Навеяло лентой.

   Жила была женщина. Ну как, женщина? Скорее уже тетя средних лет. Нет, конечно в молодости (и даже еще лет 5-10 назад) она была еще вполне красивой женщиной, но потом быт затянул ее как сливовый кисель... и... Ладно уж, пусть будет Женщиной средних лет. Вроде бы и не глупая, и готовит вкусно, да, порядок в доме не идеальный, но никто ведь не помогает.
   Муж вечно уставший, с пивным пузом, но добрый. Зарплату не всегда до дома доносит, но и она ведь в нычку прятала... Так и жили.
   И тут случился у мужа на работе кризис - ограбили фирму, кругом долги, выплат нет. Погоревал мужик три месяца, а потом вроде и на переаттестацию пошел и пресс качать начал т.к. на пиво денег не осталось. В общем, замаячил лучик света где-то на горизонте.
   Но не все так просто в жизни нашей. Встретился как-то в супермаркете нашей Женщине средних лет бывший одноклассник. Бил ее когда-то по голове портфелем, да и вообще унижал в школе. А тут разговорились и понеслось... Не чета Мужу - машина есть, "Лада-Калина", моряк, пилот, спортсмен да и вообще красавец, клин журавлей в небе загоняет если нужно будет! Комсомолец бывший, кстати. И решила Женщина средних лет "Все! Ухожу от супруга опостылевшего! Да, добрый, но секс уже с ним никакой, приелся. А я же Женщина! Я любви хочу!" Собралась она бросить Мужа. Перестала домой вовремя приходить, улыбается... ну и все такое. И секс у нее был классный поначалу - страстный, жесткий, яркий, но... Стала она потом замечать, что жестокости в нем все больше и больше и про ее удовольствие Одноклассник бывший вообще не думает, да и больно уже ей бывает... Поначалу он ее домой сам отвозил, потом на такси отправлял, а потом... 3 грн. на маршрутку и "Позвоню"...
   И вот не знает теперь женщина, что ей делать...Головой ей думать или другим местом? А муж? Мы сейчас не о нем.

Все совпадения не случайны. Если что - я не о людях.
  

Осень в Крыму

Осень в Крыму.. Обычные слова? Человек, который привык жить в большом и сером городе вряд ли поймет, почему их произносят с таким теплом. Для него осень - это сырой, промозглый ветер, серые ветки деревьев и моросящий дождь... Холод. Надо бежать по каждодневным и всегда монотонным делам, в толпе таких же монотонно идущих, едущих людей.. Знать, что завтра - будет все то же,тот же дождь, те же лужи, та же серость, и та же монотонность во всем...
Но стоит приехать в Крым в октябре - и ты понимаешь, как сильно можно заблудиться в собственной тоске. Всё еще зеленые деревья - некоторые тронуты багряным цветом, которого, казалось и не существует в природе.. И вдруг - одно среди них, словно горящее огнем!
Утром ты стоишь у моря - смотришь на бесконечно спокойную гладь и успокаиваешься.. Теплый ветер ласково пробегает по волосам, как будто касается заботливой и нежной рукой. Всё говорит - не спеши! Посмотри вокруг ! Оглядываешься. Горы - как большой и добрый зверь, выгнувший спину навстречу теплому солнцу.. Словно слышишь его довольное урчание и ощущаешь его безмятежность...
А вечером, у самого края воды, под тихий плеск почти невидимых волн, ты сидишь в плетеном кресле небрежно накинув плед на ноги и вдыхаешь запах - запах все еще теплого моря с отдаленным оттенком можжевелового и тонким ароматом винограда, идущего от бокала коньяка в твоей руке...
Завтра будет новый день и он будет Новым! Надо лишь улыбаться тем частичкам воспоминаний про тепло, солнце, море.. знать что все это тебя ждет. Ждет всегда - как мать ждет своего ребенка, с нежной улыбкой и бескорыстной заботой.. :)

© Никон, ялта 2009

Акакий Мух прогуливаясь вдоль
черно`го рынка ,приобрёл петрушку,
но собираясь на обед домой,
он увидал ,как бедная старушка
в коричневом пальто и ботах
десятилетней древности сидела
на раскладушечке из рыжего брезента
и продавала рыбные консервы
двадцатилетней тухлости.
- Мадам,- промолвил Мух, потрогав банку,-
пора жениться сому, сайре-
рожать детей... Бедная старуха,
осклабившись, вонзила нож под рёбра
Акакию. Товарки отвернулись
дабы достать из сумок две рогожи,
топор и целофановый мешок.
Акакий умирал, пуская пену
из посиневшего небесно рта.
Прохожие косились недовольно
на раздевальщиц тела, рубщиц туши,
запихивальщиц мяса во мешок.
Густую кровь не впитывал асфальт,
подобный Симферополю- фальшивый, серый...
...Остряк погиб во цвете лет, а мог бы
дурачиться на старости на блогах,
консервы из глупышек покупая
по трёшке гривень за полфунта фарша
и розоветь от глупости чужой,
умом мужским бравируя в эфире.    

