Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 12)

__________12.___________
И мне оковами прорыть
Ступени удалось в стене;
Но воля не входила мне
И в мысли... я был сирота,
Мир стал чужой мне, жизнь пуста,
С тюрьмой я жизнь сдружил мою:
В тюрьме я всю свою семью,
Все, что знавал, все, что любил,
Невозвратимо схоронил,
И в области веселой дня
Никто уж не жил для меня;
Без места на пиру земном,
Я был бы лишний гость на нем,
Как облако при ясном дне,
Потерянное в вышине
И в радостных его лучах
Ненужное на небесах...
Но мне хотелось бросить взор
На красоту знакомых гор,
На их утесы, их леса,
На близкие к ним небеса.

перевод В.А.Жуковского

__________12.___________
I made a footing in the wall, 
  It was not therefrom to escape, 
For I had buried one and all         320
  Who loved me in a human shape; 
And the whole earth would henceforth be 
A wider prison unto me: 
No child, no sire, no kin had I, 
No partner in my misery;         325
I thought of this, and I was glad, 
For thought of them had made me mad; 
But I was curious to ascend 
To my barr’d windows, and to bend 
Once more, upon the mountains high,         330
The quiet of a loving eye. 

__________12.___________
Я было вырыл лаз в стене,
не для побега сироте,
похоронившего свой род,
бездомный я, ничей вассал,
друзей в несчастье не знавал,
и оттого мне целый мир,
был сверхузилищем вторым,
о чём я думая, терял,-
с усмешкой смерти доверял,-
рассудок, тешась только тем,
чтоб поклониться высоте
любимых гор в последний раз,
утишить глад влюблённых глаз.
перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 11)

__________11.__________
Вдруг новое в судьбе моей:
К душе тюремных сторожей
Как будто жалость путь нашла;
Дотоле их душа была
Бесчувственней желез моих;
И что разжалобило их?
Что милость вымолило мне,
Не знаю... но опять к стене
Уже прикован не был я;
Оборванная цепь моя
На шее билася моей;
И по тюрьме я вместе с ней
Вдоль стен, кругом столбов бродил,
Не смея братних лишь могил
Дотронуться моей ногой,
Чтобы последния земной
Святыни там не оскорбить.

перевод В.А Жуковского


__________11.__________
A kind of change came in my fate,         300
My keepers grew compassionate; 
I know not what had made them so, 
They were inured to sights of woe, 
But so it was:—my broken chain 
With links unfasten’d did remain,         305
And it was liberty to stride 
Along my cell from side to side, 
And up and down, and then athwart, 
And tread it over every part; 
And round the pillars one by one,         310
Returning where my walk begun, 
Avoiding only, as I trod, 
My brothers’ graves without a sod; 
For if I thought with heedless tread 
My steps profaned their lowly bed,         315
My breath came gaspingly and thick, 
And my crush’d heart fell blind and sick.


__________11.__________
Моя судьба исправилась едва:
охрана мне расширила права:
их совести проклюнулся укор,
иль тронул их сокамерников мор,
не знаю... но оборванную цепь
на ходоке оставили звенеть,
дарую волюшку шагам-
и я доверился ногам,
из края в край исследовал подвал,
вдоль стен бродил, колонны оминал,
вертел без счёту тысячи кругов,
стопою не коснувшись бугорков,
не смея осквернить моих могил:
к ним подходя, я только вздох таил,
и сердце трепетало теребя
мне память ...если б умер я.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

Котам Орфея страсти не важны. Пародия

http://blog.i.ua/community/53/437211/

Поэты часто потребляют баб,
просодии в упор не понимая.
Так сгорбленный навек носильщик-раб
не замечает юркого трамвая;
став пауком, отчаянный луддит
углы липучей марлей украшает;
законов рынка не знавал бандит,
лишь уголовный кодекс уважает.

