понять, что для подлинного и окончательного прекращения Смуты необходимо ориентироваться не на собственные мнения, не на партийные интересы, а на волю народа, выраженную свободно избранными представителями регионов и сословий.

1 февраля (14 февраля н.ст.) 1613 года в атмосфере необычайного духовного и патриотического подъема открылся Великий Собор, участниками которого стали все Иерархи Русской Православной Церкви и настоятели крупнейших русских монастырей, вельможи и полководцы, служилые дворяне и казаки, представители разных народов России, купцы, горожане и крестьяне из всех частей Отечества. Пользуясь употребляемой ныне терминологией, мы имеем бесспорное основание именовать Собор 1613 года, предопределивший развитие России на века вперед, объединённым Земским и Поместным Церковным, и в равной мере признавать и почитать как государственное, так и духовно-каноническое значение его деяний.

Итоги Собора не были никем предрешены заранее. Несмотря на единодушие в главном желании возродить благосостояние страны, народные избранники вели между собой жаркие споры по многим общим и частным вопросам. Однако, в конце концов, в их среде возобладало чёткое стремление восстановить суверенную Российскую государственность и независимую законную преемственную власть.

21 февраля (6 марта н.ст.) 1613 года Великий Собор окончательно утвердился в убеждении, что главным и необходимым основанием для возглавления Российской Державы является не красноречие, не преходящая популярность, даже не опытность и героизм, сколь бы ни были важны эти качества для правителя, но – безусловная легитимность и неоспоримая живая связь с предшествующими эпохами истории Отечества.

Ближайшим законным наследником угасшего Дома Рюриковичей был Михаил Феодорович Романов - сын томившегося в польском плену Митрополита Ростовского Филарета, двоюродного брата последнего Царя первой Русской Династии святого благоверного Феодора I Иоанновича. Никаких личных заслуг у 16-летнего Михаила Романова, за которые его можно было бы «избрать» в нашем нынешнем понимании этого слова, ещё не было. Но бесспорность его наследственных прав создавала уникальный и драгоценный статус, позволяющий ему стать надпартийным общенациональным Арбитром, умиряющим исстрадавшуюся страну, и в дальнейшем передать эту роль своим потомкам.

В Утвержденной Грамоте Великого Собора 1613 года о призвании на престол Дома Романовых простыми и ясными словами изложены традиционные и гармоничные для нашего народа принципы отношения к управлению страной, сформулировано понимание взаимной ответственности государства и общества.

Узнав о том, что Россия обрела Законного Царя, интервенты хотели лишить его жизни. Но бессмертный подвиг костромского крестьянина Ивана Сусанина помешал замыслам неприятелей. Глубоко символично и промыслительно, что в нашей истории спасение юного Монарха, а в его лице – надежд всей нации на избавление от постигших Отечество бед, связано не с громкой битвой, не с именами знатных и сильных, а с самопожертвованием одного простого человека.

14 марта (27 марта н.ст.) 1613 года в Свято-Троицком Ипатьевском монастыре Костромы перед чудотворной Феодоровской иконой Пресвятой Богородицы прибывшая из Москвы депутация объявила Михаилу Феодоровичу Романову и его матери инокине Марфе постановление Великого Собора. Государь воспринял это известие не с радостью, а с печалью и трепетом. Власть для него являлась не желанным плодом, но тяжким Крестом, и он сомневался, хватит ли у него сил нести столь высокую ответственность. Лишь уговоры и увещевания Святителя Феодорита Рязанского заставили Михаила Феодоровича смириться с мыслью, что он не имеет права отказаться от священного долга, возложенного на него Божественным Провидением и волей народа.

В мае Государь прибыл в Москву, и 11 июля (24 июля н.ст.) 1613 года Первоиерарх Русской Православной Церкви Митрополит Казанский Ефрем венчал его на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Так началось правление Нашего Дома.

Труды Великого Собора 1613 года и воплощение в жизнь его решений явились кульминацией народной освободительной борьбы. Но полная победа над Смутой и её прямыми последствиями была впереди. Значительные части территории страны ещё находились под контролем разбойничьих шаек и иностранных интервентов. Лишь к 1617-1618 годам русское воинство смогло, в основном, очистить родную землю от неприятелей, а русская дипломатия достигла заключения мирных соглашений с Польшей и Швецией.

Символическую черту под событиями Смутного времени подвело возвращение 14 июня (27 июня н.ст.) 1619 года на Родину из польского плена отца Царя Михаила I – Митрополита Филарета (Романова). После его законного избрания на Патриарший престол Русская Православная Церковь обрела Кормчего. Великий христианский идеал Симфонии – неслиянного и нераздельного сослужения духовной и светской властей – получил тогда в возрождённой России одно из своих лучших воплощений.

***

С тех пор Наш Дом управлял Россией 304 года. В трагическом 1917 году, теми же февральскими днями, в которые некогда завершал свои заседания Великий Собор 1613 года, в Отечестве началась Революция, причинившая неисчислимые страдания всем – не только ее прямым жертвам, но и ее творцам.

За три века правления Дома Романовых в России было много успехов, достижений и побед. Мы вправе с честью вспоминать вклад Нашей Династии в историю Родины. Было также много серьёзных ошибок, досадных просчётов и тяжких грехов. В них Мы каемся перед Богом и просим прощения у Народа за себя и за своих Предков.

Царская Россия в 1917 году, конечно, не являлась государством всеобщего благоденствия. Однако Революция отнюдь не упразднила ни бедности, ни несправедливости, ни жестокости, ни развращённости нравов. Напротив, она лишь многократно усилила низменные инстинкты и пороки, прославляя насилие и уничтожая без пощады религиозные морально-этические устои и благие обычаи, служившие прежде ограничением для торжества зла.

Чудовищный эксперимент построения некоего нового общества на основе безбожия и тоталитаризма потерпел неизбежный крах. Но, к сожалению, семена материализма, обильно посеянные за десятилетия господства богоборчества, продолжают давать ядовитые всходы, и их плоды зачастую оказываются едва ли не ужаснее, чем при коммунистическом режиме. Пока мы находимся лишь в самом начале преодоления Второй Великой Смуты.

Обрести правильный курс невозможно без обращения к опыту предшествующих поколений. Юбилеи различных исторических событий даны нам не столько для того, чтобы устроить очередное веселье, сколько для осмысления прошлого и извлечения из него уроков.

100 лет назад, в 1913 году, юбилей окончания Смутного времени XVII века был широко и пышно отмечен преимущественно как 300-летие ЦАРСТВОВАНИЯ ДОМА РОМАНОВЫХ. Казалось, торжества продемонстрировали нерушимость Империи и неподдельное единение Царя и Народа. Однако, спустя менее четырех лет, Россию постигла новая, еще более страшная, затяжная и всеобъемлющая Смута. В ХХ веке наша Родина дважды пережила полное крушение государственности, территориальной целостности, всей системы устоев и идеалов.

Осмысление этих событий должно привести нас – людей Третьего Тысячелетия – к правильным выводам.

Нам необходимо глубоко проникнуться мыслью, что мы празднуем 400-летие подвига нашего великого многострадального Народа. В первую и главную очередь – это не чествование династии, иерархов, военачальников, дипломатов и аристократов, сколь бы ни был весом их вклад в общенациональную борьбу, но прославление мужества, самопожертвования и любви простых людей – крестьян, горожан, монахов, служилых дворян и казаков, с Божией помощью освободивших и возродивших нашу страну.

