хочу сюди!
 

Альона

36 років, телець, познайомиться з хлопцем у віці 30-40 років

Замітки з міткою «либретто»

Картина


Повинная искусству и, не зная срама,
мне женщина с картины обнажала грудь.
Во взгляде масляном играло страсти пламя,
и таинство, скрывавшее порока суть.

Она  божественна, и взгляд, как птицы гордой,
безжалостно, магически пленил меня.
Я  - современник со щетиной своей модной
смотрел  пронзительно в былые времена…

Повинная искусству и, не зная срама,
мне женщина с картины обнажала грудь.
Какой была она - воинственная дама?
Ведь яд любви её страшнее был, чем ртуть. 

Чем слаще страсть, тем яд любви собой опасней.
Кто пил его? Да все, кто хоть бы раз любил!
И чем прекраснее Она, тем Он несчастней, 
если Господь взаимностью не наградил…

Повинная искусству и, не зная срама,
мне женщина с картины обнажала грудь.
Я не дышал. Её же грудь... она дышала...
Видать, мне ночью этой не дано уснуть.


02.02.17

© Copyright: Виталий Тугай, 2017
мой авторский сайт 
"Камин для души": http://lesovihok.avtor.me

Шедевр украинской оперы-"Наталка Полтавка"

Специально для сообщества подготовила большую заметку о выдающемся произведении украинской культуры.  Немного много текста, но я рассчитываю, что не все знаю , увы, эту историю. А уж удержаться от замечательнейших песен в исполнении наших гениальных певцов тоже не смогла. Так что если есть время, читайте, слушайте, получайте удовольствие!

[ Читать дальше ]

Ф. Вагнер "Риенци", либретто оперы (отрывок 2)

Риенци:
Вот дело ваших рук, я узнаю` вас прежних!
Подростки нежные, душили наших братьев,
сестёр теперь повадились нам портить!
Разнообразить преступленье чем угодно?
Царицу Мира, древний Рим, наш город
в разбойничий притон вы обратили,
срамите Церковь; в дальний Авиньон
Престол Петра сбежать от вас готов;
паломник не решится в Рим прийти
на торжества благочестивого народа,
куда, грабители, вы осадили все пути.
Запущен, беден, высох гордый Рим;
вы грабите и то, что у беднейшего осталось:
ворам подобны, ломитесь вы в лавки,
позоря баб,  до смерти избивая му`жей...
(последующие слова Риенци обращены к народу,-- прим.перев.)
что ж, оглянитесь вы, узрите их, злодеев!
Смотри`те, тот Собор, колонны эти молвят вам:
здесь старый, вольный и великий Рим,
который было правил Миром,
чьи граждане звались Царей царями!
(последняя реплика Риенци обращена к Орсини,-- прим.перев.)
Преступник, мне ответь, есть римляне средь нас?!

Народ:
Ха, Риенци! Риенци! Салют, Риенци!
Нобили (дворяне) :
Ха, что за наглость! Слышали его?
Колонна:
Что ж мы? Язык ему бы вырвать!
Колонна:
Вы болтуны пустые! Род ваш туп!
Орсини:
Плебеи!
Колонна (к Риенци) :
Явись ты завтра в за`мок мой,
синьор нотариус, уйдёшь с деньгами:
речам твоим учёным пособлю!
Нобили:
Ха-ха! Посмейтесь над ослами!
Орсини:
Над ним смейтесь!
Колонна:
Над ним посмейтесь!
Орсини:
Из знатного он рода происходит?
Колонна:
Точно так!

Нобили:
Так чтите же больших господ!
Он грубиян, почтенья ждёт?!
Барончелли, Чекко, народ:
Слыхали дерзость наглецов?
Ударим раз, ответ готов!
Риенци:
Назад, друзья, остановитесь!
Возмездье близкое грядёт!
Назад! Припомните обет свой!

Орсини:
Что ж, завершайте поединок:
нет сласти в нём, коль половинен!
Колонна:
Не пред плебеями на улках--
с рассветом кончим у ворот!
Орсини:
Я приведу всю рать своих.
Колонна:
Муж против мужа, копья в ряд!
На схватку, за Колонну!
Орсини:
На схватку, за Орсини!
Нобили:
На схватку, за (Колонну/Орсини)!

Орсини, Колонна, нобили:
На схватку готовься, да грянем
по ко`ням, с копьём поскачи!
У врат в предрассветном тумане
натру`дим c (Орсини/Колонной) мечи!
Барончелли, Чекко, народ (обращаясь к Риенци,-- прим.перев.) :
На у врат городских чтоб подраться 
грядут наглецы при мечах
Когда за позор наш воздастся,
и кто защитит наш очаг?

Люди Колонны:
За Колонну!
Люди Орсини:
За Орсини!
(Под буйную толкотню нобили удаляются.)