Мы как коты, им лиры не нужны,
торчал бы хвост, усы росли аршинно,
убого воем на краю весны,
штурмуем крыш горбатые вершины.
Приходит мысль... в кладовке- о шлепке.
Приполз хозяин с хвостиком тараньки.
Я с головой кошачьей налегке
боюсь мышей таланта как испанки. heart rose
  

Эпитафия на первом бане Хозяина-С

Когда-то был я чист как Терджиман,
забытый всеми, сочинял сонеты,
отринув флуда воровской обман,
облыжного величия приметы.

Мой злобный демон краха ожидал,
и ожил он в загробном Интернете.
Я барин, занимая у жида,
кутил напропалую в пику смерти,

перелагая мёртвыё стихи,
даря любовь строки надёждам тщетным
чтоб векселей унылые грехи
сайт Ай-Ю-Эй огимнили кометно.

Админ, мой блеф- расплата дуракам,
которым не по вкусу Терджиман. smeh popa

См. блог Хозяина-С, пока его снова не забанили http://blog.i.ua/user/3031609/ 

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 10)

__________10.__________
Вдруг луч внезапный посетил
Мой ум... то голос птички был.
Он умолкал; он снова пел;
И мнилось, с неба он летел;
И был утешно-сладок он.
Им очарован, оживлен,
Заслушавшись, забылся я.
Но ненадолго... мысль моя
Стезей привычною пошла,
И я очнулся... и была
Опять передо мной тюрьма,
Молчанье то же, та же тьма;
Как прежде, бледною струей
Прокрадывался луч дневной
В стенную скважину ко мне...
Но там же, в свете, на стене
И мой певец воздушный был:
Он трепетал, он шевелил
Своим лазоревым крылом;
Он озарен был ясным днем;
Он пел приветно надо мной...
Как много было в песне той!
И все то было - про меня!
Ни разу до того я дня
Ему подобного не зрел!
Как я, казалось, он скорбел
О брате, и покинут был;
И он с любовью навестил
Меня тогда, как ни одним
Уж сердцем не был я любим;
И в сладость песнь его была:
Душа невольно ожила.
Но кто ж он сам был, мой певец?
Свободный ли небес жилец?
Или, недавно от цепей,
По случаю к тюрьме моей,
Играя в небе, залетел
И о свободе мне пропел?
Скажу ль?.. Мне думалось порол,
Что у меня был не земной,
А райский гость; что братний дух
Порадовать мой взор и слух
Примчался птичкою с небес...
Но утешитель вдруг исчез;
Он улетел в сиянье дня...
Нет, нет, то не был брат... меня
Покинуть так не мог бы он,
Чтоб я, с ним дважды разлучен,
Остался вдвое одинок,
Как труп меж гробовых досок.

перевод В.А.Жуковского


__________10.__________
A light broke in upon my brain,— 
  It was the carol of a bird; 
It ceased, and then it came again, 
  The sweetest song ear ever heard, 
And mine was thankful till my eyes         255
Ran over with the glad surprise, 
And they that moment could not see 
I was the mate of misery. 
But then by dull degrees came back 
My senses to their wonted track;         260
I saw the dungeon walls and floor 
Close slowly round me as before, 
I saw the glimmer of the sun 
Creeping as it before had done, 
But through the crevice where it came         265
That bird was perched, as fond and tame, 
  And tamer than upon the tree; 
A lovely bird, with azure wings, 
And song that said a thousand things, 
  And seemed to say them all for me!         270
I never saw its like before, 
I ne’er shall see its likeness more; 
It seemed like me to want a mate, 
But was not half so desolate, 
And it was come to love me when         275
None lived to love me so again, 
And cheering from my dungeon’s brink, 
Had brought me back to feel and think.
 know not if it late were free, 
  Or broke its cage to perch on mine,         280
But knowing well captivity, 
  Sweet bird! I could not wish for thine! 
Or if it were, in winged guise, 
A visitant from Paradise; 
For—Heaven forgive that thought! the while         285
Which made me both to weep and smile— 
I sometimes deem’d that it might be 
My brother’s soul come down to me; 
But then at last away it flew, 
And then ’twas mortal well I knew,         290
For he would never thus have flown, 
And left me twice so doubly lone, 
Lone—as the corse within its shroud, 
Lone—as a solitary cloud, 
  A single cloud on a sunny day,         295
While all the rest of heaven is clear, 
A frown upon the atmosphere 
That hath no business to appear 
  When skies are blue and earth is gay. 