Поэтому особенно важно, чтобы празднование 400-летия преодоления Смуты состоялось на самом высоком государственном уровне, красиво, смело и уверенно. Современная власть России уже совершила мудрый акт, установив праздник Народного Единства в день победы осенённого чудотворной Казанской иконой Божией Матери Ополчения гражданина К. Минина и князя Д. Пожарского. Тем самым признана ключевая роль событий Смутного времени для всероссийской цивилизации. Верю, что никакие предрассудки, внешнее вмешательство и ложные идеологические догмы не воспрепятствуют дальнейшему неуклонному обращению властей к живительным истокам патриотического самосознания.

Пренебрежение славой Отечества немыслимо в великих державах. Но сколь бы ни было положительным отношение государственных деятелей и учреждений к празднованию 400-летия преодоления Смуты, оно останется безжизненным, если инициатива не будет исходить от самого Народа. При самых благих намерениях одна лишь официальность может иссушить любое торжество и лишить его подлинно национального значения. Только осознание всеми соотечественниками важности исторического наследия в состоянии поставить юбилей событий четырёхвековой давности на службу Родине в настоящем и будущем.
Святой Русской Православной Церкви, которая, помимо исполнения своей главной и универсальной душеспасительной миссии, в самые тяжкие периоды неизменно остается нерушимым оплотом защитников Родины, по праву принадлежит центральное место в праздновании 400-летия общенародной победы над Смутой. Каждое Богослужение, совершаемое в память о деяниях той эпохи, воздает славу Спасителю, соединяет нас молитвой с предками, защищавшими свою страну с Его Именем на устах, и наполняет наши души благоговением перед таинством Воскресения России. Великой духовной радостью для всех верных чад Православной Церкви может явиться, если будет на то воля Божия, прославление нашим Священноначалием в лике святых участников преодоления Смуты, сочетавших в себе героизм и гражданские добродетели с несомненным христианским благочестием.

Совместно с Церковью все традиционные Конфессии, представители которых храбро сражались плечом к плечу с православными соотечественниками, вознесут Богу благодарственные и поминальные молитвы в соответствии со своими религиозными установлениями.

Для гражданского общества во всем многообразии его граней юбилей окончания Смутного времени содействует укреплению духа согласия и единения. Среди нас, независимо от вероисповедания, национальности и происхождения, нет почти никого, кто не имел бы предков, внесших свою лепту в изживание потрясений XVII века. Главные победители Смуты пользуются почитанием со стороны людей самых разных политических взглядов. Оценивая жизненный путь святых и героев прошлого, все мы должны понять, что и сегодня нам необходимо научиться находить не то, что разобщает, а то, что сближает нас, уважать, слышать и понимать друг друга, не изощряться во взаимных обвинениях, а совместно искать пути преодоления трудностей и бедствий.

В сфере науки и культуры всенародный юбилей способен дать мощный импульс исследованиям и находкам, реставрации и воссозданию памятников истории и духовности, рождению новых творений поэзии, прозы, живописи, ваяния, зодчества, музыки и других родов искусства, развитию народных ремесел и спортивным достижениям.

Вооруженные Силы и все государственные учреждения, обеспечивающие поддержание обороноспособности и порядка, найдут в событиях Смутного времени примеры доблести и чести, необходимые для укрепления воинского духа.

На международной арене празднование 400-летия возрождения государственности упрочит положительный образ страны, умеющей помнить и чтить своих героев. Друзья и союзники получат подтверждение силы нашего духа, а конкуренты - напоминание о бессмысленности попыток уничтожить нашу Державу.

Не лишено празднование юбилея и серьёзной экономической составляющей. Разумная организация исторического туризма, интенсивность которого возрастает в связи со знаменательными датами, всегда способствует хозяйственному развитию регионов, а тактичное использование символов и образов славного прошлого поможет продвижению продукции любой отрасли отечественной экономики

Всё перечисленное – лишь часть того, что может принести нашей Родине празднование 400-летия окончания Смуты. И, нисколько не приуменьшая значение символических государственных, церковных и общественных актов, мы обязаны выделить и поставить во главу угла социальное и просветительское наполнение юбилея.

Мемориальные сооружения, заявления и парады, научные конференции и праздничные гуляния не тронут сердца современников и потомков, если мы не сумеем объяснить значение событий Смутного времени и их связь с жизнью всех последующих поколений. Необходимо использовать потенциал, заложенный в нашем прошлом, для патриотического воспитания молодежи. Издание книг, создание фильмов, распространение информации в Интернет-пространстве, учреждение в честь выдающихся личностей премий и стипендий для поощрения успехов учащихся, преподавателей и ученых – эти формы увековечивания памяти великих сынов и дочерей Отечества сейчас более своевременны, чем установка бронзовых и мраморных памятников.

Огромное число людей в нашей стране ещё живёт в крайне стеснённых условиях, и у них, вместо воодушевления, возникнет тяжёлое чувство, если они увидят помпезные мероприятия, но не ощутят внимания к своим нуждам. Конечно, мемориальную работу и решение социальных проблем неверно противопоставлять друг другу, ибо без почтительного отношения к делам предков невозможно сохранить национальное достоинство и обеспечить благосостояние народа. Но между символической и повседневной сторонами жизни должен соблюдаться разумный баланс, соответственный обстоятельствам нашего бытия. И, как явствует из опыта благотворительности в Российской Империи, во многих случаях праздничный, мемориальный и социальный аспекты можно прекрасно совместить.

Я призываю всех, кто имеет желание и возможность внести пожертвования на достойное празднование юбилея 400-летия преодоления Смуты и других юбилеев, большую часть этих средств направить на помощь бедным, сиротам, больным, инвалидам, престарелым и бездомным. Каждому из Святых Подвижников, Монархов, Иерархов, Героев и Вождей, которых мы желаем почтить, и чьими именами мы назовём различные программы милосердия, будет гораздо радостнее в Небесном Царствии, если мы воздвигнем им памятники не только на улицах и площадях, но, в первую очередь, в душах людей.

***

400-летие окончания Смутного времени – это юбилей подвига Народа, и только так должен восприниматься. Но как ошибочно сводить этот праздник к династическим или сугубо церковным торжествам, так неправильно недооценивать колоссальный вклад в победу православного духовенства или пытаться обойти молчанием всенародное призвание на Царство Законной Династии. Нам пора понять, что историю нельзя постоянно рассматривать с политических позиций, видеть во всём какую-то подоплёку и угрозу прочности своего положения, опасаться поучительных примеров и искажать факты по очередным партийным шаблонам.

Святая Церковь в лице Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, Архипастырей и Пастырей уже много сделала и продолжает делать, чтобы мы знали Правду и постигали величайший духовный смысл испытания, ниспосланного нашим предкам Богом в XVII веке.

Мне же, со своей стороны, представляется важным повторить в связи с великой Годовщиной моё осмысление миссии Дома Романовых в современном мире.

Российский Императорский Дом, по милости Божией, сохранился на своих исторических духовных и правовых началах. Оказавшись в вынужденном изгнании после Революции 1917 года, мои дед и отец – Государи Кирилл Владимирович и Владимир Кириллович – не дали угаснуть свече легитимной династической преемственности и обеспечили существование Дома Романовых как исторической институции. Глава Императорского Дома – это не «претендент на престол», как некоторые ошибочно полагают, а наследственный возглавитель фамильной корпорации, хранящей идеи и традиции тысячелетнего монархического Государства-Семьи.