Риенци (который до того был погружён в молчаливые раздумья) :
За Рим!
(Народ устремляется к Риенци.)
Желаю запереть врата, пока
их наглецы не миновали!
Кардинал:
Когда ж по чести, Рьенци, ты
зазнавшихся преломишь силу?
Барончелли:
Риенци, скоро ль день наступит,
твой звёздный час, о коем клялся?
Чекко:
Когда настанет мир для римлян,
закон обрежет наглеца?
Народ:
Риенци, видишь, мы верны? О, римлянин,
когда ты волю нам даруешь?
Риенци (привлекая к себе кардинала) :
Мой господин, прошу вас поразмыслить,
о том, чего угодно вам! Могу ли впредь
я на Святую Церковь полагаться?

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Rienzi
Dies ist eu'r Handwerk, daran erkenn' ich euch!
Als zarte Knaben wuergt ihr unsre Brueder,
und unsre Schwestern moechtet ihr entehren!
Was bleibt zu den Verbrechen auch noch uebrig?
Das alte Rom, die Koenigin der Welt,
macht ihr zur Raeuberhoehle, schaendet selbst
die Kirche; Petri Stuhl muss fluechten
zum fernen Avignon; kein Pilger wagt's,
nach Rom zu ziehn zum frommen Voelkerfeste,
denn ihr belagert, Raeubern gleich, die Wege.
Veroedet, arm, versiecht das stolze Rom,
und was dem Aermsten blieb, das raubt ihr ihm,
brecht, Dieben gleich, in seine Laeden ein,
erschlagt die Maenner, entehrt die Weiber: -
blickt um euch denn, und seht, wo ihr dies treibt!
Seht, jene Tempel, jene Saeulen sagen euch:
es ist das alte, freie, grosse Rom,
das einst die Welt beherrschte, dessen Buerger
Koenige der Koenige sich nannten!
Verbrecher, sagt mir, gibt es noch Roemer?
 
Volk
Ha, Rienzi! Rienzi! Hoch Rienzi!  
Nobili
Ha, welche Frechheit! Hrt ihr ihn? 
Orsini
Und wir? Reisst ihm die Zunge aus!  
Colonna
O lasst ihn schwatzen! Dummes Zeug!  
Orsini
Plebejer!  
Colonna
Komm morgen in mein Schloss,
Signor Notar, und hol dir Geld
fuer deine schoen studierte Rede!  
Nobili  
Haha! Den Narren, lacht ihn aus!  
Orsini
Lacht ihn aus!  
Colonna
Lacht ihn aus!  
Orsini
Er stammt gewiss aus edlem Haus.  
Colonna
Ganz gewiss!

 
Nobili
Verehret ja den grossen Herrn,
er kann zwar nicht, doch moecht er gern!  
Baroncelli, Cecco, Volk
Hoert ihr den Spott der Frechen an?
Mit einem Streiche sei's getan!  
Rienzi
Zurueck, ihr Freunde, haltet ein!
Nicht fern wird die Vergeltung sein!
Zurueck! Gedenket eures Schwures!
 
Orsini
Nun denn, so macht dem Spass ein End'!
Der Streit ist halb, wir fechten aus.  
Colonna
Nicht in den Strassen vor Plebejern,
am Tagesanbruch vor den Toren.  
Orsini
Ich stelle mich mit voller Schar.  
Colonna
Die Lanzen vor, Mann gegen Mann!
Zum Kampfe fr Colonna!  
Orsini
Zum Kampfe fr Orsini!  
Die Nobili
Zum Kampfe fuer Colonna/Orsini!

 
Orsini, Colonna, Die Nobili
Hinaus, geruestet zum Kampfe,
mit Speer und Lanze zu Pferd!
In Fruehrots nebligem Dampfe
zieht fuer Orsini/Colonna das Schwert!  
Baroncelli, Cecco, Volk
Zum Kampfe ziehn die Frechen
das uebermuet'ge Schwert.
Wann wirst die Schmach du raechen
und schtzen unsren Herd? 
Die Colonna
Fuer Colonna!  
Die Orsini
Fuer Orsini!
(Die Nobili entfernen sich unter grossem Getuemmel.)

 
Rienzi
(der bisher in nachsinnendes Schweigen versunken war)
Fr Rom!
(Das Volk draengt sich naeher an Rienzi.)
Sie ziehen aus den Toren;
nun denn, ich will sie euch verschliessen!  
Kardinal
Wann endlich machst du Ernst, Rienzi,
und brichst der Uebermt'gen Macht?  
Baroncelli
Rienzi, wann erscheint der Tag,
den du verheissen und gelobt?  
Cecco
Wann kommt der Friede, das Gesetz,
der Schutz vor jedem Uebermut?  
Volk
Rienzi, sieh, wir halten Treu!
O Roemer, wann machst du uns frei?  
Rienzi
(Den Kardinal beiseit' nehmend)
Herr Kardinal, bedenkt, was Ihr verlangt!
Kann stets ich auf die heil'ge Kirche baun?

