* * * * *,............................................................................................... !:)

Восьмая сцена

Юлиан и Зала.

Юлиан: Вы сомневаетесь в успехе совместных с графом Ронски шагов?
Зала: Я уж предварительно заручился уверениями графа Ронски, иначе б не убедил Феликса.
Юлиан: Зачем вы это сделали, Зала?
Зала: Вероятно, потому, что Феликс мне симпатичен, а я желаю отправиться в путь в приятной компании.
Юлиан: И вы даже не подумали, как мне больно думать, что мону потерять его?
Зала: Что вы, Юлиан! Потерять можно лишь то ,чем владеешь. А владеть позволительно тем, на что имеешь право. Это вы знаете столь же хорошо, как и я.
Юлиан: Разве коль нуждаешься в ком, то вовсе не имеешь права? Разве вам невдомёк, Зала, что он- моя последняя надежда?...что у меня вообще никого и ничего ,кроме него не осталось? Что я тыкаюсь повсюду- и хватаюсь за воздух? ...Что меня пугает грядущее одиночество?
Зала: И вам полегчает ,если он останется?...Что вам проку в детской нежности, от которой он вам уделяет? ...Что в ней проку кому-нибудь иному? ...Вас пугает одиночество? А если б вы жили в браке, разве не ощущали б одиночества? ...А среди собственных детей и внуков,- нет?  А если б утвердились во славе, богатстве, признанной гениальности- нет? ...И пусть бы нас сопровождала процессия вакханок- путь наверх мы вершим в одиночестве, каждый... мы, которые никому не принадлежим. Старость- всего лишь индивидуальное ремесло для таких как мы, и дурак- тот, кто вовремя не остепенится , не состоится к старости.
Юлиан: А вы, Зала, вы полагаете, что не нуждаетесь ни в ком?
Зала: Вот, когда они потребуются мне, то в любое время окажутся под рукой. Я постоянно был несколько отстранён от прочих. В том, что они этого не замечают, нет моей вины.
Юлиан: В этом вы абсолютно правы ,Зала.  И ещё: вы не любили ни одно живое существо на земле.
Зала: Возможно... А вы? И того меньше, Юлиан... Любить- значит ради кого-то перемениться. Ничего не скажешь, это- желанное состояние души, но ,в любом случае, мы оба очень далеки от него. Что бы любой, подобный нам, в таком состоянии, при любови, дал миру? Нечто абсолютно похотливое, лживое, жеманное, пошлое, душещипательное, чем любовь бы проявилась- в итоге, это была б не любовь. Способны ль мы были в таком случает на жертву, согласную с собственным  расчётом и честолюбием? Мы б не преминули оболгать, предать тех, кто нас смог бы осчастливить, порадовать малой толикой наслажденья или истинного чувства? ...Поставили б мы на кон собственные жизни, отказались бы от одинокой умиротворёности- да не ради потехи, не по глупости... нет: чтобы далее блюсти благополучие избранных нами, и вручивших себя нам особ?  И вы ещё полагаете, что мы вправе требовать возмещения даров? Я не о коралловой цепочке, не о ренте, не о мудрых наставлениях наших- нет: о части самих себя, которую теряем ради них, и не получаем ничего взамен. Мой милый Юлиан, нам бы оставить настежь двери, -выноси что пожелаешь, любой, любая- но мы же с вами всегда были запасливы, а вы- порасчётливее меня. Теперь нам остаётся с чистой совестью пожать друг другу руки. Я немного увереннее вас: вот и вся наша разница. ...Но я вам не поведал ничего нового. Вы всё это знаете так же хорошо, как и я. У нас не было никакой возможности обманываться: иногда мы на это отваживались, с упорством , достойным лучшего применения- зря. Мы способны разнообразить собственную глупость, низость-  но нам не переменить себя. Скажем от души: мы знаем, на что годимся. Холодает, Юлиан, пойдёмте-ка в комнату. (Уходят.)
Юлиан: Всё это ,может быть, верно, Зала. Но прибавьте мне к сказанному: вот кто не обязан затыкать наши жизненные прорехи, так это существо, б л а г о д а р я  нам же обрётшее сосбственное бытиё.
Зала: О возмещёнии тут мы не говорим вовсе. Ваш сын обладает практической смекалкой, вы сами в этом признались раз. И он ощущает вот что:  кто не потрудился его вывести в люди, тот плохой наставник.
Юлиан: Его отношение ко мне едва ли переменилось. Мне б остаться для Феликса обычным человеком, таким как прочие. А потому, ради одного меня, он должен остаться... Я не перенесу этого. Заслуживаю ли я того, чтоб он отправился в путь ради меня? И если даже всё, что я по-настоящему испытываю к этому молодому человеку, моему сыну, для него -ничто, то всё равно я люблю его...  Понимаете меня, Зала? Я люблю его и не желаю от него ничего взамен, только бы он узнал об этоми прежде, чем мы расстанемся навсегда... (Темнота. Зала с Юлианом медленно следуют через террасу в салон. Сцена ненадолго остаётся пустой. Ветер немного крепчает.)