Просторный пятачок у "Океана" в центре Акмесджита(Симферополя). Вижу длинную П-образную, открытую спереди и сзади тёмно-зелёную палатку с логотипами "Хольстен". Внутри неё - продольные, во всю длину палатки. то есть, аршин семь, проходы из дюралюминиевых переносных решёток: крайний справа, соображаю- "туда", средний- "сюда", крайний... Из-за спины слышу скорее подначивающий, с азартом, оклик пожилого, лет пятидесяти пяти, распорядителя, интеллигентного вида бритого мужчины в очках и серой униформе:
- Вам туда нельзя...
Ж И В Ы Е   П Р О Д У К Т Ы - мигом пропечатывается субтитр в моём мозгу.
(Соображаю: палатка -ТЕРМИНАЛ.)
в крайнем справа проходе, близко от меня пританцовывает голая по пояс высокая шатенка, она в светло-табачной долгой до пят юбке, подпоясана карминовым плетёным пояском с блестящей пряжкой. Я силюсь рассмотреть бюст: мои глаза слепит закатное солнце (словно затмение) Груди?!! Они небольшие, это ЗНАЮ, но соски?! Хорошо бы коричневые. Она вот-вот заговорит, и по голосу я узнаю её.
Я напряжённо возбуждён и рад.
У ног незнакомки- большой и узкий целлофановый паке, он шевелится, он набит чем-то мягким под завязку, внизу пакета- красный и жёлтый ,только шрифт, логотип: букв столько, соображаю, сколько...
Ближе ко мне в запретном проходе- похожий на Гарика Сукачёва мужчина, он несколько моложе полуголой шатенки, его КРОЛИЧЬИ (!!!) босые ноги выглядывают из под коротких штанов. Он зол и сосредоточен на себе... Субтитр скорее звучит: ИЗОБРАЖАЕТ ПИРАТА.
Снуют какие-то люди, они не замечают нас, я их вижу со спины, в чёрно-белой гамме, они что-то уносят, увозят в чемоданах и паках.
Полукролик в шикорой гавайской, нарочито пёстрой рубахе широко разводит руками... Субтитр печатается: ТРИ ШАГА НАЗАД, ДВА ВПЕРЁД...
Гарик, он остаётся лицом ко мне, но постоянно отводит взгляд, трижды шагает назад. Звучит, рваными отрывками, дурная фонограмма, пошло громко: кубинский фолк в джазовой аранжировке. Гарик поворачивается ко мне левым боком, подмышкой у него ЖИВАЯ РЖАНАЯ БУХАНКА, она тёплая, вкусно пахнет, надувает бульдожьи щёки и неслышно часкает сомьей пастью. Я вижу только, на уровне своего лица, буханку.
Сверху звучит ГРУШЕВО-ТЕРПКИЙ ,СЛАДКИЙ И СОЧНЫЙ голос женщины: "Она питается всем, даже сеном. Можно скормить ЗАДНЮЮ ГОРБУШКУ- ПОСЛЕ ОТРАСТЁТ..." Я узнал её, это моя знакомая М. Мне хочется сунуть указательный палец в пасть буханке.
Всё.

С бытового бандитизма
и блокады туалетов
начинается полёт:
кто на запад, кто на север,
кто с кукушечкой поёт.
Плюс нехватка инвестиций:
без работы населенье
битый выборами год.

Посела одних старух.
Дети пробуют играть.
Кашу носят из ведра.
Спать, а завтра под конвоем
их отправят
дальше:
всех устроят как-нибудь,
всё на месте им дадут.

Тех, кто резали соседей,
скоро выкурят из леса.
Если нет, то партизаном
людоеда назовут.

Вдоль долины мак посеют,
на поляне- коноплю:
"Кто за Киев, за Расею-
я татарина люблю..."