Р. Вагнер "Риенци", либретто оперы (отрывок 1)


Уильям Холмэн Хант "Риенци клянется отомстить за смерть своего младшего брата, убитого в схватке между кланами Орсини и Колонна"

История создания
В июне 1837 года Вагнер познакомился с романом Бульвер-Литтона, главным героем которого был Кола ди Риенцо — лицо историческое. Этот государственный деятель мечтал преобразовать Рим в духе древних республиканских традиций и сместил в 1347 году сенаторов, объявив себя трибуном. Вагнер задумал оперу на этот сюжет. Либретто было завершено к августу 1838 года, партитура — в ноябре 1840 года.
Премьера оперы состоялась 20 октября 1841 года в Дрезденской придворной опере под управлением Карла Готлиба Райсигера. Партию Адриано исполняла знаменитая Вильгельмина Шрёдер-Девриент, впоследствии участвовавшая в премьерах «Летучего голландца» и «Тангейзера». Несмотря на большую продолжительность спектакля, премьера имела успех. Несколько следующих спектаклей давались в двух частях за два вечера — «Величие Риенци» и «Падение Риенци», но эта идея не встретила понимания публики. В последующие годы состоялись премьеры в Гамбурге, Берлине, Праге.

Действующие лица
Кола Риенци (Cola Rienzi), папский нотариус (тенор)
Ирена (Irene), его сестра (сопрано)
Стефано Колонна (Steffano Colonna), глава патрицианского рода Колонна (бас)
Адриано (Adriano), его сын (меццо-сопрано)
Паоло Орсини (Paolo Orsini), глава патрицианского рода Орсини (бас)
Раймондо (Raimondo), кардинал и папский легат (бас)
Барончелли (Baroncelli), римский гражданин (тенор)
Чекко дель Веккио (Cecco del Vecchio), римский гражданин (бас)
Вестник мира (сопрано)
Герольд (тенор)
Послы Милана, Ломбардии, Неаполя, Богемии и Баварии; римские патриции, священнослужители, вестники, народ

Краткое содержание
Первый акт
Площадь перед Латеранским собором. Толпа сторонников Орсини пытается похитить Ирену из дома Риенци. Появляются враждебные им сторонники Колонны, завязывается драка. Адриано вступается за Ирену. Кардинал Раймондо тщетно пытается успокоить разбушевавшиеся толпы, ему на защиту приходит народ, возмущённый произволом патрициев. Появившийся Риенци клеймит патрициев и получает с их стороны насмешки, со стороны народа — поддержку. Риенци клянётся освободить народ от развращённых аристократов.
Риенци остаётся с Адриано. Он удивлён, что тот пошёл против своего семейства и защитил Ирену. Адриано, влюблённый в Ирену, обещает быть верным сторонником Риенци в осуществлении его планов. Предубеждения Риенци против сына Колонны рассеиваются.
Во время любовного дуэта Адриано и Ирены вновь появляются патриции и вступают в борьбу.
Народ объединяется против аристократов, Риенци гарантирует ему свободу. Народ хочет провозгласить его королём, но ему достаточно именоваться народным трибуном. Кардинал благословляет Риенци. Всеобщее ликование.
(краткие содержания последующих актов будут приведены мною с последующих отрывках перевода либретто, -- прим.перев.) См.по ссылке: См. по ссылке: http://wapedia.mobi/ru/%D0%A0%D0%B8%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B8_%28%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%29#4.

Первый акт
Римская улица, которая во глубине сцены отраничена Латеранским собором; на первом плане справа-- дом Риенци. Ночь. (Орсини с шестью-восемью своими приспешниками у дома Риенци.)