Девятая сцена

Йоханна (справа идёт вдоль аллеи, медленно- мимо пруда к террасе. Окна дома, выходящие в сад, освещены. Зала усаживается за стол. Пододит слуга, наливает хозяину вина. ...Йоханна замирает стоя. Она, в сильном смятении , одолевает две ступеньки лестницы, ведущей на террасу. Зала, услышав шорох, всматривается в окно. Йоханна, заметив это, спускается лестницей обратно в сад и ,подойдя к пруду, замирает, стоя, там, засмотревшись в него.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

                                   для А.Рамона П.Роды

Сладостно инфантилен
воздух тихого утра.
Протягивают деревья
ладони свои земле.
Туман дрожащий нивы
укрыл. А паучихи
дорожки растянули
шелковые: лучи
хрустальной чистоты
воздушны...

А в роще тополиной
ручей речитативом
поёт меж трав. А ралик
смиренный мещанин,
простак-непротивленец
пейзаж обозревает.
Божественный покой
Природы вдохновил
домашнего сидельца:
заботы и рутину
отринув, в путь пустился
он чтоб проползти дорогу.

Пополз домохозяин-
и в глушь плюща, крапивы
забрёл, а там сидели
две жабы, согревались
старухи, к солнцу спины
больные обратив.

Одна ворчала :"Эти
по новой моде песни
без пользы". "Точно, все",-
подруга отвечала,
израненная и
полуслепая жаба.
- Когда была молодкой,
я верила, что Бог
когда-нибудь услышит
распевы наши чтоб
проникнуться сочувствьем.
Научена теперь,
прожив немало вёсен,
я ни во что не верю-
и больше не пою.

Стонали обе жабы,
просили подаянья
у молодой лягушки,
чванливо проскакавшей
сминая стебельки.

И на опушке чащи
остановился ралик:
кричать пытался- зря.
две жабы подскочили:
- Пожалуй, мотылёк?-
полуслепая жаба
промолвила подруге.
- Рогат он,- отвечала
вторая.- Это ралик.
Откуда ты приполз?

- Я из дому явился
чтоб возвратиться скоро.
- Трусливы эти твари,-
отрезала слепая,-
Ты не поёшь-то? - Нет,-
ответил он. _Молиться
умеешь? - Не учился...
- А в жизнь по смерти веришь?
- А это что?

                 - Жить вечно
в воде стоячей: рядом-
всегда обильный стол.

- Мне, маленькому, бабушка
моя, бедняжка, обещала,
что после смерти стану я
по самым нежным листьям,
по веткам высочайшим
пастись.

- Еретичкой была твоя бабка.
Мы насказали тебе правду
нашу: поверишь с неё!-
разбушевались две жабы.

- Зачем мне путь неблизкий,-
заохал ралик,- если верю
в жизнь вечную, что вы
мне обещаете?...
          
                  Две жабы,
задумавшиеся, удалились.
А ралик был напуган-
и в чащи глубь уполз.

А две жабы- попрошайки
застыли сфинксами. Одна
другую спрашивала:
- Ты в вечную жизнь веришь?
- Я- нет, отвечала грустно
калека полуслепая.
- Зачем тогда мы веру
улитке прививали?
- Зачем?..Сама не знаю.
От чувств я разбухаю
когда неколебимо
взывают из арыка
мои ребята к Богу...

