У листях кольору ґітари
волосся панни повіває.
Файтон по променю злітає
на соняшник біля паркану.

"Старі" в брунатих шатах нишкнуть,
стоять невдало тихой купой.
Проте "сиро`там" присмерк любий:
у жовтуватом небі свищуть.

Біля ріки перуть кобіти.
Білизна висить, ся хвилює.
Дівча мале, що мені любе
проходить мороком як привід.

Із неба кволого в болото
горобча зграя сипонула.
До вуст ві сні хлібину тулить
голодна змалеча істота.

переклад з німецької Терджимана Киримли

На Закате огласило Смертельное Оружье
Осенние Рощи, Золотые Равнины
и Голубые Моря; над ними Молнце
тёмное катило; пленяла Ночь
умирающих Бойцов, дикие Крики
из окровавленных Губ.
Но исподволь выступал над Лугом
Красный Туман - Обитель Гневного Бога,
прадавняя Кровь, лунная Прохлада
все улицы впадали в чёрную Гниль.
Под золотым Ветвием Ночи и Звёзд
колыхалась Тень Сестры посреди умолкшей
Рощи,
благословляла Души Героев, кровоточащие Головы
и тихо пели в Камышах тёмных Флейты Осени
О, Торжество Тризны! на брачно Алтаре
горячее пламя Духа вскармливает ныне
Боль Насилия,
       нерождённых Внуков.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Біліє мерзлий переліг.
Непевне небо одиноке.
Кружляють круки колом-боком.
Мисливий потайки заліг.

Мовчанка в ґрунті тут живе.
З віконець хатніх блима вогник.
Десь їде віз- бовванить дзвоник.
І місяць, страшненький, пливе.

Дикунська кров стиха струмить.
До ринв злетілися ворони.
І очерет стукоче, жовтий...
Ідуть. А ринва аж димить.

переклад з німецької Терджимана Киримли

Ничто уж не впрок мне.

Обязана я
некую Метафору вынарядить
в Цвет миндальный?
синтаксис заузорить
в Светотени?
Кто станет Голову ломать
над столь Избыточным?

Я освоила Зоркость
со Словами
нижеследующими
(для младших Классов):

Голод
          Срам
                   Слёзы
и
                              Тьма.

С Неуёмным Рыданием,
с Отчаянием
(а я уже отчаялась отчаяться),
вопреки Лишениям,
c Болестями и Хлебомнасущным
обойдусь как-нибудь.

Не почерк коверкаю,
но себя.
Иные-то знают
богъегозна,
как Словам пособлять.
Секретарь мне -не я.

Должна я
некую Мысль полонить,
препроводить её в некую осве(я?)щённую Предложениятемницу?
Око и Ухо баловать
до отвала охапками Отборного Добра?
исследовать Либидо неких Гласных,
приискивать Любовничьидостоинства наших Согласных?

Должна я
с Головой-которая-трещит,
с Писчей Судорогой в этой Руке,
над Оттискомтристанадцатым
вгрызаться в Бумагу,
выковыривать подчёркнутые Опечатки,
выпалывая: ты я и он она оно

мы вы?

(Должна же. Должны другие.)

Пропащая, должно быть, моя Доля.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Мой граффито, "Дракон пожирает Солнце", декабрь 2009 г.

я видел собранье: нарколог успешный
окармливал пьющих исусом воскресшим

богатым сулил настоящее дело
стареющим вечно цветущее тело

цитируя залежь мудрёных брошюрок
делил по-евенгельски сытный ошурок

нетленной как мегаполотна картошки
позванивал мелочью гипсовой кошки

ущербные души свивались клубочком
чтоб в небо стремиться по ангельским кочкам

чтоб плотям случилось тотчАс облегченье
алтын наживное на то и ученье

темнело... пустела лесная поляна
брела по земле из эфира ульяна

коляны наташи и даже ильюши
ревели довольно трезвели послушно

нарколог нашёл среди них ученицу
с глазами горящими (ай да приснится?)

ах если увидишь её без бутылки
считающей левой ногою затылки

признаешь в ней маму (... подругу, богиню?)
то легкою смертью утешившись сгинешь...