Орсини:
Вот здесь, вот здесь! Живее наверх, друзья!
Приставьте лестницу к окну!
(Двое дворян-нобилей прислоняют лестницу к стене дома, куда взбираются через распахнутое окно.)
Прекраснейшая дева Рима
моя по праву, восхищайтесь мною,
приму хвалу охотно вашу.
(Двое нобилей влекут Ирену из дома.)
Ирена:
На помощь! Помогите! Боже!
Орсини и его приспешники:
Ха, что за страстная покража
из дома жалкого плебея!
Ирена:
Стыда на вас нет, варвары!
Приспешники Орсини:
Не запирайся только детка,
ты хороша, гляди, нас сколько женихов!
Орсини:
Идём же, дурочка, не злись,
и не жалей, меня узнаешь кстати.
Ирена:
О, кто спасёт меня?
Орсини (своим приспешникам) :
Ха-ха, она красива! Тащите
её ко мне в опочивальню прочь!
(Они тащат Ирену прочь. Колонна с восемью его подчинёнными выступает против них-- и пытаются вырвать у них Ирену.)
Орсини:
Ага, Колонны люди!..
Её тяните мне, Орисини!
Люди Колонны:
Колонна, раз!
Люди Орсини:
Орсини, два!
Колонна:
Девицу отберите!
Орсини:
Из рук не выпускать!
(Они бьются. Является Адриано со Стражником, который вооружён.)
Адриано:
За что борьба?.. Вперёд, к Колонне!
(Новая схватка.)
Что вижу я?! Не ты, Ирена?!
Пустите бабу! Я под защиту
свою беру её!
(Он силой прокладывает себе путь к Ирене-- и вызволяет её.)
Колонна:
Ай, молодец, сынок! Твоею бабе быть!
Адриано:
Не беспокойтесь! Кровь пролью свою
я за Ирену!
Орсини:
Он дурака разыгрывать горазд!
Но в этот раз моею бабе быть!
(Он хватает Адриано.)
Колонна (своим) :
Ну, что вы смотрите! Отбить обоих!
Люди Колонны:
Колонна!
(Новая схватка. Шум постепенно привлекает значительное число народу со всех сторон.)
Народ:
Ха, что за гвалт! Кончайте драку!
Орсини:
Ну вот ещё!
Колонна:
Громите их сколь влезет!
(Народ берётся за палки и камни.)
Народ:
Долой Колонну! Долой Орсини!
(Общая схватка. Выходит Кардинал со свитой.)
Кардинал:
Смутьяны, прочь! Вам с улицы долой!
К спокойствию взываю я, легат!
Колонна:
Синьор, подите в церковь, кардинал,
а улицу оставьте нам!
Кардинал:
Ха, что за дерзость!
Орсини:
Устройте мессу у себя!
Отсюда убирайтесь прочть!
Кардинал:
Бесстыдники!
Я-- сам легат Святого Папы!
Колонна:
Прочь, краснорясый!
Народ:
Внемли`те грешникам!
Нобили (т.е. дворяне-- прим.перев.) :
Вперёд! Вы, кардинал,
освободите место!
(Усердная схватка возобновляется. Кардинал ступает к дерущимся-- народ защищает его.)
(Входит Риенци с Барончелли и Чекко.)
Риенци:
Все, прекратите!..
(к народу)
А вы, иль вы
забыли, в чём мне поклялись?...
(Народ ,который спас кардинала, при появлении Риенци тотчас прекращает драку. Нобили, будучи поражены мгновенным повиновением народа Риенци, безмолвно замирают.)
(к нобилям)
И это уваженье к Церкви,
доверенной защите вашей?
(Ирена спешит к Риенци и утыкается лицом ему в грудь. Риенци замечает лестницу, приставленную к отворённому окну--и, кажется, тотчас догадывается о случившемся. Он окидывает нобилей смертельно ненавидящим взглядом.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


ERSTER AUFZUG
Eine Strasse Roms, welche im Hintergrunde durch die Lateran-Kirche begrenzt wird; im Vordergrunde rechts das Haus Rienzis. Es ist Nacht. (Orsini mit 6-8 seiner Anhaenger vor dem Hause des Rienzi.)
 
Orsini
Hier ist's, hier ist's! Frisch auf, ihr Freunde.
Zum Fenster legt die Leiter ein!
(Zwei Nobili legen eine Leiter an das Haus und steigen durch das geoeffnete Fenster ein.)
Das schoenste Maedchen Roms sei mein;
ihr sollt mich loben, ich versteh's.
(Die beiden Nobili bringen Irene aus dem Hause.)
Irene
Zu Hilfe! Zu Hilfe! O Gott!
Die Orsini
Ha, welche lustige Entfuehrung
aus des Plebejers Haus!
Irene
Barbaren! Wagt ihr solche Schmach?
Die Orsini
Nur nicht gesperrt, du huebsches Kind,
du siehst, der Freier sind sehr viel!  
Orsini
So komm doch, Naerrchen, sei nicht boes,
dein Schad' ist's nicht, kennst du mich erst.  
Irene
Wer rettet mich?  
Orsini, Die Orsini
Haha, sie ist schoen! Nur fort ins Gemach!
(
Sie schleppen Irene fort. Colonna mit 8 seiner Anhnger tritt ihnen entgegen und treibt sie zurueck.)
Colonna
Orsini ist's! - Zieht fuer Colonna!  
Orsini
Ha, die Colonna! - Zieht fuer Orsini!  
Die Colonna
Colonna hoch!  
Die Orsini
Orsini hoch!
Colonna
Nehmt euch das Maedchen!  
Orsini
Haltet sie fest!
(Sie kaempfen. Adriano kommt mit Gewaffneten.)  
Adriano
Was fuer ein Streit? - Auf, fuer Colonna!
(Neuer Kampf.)
Was seh' ich? Gott! Das ist Irene!
Lasst los! Ich schuetze dieses Weib!
(Er bricht sich Bahn zu Irene und befreit sie.)  
Colonna
Ha brav, mein Sohn! Sie sei fuer dich!  
Adriano
Ruehrt sie nicht an! Mein Blut fuer sie!
Orsini
Er spielt fuerwahr den Narren gut!
Doch diesmal ist sie noch fuer mich!
(Er greift Adriano an.)  
Colonna
(zu den Seinigen)
Nun, seht nicht zu! Schlagt los!
Die Colonna
Colonna!
(Neuer Kampf. Der Laerm hat allmaehlich eine starke Anzahl Volkes versammelt.)  
Volk
Ha, welcher Laerm! Lasst ab vom Kampf!  
Orsini
Das fehlte noch!  
Colonna
Schlagt alles nieder!
(Das Volk greift zu Steinen und Stcken.)
Volk
Nieder mit Colonna! Nieder mit Orsini!
(Allgemeiner Streit. Der Kardinal kommt mit Gefolge.)  
Kardinal
Verwegne! Lasset ab vom Streit!
Zur Ruhe ruf' ich, der Legat.
Colonna
Herr Kardinal, geht in die Kirche,
und lasst die Strasse nun fuer uns!
Kardinal
Ha, welche Frechheit!  
Orsini
Lest die Messe!
Macht Euch von hinnen!  
Kardinal
Unverschaemte!
Ich, der Legat des Heil'gen Vaters!  
Colonna
Fort, heil'ger Rotrock!  
Volk
Hoert die Laestrer! 
Nobili
Drauflos! Macht Platz, Herr Kardinal!
(Erneut heftiger Kampf. Der Kardinal kommt ins Gedraenge, das Volk beschuetzt ihn.)
(Rienzi kommt mit Baroncelli und Cecco.)
Rienzi
Zur Ruhe! -
(zum Volke)
Und ihr, habt ihr
vergessen, was ihr mir geschworen? -
(Das Volk, das den Kardinal gerettet hat, laesst sogleich bei Rienzis Erscheinen vom Streite ab. Die Nobili sind durch Erstaunen ber Rienzis gebieterisches Auftreten und dessen augenscheinliche Gewalt ueber das Volk sprachlos gefesselt.)
(zu den Nobili)
Ist dies die Achtung vor der Kirche,
die eurem Schutze anvertraut?
(Irene eilt auf Rienzi zu und verbirgt ihr Gesicht an seiner Brust. Rienzi erblickt die Leiter am offenen Fenster und scheint sogleich zu verstehen, was vorgefallen ist. Er wirft den Nobili einen toedlichen Blick zu.)