Императорский Дом, отрекшийся от монархического принципа, также немыслим, как немыслима Церковь, отказавшаяся от веры в Бога. Предать вечные идеалы наших Предков в угоду той или иной временной конъюнктуры с моей стороны было бы низко, лицемерно и недостойно. Уверена, что это понимают не только те, кто разделяет мои убеждения, но и те, кому они чужды.

Я исповедую, что Легитимная Наследственная Монархия является единственным Богоустановленным государственным строем и убеждена в её совместимости с любой эпохой, естественности и пользе для нашей многонациональной страны. При этом я понимаю, что сейчас и в обозримом будущем восстановление Монархии преждевременно и категорически отвергаю возможность Реставрации вопреки воле Народа. Только свободное, осознанное и законно оформленное всенародное волеизъявление правомочно дать новую жизнь государственному строю, существовавшему в России с 862 года по 1917 год.
Мною и моим сыном и наследником Великим Князем Георгием Михайловичем, также как основателем Нашей Династии Царём Михаилом I Феодоровичем и последующими Всероссийскими Государями, власть воспринимается не как вожделенная награда, а как бремя, несение которого, кроме невероятного напряжения всех жизненных сил, причиняет множество мук, разочарований и скорбей тем, на кого оно возложено. Если, в неисповедимых путях Божиих, мы или наши законные Наследники окажемся призванными народом к царскому служению, мы не изменим данной нами клятве и не отречёмся от нашего долга. Но глубоко несправедливы те, кто пытается приписать нам стремление к власти.

Дом Романовых старается по мере сил приносить пользу Отечеству при любом государственном строе, в любых условиях, и будет это делать впредь.

Считая своей главной целью служение всенародному единству, Династия по принципиальным соображениям не участвует ни в каких формах политической борьбы. Это не мешает Императорскому Дому иметь собственную гражданскую позицию по актуальным вопросам.

Будучи по своей природе внепартийной исторической институцией, Дом Романовых открыт для диалога и сотрудничества со всеми соотечественниками, независимо от их религиозной, национальной, политической и любой иной принадлежности. Твёрдо придерживаясь своей Веры и своих принципов, Российский Императорский Дом свободно провозглашает и отстаивает их, но никому не навязывает своих взглядов и готов общаться и работать с людьми иных убеждений ради блага Родины и укрепления межконфессионального, межнационального и общегражданского мира и согласия.

Если кто-то и испытывает к нам предубеждение, то сами мы не считаем своими противниками никого. Все соотечественники, даже причиняющие нам грусть и боль, всё равно наши братья, сестры и дети – члены великой Семьи.

По моему глубокому убеждению, нашим общим девизом должны стать слова святого Императора Николая II Страстотерпца, сказанные в самом начале Катастрофы ХХ века: «То зло, которое сейчас в мире, будет ещё сильнее, но не зло победит зло, а только любовь».

Мировоззрение, заключенное в этих словах, жило в делах героев Смутного времени, было путеводной звездой в самые страшные для Отечества годины и навсегда останется главным залогом преодоления любых распрей и смут.

На подлинном собственною Ее Императорского Высочества рукою подписано:

МАРИЯ

Дано в Мадриде,
17 февраля/1 марта 2012 года
в день 400-летия страдальческой кончины
Священномученика Патриарха Гермогена

http://www.imperialhouse.ru/

К 180-летию создания государственного гимна Российской Империи

В продолжение темы: http://blog.i.ua/user/2857972/1145591/

Гимн был исполнен 25 декабря (ст. ст.)1833 г., в день Рождества Христова и годовщины изгнания войск Наполеона из России, во всех залах Зимнего дворца в Санкт-Петербурге при освящении знамен и в присутствии высоких воинских чинов. Этот день по праву является днем рождения первого истинно национального Российского Государственного гимна.

После Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии, в сентябре 1814 года открылся Венский конгресс. 14 сентября 1815 года Александр I подписал акт об основании Священного союза. Вскоре был создан Четверной союз – России, Великобритании, Австрии и Пруссии. Целью обоих союзов было противодействие революционным движениям в странах Европы.

Дабы подчеркнуть единство и согласие членов Священного и Четверного союзов, было предложено ввести в странах-участницах единый Государственный гимн. Таким гимном в России был избран один из старейших европейских государственных гимнов, гимн Великобритании «God Save the King» («Боже, спаси Короля»)4 , переделанный Г. Кери и обработанный Г.-Ф. Генделем. Гимн на русский вариант текста А.Х. Востокова был посвящен императору Александру I по случаю победы над Наполеоном.

Первое появление гимна в печати относится к 1813 году, спустя несколько дней после концерта, устроенного Филармоническим обществом в Петербурге в пользу инвалидов. На титульном листе нотного издания напечатано: «Песнь русскому царю «Прими побед венец» на голос английской народной песни «Боже! Спаси царя»:

Прими побед венец
Отечества Отец.
Хвала ТЕБЕ!
Престола с высоты
Почувствуй сладость ТЫ,
От всех любиму быть
Хвала ТЕБЕ!

В 1816г. на параде в Варшаве – по приказанию цесаревича и Великого князя Константина Павловича для встречи императора Александра I – «Боже, царя...» был исполнен официально. После чего он был введен для исполнения в русских войсках; было дано Высочайшее повеление военной музыке всегда играть этот гимн для встречи государя императора. В таком качестве он просуществовал, пока В.А. Жуковский не написал к той же музыке новый текст:

Боже, Царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли!
Гордых Смирителю,
Слабых Хранителю,
Всех Утешителю –
Все ниспошли!
Перводержавную
Русь Православную,
Боже, храни!
Царство ей стройное,
В силе спокойное!
Все ж недостойное
Прочь отжени!
Воинство бранное,
Славой избранное,
Боже, храни!
Воинам-мстителям,
Чести спасителям,
Миротворителям –
Долгие дни!
Мирных воителей,
Правды блюстителей,
Боже, храни!
Жизнь их примерную,
Нелицемерную,
Доблестям верную
Ты помяни!

Стихи эти были написаны Жуковским еще в 1814 году (автограф хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в фонде В.А. Жуковского). В 1815г. поэт опубликовал это стихотворение в журнале «Сын Отечества» под названием «Молитва русских».

Примечательно, что в 1816 году к строфе Жуковского было присоединено еще две. Автором этих строф стал лицеист А.С. Пушкин. По воспоминаниям М.А. Корфа: «К лету 1816г. уже существовал русский перевод-вариация первой строфы – «Молитва русских» Жуковского... По-видимому, накануне торжеств по случаю основания Лицея возникла мысль о полном русском тексте для публичного хорового исполнения... Торжества состоялись 14 октября, в день рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны; на них был исполнен гимн...» К лицейскому торжеству Пушкин сочинил следующий текст:

Там громкой славою,
Сильной державою
Мир он покрыл –
Здесь безмятежною
Нас осенил.
Брани в ужасный час
Мирно хранила нас
Верная длань –
Глас умиления,
Сенью надежною
Благодарения,
Сердца стремления –
Вот наша дань.

Таким образом, текст «Молитвы русского народа», текст нового музыкально-поэтического государственного символа нашего Отечества, был практически создан, но при его исполнении музыка с 1816-го по 1833 год оставалась английской, что при изменении отношений с Англией не могло не восприниматься как умаление чести России.

Со время визита Николая I в Австрию и Пруссию императора повсюду приветствовали звуками английского марша. Царь выслушивал мелодию монархической солидарности без энтузиазма и по возвращении поручил сопровождавшему его Алексею Федоровичу Львову (1798–1870) сочинить новый гимн, чтобы для русского народного гимна существовала и русская самобытная мелодия.