__________10.__________
Мой мозг утешил птичий гимн,
он обрывался, возникал...
Я не один, нет, не погиб,
чудесней песни не слыхал.
И я, польщён и удивлён,
свой взгляд за то благодарил,
что друга мне он подарил,
украсив ним дурной полон.
Но вскоре чёрной колеёй
мой дух привычно овладел:
я оглядел тюрьмы предел,
что удавил меня землёй.
Я видел, крался бледный луч
меж каменистых хладных круч,
но с ним, отвергнув ветвь и шест,
облюбовав во мху насест,
сидел певец мой голубой
и нежно кликал за собой
меня на тысячу ладов,
подобного дотоль не знал,
и не услышу никогда!
Меня в узилище трудов
он прибыл чтобы полюбить,
когда я всеми был забыт.
Он друга ждал подобно мне,
летун, не ведавший тенет,
и полюбил меня в тот миг,
когда остался я один,
развел крылом беду мою,
устроил разуму уют.
Не знал тогда я, то ли он
вольноотпущенник ручной
иль хитростью покинул клеть...
Мой сладкий птах, т е б е  лететь,
о чём не смею и мечтать,
мой райский гость... О ,Высота,
натура узника проста,
прости мне, плакал я, смеясь,
казалось, возникала связь
меж мной и братом: он предстал
в небесном облике души
передо мной, как прежде жив.
...И, наконец, он улетел
оставивив мне гнилой удел,
полуживому... нет не он,
то был не о погибшем сон,
не мог оставить брат меня,
тюрьме: родные не казнят!
Один что обнажённый труп,
что тяжкий сгусток нем и туп,
не мог я облаком парить:
на солнце сырость не горит.
А там, за гробовой стеной,
цвёл день погожий, расписной.
Туда мне ходу не бывать,
голубизны не замарать.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 9)

__________9.__________
Но что потом сбылось со мной -
Не помню...свет казался тьмой,
Тьма - светом; воздух исчезал;
В оцепенении стоял,
Без памяти, без бытия,
Меж камней хладным камнем я;
И виделось, как в тяжком сне,
Все бледным, темным, тусклым мне;
Все в мутную слилося тень;
То не было ни ночь, ни день,
Ни тяжкий свет тюрьмы моей,
Столь ненавистный для очей:
То было - тьма без темноты;
То было - бездна пустоты
Без протяженья и границ;
То были образы без лиц;
То страшный мир какой-то был,
Без неба, света и светил,
Без времени, без дней и лет,
Без Промысла, без благ и бед,
Ни жизнь, ни смерть - как сон гробов,
Как океан без берегов,
Задавленный тяжелой мглой,
Недвижный, темный и немой.

перевод В.А.Жуковского


__________9.__________
What next befell me then and there 
  I know not well—I never knew; 
First came the loss of light, and air, 
  And then of darkness too: 
I had no thought, no feeling—none—         235
Among the stones, I stood a stone, 
And was, scarce conscious what I wist, 
As shrubless crags within the mist; 
For all was blank, and bleak, and gray; 
It was not night—it was not day;         240
It was not even the dungeon-light, 
So hateful to my heavy sight, 
But vacancy absorbing space, 
And fixedness—without a place; 
There were no stars, no earth, no time,         245
No check, no change, no good, no crime, 
But silence, and a stirless breath 
Which neither was of life nor death; 
A sea of stagnant idleness, 
Blind, boundless, mute, and motionless!         250