А бедный ралик
назад вернулся. На тропе
покой волнистый замер
меж тополиных веток.
И с группою мурашек
дебелых, красноватых,
тут ралик повстречался:
они тащили споро
иную муравьиху
с обрубками сяжков.
- Мурашеньки, потише!
За что подругу вашу
вы мучите? -воскликнул
им ралик, растерявшись,
- Что сделала она вам?
Мне расскажите дельно,
а я вас рассужу.
Начни ты, муравьиха.

И тогда полумёртвая самка
ответила очень грустно:
- Я видела звёзды... -Звёзды?-
ей вто`рили возмущённо.
- Какие они?- задумчив,
спросил её ралик. -Да.
Взобралась на самый длинный
что есть в этой роще тополь-
и тысячу глаз увидала
во мраке своём, привычном.
Переспросил её ралик:
- Какие они, звёзды?
- Лучи суть, короны, носим,
не видя их, головами.
- А мы-то их не видим,-
отрезали муравьихи.
А ралик добавил: - Взгляд мой-
до травки, а дальше- баста.

Воскликнули стражи, лихо
ворочая сяжками:
- Убьём тебя, извращенка,
ленивая. Труд- закон твой.

- Я видела зори, зори,-
шептала муравьиха.
Тогда рассудил их ралик:
- Идите трудиться вволю.
Пожалуй, она погибла:
недолго ей жить осталось.

А воздух сладкий
пчела нарезала.
Раненная, агонизируя,
мрак вечный уже осязала
да молвила: -Эта явилась
чтоб к звёздам меня унесть...

Разбежались прочь мурашки,
увидав, что та уже мертва.

Вздыхая, ралик,
смятённый, отползал,
сконфужен небывало,
навечно, навсегда: -Тропа-
бескрайняя,- он причитал,-
У звёзд- её конец,
коли достигну их...
но я неповоротлив-
не мне её вершить,
не думать мне о звёздах.

Всё туман скрыл,
а солнце совсем ослабло.
Отдалённая вечерня
звоном нравы укоряла.
А смиренный обыватель,
ралик, мирен и сконфужен,
окруженье созерцал.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

* * * * *,................................................................................................. !:)

Четвёртая сцена

Юлиан и Феликс.

Юлиан: Ты уходишь?
Феликс: Да, и очень рад, что обстоятельства потребовали моего участия.
Юлиан: Ты уже успел интимно ознакомиться с настоящим предметом нашей экспедиции?
Феликс: Предстоит настоящее дело, в любом случае, и да отворится мне широкий мир.
Юлиан: А если не всем надеждам суждено воплотиться?
Феликс: Это возможно. Но ожидание не доставляет мне никакого удовольствия.

Пятая сцена

Феликс. Юлиан. Зала. Ирена.

Ирена (ещё на террасе, с Залой): А всё ж я дала слово и потому никак не могу остаться в Вене.
Зала: Весьма благодарен вам, фрёйляйн Хермс.
Ирена (входя вместе с Залой): Вы тут ,и правда, чудесно устроились. ...Добрый вечер, Юлиан. Добрый вечер, господин лейтенант.
Зала: Явись вы немного раньше, фрёйляйн Херм, всё тут увидали бы в солнечном сиянии.
Ирена: Я уже два часа как явилась сюда. Но это же- заколдованный замок. Никто меня не встретил. Звонок не сработал.
Зала: Ах, да. Прошу прощения, недосмотрел...
Ирена: Да пустяки. Я с пользой провела время. Прогулялась, углубившись в чащу, до самого Нойштифта и Залманндорфа. Припомнила давно призабытую, с юности, тропку. (Посматривает на Юлиана.) Я отдохнула на скамейке, той, на которой сиживала бывало с одним добрым приятелем. (Смеясь.) Знаете ли, герр Фихтнер: оттуда открылся мне расчудесный вид, до самой столицы, и почти до берега Дуная.
Зала (указывая жестом на каменную скамью): Не желаете ли слегка присесть?
Ирена: Благодарствую. (Она лорнетирует императорские бюсты.) Это прямо-таки римское, прадавнее... Но не помешала ли я вашей беседе?
Зала: Вовсе нет.
Ирена: А все ж, мне сдаётся, помешала. Вы выглядите настороженными... Мне лучше уйти.
Зала: Нет, как вы можете, фрёйляйн Хермс! У вас есть ко мне какие-либо вопросы, Феликс, насчёт нашего предприятия?
Феликс: Если фрёйляйн Хермс, прошу прощения, позволит нам всего минуту...
Ирена: Ну что вы, естественно!
Зала: Простите нас, фрёйляйн Хермс...
Феликс: Речь идёт о некоторых шагах, которые под моим руководством...(Уходя вместе с Залой.)