«В 1833г., – пишет А.Ф. Львов, – я сопутствовал государю в Австрию и Пруссию. По возвращении в Россию граф Бенкендорф сказал мне, что государь, сожалея, что мы не имеем народного гимна, и, скучая слушать музыку английскую, столько лет употребляемую, поручает мне попробовать написать гимн русский. Задача эта показалась мне весьма трудною, когда я вспоминал о величественном гимне английском, об оригинальном гимне французском и умилительном гимне австрийском. Несколько времени мысль эта бродила у меня в голове. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для Церкви, годный для войска, годный для народа, от ученого до невежи. Все эти условия меня пугали, и я ничего написать не мог. В один вечер, возвратясь домой поздно, я сел к столу, и в несколько минут гимн был написан».

Поставленная императором задача была очень и очень непроста. Всякому музыканту понятно, в чем состояла главнейшая трудность задачи: мелодия такого рода должна удовлетворять условиям, почти противоположным: быть оригинальною, но с тем вместе изысканною; быть музыкальною, – и способною к исполнению большими массами, а с тем вместе, содержать столь простое, можно сказать, безыскусственное последование звуков, чтобы они удобно врезывались в памяти, и чтобы каждый простолюдин мог повторить их без затруднения. Итак, художническое борение продолжалось несколько недель, и за тем, внезапно, – как почти всегда бывает в таких случаях, – по неизвестному психологическому процессу, который называется минутой вдохновения, мелодия гимна образовалась в душе сочинителя разом, вполне, и в том самом виде, как она доныне существует.

Затем А.Ф. Львов обратился к В.А. Жуковскому с просьбой написать слова к уже готовой музыке. Жуковский предоставил практически уже имеющиеся слова, «подогнав» их под мелодию. Так появился шедевр Жуковского – Львова. Гениальность львовской находки состояла в простоте формы и силе идеи. Русский гимн был самым кратким в мире. Всего 6 строк текста и 16 тактов мелодии легко западали в душу, без труда запоминались абсолютно всеми и были рассчитаны на куплетный повтор – трижды. Официальный текст первоначально состоял всего из 6 строчек:

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу нам;
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!
Боже, Царя храни!

– однако благодаря возвышенной, хоральной мелодии он звучал исключительно мощно.

Как только Львов доложил, что гимн написан, Государь пожелал немедленно выслушать его. После нескольких подготовительных репетиций 23 ноября 1833 г. назначено было первое исполнение гимна полным хором придворной музыки при двух оркестрах военной музыки – трубном и деревянных инструментов. Это было как бы пробное исполнение.

Присутствовали император с супругой, Великий князь Михаил Павлович, а также ряд высших сановников империи и представители духовенства. При входе их зала огласилась торжественными звуками впервые исполняемого русского народного гимна. Прослушав его несколько раз, то в исполнении одним только хором певчих, то оркестра той или другой музыки и, наконец, всею массою тех и других, августейшие слушатели с восторгом приняли это действительно художественное произведение Львова. Выслушав новый гимн, император подошел к А.Ф. Львову, обнял его, и крепко поцеловав, сказал: «Спасибо, спасибо, прелестно; ты совершенно понял меня». Другой очевидец исполнения записал почти те же слова императора: «Лучше нельзя, ты совершенно понял меня». Государь, несколько раз повторив: «C’est superbe!» («Это великолепно!» – фр.), приказал Бенкендорфу сообщить военному министру графу Чернышеву о немедленном введении этого гимна по военному ведомству, о чем и последовало официальное распоряжение в приказе 4 декабря 1833 г. Глубоко растроганный государь пожаловал А.Ф. Львову золотую, осыпанную бриллиантами табакерку с собственным портретом.

Первое публичное исполнение Народного гимна происходило в Москве в Большом театре 6 декабря 1833 г. Оркестр и вся труппа театра участвовали в представлении «Русской народной песни» (так был назван в афише гимн «Боже, Царя храни»). На следующий день в газетах появились восторженные отзывы. Вот что сообщает об исторической премьере директор Московских Императорских театров М.П. Загоскин: «Сначала слова были пропеты одним из актеров Бантышевым, потом повторены всем хором. Не могу вам описать впечатление, которое произвела на зрителей сия национальная песнь; все мужчины и дамы слушали ее стоя; сначала «ура», а потом «форо» загремели в театре, когда ее пропели. Разумеется, она была повторена...»

Вот как описывает один московский очевидец этот памятный театральный вечер:

«Я возвращаюсь сейчас из Большого театра, восхищенный и тронутый тем, что видел и слышал. Всем известна русская народная песня Жуковского «Боже, Царя храни!». Львов сочинил на эти слова музыку.

Едва раздались слова напева «Боже, Царя храни!», как вслед за представителями знати поднялись со своих мест все три тысячи зрителей, наполнявших театр, и оставались в таком положении до окончания пения.

Картина была необыкновенная; тишина, царствовавшая в огромном здании, дышала величественностью, слова и музыка так глубоко подействовали на чувства всех присутствовавших, что многие из них прослезились от избытка волнения.

Все безмолвствовали во время исполнения нового гимна; видно было только, что каждый сдерживал ощущение свое в глубине души; но когда оркестр театральный, хоры, полковые музыканты числом до 500 человек начали повторять все вместе драгоценный обет всех русских, когда Небесного Царя молили о земном, тут уже шумным восторгам не было удержу; рукоплескания восхищенных зрителей и крики «ура!», смешавшись с хором, оркестром и с бывшею на сцене духовою музыкою, произвели гул, колебавший как бы самые стены театра. Эти одушевленные восторги преданных своему государю москвитян только тогда прекратились, когда по единодушному всеобщему требованию зрителей народная молитва была повторена несколько раз. Долго, долго останется в памяти всех жителей Белокаменной этот день в декабре 1833 года!»

Вторично гимн был исполнен 25 декабря 1833 г., в день Рождества Христова и годовщины изгнания войск Наполеона из России, во всех залах Зимнего дворца в Санкт-Петербурге при освящении знамен и в присутствии высоких воинских чинов. Этот день по праву является Днем рождения первого истинно национального Российского Государственного гимна. 31 декабря уходящего года командир Отдельного гвардейского корпуса Великий князь Михаил Павлович отдал приказ: «Государю императору благоугодно было изъявить свое соизволение, чтобы на парадах, смотрах, разводах и прочих случаях вместо употребляемого ныне гимна, взятого с национального английского, играть вновь сочиненную музыку».

30 августа 1834 г. на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге был открыт монумент – Александровская колонна – в честь победы над Наполеоном в войне 1812 г. Торжественное открытие монумента сопровождалось парадом войск, перед которым впервые в столь официальной обстановке исполнялся Гимн России «Боже, Царя храни».