__________9.__________
Стряслось со мною там тогда
не знаю, что... не понимал.
Цвета и воздух сникли вдаль,
за ними испарилась тьма.
Без чувств и мыслей я застыл,
среди камней валун уныл,
ни мхом укрыт, туман долой,
торча бездумной головой.
Всё блёклым, серым стало вдруг-
ни ночь, ни день. Тюремный круг
столь опостылевший глазам
из мер привычных ускользал.
Одушевлённости с вещей
слиняли- был простор ничей,
остался вне пространства клин:
ни звёзд, ни века, ни земли,
судьбы и воли, зла, добра,
былого мёртвая икра,
сплошь вздох молчанья самого,
секунд паденье без кругов,
чужой бескрайний водоём
в довольстве замерший своём.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 8)

__________8.__________
Но он - наш милый, лучший цвет,
Наш ангел с колыбельных лет,
Сокровище семьи родной,
Он - образ матери душой
И чистой прелестью лица,
Мечта любимая отца,
Он - для кого я жизнь щадил,
Чтоб он бодрей в неволе был,
Чтоб после мог и волен быть...
Увы! он долго мог сносить
С младенческою тишиной,
С терпеньем ясным жребий свой:
Не я ему - он для меня
Подпорой был... Вдруг день от дня
Стал упадать, ослабевал,
Грустил, молчал и молча вял.
О боже! боже! страшно зреть,
Как силится преодолеть
Смерть человека... я видал,
Как ратник в битве погибал;
Я видел, как пловец тонул
С доской, к которой он прильнул
С надеждой гибнущей своей;
Я зрел, как издыхал злодей
С свирепой дикостью в чертах,
С богохуленьем на устах,
Пока их смерть не заперла;
Но там был страх - здесь скорбь была
Болезнь глубокая души.
Смиренным ангелом, в тиши,
Он гас, столь кротко-молчалив,
Столь безнадежно-терпелив,
Столь грустно-томен, нежно-тих.
Без слез, лишь помня о своих
И обо мне... Увы! он гас,
Как радуга, пленяя нас,
Прекрасно гаснет в небесах;
Ни вздоха скорби на устах;
Ни ропота на жребий свой;
Лишь слово изредка со мной
О наших прошлых временах,
О лучших будущего днях,
Об упованье... но, объят
Сей тратой, горшею из трат,
Я был в свирепом забытьи.
Вотще, кончаясь, он свои
Терзанья смертные скрывал...
Вдруг реже, трепетнее стал
Дышать, и вдруг умолкнул он...
Молчаньем страшным пробужден,
Я вслушиваюсь... тишина!
Кричу как бешеный... стена
Откликнулась... и умер гул...
Я цепь отчаянно рванул
И вырвал... К брату - брата нет!
Он на столбе - как вешний цвет,
Убитый хладом, - предо мной
Висел с поникшей головой.
Я руку тихую поднял;
Я чувствовал, как исчезал
В ней след последней теплоты;
И мнилось, были отняты
Все силы у души моей;
Все страшно вдруг сперлося в ней;
Я дико по тюрьме бродил -
Но в ней покой ужасный был,
Лишь веял от стены сырой
Какой-то холод гробовой;
И, взор на мертвого вперив,
Я знал лишь смутно, что я жив.
О! сколько муки в знанье том,
Когда мы тут же узнаем,
Что милому уже не быть!
И миг тот мог я пережить!
Не знаю - вера ль то была,
Иль хладность к жизни жизнь спасла?

перевод В.А.Жуковского

__________8.__________
But he, the favourite and the flower, 
Most cherish’d since his natal hour,         165
His mother’s image in fair face, 
The infant love of all his race, 
His martyr’d father’s dearest thought, 
My latest care for whom I sought 
To hoard my life, that his might be         170
Less wretched now, and one day free; 
He, too, who yet had held untired 
A spirit natural or inspired— 
He, too, was struck, and day by day 
Was wither’d on the stalk away.         175
Oh, God! it is a fearful thing 
To see the human soul take wing 
In any shape, in any mood:— 
I’ve seen it rushing forth in blood, 
I’ve seen it on the breaking ocean         180
Strive with a swoln convulsive motion, 
I’ve seen the sick and ghastly bed 
Of Sin delirious with its dread: 
But these were horrors—this was woe 
Unmix’d with such—but sure and slow.         185
He faded, and so calm and meek, 
So softly worn, so sweetly weak, 
So tearless, yet so tender—kind, 
And grieved for those he left behind; 
With all the while a cheek whose bloom         190
Was as a mockery of the tomb, 
Whose tints as gently sunk away 
As a departing rainbow’s ray; 
An eye of most transparent light, 
That almost made the dungeon bright;         195
And not a word of murmur, not 
A groan o’er his untimely lot,— 
A little talk of better days, 
A little hope my own to raise, 
For I was sunk in silence—lost         200
In this last loss, of all the most; 
And then the sighs he would suppress 
Of fainting nature’s feebleness, 
More slowly drawn, grew less and less. 
I listen’d, but I could not hear—         205
I call’d, for I was wild with fear; 
I knew ’t was hopeless, but my dread 
Would not be thus admonished. 
I call’d, and thought I heard a sound— 
I burst my chain with one strong bound,         210
And rush’d to him:—I found him not, 
I only stirr’d in this black spot, 
I only lived, I only drew 
The accursed breath of dungeon-dew; 
The last—the sole—the dearest link         215
Between me and the eternal brink, 
Which bound me to my failing race, 
Was broken in this fatal place. 
One on the earth, and one beneath— 
My brothers—both had ceased to breathe:         220
I took that hand which lay so still, 
Alas! my own was full as chill; 
I had not strength to stir, or strive, 
But felt that I was still alive— 
A frantic feeling, when we know         225
That what we love shall ne’er be so. 
  I know not why 
  I could not die, 
I had no earthly hope—but faith, 
And that forbade a selfish death.         230

__________8.__________
Но он, любимый первоцвет,
лелеемый, сколь видел свет,
подобный матушке с лица,
завет страдательный отца,
балунчик общий всей семьи,
один мне оставался мил,
него лишь ради я и жил,
чтоб он сберёг в достатке сил,
с ущербом меньшим моего
оттоль на волю выйти б смог...
И он, чей дух ещё был свеж,
храним щитом моих надежд...
А он, поникший, день за днём
всё ускользал под чёрный гнёт.
О Боже! Страшно было зреть,
как души окрыляла смерть,
тела кромсая иль давя:
я видел взлёты по кровя`м;
видал, как ,волны всколыхнув,
брала` своё- и труп тонул.
На гиблых ложах ,я видал,
Грех разум прежде отнимал.
Но горе долго тянет страх,
тем замедляя крыльев взмах.
Столь тихо увядал млй брат,
природной кротостью богат,
по-юношески неплаксив,
скорбя, потери он сносил.
Блеск щёк упорно не сходил,
укором гиблый хлад срамя,
сияньем радуги румян.
А стойкий свет живых очей
чуть не изгнавший власть ночей!
Мне виду брат не подавал,
что дух его до края сдал;
я вслушивался, затая,
своё дыханье... страхом пьян,
взывал, и , тишиной бесясь,
не принимая рока связь,
в рывок последний обратив
надежду, привязь совратил-
и подошёл... и не нашёл:
глаза мне застил чёрный шёлк.
Остался я... один вдыхал
пары`- подвала потроха...
Как перст... нелеп... порвалась связь
меж мной и родом... выжил я,
заброшенный в фатальный гроб,
один на свете, труп у ног-
останки брата моего.
Едва дыша, я ру`ку взял:
моя и та- к змее змея,
прохладны бы`ли столь. О, гром!
Живому не осталось сил-
я без любви себя влачил...
Когда не знаем, жить почто,
из чувств слагается зачёт.
Не знаю, право, почему
тогда не смог я умереть.
Быть может, вера, а не смерть
надежды родственней уму.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 7)

__________7.__________
Мой милый брат, я повторю,
томясь сердечно, стал угрюм,
он, морщась, пайку оставлял
не из-за грубости её-
жевали худшую втроём.
Охотник яств не выбирал.
Но молоко нагорных коз
сменил болотистый молоз.
Хлеб был под стать сырой тюрьме:
подобно зверю запертой,
прадавний узник грыз такой,
влачась во прахе словно змей.
Да что ему до тех харчей?!
Утёсы трёт бегун-ручей.
Мой брат стал холоден душой-
конец в груди огню пришёл.
Ледник питает родники-
болото вольным не с руки.
К чему тяну?... Он мёртвым стал.
Его я одра не достал,
на привязи не смог помочь,
ни тусклых глаз закрыть рукой,
ни посулить братку покой;
сорвать кольцо своё невмочь,
я зря зубами скрежетал.
Тюремщик с трупа привязь снял,
а рядом вырыл яму он:
пещерный грунт- второй полон.
Я слёзно стражников просил
останки в свете схоронить
чтоб утолила душу нить
луча - мой ум подвал скосил.
А мог бы ведь не умолять:
смешком отделались- земля
нечернозёмная взяла
любимый всей семьёй цветок.
Иссяк души его поток.
А сверху- цепи вместо лент:
руки` убийцы монумент!

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose


__________7.__________
I said my nearer brother pined, 
I said his mighty heart declined, 
He loathed and put away his food; 
It was not that ’twas coarse and rude, 
For we were used to hunter’s fare,         130
And for the like had little care. 
The milk drawn from the mountain goat 
Was changed for water from the moat, 
Our bread was such as captives’ tears 
Have moistened many a thousand years,         135
Since man first pent his fellow men 
Like brutes within an iron den; 
But what were these to us or him? 
These wasted not his heart or limb; 
My brother’s soul was of that mould         140
Which in a palace had grown cold, 
Had his free breathing been denied 
The range of the steep mountain’s side. 
But why delay the truth?—he died. 
I saw, and could not hold his head,         145
Nor reach his dying hand—nor dead,— 
Though hard I strove, but strove in vain 
To rend and gnash my bonds in twain. 
He died,—and they unlock’d his chain, 
And scoop’d for him a shallow grave         150
Even from the cold earth of our cave. 
I begg’d them, as a boon, to lay 
His corse in dust whereon the day 
Might shine—it was a foolish thought, 
But then within my brain it wrought,         155
That even in death his freeborn breast 
In such a dungeon could not rest. 
I might have spared my idle prayer; 
They coldly laugh’d—and laid him there: 
The flat and turfless earth above         160
The being we so much did love; 
His empty chain above it leant, 
Such murder’s fitting monument!

__________7.__________
Середний брат наш - я сказал -
Душой скорбел и увядал.
Уныл, угрюм, ожесточен,
От пищи отказался он:
Еда тюремная жестка;
Но для могучего стрелка
Нужду переносить легко.
Нам коз альпийских молоко
Сменила смрадная вода;
А хлеб наш был, какой всегда -
С тех пор как цепи созданы -
Слезами смачивать должны
Невольники в своих цепях.
Не от нужды скорбел и чах
Мой брат: равно завял бы он,
Когда б и негой окружен
Без воли был... Зачем молчать?
Он умер... я ж ему подать
Руки не мог в последний час,
Не мог закрыть потухших глаз;
Вотще я цепи грыз и рвал -
Со мною рядом умирал
И умер брат мой, одинок;
Я близко был - и был далек.
Я слышать мог, как он дышал,
Как он дышать переставал,
Как вздрагивал в цепях своих
И как ужасно вдруг затих
Во глубине тюремной мглы...
Они, сняв с трупа кандалы,
Его без гроба погребли
В холодном лоне той земли,
На коей он невольник был.
Вотще я их в слезах молил,
Чтоб брату там могилу дать,
Где мог бы дневный луч сиять;
То мысль безумная была,
Но душу мне она зажгла:
Чтоб волен был хоть в гробе он.
"В темнице, мнил я, мертвых сон
Не тих..." Но был ответ слезам
Холодный смех; и брат мой там
В сырой земле тюрьмы зарыт,
И в головах его висит
Пук им оставленных цепей:
Убийц достойный мавзолей.

перевод В.А.Жуковского

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 6)

__________6.__________ 
Шильон хранит, верста до дна,
Лемана водная стена,
она ,вбирая рек поход,
тюрьмы зеницу сторожит
белу` что снег. Двойной аршин
жилого склепа с толщью вод
поверх разбуженных голов
ходил, случалось, ходуном
за ночью день. Зимой в окно
высокий ветер всплеск волок
и в небе добром бушевал,
и содрогалася скала;
и, затаясь, каменьев гул
я слушал, вовсе не боясь,
следил с улыбкой круговерть.
Меня бы вызволила смерть
свободы саваном обьяв.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

__________6.__________
  Lake Leman lies by Chillon’s walls: 
A thousand feet in depth below 
Its massy waters meet and flow; 
Thus much the fathom-line was sent         110
From Chillon’s snow-white battlement 
  Which round about the wave inthrals: 
A double dungeon wall and wave 
Have made—and like a living grave. 
Below the surface of the lake         115
The dark vault lies wherein we lay, 
We heard it ripple night and day; 
  Sounding o’er our heads it knock’d; 
And I have felt the winter’s spray 
Wash through the bars when winds were high         120
And wanton in the happy sky; 
  And then the very rock hath rock’d, 
  And I have felt it shake, unshock’d 
Because I could have smiled to see 
The death that would have set me free.         125


__________6.__________ 
Шильон Леманом окружен,
И вод его со всех сторон
Неизмерима глубина;
В двойную волны и стена
Тюрьму совокупились там;
Печальный свод, который нам
Могилой заживо служил,
Изрыт в скале подводной был;
И день и ночь была слышна
В него биющая волна
И шум над нашей головой
Струй, отшибаемых стеной.
Случалось - бурей до окна
Бывала взброшена волна,
И брызгов дождь нас окроплял;
Случалось - вихорь бушевал,
И содрогалася скала;
И с жадностью душа ждала,
Что рухнет и задавит нас:
Свободой был бы смертный час!

перевод В.А.Жуковского

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 5)

 __________5.__________ 
Другой был разумом силён,
решил сопротивляться он
на свой обыденный манер:
темница будто враг иль зверь.
Погиб мой брат в честно`м бою,
его добил оков уют,
чей звон глушил полёт души.
Боец тиши не пережил,
(Мне удавалось иногда,
хоть сам уже заметно сдал,
на час уныние унять
надежды выпросив у сна.)
он был подвижен, волка брал,
в бегу оленя добывал-
его смирил тюрьмы застой,
и обезножел средний мой.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose 

 
__________5.__________ 
The other was as pure of mind, 
But form’d to combat with his kind; 
Strong in his frame, and of a mood 
Which ’gainst the world in war had stood,         95
And perish’d in the foremost rank 
  With joy:—but not in chains to pine: 
His spirit wither’d with their clank, 
  I saw it silently decline— 
  And so perchance in sooth did mine:         100
But yet I forced it on to cheer 
Those relics of a home so dear. 
He was a hunter of the hills, 
  Had follow’d there the deer and wolf; 
  To him this dungeon was a gulf,         105
And fetter’d feet the worst of ills.

__________5.__________ 
Другой был столь же чист душой,
Но дух имел он боевой:
Могуч и крепок, в цвете лет,
Рад вызвать к битве целый свет
И в первый ряд на смерть готов...
Но без терпенья для оков.
И он от звука их завял!
Я чувствовал, как погибал,
Как медленно в печали гас
Наш брат, незримый нам, близ нас;
Он был стрелок, жилец холмов,
Гонитель вепрей и волков -
И гроб тюрьма ему была;
Неволи сила не снесла.

перевод В.А.Жуковского