Идиот-4

На пустой сцене в чёрных костюмах спинами к публике стоят люди с канделябрами в то время, как Мышкин лицом к зрителям читает.

Со словами заёмными я,
а не с огнём пришёл,
должник всем, о Боже!
Кресты упрятаны-
и ни одного будет воздвигнут.
Без сил склоняюсь пред мощью
Твоего Суда и думаю уж
прежде, чем Ты воздашь, о возмездии.

Там ,где страх проник в меня
и ад извергся из меня, нахожу
ужаснейшее и вину свою
во всём, в преступлении,
с которым я ещё этой ночью
во Твою Ночь ступить должен,
а свой грешный рассудок не желаю я
поручить совести своей.

Будь Ты любовью, а я -лишь легчайшим
трепетом от Тебя изошедшим
и среди лихорадочных
падшим. Твою слепоту познавший,
в которой все мы едины во тьме,
свидетельствую я, что виновен
во всём, ибо Ты, с той поры, как перестал
видеть нас, полагаешься на слово.

Раскатывают красный ковёр. Мышкин оборачивается и стоит уже спиной к публике. Появляется Настасья, она желает достичь Мышкина на переднем фронте сцены, но Рогожин с ножом в несколько прыжков оказывается между ними. Чёрные фигуры в танце болеро пытаются помешать Рогожину, который всё жа достигает Настасьи и уносит её, сам будучи теперь спиной к публике, со сцены. И чёрные фигуры удаляются. На канатах спускается на сцену икона, перед которой становится бессильный Мышкин.

Отвори мне!
Все врата сомкнуты, настала ночь,
а что сказать есть, уже не вымолвить.
Отври мне!
Воздух полон тлена, а рот мой
ещё не целовал голубого подола.
Отвори мне!
Уж читаю по линиям твоей руки, ангел мой,
что чёло моё волнует и желает вернуть меня домой.
Отвори мне!

Наконец, Рогожин выходит к Мышкину- и тот идёт следом за Парфёном.

Сокрыты уста, которыми мне завтра молвить. Желаю
ночь сию с тобою бодрствовать и не предам тебя.

Рогожин заботливо уводит Мышкина за икону. Сцена совершенно темнеет, и в тьме Мышкин читает последние две терцины.

На верёвках в тиши повисли колокола,
и бьют на сон грядущий-
так усни, они бьют на сон грядущий.

На верёвках в тиши колокола
стихают, наверное, смерть,
так приди, да будет покой.

Немного светлеет. С верёвочного поддона под перезвон спускаются белые канаты. Мышкин остаётся недвижим, а канатов всё прибывает- и являются танцоры, которые буйными и огненными жестами представляют приступ безумия.

Хореография Татьяны Гровски
Музыка Ханса Вернера Хенце

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Идиот-3

На пустой чёрной сцене выстроен призрачный каркас подобного замку дома. Сквозь и внутри дома устроен в тон ему балетный шест, у которого стоит Аглая в поблёскивающей белой пачке. Мышкин в образе Бедного рыцаря Пушкина читает свой текст на переднем фронте сцены лицом к публике, Аглая же вращается у шеста только когда текст монолога прерывается музыкальным ритурнелем, она выполняет отточенные упражнения. Сцена начинается над музыкальный аккомпанемент.

Поруку унаследовал я от некоего
жившего на этом свете очень давно
и, что редко выпадает- от рыцаря,
но как назвать мне его?
ведь житьё в бедности,
а не в замке -никакая не заслуга.

Беззаботно облачался он что ни день,
пока некто не приобнял мягко
его за плечи и не ошеломил его светом,
в ореоле которого стыд стал нетерпим,
и конечное довольствие многотерпения- также.

Те, кто войну отвергают, суть избраны
трудиться в этом сиянии.
Они сеют зёрна
в мёртвые пашни мира,
они ложатся вдоль огненных полос лета,
они вяжут снопы для нас
и падают на ветру.

К первой части ритутнеля Аглая повторяет свои вариации.

В пору приготовленья маялся я в городах
и жил таясь как это бывает из люви.

Позже, забредая вечерами в некое общество,
я заводил всё тот же рассказ о смертной казни. И всегда сбивался.

Свою первую смерть я принял из рук бури,
и я подумал: сколь ясен миръ и сколь он буен

там, где я я мараю тенью луг, метёт ветер землю
поверх креста, оставьте меня лежать лицом вниз!

Голубые камни летели мне вслед, пробуждая от смерти.
Их стронул звёздный лик, что раскололся.

К первой части ритутнеля Аглая повторяет свои вариации.

И выброшенный из рыцарского ордена,
исключённый из баллад,
направился я в путь сквозь настоящее
до горизонта, где игры теней
на незамирающей стене неба
понуждают к переходам, изображают
к ним мотивы
из старых
верований моего детства.
Когда уж венки надвое,
жемчужины враскат, когда поцелуй
в голубые складки Мадонны
обезвкусел от экстазов
стольких ночей, от первого жеста
свет в нишах гаснет,
ступаю я из чёрной
крови неверца в свою собственную
и слышу перепев
одной Истории,
которая наши жертвы отвергает.

К первой части ритутнеля Аглая повторяет свои вариации.

Угодно слабости, безумью
со мною повстрачаться,
дорогу мне перейти,
меня со свободою разлучить.

Послушная тяге, рано тянулась моя плоть
навстречу ножу, что я держал
дабы её растерзать. Со вздохом стиснутым ею
заодно желал я вон, чтоб выдох оставить,
-подтверждение того, что рот мой
не вопрошал о жизни этой
и об условиях сопутствующим
рожденьям нашим в мир сотворённый.

Со второй частью ритурнеля сцена оканчивается, а Аглая замирает на пуантах в последней своей позе.
 
Мы видим некую "курпроменаду" (устроенную для гулянья аллею- прим.перев.) с башенкой для оркестрика на заднем фронте сцены. Здесь собралось общество птиц, то есть петербургское "haut volee" (фр., высшее общество брачующихся- прим.перев.) . Когда занавес открывается, дирижёр высоко держит палочку. Птичье общество поодиночке замерло, всякий- в своей позе, так, что сцена выглядит весьма колоритно. В глубине стоит Мышкин, который ощущает себя крайне чужим в подобном окружении
.

Летящим налегке не стану
завидовать: птичье общество
многих волнует в полёте поспешнейшем
вечно и всюду скучая.

Мышкин уходит. Дирижёр оркестрика водит палочкой в такт музыке, а замершие птицы остаются на "курпроменаде". Когда музыка оканчивается, все обращаются к капельмейстеру и аплодируют. Незадолго до конца их танца на сцену выходят Аглая и Мышкин, они принимают участие в общем действе, а затем выходят на передний фронт сцены. И Мышкин объясняется Аглае.

В краю, где был я,
нашёл себя среди камней,
таким же постаревшим, как они,
всецельно внемлющим, подобно им.

Я знаю ведь, что лик твой
такой же древний, как они,
явился свыше мне и оземь пал
под бело-льдяный водопад:
под ним вначале я расстелил постель свою,
под ним же в лягу в смертный час свой,
и отойду с потоком чистоты во взоре.


Мышкин и Аглая уходят. Вечереет . Загораются отдельные светильники , оркестровая капелла умолкает , общество паруется и покидает сцену. Голубые странные фонари горят сверху -и сцену пронзают столпы света, куда зетем выпархивает Аглая в сопровождении белых танцоров, а Мышкин является как желанное видение, в белом костюме. Но появление такой же призрачной фигуры Настасьи разделяет возлюбленных. Голубые фонари скрываются, гаснут. Одна в ночном саду, очнувшаяся и разочарованная Аглая бросается на скамью. Мышкин, в настоящем образе, входит и преклонает коление перед Аглаей.

Доверяясь, я приготовился к отказу.
Ты плачешь потому, что я тебе свои желания излагаю?
Ты вольна выбрать краткий жребий: мой час, и я желаю
низложения грёзам твоим, которые
снятся тебе, которые ты заимствуешь из мира.

Вовсе нечем мне утешить тебя.
Мы будем рядом лежать
пока горы медленно движутся,
каменно бесчувственные, обрастая века`ми,
на почве ночного страха
и в начале некоего великого смятения.

Лишь однажды луна заглянула к нам.
Сквозь ветвие наших сердец
пал отчаянно одинокий
луч любви.
Сколь студён миръ
и сколь скоро тени
кладутся на наши корни!

Аглая непонимающе прислушивается к Мышкину; её ожидания оказываются обмануты, она вскакивает и оставляет поражённого стоящего перед скамьёй мышкина. Птицы возвращаются в ночной сад, на этот раз как окружение Настасьи Филипповны- все они, будучи захвачены возбуждающей красой её, заходятся во всё более неистовом танце. Затем обе дамы оказываются стоящими виз-а-ви. Настасья жалеет Аглаю, Настасью затем жалеет одит из поклонников Агляи. Мышкин уходит прочь -и спугнутая стая взлетает. Свет направлен на передний фронт сцены, кулисы до`лжно убрать- лишь один задрапированный чёрным подиум с двумя боковыми дорожками остаётся на сцене, а Настасья с Аглаей танцуют вариации с одытыми в чёрное партнёрами так, словно на смерть борются с невидимыми флоретками (т.е. с гирляндами цветов на гроб- прим.перев.). Когда Мышкин возвращается, обе дамы взбираются, каждая своим проходом, на подиум и зают понять князю, что ждут объяснений от него. Аглая ,не стерпев его медлительности, бросается с подиума вниз к ,но тут же увлекаема назад своим партнёром. Мышкин только собирается последовать на подиум за Аглаей, как к его ногам замертво бросается, скорчившись, Настасья. Князь на руках подымает её.

окончание следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Идиот-2

Интерьер, что создаёт настрой цирковой арены. Настасья ведёт на белых помочах Тоцкого, Ганю и генерала, а трагическим, удалым и рискованным танцем своим она выражет свою власть над тремя мужчинами. Затем появлается Рогожин, а Настасья ведёт тройку полукругом мимо него. детали её костюма искусно опадают прочь так, что она остаётся в одном белом трико и останавливается под золотым шаром. Одну руку она тянет к нему, а другую подаёт Рогожину, который, ожидая, стоит в стороне. В это время к ней подходит Мышкин.

Постой! Я присягаю тебе,
лику единственной любви:
останься светел; ресницы, вы
глаза отворите в миръ; останься прекрасен,
лик единственнной любви
да подыми чело
из смуты зарниц сомнения.
Твои поцелуй станут делить они,
во сне тебя представляя,
когда ты в зеркала смотришься,
в которых принадлежишь каждому!

Мышкин ведёт Настасью к переднему занавесу и восходит с нею на трапецию, что затем приподымается из верёвочного поддона. В то время, когда они вместе медленно парят в вышине, звучат лишь немногие очень нежные такты музыки.

Будь истинной, отринь года снегу,
возьми меру от себя, а хлопьям
позволь изредка лишь касаться себя.
И это тоже миръ:
ранняя звезда, которую мы детьми
населяли; суть родников
различных  и дождь годин- всё
впрок нынешнему веку.
А вот это уже дух, бедной
весёлой игры однообразия, качели
на ветру и смех вверху и внизу;
это цель ,которой
нам самим не достичь,
зря промахиваясь в прочие;
а это тоже музыка
глупая на слух,
всегда та же,
сопровождающая песню,
которая нам сулит нечто.

Не упади в суматоху оркестра,
в котрой мир проигрывается.
Ты оступишься, если своей радуге
изменишь, заговоришь с собственной плотью
преходящей речью.

Всё же Настасья следует с трапеции в руки Рогожина.

Перед великанской красной иконой стоит ступенчатый помост, на котором сидит Мышкин. Рогодин лежит навничь на нарах и с нарастающим напряжением прислушивается к сказу Мышкина, и возбуждённо наблюдает, как тот медленно спускается с помоста.

Каждому мгновению своему причитаю
миг чуждый, мгновение некоего человека,
которого таю в себе всяк час,
и лицо таю его в этот миг,
который мне не забыть, сколько жить буду.

(...Не то лицо ,что вечерами изнутри зреет!)
Укрыта инеем ночь в темнице, что-то подмораживает.
С восхода ветерком навевает.
Решётка поверх глаз моих, которые ни разу
не открылись небу.

Холодная поступь извне гонит прочь сон узника.
Шаги стражников звучат в его груди.
Ключ отворяет его стоны.

Ибо нет у него слов, никаких,
ибо никто его не разумеет,
приносят ему мяса да вина:
последнюю милость оказывают ему.
.
Он же, понурый
на церемонии одевания,
не в силах постичь благодеяние,
и не верит в неотвратимость
того, что суждено ему.

Начинается-то долгая жизнь:
когда двери отворяются и остаются настежь,
когда улицы в улицы
впадают и взаимогласие
народу всякого выносит его
на помост моря кровавого,
который преступным
судами мира всего
смертными приговорами
питать впредь.