Среди нас живут герои:
только блеск недобрых глаз,
только грубый пьяный сказ
могут выдать их порою.

Этот стих- о проститутках,
тех, что делают минеты,
не рондели, не сонеты.
Этот стих- о тех проступках,

что грозят "герою" сроком
за погубленныя души,
за ворованные куши.
Пусть он будет ВСЕМ уроком:

бля`дям, жуликам, уродам,
тем, кто не читает вирши
дурака с остатком крыши
вне систем, приличий, моды.

Этот стих- исконным людям:
без чернухи, мата, мудей.

Ужасен мат в смирительной рубашке
с подсветкою неоновых реклам...
Я расскажу о ваххабитке Машке,
она сюда идёт взорвать бедлам.
Она кравчучку левою толкает,
а правой тянет ржавый кучмовоз.
Она пьяна и оттого икает.
Готовьте ,гады, связки чёрных роз!
Здесь завтра будет ленточкою алой
обтянут взорван(ный) Машкой ресторан,
торговкой клятой, бабою бывалой.
Перечитайте, граждане, коран:
там говорится: пить нельзя торговкам,
кому попало бабам не давать...
Ах это вам "поповские уловки"?!
Быстрее брейте наголо головки
и шагом арш, забудьте про кровать.
...Свободы нет. Мы связаны безбожьем,
поверили богатым, толсторожим.

Живёт в отдалённом ауле
средь степи ,болот, камыша
хорошая девочка Гуля.
А чем же она хороща?
А тем, что с утра до рассвета
на поле намазы творит,
а после покормит баранов-
и ночью кораны долбит.
Семья у ней, в общем, большая:
семь братьев на зоне сидит,
а мама аул обшивает,
а папа- совсем ваххабит.
Аул у них тоже немалый-
сто сорок народов живут.
Кого по вербовке прислали,
иные родилися тут.
Из славной долины ферганской,
из дикой якутской тайги:
"Мы- местные, наше вам здрасте"-
и слова сказать не моги.
Хорошие ,впрочем ,народы:
играют, танцуют, поют.
Но есть и такие уроды:
воруют, насилуют, бьют.
И надо ж такому случиться:
весною настала пора,
случилось в девчонку влюбиться
мальчишке,что звали Абрам.
Семья у них, нет, небольшая:
семь сёстер по зонам сидят,
а мама восьмую рожает,
а папа- еврей, говорят.
.......................................
Обвяжется Гуля косынкой, 
ухватит под мышку коран,
метнёт чебуреку в корзинку:
идти на занятий пора.
В аул приезжают туристы.
В делах и заботах Абрам:
ему по плечу шоу-бизнес,
он может на скрипке играть.
Пока в медресе ваххабитском
мулла три глагола спрягал,
Абрам на израильской скрипке
любовь до Неё расписал.
Четыре пузатых фольксдойча,
пять полек и два латыша,
банкноты кидая в платочек,
внимали едва ли дыша.
Там были ещё россиянки,
туркмен, нефтяной аксакал...
Абрам на банкноте поклялся
и имя Её расписал
поверх Абраама Линкольна
уколотым пальцем своим-
и было нам чуточку больно
от этой кровавой любви.
Коран до конца прочитали.
Муъдзина раздался призыв-
с училища выбегла Галя
гранатами лифчик набив.
В трусах была слабой пластинка,
потянет -и снова бегит.
За нею дорожка пластита
на солнце ядрёно блестит.
------------------------------
...и вот- ресторанчик кишлачный
,и скрипки абрамовой плач.
Калымит по-чёрному мальчик...
Постой же, девица-палач!
В трусы не запихивай спички,
с гранаты чеки не тяни,
оставь озорныя привычки,
подумай и мир сохрани!
А ну-ка ,израильский мальчик,
пузатых джи-ай не дурачь,
зарплату в загашник запрячь- и
навстречу опасности вскачь.
Не знали таки интуристы,
что им террористка грозит.
Прошаясь по-аглицки быстро,
свернулся Абрам-интуит.
он грОши засунул в карманчик,
а скрыпку покламши в футляр...
-Куды ты смываешьси, малшик?
-Шалом,- говорит,- ревуар.
Он прыгнул подобно Ван-Дамму,
он дверю ногой распахнул.
Визжали с России мадамы.
Трухмен завопил караул.
А немцы сказали: -О, русиш,
у них достоевски душа:
аршином её не укусишь,
не выест её анаша.
................................................
...бежали навстречу по полю,
орали "люблю" и "убью",
руками повитря мололи
по улице да пустырю.
И всё оставалось позаду:
бабло
ваххабитский обман,
страшилки кяфирского ада,
талмуда сионский туман.
............................
Он стрыбнул як той терминатор,
он дверю ногою прошиб,
в секунда года спрессоватор,
он жисть до начала прожил.
Она по-арабски орала
с кишлачным акцентом своим.
И неба для свадьбы хватало.
а разве им мало земли?
..........................................
В далёком кырымском ауле
сто сорок народов живут,
добра наживают, а хули,
влюбляются, песни поют.

Мне нынче чудится Джанкой:
сентябрь; меж звёзд такой покой...
Но чья-та чёрная рука
с заразой ампулу сжимает,
другая- чаны открывает-
и детки тоньше тростника
глотают травленный кефир.
Устала местная ЧК:
буянят воры у кормил.
Я сам без пропуска пойду
в большой, чужой чиновный дом,
толкну положенную дверь
и ,прошептав себе "не верь",
очнусь, избитый под столом,
глядящий в будущее червь.
Сотрудник выдаст кошелёк,
на бланке выпишет мандат,
пошлёт меня в ночной полёт
с отсрочкой русского суда.
- Куда?
- Тебе в мясной отдел. Вот это- тестер. Распишись.
- Враги в торговле?
- Нет, везде: надёжна только неба высь.

Оправленное в ценник имя
о славе чьей напоминает?
Она разделана, святая:
ея рога, копыта ,вымя,
филе в витрине розовеет,
язык на холоде немеет,
напевший прелести о Крыме.
Горды в отделе продавщицы,
но тощи наши кошельки.
Скажи, зачем сюда тащиться,
зачем ты бродиь здесь, босая,
годами выбритая баба,
с отвисшим выменем волчица,
и, узелок тайком кусая,
колоду-доллар достаёшь?
Штрафник гранату "фердинанду"
плевал за Сталина сквозь гланды,
а ты бормочешь о своём
пустом как скифья степь приварке,
о жизни выпитой по чарке
у ледовитого ручья
без смыслов, искорок, начал.
Кондёра глупое жужжанье...
Не вижу мух - они прилипли,
но хлещут судорожно всхлипы
из бабьей высохшей гортани:
"Кобылу звали...знали Таней..."
Мясник на нежном сквозняке
возникший с ножичком в руке,
смеётся обнажая зубы-
и режет беленькие трупы
на хлором вымытой колоде-
в струе, в фаворе, в курсе, в моде.
И ни извилины на морде,
безпримесный в своей породе-
такие нас переживут.
Нет, я ни слова не скажу,
уйду отсель, зажавши нос
старообрядческой щепотью,
не соблазнён заразной плотью,
но это будет много позже,
ну а пока гляжу как ножик
героев выбывших свежует...
Пронзает вопль: "Я не рожу им!..."
стерильнейшую тишину...
Мясной отдел идёт ко дну:
плафоны матовые гаснут.
Я чую ропот: "Есть опасно
себя...Нет, лучше, Гамлет, быть...
Мы- потребления рабы..."

Ах, я забыл: при мне мандат.
Я снова- Партии солдат.
Зашит в подкладке пиджака
рукою чьей прибор секретный?
Полёт возвысил дурака
до правосудия полпреда...

окончание следует

Вот что привиделось мне,
бывшему в среду проездом
в городе имени Н.
(... легче там шастать нетрезвым:
пьяница навеселе,
море ему по колено,
мягок бетонный ночлег,
члены- чужие полена...)
Быстро курортник сошёл
в бархате полусезона:
кто заработал на шёлк?
Вон, на балконе- попона.
Хмурый рабочий квартал.
Окна простых безработных:
если заводишко встал,
то поначалу зевотно,
после не хватит деньжат
даже на светлое пиво.
Эти витрины дрожат,
выглядят, впрочем, красиво.
Город на рынке живёт,
кормится люд перекупкой:
кроется рыночный лёд
мелкой житейскою крупкой.
Дальше от центра гляди:
по`д ноги: будто бомбили
тут тротуары. Один
ветер навстречу мне или
вечер в домашнем тепле:
хлеба столетняя корка?
Город транзитный нелеп
словно непарная створка
полуприкрытых дверей
полуслепого востока.