С этого дня «русская народная песня», так император Николай Павлович любил называть российский гимн, начала свою самостоятельную жизнь и исполнялась при любом подходящем случае. Гимн подлежал обязательному исполнению на всех парадах, на разводах, при освящении знамен, на утренних и вечерних молитвах Русской армии, встречах императорской четы войсками, во время принятия присяги, а также в гражданских учебных заведениях. Гимн пели при встречах императора на балах, при официальных въездах в города и на торжественных застольях после здравиц за императора. Музыка гимна «Боже, Царя храни» стала быстро известна и в Европе. Музыкальная тема гимна варьируется в нескольких произведениях немецких и австрийских композиторов. В России П.И. Чайковский «цитирует» его в двух музыкальных произведениях – «Славянском марше» и увертюре «1812 год», написанной в 1880 г. и исполнявшейся по случаю освящения Храма Христа Спасителя в Москве (всего Чайковский использовал музыку гимна в шести своих произведениях). А.Ф. Львов поистине навсегда вошел в плеяду русских композиторов, о чем свидетельствует, в частности, картина И.Е. Репина, висящая на площадке лестницы в Московской консерватории. Картина называется «Славянские композиторы», и на ней, вместе с Глинкой, Шопеном, Римским-Корсаковым и другими, в расшитом придворном мундире изображен А.Ф. Львов.

В глазах русских людей царь был священным общенациональным символом, воплощавшим идею независимости и величия страны. Царь после Бога считался первым хранителем Русской земли, защитником «простого» народа и Православия, «спасителем веры и царства», высшим идеалом и средоточием «Святой Руси». Через осмысление роли государя, воплощающего чаяния народа, в новом тексте русского гимна роль самодержца как выразителя воли Бога проступает явственнее. Гимн 1833 г. сконцентрирован именно на идее самодержавия. В тексте гимна смысловое ядро составляет идея царской власти, продолжающая древнюю идею отеческого самодержавия. Недаром в статье «О происшествиях 1848 года» В.А. Жуковский связывает монархическое государство с семейством и домом. Он пишет о европейских народах, отвергших монархическую власть: «Я смотрел на них, как на сирот, без имени, без семейства, собранных под одною кровлею приюта, которая не есть для них отеческий дом», – и далее размышляет «о своем великом семействе, о нашей России», где сохранилось «благоговение перед святыней власти державной».

Соположение текстов «Молитвы русских» (1814 г.) и гимна «Боже, царя храни!» (1833 г.) со всей очевидностью обнаруживает разницу в акцентах, ведущую в конечном итоге к концептуальной разнице:

Боже, Царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли!
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю –
Все ниспошли!

и

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу нам,
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!
Боже, Царя храни!

Все эпитеты в тексте («сильный», «державный», «православный») – это не эмоциональные характеристики, а отсылки к сути царской власти. Слава, победоносность, равно как великодушие и гуманность – постоянные и неизменные характеристики русского царя. Сила, мощь, харизма власти, слава и «страх врагам» теперь ассоциируются с идеей царя и его великого служения. Эпитет «православный», имевшийся и в «Молитве», получает в гимне дополнительный оттенок. В гимне ореол эпитета «православный» меняется от того, что он отнесен к другому слову – «царь православный». Здесь эпитет становится обозначением царя, как хранителя веры, исповедуемой его страной.

Вместе с тем гимн, в котором примат духовного над светским оставался основополагающим моментом, становится все более универсальным, отражая идеал государственного устройства России в целом. Гимн «Боже, Царя храни» является своеобразным «кратким» сводом основных государственных законов Российской империи, выражающим всего в шести строках суть исконной русской державности.

При всем этом гимн не стал сухой декларацией. Слова гимна, чтобы они могли вызвать длительный отклик в сердцах тех, от чьего имени писались, не должны были звучать казенно, в них должна была чувствоваться лирическая нота. Был необходим искренний энтузиазм, поэтическое одушевление. По замыслу автора, гимн – это излияние чувства, которое рассчитано на со-чувствие, т.е. на чувствительную душу.

Незадолго перед смертью В.А. Жуковский написал А.Ф. Львову: «Наша совместная двойная работа переживет нас долго. Народная песня, раз раздавшись, получив право гражданства, останется навсегда живою, пока будет жив народ, который ее присвоил. Из всех моих стихов, эти смиренные пять, благодаря Вашей музыке, переживут всех братий своих. Где не слышал я этого пения? В Перми, в Тобольске, у подошвы Чатырдага, в Стокгольме, в Лондоне, в Риме!».

Так сто восемьдесят лет назад Василий Андреевич Жуковский и Алексей Федорович Львов, в фамильные гербы которых был в 1848 г. внесен девиз «Боже, Царя храни», правильно уловив чувства народные, сумели создать красивейший образец молитвенного песнопения и один из лучших в мире государственных гимнов.

Боже, царя храни!

В чем цель монархической идеи единоличного правления?По формулировке Л. Тихомирова, "к выражению нравственного идеала способнее всего отдельная человеческая личность, как существо нравственно разумное, и эта личность должна быть поставлена в полную независимость от всяких внешних влияний, способных нарушить равновесие служения с чисто идеальной точки зрения"...

Дело в том, что, представляя в идее избранника Высшей воли, стоящей выше его самого и нации, монарх, по идее, должен быть свободен от всякого личного стремления к власти и точно так же не должен быть ею обязан никакой человеческой воле. Могут быть, конечно, особые, исключительные случаи, когда избрание, жребий или даже захват становятся, по общему национальному сознанию, лишь проявлениями Высшей воли. Но вообще, как правило, и захват власти, хотя бы из самых чистых побуждений, и народное избрание не свободны от предположения личных мотивов.

Династичность, напротив, устраняет всякий элемент искания, желания или даже просто согласия на власть. Она предрешает за сотни и даже тысячи лет вперед для личности, еще даже не родившейся, обязанность несения власти и соответственно с тем ее права на власть. Такая "легитимность", этот династический дух, выражает в высочайшей степени веру в силу и реальность идеала, которому нация подчиняет свою жизнь. Это вера не в способность личности (как при диктатуре), а в силу самого идеала.

Если такой веры нет в нации, существование монархии уже затрудняется, и тогда она рискует переходить, через диктатуру и цезаризм, к более доступному неверующей нации демократизму. Но когда напряжение идеала, способность веры в него достаточно сильны в нации - идея династичности является столь же неизбежно, как сама монархия... (Л. А. Тихомиров)

Какие преимущества имеет наследственная власть перед выборной властью? Посредством династии единоличный носитель верховной правды становится как бы бессмертным, вечно живущим с нацией.

Династия, царствующая ныне в Японии, правит страной уже 4 тысячи лет.Монархически настроенная нация поэтому всегда стремится к выработке династии, стараясь жить с одною царствующей семьей, которая передает своим членам от поколения к поколению задачу хранения народных идеалов точно так же, как они переходят от отцов к детям в самой нации. Эта династическая задача, однажды хорошо разрешенная, ясно, всем удобопонятна, исполняется затем без затруднений даже в случае физического пресечения династии, которая продолжает тогда свое преемство как бы посредством усыновления другого царственного рода, ибо здесь физическое преемство важно не само по себе, а лишь как внешнее выражение и обеспечение духовного преемства.

Династичность наилучше обеспечивает постоянство и незыблемость власти, и ее обязанность - выражать дух истории, а не только личные особенности государя. Государь в глазах монархического народа есть наследник одной и той же династии, как бы вечно бывшей с нацией. Если даже физически преемство прерывается, то идеально это не допускается, этого перерыва не признают. Династия остается во что бы то ни стало единою.

В этом отношении русская монархия представляет очень замечательный и поучительный образчик постановки династичности. Как мы видели - у нас, вследствие господства родового начала, при возникновении государственности на дело верховного управления был сразу призван целый род... С этим правящим родом русская нация родилась, сложилась, выработала все свои основы, с ним она падала и воскресала, и в конце концов так сжилась, что не представляла себе своей монархии без этой вечной династии...