Шестая сцена

Ирена и Юлиан.

Ирена: Что за секреты у этой парочки?
Юлиан: Никаких тайн. Молодой человек желает принять участие в экспедиции, слыхал я. И, естественно, им надо кое-что обсудить.
Ирена (провожая взглядом Феликса и Залу): Юлиан,  э т о   о н?
Юлиан (молчит).
Ирена: Тебе не обязательно отвечать. Я непрерывно думала о нём...Даже удивлена, что раньше сама не догадалась. Это  о н. ...И ему двадцать два от роду. А когда ты ухлёстывал за мной, я только и думала: что если он ходок?!...И вот, пожалуйста: прохаживается его взрослый сын.
Юлиан: Что мне проку? Он не принадлежит мне.
Ирена: Посмотри на него! Юноша налицо, жив-здоров, молод и красив! Разве этого не достаточно? (подымается.) А я убивалась.
Юлиан: Как?...
Ирена: Ты понимаешь меня? Изнашивалась...
Юлиан: Тогда я не подозревал.
Ирена: Ты бы мне ничем не помог. (Пауза.) Адьё. Прости меня. Говори с ними, о чём желаешь. Я уезжаю, и не хочу ничего знать.
Юлиан: Что с тобой? Меж нами ничего не изменилось.
Ирена: Ты полагаешь?... Мне эти двадцть два года  вдруг сразу показались совсем иными... будь здоров.
Юлиан: Будь здорова. До свидания.
Ирена: До свидания? Тебе это надо? Да?...Ты грустишь, Юлиан? ...Ты снова причиняешь мне боль. (тряся головой.) Такие вы все, всегда. Что поделать!?
Юлиан: Соберись: они к нам идут.

Седьмая сцена

Ирена. Юлиан. Зала. Феликс.

Зала: Ну, пожалуй всё решено.
Феликс: Премного вам благодарен. Я не могу не принять ваши условия.
Ирена: Завтра вы уезжаете в часть?
Феликс: Да, фрёйляйн.
Ирена: Вы, пожалуй, сейчас отправитесь в город. Если вам не доставит неудобств моя компания...
Феликс: Вы очень дружелюбны.
Зала: Как, фрёйляйн Хермс...? Столь короток ваш визит!
Ирена: Да, мне бы кое-чем замастить, нечто уладить. Завтрашний день пройдёт в суматохе, а я уеду и долго ещё не вернусь в Вену. Итак, герр лейтенант?
Феликс: Адьё, герр Фихтнер. А если не увижу вас...
Юлиан: Мы скоро свидимся.
Ирена: Люди подумают: герр лейтенант с фрау мамой. (Бросает прощальный взгляд Юлиану.)
Зала (сопровождает Ирену с Феликсом террасой к выходу).
Юлиан (остаётся; прохаживается взад-вперёд, пока Зала не возвращается).

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Стадо козье проходило
по-над речкой у воды.
Вечер розы да зефира
был, столь мил и романтичен-
в эту пору я увидел
здоровенного козлищу.

Сальве, демон немой!
Ты -зверь
замечательнейший,
мистик вечный
инфернальной
плоти...

Сколь завитков
в бороде твоей,
широколобый
дон Хуан!
Сколь выразителен лик твой
мефистофелевский
и страстный!