Но уж сродни мы вдвоём,
и впору нам приговор, который гласит, что муж этот
с совершенно правдивым ликом некоей
правды достиг ПРЕЖДЕ, чем сложил голову
точно на плахе

(хотя лицо его
белое и застывшее,
а думы, что он ,может, думает,
ничего не значат, наверное: видит он
только ржавую пуговицу на сюртуке
скорого судьи).

А ещё сродни мы потому,
и с приговорённым в родстве также вот почему:
он ведь смог убедить нас,
что смерти, которой готовим мы,
и смерти, что для нас готова будет,
правда есть предтеча.
И вот лежит один передо мною,
а я стою пред неким одним,
стремясь со всей мочи к правде этой,
отважно стремясь к жизни его
и к смерти нашей.

Ах, в смертности своей
ничему не способен научиться я,
а если мог бы, то -именно
лишь в миг единый, что о нём говорю,
и в мгновение то
я ничего б к сказанному не прибавил.

И уж вскакивает Рогожин и валит Мышкина, который в конце своего сказа достиг нижней ступени, на сцену. Снова звучит очень нежная музыка. Переменившийся Рогожин склоняется над Мышкиным, подымает его под микитки. Они обмениваются нательными крестами.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
heart rose

Идиот-1

Монолог князя Мышкина к балетной пантомиме "Идиот"(Ингеборг Бахманн)

Кукольной походкой на сцену выступают персонажи пьесы: Парфён Рогожин, Настасья Филипповна, Тоцкий, Ганя Иволгин, генерал Епанчин и Аглая. Танец оканчивается с последний тактом увертюры- и князь Мышкин выходит на середину сцены. Он произносит весь монолог без аккомпанемента.

Мне есть что сказать: слова
я принял из рук скорби,
недостойные, ибо как мне
достойным быть подбно одному из прочих,
мне, сосуду для клока облака того,
что с неба пало и затаилось в нас:
ужасное и чуждое оно,
а сопричастное красоте,
и всему презренному в мире этом.

(О, муки ада, муки
лихорадки, зовите
иную трясовицу:
нашей по праву болезни
общую боль!)

Позволь череде безгласой пройтись сквозь сердце,
пока не стемнеет-
и то, что меня озаряло,
возратится тьме.

Ведь правда, ибо эта боль,
что в вас, слышна вам,
что вас понуждает к личным жизням-
не впрок  для жизней ваших,
а то, что творите во славу себе
вам не в честь.

Обожжены хохотом демонов,
подвешены в воздухе суть чаши
весов этой несчастной жизни,
что до предела занимает наши помыслы.
Столкнутся чаши- не зазвенят,
ведь слёз не унять: безмолвные
капли валятся вниз, с поддона
на поддон, и нам не суждено
последнее, ради чего льются они,
которые всегда у нас на слуху.
О, немота любви!

(Затем он берёт за руку каждого героя, о котором молвит.)

Парфён Рогожин, купеческий сын,
о миллионе мыслит, и больше ни о чём.
Зимними ночами остановилась упряжь его
у торговых рядов мира-
и там застряла.
Парфён сыплет деньги свои во снег,
ведь снег есть мера

твоих щёк, Настасья Филипповна,
имя твоё, что поворот крутой-
у всех на устах: говорят, у снега
ты меру взяла` своим щёкам,
в волосах твоих ветры живут
(я умолчу: они прихотливы),
твои глаза- овраги,
щекам края острые:
там снег копится, а от снега
берёшь ты меру
щекам своим.

Тоцкий... этому, пожалуй, слишком,
не до покоя: один взмах детских ресниц назад
в обьятьях было минувшее- и уж
настало время взглядов, время
губ для вас обоих.

Ганя Иволгин, если сеть меж нами
распростёрта,
твоим рукам быть узлами,
что держат её,
ибо улыбаешься ты недобро.
Ты слишком многого требуешь себе,
а жертвушь малым.
Тебя тормозит* одно желание:
столкнувшиеся экипажи увидать,
в которых другие едут,
прежде, чем сам под колёсами не кончишься.

Генерал Епанчин... не случалось оказий,
которые б нас увлекли во близость его, которой опасаемся.
Когда мы себя помыслами уносим в детство,
догоняем непонятые желания -
и замираем у чуждых ворот стражей,
которая столь слаба остеречься.

Да что ведёт?  Белая,
охладевшая мечта некоей юности,
которая не желает снисхождения?
Итак, совершенная? А красота-
в таком виде, что мы
её загадками довольствуемся? Аглая,
значит, я не угляжу в тебе ничего,
кроме вести иного мира,
в который не ступлю,
кроме уговора, что мне не сдержать,
и клада, который оценить не способен.

Он оборачивается -и теперь стоит лицом к публике.

Пробуждён к жизни на свету`,
планетами ведо`м,
что отклика от нас желают,
вижу я к безбрежной музыке
волнение немых.

И тут-то "впадают" слова его в марионеточно-жёсткий танец...

Шаги наши суть лишь
едва удачные отзвуки приглушённых нот,
что достигают нас.

В танец, который подчёркивает одиночество каждого персонажа, постепенно вовлекаем и сам Мышкин.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart
rose