Государь является преемником всего ряда своих предшественников, он представляет весь дух верховной власти, тысячу лет управлявшей нацией, как сами подданные представляют не свою личную волю данного поколения, но весь дух своих предков, царям служивших. Духовное единство власти и народа получает тут величайшее подкрепление, устраняя по возможности всякий элемент "избрания", "желания" со стороны народа и со стороны самого государя, династическая идея делает личность царя живым воплощением того идеала, которого верховенство нация поставила над собой. Государь одновременно и обладает всею властью этого идеала, и сам ему всецело подчинен (Л. А. Тихомиров).

От чего спасает наследника престола наследственное право на власть? Некая человеческая индивидуальность рождается с правами на власть. Это, как козырный туз, полная бесспорность. По дороге к реализации этой власти этой индивидуальности не приходится валяться во всей той грязи и крови, интригах, злобе, зависти, какие неизбежно нагромождаются вокруг не только диктаторов, но и президентов. При диктаторах - это грубее и нагляднее. При президентах - это мягче и прикровеннее. Но те методы, посредством которых были убраны с политической арены В. Вильсон и Ж. Клемансо, никак не принадлежат к числу особо изящных явлений республиканской истории. Наследник престола проходит свой путь от рождения до власти, не наталкиваясь на этом пути ни на какую грязь и не накопляя в своей душе того озлобления, которое свело в могилу и Вильсона, и Клемансо. Наследник престола растет в атмосфере добра. И неписаная конституция Российской Государственности требовала от царя, чтобы он делал добро" (И. Л. Солоневич. Народная монархия).

Чем власть царя отличается от власти диктатора и президента? Власть царя есть власть среднего, средне-разумного человека над двумястами миллионами средних и средне-разумных людей. Это не власть истерика, каким был Гитлер, полупомешанного, каким был Робеспьер, изувера, каким был Ленин, честолюбца, каким был Наполеон, или модернизированного Чингисхана, каким является Сталин (И. Л. Солоневич. Народная монархия).

Когда цели нации совпадают с целями ее правителей?В. Ключевский несколько недоуменно рассказывает о том, что первые московские князья, первые собиратели земли русской, были совершенно средними людьми - а вот русскую землю собрали. Это довольно просто: средние люди действовали в интересах средних людей - и линия нации совпадала с линией власти. Поэтому средние люди новгородской армии переходили на сторону средних людей Москвы, а средние люди СССР перебегают от сталинской гениальности, собственно говоря, куда глаза глядят. Да избавит нас Господь Бог от глада, мора, труса и гения у власти. Ибо вместе с гением к власти обязательно придут и глад, и мор, и трус, и война, и все это - вместе взятое... (И. Л. Солоневич. Народная монархия)

К чему приводит, когда народом начинает руководить гений от политики? Гений в политике - это хуже чумы. Ибо гений - это тот человек, который выдумывает нечто принципиально новое. Выдумав нечто принципиально новое, он вторгается в органическую жизнь страны и калечит ее - как искалечили ее и Наполеон, и Сталин, и Гитлер, нельзя же все-таки отрицать черты гениальности - в разной степени - у всех трех. Шансов на появление "гения" на престоле нет почти никаких. Простая статистика: один "гений" приходится на десять или двадцать миллионов рождений. Нет никаких шансов, чтобы один гениальный "избранник" из десяти или двадцати миллионов оказался бы и "избранником судьбы" на престоле (И. Л. Солоневич. Народная монархия).

Как относится к своей власти диктатор и как - царь?Диктатор вынужден ежедневно доказывать, что вот именно он и есть гениальнейший, великий, величайший, неповторимый, ибо если гениальнейший не он, а кто-то другой, то очевидно, что право на власть имеет именно другой. В общем, идет социалистическое соревнование на длину ножа. Наполеон I говорил: "Это короли могут проигрывать войны, я себе этого позволить не могу". Сотни и сотни конкурирующих глаз смотрят и ждут, когда же наконец этот гениальнейший споткнется - спотыкаются они все. Диктатор всегда поднимается по трупам и может держаться только на трупах. Экспансия

Робеспьера-Наполеона-Сталина-Гитлера объясняется в основном тем, что слой, выдвигающий диктатуру, постепенно объедает свою землю и нуждается в чужих пастбищах. Но она объясняется также и тем, что гениальнейший все время обязан доказывать всякое свое превосходство, а наиболее наглядной формой этого доказательства является победоносная война. Законный монарх ничего и никому доказывать не обязан: козырный туз - очень тяжкий, но все-таки козырный - судьба дала в его руки, спорить тут не о чем, и доказывать тут нечего... (И. Л. Солоневич. Народная монархия)

Каким великим преимуществом обладает монархия по сравнению с республикой?Великое преимущество монархии заключается в том, что на появление на престол гениального человека нет никаких шансов. Как бы мы ни измеряли человеческую гениальность - во всяком случае один гений приходится на десятки миллионов остальных людей. Таким образом, нужны были бы миллионы монархов для того, чтобы по теории вероятности среди них оказался гениальный человек. Я рискну высказать очень парадоксальную мысль: гений в науке и искусстве - это дар Божий. В философии - это соблазн. В политике - это чума. По общепринятому пониманию, гений - это человек, выдумывающий новое. Всякое принципиальное новшество в области народной жизни неизбежно нарушает ее органический рост. Гениальность политической мысли проверяется морями крови, и только потом выясняется, что кровь эта была пролита совершенно зря, что человеческое общество поддается изменениям только в результате очень медленных органических причин и что ветхий Адам сидит нынче в человеке так же прочно, как он сидел и до, и после грехопадения. Идеал монарха, в частности - русского монарха - это добрый хозяин земли русской. В наши дни, преизбыточествующие всякого рода политическими гениями, мы, как мне кажется, должны очень высоко оценить монархическую власть среднего разумного и благожелательного человека, не задающегося никакими химерами.

Эксперимент в медицине - это опасная вещь. Эксперимент в политике - это преступление. Позвольте по этому поводу привести свидетельство несомненного политического гения Владимира Ленина. В переписке с Горьким, который давно болел туберкулезом, Ленин выражает трогательную заботливость о здоровье "нашего пролетарского писателя": "Известие о том, что Вас лечит новым способом врач-большевик, хотя и бывший, меня, ей-ей, обеспокоило. Упаси Боже от врачей-товарищей вообще и от врачей-большевиков в частности. Право же, в девяноста девяти случаях из ста врачи-товарищи ослы. Пробовать на себе изобретение большевика - это ужасно" (Ленинский сборник. Т. I. С. 144).

Изобретатель большевизма считает ужасным пробу "изобретения большевика" даже на одном человеке. Но эту же пробу на ста восьмидесяти миллионах он, очевидно, считал совершенно допустимой. И даже пытался попробовать большевистское изобретение на всех двух миллиардах людей земного шара (И. Л. Солоневич. Белая империя).

Кто лучше правит государством - монарх или президент?Банально-рационалистическая, убого-научная точка зрения обычно формулируется так: случайность рождения может дать неполноценного царя. А мы, мы выберем самого наилучшего президента. Конкретный пример: Ж. Клемансо был, конечно, самым лучшим - это именно он в самую трагическую минуту истории Франции спас страну. Правда, действовал он не столько как премьер-министр, сколько как диктатор, - но на войне как на войне. И до и после него пошли старательно отобранные ничтожества, традиционно-пресловутые "выставки куроводства", и Франция никак не может выкарабкаться из полосы внешних катастроф и внутренних неурядиц. Кроме того, самое понятие "лучшего" порочно по существу: в 1940 году "самым лучшим" был Иванов, в 1944-м - Петров, в 1948-м - Сидоров и так далее. Если перед нацией не стоит никаких серьезных забот, то это мелькание самых лучших кое-как переносимо. Однако и здесь можно отметить тенденцию к переизбраниям данного президента. Ибо, когда перед нацией история ставит мало-мальски серьезную проблему, то ясно, что четырех лет президентского срока для этого недостаточно: нужно продлить еще на четыре. Потом еще - ибо иначе даже какого-то "Нью Диль" довести до конца нельзя.

Конечно, "случайность рождения" может дать неполноценного человека. Такие примеры у нас были: царь Федор Иванович. Ничего страшного не произошло. Ибо монархия - это "не произвол одного лица", а "система учреждений", система может временно действовать и без "лица" (И. Л. Солоневич. Народная монархия).

Может ли монарх обладать неограниченной властью?Неограниченная власть монарха вообще является мифом. Она просто-напросто невозможна технически. Власть монарха является только некоторой равнодействующей всех общественных сил, имеющихся в данное время в данной стране.

Все ли знают, что такое монархия, что такое республика и что такое демократия?

Напрасно думать, будто "каждому известно" и "всем понятно", что есть монархия и что есть республика... Если бы "все" знали и понимали, в чем состоит сущность монархии, что значит быть верным подданным своего государя, к чему обязывает это верное подданство, что происходит в душе у настоящего монархиста, - то монархия не сокрушилась бы в 1917 году и Россия не была бы порабощена большевиками. И точно так же если бы "все" знали и понимали, какое правосознание необходимо для установления и жизнеспособности республиканского строя, в чем состоит сила и слабость республики, для каких народов и государств она подходяща и при каких условиях она неизбежно вырождается и губит народ и страну, - то в 1917 году республиканский строй совсем не возник бы в России, ни во "временных", ни в длительных формах (И. А. Ильин).

Каков был взгляд на форму правления в древности?Задолго до самого Аристотеля древний греческий историк Геродот в своей "Истории" рассказывает о диспуте на собрании персов, низвергнувших тирана лже-Смердиса. Между ними явились мысли об изменении формы правления в государстве, которое оставалось без законного наследника трона и безо всякого правительства.

"При этом, - рассказывает Геродот, - Отана (один из заговорщиков) предлагал учредить демократию.

"Я полагаю, - говорил он, - что никому из нас не следует быть единоличным правителем. Вы видели, до какой степени дошло своеволие Камбиза, и сами терпели от своеволия мага (лже-Смердиса)... Что касается народного управления, то, во-первых, оно носит прекраснейшее название равноправия, во-вторых, правящий народ не совершает ничего такого, что совершает самодержец; на должности народ назначает по жребию, и всякая служба у него ответственна; всякое решение передается на общее собрание. Поэтому я предлагаю упразднить единодержавие и предоставить власть народу. Ведь в количестве все".

Мегабаз выступил за правление аристократии.

"Что касается упразднения самодержавия, - сказал он, - то я согласен с мнением Отаны. Но он ошибается, когда предлагает вручить власть народу. В действительности нет ничего бессмысленнее и своевольнее негодной толпы, и невозможно, чтобы люди избавили себя от своеволия тирана для того, чтобы отдаться своеволию разнузданного народа... Народное управление пускай предлагают те, кто желает зла персам, а мы выберем совет из достойнейших людей и им вручим власть; в число их войдем и мы сами. Лучшим людям, естественно, принадлежат и лучшие решения".

Дарий же, в то время еще не имевший никаких особенных шансов быть избранным в цари, выступил против мнения Отаны и Мегабаза. "Мне кажется, - заявил он, - что мнение Мегабаза о демократии верно, а об аристократии ошибочно. Из трех предлагаемых нам способов управления, предлагая каждый из них в лучшем виде - то есть наилучшей демократии, такой же аристократии и такой же монархии, - я отдаю предпочтение последней. Не может быть ничего лучше единодержавия наилучшего человека. Руководимый добрыми намерениями, он безупречно управляет народом. При этом вернее всего могут сохраняться в тайне решения относительно внешнего врага. Напротив, в аристократии, где многие достойные лица пекутся о благе государства, обыкновенно возникают ожесточенные распри между ними. Так как каждый из правителей добивается для себя главенства и желает дать перевес своему мнению, то они приходят к взаимным столкновениям, откуда происходят междоусобные волнения, а из волнений - кровопролития; кровопролитие приводит к единодержавию, из чего также следует, что единодержавие наилучший способ управления. Далее, при народном управлении пороки неизбежны, а раз они существуют, люди порочные не враждуют между собой из-за государственного достояния, но вступают в тесную дружбу; обыкновенно вредные для государства люди действуют против него сообща. Так продолжается до тех пор, пока кто-нибудь один не станет во главе народа и не положит конец такому образу действий. Подобное лицо возбуждает к себе удивление со стороны народа и скоро становится самодержцем, тем еще раз доказывая, что самодержавие совершеннейшая форма управления"".

Как видим, не только основные принципы власти, но даже существеннейшие черты их сознавались людьми древнейших времен (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

При каком нравственном состоянии нации возникает аристократическая верховная власть?Если всеобъемлющие идеалы не сознаются достаточно ярко всеми, но при этом все-таки в народе имеется вера в существование разумного закона общественных явлений - то появляется господство аристократии, людей "лучших", способных по своей природе указать эту социальную разумность (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

При каком нравственном состоянии нации возникает демократия? Если в обществе не существует достаточно напряженного верования, охватывающего все стороны жизни в подчинении одному идеалу, то связующей силой общества является численная сила, количественная, которая создает возможность подчинения людей власти даже в тех случаях, когда у них нет внутренней готовности к этому. Это первый, элементарный фазис чувства дисциплины. "Куда мир, туда и мы", "Мир велик человек", "Мы от мира не отметчики"... Все эти формулы демократической дисциплины мы хорошо знаем по своим народным пословицам. Брайс описывает совершенно такое же состояние духа в американской демократии Соединенных Штатов (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

Какие основные формы верховной государственной власти существуют в жизни?Знаменитый мыслитель древности Аристотель признавал три основные государственные формы, которые могут быть или правомерными (когда имеют в виду благо государства), или извращенными (когда имеют в виду благо правителя). (Конкретику читать по ссылке)

Соответствует ли монархия низшей ступени развития нации, а демократия - высшей ступени духовного ее развития?Сторонники эволюционной теории развития утверждают, что формы верховной власти связаны с различными ступенями культурного развития нации. Но на почве исторических фактов нельзя установить ничего подобного. Есть ряд наций, которые, пройдя полный цикл развития, даже до окончательной смерти, знали только одну форму верховной власти. Византия все время свое прожила монархией. Венеция с начала до конца была аристократией. Швейцарские племена только завоеванием подчинялись монархии, но при всякой минуте самостоятельности создавали для себя демократию. Есть народы, у которых государственное развитие начиналось с монархического принципа, но есть как бы прирожденные демократии (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

Чему больше всего доверяют массы при демократическом, при аристократическом и при монархическом образе правления? Демократия выражает доверие к силе количественной. Аристократия выражает преимущественное доверие к авторитету, проверенному опытом; это есть доверие силы. Монархия выражает доверие по преимуществу к силе нравственной (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

Что такое мнение большинства?"Большинство есть не что иное, как собирательная бездарность, сказал Джон Милль, почитаемый сам за прогрессиста, - пишет К. Леонтьев. - Что же делать? Во что верить? Чего ждать? Предаться роковому течению? - в конце концов задает ряд вопросов Леонтьев и сам отвечает: - Нет! Нет! Тысячу раз нет!.. Мы имеем смелость верить, что Россия еще может отстраниться от западноевропейского русла! Мы еще верим в силу русского охранения и в свежесть русского ума!

Неужели этот ум не постигнет наконец, что Европе более не в чем завидовать; что ложь дальнейшего демократического и либерального прогресса уже слишком груба... идеал ее неизящен и невысок? Неужели мы не поймем наконец, что афонский монах или набожный московский купец, которые говорят: "Бога бойтесь, царя чтите" и при слухе о надеждах прогресса с удивлением пожимают плечами, гораздо более реалисты, гораздо ближе к реальной истине, чем те европейцы, которые какой-то свободой без страха хотят дисциплинировать государства? Берегитесь! Близок страшный конец!" (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

Как создается государственная власть?Государственная власть создается тремя способами: наследованием, избранием и захватом: монархия, республика, диктатура. На практике все это перемешивается: захватчик власти становится наследственным монархом (Наполеон I), избранный президент делает то же (Наполеон III) или пытается сделать (Оливер Кромвель), избранный "канцлер" (А. Гитлер) становится захватчиком власти. Но, в общем, это все-таки исключения.

И республика, и диктатура предполагают борьбу за власть - демократическую в первом случае и обязательно кровавую во втором: Сталин-Троцкий, Муссолини-Маттеотти, Гитлер-Рем. В республике, как общее правило, ведется бескровная борьба. Однако и бескровная борьба обходится не совсем даром. Многократный французский министр Аристид Бриан признавался, что девяносто пять процентов его сил уходит на борьбу за власть и только пять процентов - на работу власти. Да и эти пять процентов чрезвычайно краткосрочны...

Избрание и захват являются, так сказать, рационалистическими способами. Наследственная власть есть, собственно, власть случайности, бесспорной уже по одному тому, что случайность рождения совершенно неоспорима. Вы можете признавать или не признавать принцип монархии вообще. Но никто не может отрицать существования положительного закона, предоставляющего право наследования престола первому сыну царствующего монарха. Прибегая к несколько грубоватому сравнению, это нечто вроде того козырного туза, которого даже и сам Аллах бить не может. Туз есть туз. Никакого выбора, никаких заслуг, а следовательно, и никаких споров. Власть переходит бесспорно и безболезненно: король умер, да здравствует король!

Человеческий индивидуум, случайно родившийся наследником престола, ставится в такие условия, которые обеспечивают ему наилучшую профессиональную подготовку, какая только возможна технически. Государь Император Николай Александрович был, вероятно, одним из самых образованных людей своего времени. Лучшие профессора России преподавали ему право, и стратегию, и историю, и литературу. Он совершенно свободно говорил на трех иностранных языках. Его знания не были односторонними, как знания любого эрудита, и его знания были, если так можно выразиться, живыми знаниями (И. Л. Солоневич. Народная монархия).

Какие длительные формы государственного строя дает нам история? Всякая политическая организация, всякая политическая партия и всякий политически мыслящий человек обязаны ставить перед собою задачи не только завтрашнего дня, но и вопросы существования нации и государства в веках.

В качестве форм длительного государственного устроения весь предшествующий исторический опыт человечества оставил нам только две: республику и монархию (И. Л. Солоневич. Народная монархия).

Какая форма власти преобладала в истории человечества?История всего человечества до сих пор есть главным образом история разного рода монархий. Все самые великие государства до сих пор были монархиями. История человечества есть по преимуществу монархическая история. Республиканские Рим и Афины были только исключением из общего правила (Б. Башилов).

Почему монархическая форма власти преобладала в истории всего человечества?Свойства, требуемые от верховной власти, совершенно совпадают с природными свойствами монархии: прочная власть, единство власти, нахождение вне партий и частных интересов, высокая степень нравственной ответственности, уверенность в своей силе, дающая мужество на противодействие всем случайным веяниям, способность к обширным преобразованиям и т. д.

К этому должно прибавить, что монархия по природе своей является представительницей нравственного идеала как начала, всех примиряющего, а это есть действительно высший, наиболее могучий принцип примирения частных интересов.

Наконец, даже относительная слабость монархии для непосредственного управления текущими делами делает ее предрасположенной привлекать к участию в государственных делах все социальные силы, то есть побуждает производить сочетанную управительную власть, а это означает - утилизировать в государственном деле лучшие свойства всех принципов власти, не допуская их лишь до вредного верховенства.

В чем заключается основная разница между монархией и республикой? Основная разница между монархией и республикой в том, что в одном случае фундаментом всего является вера в Бога, в другом случае - вера в могущество человеческого разума и затем уже вера в Бога. Во главе любой республики может стоять безбожник, во главе монархии никогда не может находиться человек неверующий.

Президент и диктатор могут быть атеистами, а монарх нет. Монархия, во главе которой случайно окажется атеист, неминуемо обречена на перерождение или в диктатуру, или в республику (Б. Башилов).

Что чаще неспособно к нормальному управлению - республика или монархия?Республика. В разумную династическую политику должно непременно входить такое устройство управительной системы, при котором вопрос о размерах личных способностей монарха не становился бы роковым - "Быть или не быть?" - для самой монархии.

Какая монархия является истинной монархией?Монархия истинная, то есть представляющая верховную власть нравственного идеала, неограничена, но не абсолютна. Она имеет свои обязательные для нее начала нравственно-религиозного характера, во имя которых только и получает свою законно не ограниченную власть. Она имеет власть не в самой себе и поэтому не абсолютна. Властью абсолютной обладает только та сила, которая ни от чего, кроме самой себя, не зависит...

Истинная монархия может быть только одна. Это именно есть та монархия, в которой одно лицо получает значение верховной власти: не просто влиятельной силы, а власти верховной. Это же может случиться во вполне чистом виде только при одном условии: когда монарх вне сомнения для нации и самого себя является назначенным на государственное управление от Бога...

Власть монарха возможна только при народном признании, добровольном и искреннем. Будучи связанной с высочайшей силой нравственного содержания, наполняющей веру народа и составляющей его идеал, монархическая власть является представительницей не собственно народа, а той высшей силы, которая составляет источник народного идеала. Признавать верховное господство этого идеала над своей государственной жизнью нация может только тогда, когда верит в абсолютное значение этого идеала, а стало быть, возводит его к абсолютному личному началу, то есть Богу

.Тут монарх не деспот, не самовольная власть, руководствуется не своим произволом и властвует не для себя и даже не по своему желанию, а есть Божий Слуга, всецело подчиненный Богу на своей службе, подобно тому как и каждый подданный, в своем долге семейном и общественном исполняет известную малую миссию, Богом назначенную. Так и монарх несет в своем царствовании лишь службу Богу (Л. А. Тихомиров. Монархическая государственность).

В чем заключается основная идея всякой монархии?Монархия состоит не в произволе одного человека, а в единоличном выражении национального идеала.

"...Идея монархической верховной власти состоит не в том, чтобы выражать собственную волю монарха, основанную на мнении нации, а в том, чтобы выражать народный дух, народный идеал, выражать то, что думала бы и хотела бы нация, если бы стояла на высоте своей собственной идеи" (Л. А. Тихомиров). http://www.patriotica.ru/gosudarstvo/bashilov_mrd.html