Водишь перелеском
стадо,
евнух прихотью хозяйской,
но -султан!
Негасимый светоч секса!
Твой учитель добрый- Пан!

Коза
грациозно следует за тобой,
влюблена и нежна.
Греция былая
тебя б поняла.
О ты, герой легенд святых
об аскетах худых и Сатане,
с каменьями чёрными, грубыми уродами,
злодеями однорукими, пещерами недоступными,
где видали тебя,
базлающим
любя!

Мужественные рога
бороды бога!
Итог чёрный Средневековья!
Родился б ты вместе с Филомнидой
из пены чистой морской-
уста б твои, да моря,
ласкали б её, богиню
под темнеющим покровом звёздным.

Ты- от равнин укрытых розами,
где свет неистов;
ты- от лугов Анакреонта,
сочных бессмертия кровью.

Козляры!
Вы- мелкая поросль
старых сатиров,
уже усчезнувших.
Возьмите от девственной роскоши трав,
коль нет вам самок.

Короли полудня!
Постойте немного,
послушайте ,как
петух из далёкой деревни вам кличет
"салют!"

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Татарин жарит в масле чебурек,
вина на гривню щедро наливает:
"Пакушяй дарам, добры чилавек..."-
туриста без копейки) зазывает.

А тот стоит, сухой разинув рот,
под ёлкой голубой- на ней сорока,
а под ногами норку роет крот:
с червями расправляется жестоко.

На улице не видно ни души.
Жара лютует: высохли кяризы,
растаяли на солнце барыши.
Татарский Крым испытывает кризис.

Часы блестят на левой у него*.
Скосила глаз ленивая сорока...
Какой худой, какой жестокий год!
Да, "кризис"-суд, но без статьи и срока.

Давайте все учиться у зверей:
копать и воровать умеет каждый,
делиться- тоже. Жадина Корей
не уделял от барышей и кражи.

Толсяк-татарин жарит жирный плов.
Худой турист сухим вином опился.
Упорный крот заёрзал под столом-
и в чайхане надолго поселился.

Приехать в Крым- вернуться в Эсесер,
а повезёт- и надолго остаться...
Прищур татарский: "Чебуреки, сэр",
- А кто там?
- Крот.
- Он может...
- Покусаться?..............................
_____________________________________
*- при часах крот. Он- замаскированный сотрудник
органов,- прим. автора))

Я взобрался на
козляру.
Он, старик, обернулся,
да спросил:
"Эта ли дорога твоя?"
"Эта!"- вскричала тень моя,
шутихой разнаряженная.
"Это она, золотая!"- молвили
одежды мои.
Великий лебедь подмигнул мне,
сказав:" Идём вместе!",
а змея укусила
домотканную мою тунику.

Глядя в небо, думал я:
" Нет мне дороги.
Розы в конце-
те же, что эти, в начале.
Туманом станет плоть эта
и пот.
Мой конь небывалый снесёт меня
долиной краснеющей прочь"
"Брось меня!" - рыдая окликнуло
меня сердце мнительное.
И я бросил его оземь,
во поле печали.
                    Наступила
ночь морщинистая,
полная призраков.
                  Освещали путь
очи горящие синеватые
козлищи.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Море- это
Люци`фер сини,
упавшее небо,
возжелавший было
стать Светом.

Бедное море, обречённое
на вечный непокой,
прежде было, точно,
обездвижено тоской.

Но горечь твоя
не умалила страсть:
Венеру изваял-
утроба остала`сь
всё той же девственной,
да без изъяну,
какой была.

Печали твои прекрасны,
о море спазмов славных.
Всё звёзд разнообразье-
в зелени рыхлой океана.

Сносишь всё, терпя,
ужасный, огромный Сат`ан,
Христос попирал тебя,
ходил по` воле Пан.

Звезда Венера есть
гармониею мировой,-
Арка Экклезиаста!-
со дна души твоей Веспер
явлается порой...

...А несчастный -это
ангел падший.
Земля полна света:
кто Рай в ней обрящет?

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Кассыда плача

Укрыл я балкон
ибо претит мне плач:
ведь из-за стен серых
доносится только плач.