Зимой моя Любимая-
среди Зверей Леса.
Что мне под Утро к себе вернуться,
знает Лиса, смеётся.
Облаки ай да продрогли! А мне
на Ворот падает
Груда хрупкого Льда.

Зимой моя Любимая-
Древо среди Деревьев, она привечает
несчастных Ворон
в милой Кроне. Знает она:
Ветер, как Сумрак настанет,
её жёсткое, Изморзью покрытое
Платье Вечернее сымет и прогонит меня.

Зимой моя Любимая-
средь Рыб и нема.
Водам послушна, она Плавниками
колышет согласно им,
с Берега, стоя, гляжу,
покуда не прогнана Льдинами,
как она ныряет, виляет.

И снова ,Гонящим Криком
застигнут Птицы,что Опахала свои
надо мной простёрла, валюсь я
в чистое Поле: она задирает
Кур и бросает мне Кость,
белую Ключицу, что я надеваю на Шею
и прочь ухожу по горчайшему Пуху.

Неверна моя Любимая-
знаю, парит, бывает
на Туфлях Высоких в Город она,
целует в Барах Соломинкой
Стаканы глубоко в Уста,
и Слов всем вдосталь...
но я этой Речи не понимаю.

Туманстрану я видал,
Тумансердце едал.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Его львиная улыбка, форменный "смайл".
Я замечаю отсутствие двух зубов, один из них-клык.
Мой знакомый, народный целитель, колесит по Крыму.
- Санатории пустуют,- притворно жалуется он старушечьим голосом.
Ф. живёт в Алуште, и там нет работы...
То есть, в Алуште до фига целителей и мало народу...
То ли дело в Нижнегорском районе: "Там люди живут- гривни ещё не видели,
(мне он это рассказывал в 1998-м, тогда и вправду мало кто её видел- прим.)
сидят вот так (по-обзьяньн охватывает руками голово-о-о, скрещённые запястья на макушке- прим.)
(Мне страшно подумать, как бы я жил в Нижне... с макаками, что б я вам тут наклавиатурил. Да лучше обретаться в Симферополе- прим.)
(Ф. разевает рот баранкой и таращит глаза. Мне жутко. Я чую вонь прелых носков и вижу сивушные носы хворых нижнегорцев- прим.)
... Нас (кого это "нас"?- прим.) там хорошо (гримаса сытого кота- прим.) встретили! (напоили-накормили- прим.)
Денег, правдо, мало дали".
Он читает лекции о макробиотике для идиотов потому,
что на развале можно за ту же двадцатку выбрать толковую  книгу...
- ...Огама, японец Огама! (и транзисторный приёмник "Сони"! Мечта детства Ф.- прим.)
- ...Который предложил питаться раздельно...
Ф. в ударе, он знает, что я поэт, и неплохой, и непризнанный (а вот об этом в следующий раз как нибудь), у него в запасе, как поётся в старой песне, которую вы не слышали, ещё четырнадцать минут, он дрожащими (!!!?) пальцами вынимает из пластиковой (почему-то недорого-о-ойййй) папки на белой кнопочке ксерокопии, я опознаю старую брошюру выпущенную в году этак 1996-м, ноги, туловища, мускулы, массаж...
- Я одну п о т р о г а л (?!) ,так её ... потом ко мне...
Я не могу трогать "одних", даже красивых и за хорошие деньги, а если б мог, меня давно признали как поэта и переводчика (зачем я это вам сказал...?хм...)
Он массажист, это определённо, он мнёт красивых и не очень, он заряжает, простите за банальность, эне... нет, лучше так, оптимизмом нас, идиотов. А что делаю с вами я? Ну-ка признайтесь, читатели молодые и красивые.
Я оцениваю, это я умею почти что с роду, полезную информъёмкость вырезок Ф., она мала, но Ф. огромен, он как сверхновая сбрасывает голубые оболочки чтоб благородно поседеть. Он останется красивым и в старости и от клиентов не будет отбоя. Он следит за своим, подчёркиваю, здоровьем и за нашими физиями.
Ф захлебывается, в его интонации сквозит неуверенность стареющего шулера, которому надо кормить семью, который на самом деле складывал избытки на оказавшийся после "мёртвым" счёт- и ладушки. Огама питался водорослями с рисом и тебе велел. Ф. любит себя, а не своё ремесло, но так делают многие из вас- и ничего, небо не валится не землю, картошка не родит кубиками, только живём мы все, и не такие как вы -тоже, учтите это, мерзавцы, плохо.
У нас ещё в запасе пять минут.
Ф. не читает стихи и , это самое важное, у него нет Интернета.
Ф. что-то ещё рассказывает, а я злорадно, Ф. этого не улавливает, обдумываю пост-фактум-план грядущего интервью.

Японская эффективность- это то, что нам никогода уже не светит.
Китайцы научились делать приёмники нашей мечты.
Мы мечемся в поисках заработков.
Красивых и богатых некому лечить, их могила исправит, а пока остаётся только потрогать их, не даром.
В Нижнегорье люди живут непонятно как.

Две собаки огибали главный угол дома,
разрисованный руками голубого гнома

чёрной слякотною ночью розовою кистью
строго в жёлтую полоску чтоб не кисли листья.

Две мадонны испражняли пищъвыя баки.
Парой хвостиков виляли дружные собаки,

улыбались без оскала языки наружу.
Тётя Дарья добивала нежилого мужа.

Даша шла на дискотеку чтоб вернуться утром,
Человеку подавала мышьяком и ртутью

из тугого кошелёчка в меховую шапку-
Человек не улыбался. Колобок и Шавка

оседлали иномарку, денег дали пану,
укатили нам на зависть в пальмовые Канны.

Горе как Мышь --
Она выбирает Обшивку Груди
для Домика Скромного -- глядишь
шныряет -- поймай поди --

Горе как Вор -- пугливый --
Ухо торчком -- слышать молчком
Тьму-Целину,
ту, что его породила -- и внутрь --

Горе как Шулер -- дока в игре --
Не ошибается -- глаз твой на грех
видит его "синяки" -- Раз -- или? -- Три --
Горе -Обжора -- на стол Ему собери --

Горе Молчащее лучше других --
Жги его ,пусть на Миру догорит --
Пепел его -- скажет
может быть -- все отвернутся? -- Ну так,
молча да сгинет под Пыткой -- с кражей.

перевод с английского Терджимана Кырымлы   
 
793

     Grief is a Mouse --
     And chooses Wainscot in the Breast
     For His Shy House --
     And baffles quest --

     Grief is a Thief -- quick startled --
     Pricks His Ear -- report to hear
     Of that Vast Dark --
     That swept His Being -- back --

     Grief is a Juggler -- boldest at the Play --
     Lest if He flinch -- the eye that way
     Pounce on His Bruises -- One -- say -- or Three --
     Grief is a Gourmand -- spare His luxury --

     Best Grief is Tongueless -- before He'll tell --
     Burn Him in the Public Square --
     His Ashes -- will
     Possibly -- if they refuse -- How then know --
     Since a Rack couldn't coax a syllable -- now.

     1863

793

     Печаль -- это мышь,
     Что скребется в груди -- ныряя
     В свою чуткую тишь --
     И в поисках быстро шныряя.

     Печаль -- пугливый воришка --
     Торчком его уши -- чтоб слушать
     Огромную Ночь,
     Что сметет его тельце -- прочь.

     Печаль -- это шулер -- дерзок в игре --
     Добавит в пуле -- спишет в горе --
     Передернет -- один -- или три -- смотри --
     Печаль -- это скряга, хранящий свой клад -- внутри.

     Печаль хороша, когда не говорит --
     На площади жги ее -- пусть горит --
     Ее пепел -- развей по свету --
     Печаль хороша -- если молчит --
     Пусть ее мчит -- ветер.

     Перевод Л. Ситника

Клянусь не трогать этих простаков,
везущих недобрата на корриду,
не подавать им ни руки, ни виду,
хоть сам- поэт из рода босяков.

Болеть не стану за тореадора...
Они мычаньем разбавляют пиво,
щетинисты как скошенные нивы,
бесполисная (в чём мы схожи) хора.

За нами клетка, в ней- отпетый брат,
детдомовский, сидел на малолетке,
затем срока мотал, на пальцах -метки,
на шее- цепь, не шрамы от ярма.

Я снова среди них (и ни при чём?),
косой как дождь, что чешет стороною,
не спрашивай зачем, а то завою,
покуда незамеченный бычьем.