Немногие ангелы поют;
немногие псы лают;
тысячу скрипок ладонь моя вмещает.

Но плач- пёс бескрайний,
плач- ангел безбрежный,
плач- скрипка широчайшая:
слёзы- ветру помеха.
Не слыхать ничего кроме плача.

Кассыда ветвей

В аллеях Тама`рит
слоняются кобели свинцовые:
ждут, что с ветвей нападает;
ждут: может, они надло`мятся.

У Тамарит- яблоня
да эфес* всхлипов.
Соловей утоляет вздохи,
а фазан гонит их прочь, пылью.

Но ветви ве`селы,
ветви- как мы, иные:
не размышлят под ливнем, уснули:
деревьями себя, скорыми, видят.

Влагой набухли почки:
долины ждут осени.
Сумрак лапой слоновьей
по ветвям-стволам ходит.

В аллеях Тамарит
многонько парней с ликами несолнечными:
ждут, что с ветвей мои нападает;
ждут: может, они надломятся.
________________________
"манзана"-эфес (ж.р.), а "манзано"- яблоня(м.р.),- прим.перев.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Есть волос, у`же всяких коалиций,
в косе премьерской туго заплетён:
шевелится подобно червю он
когда хозяйка с "лучшими" рядится.

Зевес, рыдая, взвешивает слитки
от Геры заслоняя свой прибор-
и замирает выборный политик
готовый откупиться аки вор

чтоб не зависеть от голосованья,
дорожками ходить, не волоском:
чем ниже честь, тем выше его званья.
По трапу подымается ползком,

уже почти подобен крокодилу,
чтоб в рукотворном чреве улететь,
не разменяв квадраты в дельте Нила
на жребия людского круговерть.

И прикупая древности музеев,
и сватая простецких "иокаст",
беглец судьбы, он кролика смелее,
чей взвешен кер, но "свинка не предаст".

Шесть струн

Гитара,
и во сне твои слёзы слышу.
Рыданье души усталой,
души погибшей
из круглого рта твоего вылетает,
гитара.
Тарантул плетёт проворно
звезду судьбы обречённой,
подстерегая вздохи и стоны,
плывущие тайно в твоём водоёме
чёрном.

Перевод М.Самаева;

От гитары
грёзы пускаются в плач.
Рыдания душ
пропащих
из ея рвутся круглой
па(ст)щи.
И, будто тарантул,
звезду выплетает она:
на вздохи охотится,
что плавают в её чёрном
нутре деревянном.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Танец
(В саду петенеры)

В ночи сада,
выбеленной мелом,
пляшут шесть цыганок
в белом.

В ночи сада...
Розаны и маки
в их венках крашенной
бумаги.

В ночи сада...
Будто плямя свечек,
сумрак обжигают
зубы-жемчуг.

В ночи сада,
за одной другая,
тени всходят, неба
достигая.

Перевод М.Самаева;

В ночи сада
шесть цыганок
одетые в белое
пляшут

в ночи сада,
коронованы
розами из бумаги
да диким укропом.

В ночи сада
чьи зубов перламутры
в пепле сумрака
блещут-горят?

А ещё в ночи сада
удлинняются тени цыганок,
даже неба касаясь,
фиолетовы.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы;

Смерть петенеры

В белом домике скоро отмучтся
петенера, цыганка-разлучница.

Кони мотают мордами.
Всадники мёртвые.

Колеблется, догорая,
свеча в её пальцах нетвёрдых,
юбка её из муара
дрожит на бронзовых бёдрах.

Кони мотают мордами.
Всадники мёртвые.

Острые чёрные тени
тянутся к горизонту.
И рвутся гитарные струны
и стонут.

Кони мотают мордами.
Всадники мёртвые.

Перевод М.Самаева;

В домике белом умирает
разлучница людская.

Сотня пони вольтирует:
всадники их мертвы.

На колтунах овчины
отвратительных
юбка муаровая подрагивает
меж медных ляжек.

Сотня пони вольтирует:
всадники их мертвы.

Длинные тени явились
компанией
с туманного горизонта-
и басовая струна гитары
рвётся.

Сотня пони вольтирует:
всадники их мертвы.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы.