"Пожалуйста, прочтите это!

Хотя это сейчас чрезвычайно опасно не только для меня, но и всей моей семьи – я ДОЛЖЕН сообщить ПРАВДУ, я не могу больше молчать!!! Я – Алексей Федоров, гражданин Украины, родился, вырос и живу в Симферополе, у м...еня жена и двое детей. Отец – русский, мать – украинка, хотя дед по материнской линии – крымский татарин. У меня есть, точнее БЫЛ, свой частный бизнес – сеть аптек по городу. Но давайте все по порядку.

Когда «зеленые человечки» начали захватывать полуостров у некоторых граждан действительно проявлялась эйфория. Даже мне закралась в голову предательская мысль, что Россия вложит свои нефтедоллары в экономику Крыма и жизнь наконец-то наладится. Но не тут то было! Уже через несколько дней начали происходить невероятно страшные вещи - их сложно описать, а наблюдать вживую еще тяжелее. Это как кошмарный сон или фильм ужасов! В моем доме жила семья крыских татар, которая вернулась на родину в начале 90-х. Глава семейства однажды осмелился сделать замечание российскому солдату, что тот БТР-ом заблокировал парковку возле нашего дома (он расположен на окраине города, почти на въезде) – на что тот сразу ответил матерными криками, а затем громко смеясь дал команду товарищу идти «на таран» - в итоге передняя часть его Лады Приоры (взятой полгода назад в кредит) была всмятку раздавлена, а сам татарин, не веря своим глазам, едва выскочил из автомобиля.

А утром он нашел машину в еще более плачевном состоянии. Заявления в ГАИ и милицию – принесли только обратный результат: поздно вечером, когда он возвращался с работы, он был избит неизвестными в военной униформе – причем его били по голове прикладом автомата и потешались, держа наточенный штык у горла. После таких «забав» его отпустили со словами: «Слышь, чурка, еще раз вякнешь – отправим на тот свет с семьей»… В результате – сотрясение мозга, открытый перелом руки со смещением, перелом ребер и носа, множественные гематомы и тяжелые ушибы, потеря литра крови – 2 дня он провел в больнице… Милиция на этот раз вообще отказалась принимать заявление – как оказалось, она была в доле с оккупантами.

Но худшее было еще впереди – эти нелюди узнали, что он снова попытлся жаловаться и вычислили, где работает его жена. Она была фармацевтом в моей аптеке, которая в трех километрах от дома. На следующий день туда нагрянули «зеленые человечки» и в наглой манере зачем-то затребовали «подарить» «русским братьям» (хотя эти ребята были похожи на кадыровских кавказцев) 200 пачек дорогостоящих антибиотиков (например, дефицитный "Сипробай" – один курс стоит 4 тыс. грн..), 500 упаковок витаминных комплпексов, «как минимум» 300 пачек самых дорогих стероидов и много чего еще. Мол, на нужды «вашей Самообороны». Она попыталась вежливо отказаться – но они сразу взбесились и начали откровенный грабеж, который сопровождался крушением витрин и стендов. Женщина попыталась кричать, но ее схватили, заклеили медицинским лейкопластырем рот, закинули в «Тигр» и увезли к месту дислокации. Там над ней издевались и чуть не изнасиловали. За возврат потребовали 3 тысячи долларов. Поскольку у семьи не было таких денег – в тот же день продали за бесценок всю бытовую технику, часть мебели, отдали все, что копили на черный день, который теперь настал… К следующему вечеру женщину вернули в обмен на деньги – у нее был жуткий измученный вид, я заметил почерневшие синяки – на руках (от наручников) и на лице…

С приближением референдума ситуация становилась все страшней. Несколько моих друзей, которые лишь заикнулись, что им «не совсем понятно от кого Россия защищает крымчан», были через день уволены без объяснений и выплаты зарплат. Потом выяснилось, что руководство находилось под прессингом оккупантов, которые ультимативно приказывали увольнять всех, кто занесен в список «неблагонадежных». Большая часть этих черных списков составлялась по принципу причастности к антироссийским акциям протеста, а также основывавалась на доносах коллег, или даже – я не мог сразу поверить: наличии украинской символики у сотрудников (на рабочем столе или автомобиле). Даже украинский флаг оказался под негласным запретом!

15 марта мне позвонили из налоговой и вызвали на «срочный важный разговор». Когда я зашел в кабинет главного инспектора, там уже было двое «зеленый человечков» в маске и с автоматами и один неизвестный мужчина «в штатском». Инспектор тяжелым, но в то же время, жестким тоном потребовал: «ты завтра ДОЛЖЕН прийти на референдум, на избирательный участок на Евпаторийском шоссе! И я, надеюсь, ты понял как нужно проголосовать? А то смотри – найдется статейка в российском налоговом кодексе и не только без своих жалких аптек останешься, но и загремишь за решеточку на пару годиков! Усек?». Все время на него пристально поглядывал и одобрительно покачивал головой «товарищ в штатском».

Я, с навернувшимися на глазах слезами, был вынужден пойти на этот проклятый референдум – но назло им проголосовал ПРОТИВ присоединения к России! В 12 ночи мне позвонили из налоговой (!) и сказали, что у меня «задолженность по уплате налогов в 15,5 тыс. грн.», а некоторые документы – «недействительны», так как «оформлены неправильно». На следующий день против на меня было открыто уголовное дело, а работа сети аптек была остановлена. А татарская семья – вообще после референдума осталась без жилья: закрывающийся банк потребовал возврата кредита за автомобиль, а так как денег у них не было – квартиру, под залог которой выдали его, конфисковали.

Что самое отвратительное – в Крыму сейчас установлена тоталитарная цензура! Никто не может даже словом обмолвится о подобном беззаконии, которое сейчас здесь почти на каждом шагу! 18 марта меня вызвали на «разговор» к участковому – он оказался новым человеком, бывшим «беркутовцем» из Киева! Глядя в глаза он саркастично произнес: «тише едешь, дальше будешь, а болтнешь – тюрьму получишь!». И я молчал.

Однако позавчера – мою жену, преподавателя истории, уволили из школы, которую не только превратили из украинской в русскую, но и заставили детей учить по российским учебникам, где даже «Киевская Русь» именуется не иначе как «Древнерусское государство». Одно возражение – стоило ей рабочего места… И тогда я осознал, что если моя жена нашла в себе храбрость выступить против этого ярма, то – стыд мне, если я трусливо молчу!

Пока я нахожусь по подпиской о невыезде, но надеюсь скоро сбежать из этого крымского концлагеря со своей семьей – пусть и потеряю все… Но нет ничего дороже свободы!
П.С. Пусть это будет уроком жителям юго-востока Украины – цените свободу, пока вы ее имеете!".

 

...Садо, у которого останавливался  Хаджи-Мурат,  уходил с  семьей в горы,

когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю

разрушенной: крыша была провалена,  и дверь  и столбы  галерейки сожжены,  и

внутренность  огажена.  Сын  же его,  тот  красивый,  с  блестящими  глазами

мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к

мечети  на  покрытой  буркой  лошади.   Он  был  проткнут  штыком  в  спину.

Благообразная женщина,  служившая,  во время  его  посещения,  Хаджи-Мурату,

теперь,  в разорванной  на  груди  рубахе, открывавшей  ее  старые, обвисшие

груди,  с распущенными  волосами, стояла над сыном и царапала  себе в  кровь

лицо  и  не  переставая  выла. Садо с киркой и лопатой ушел с родными копать

могилу сыну. Старик дед сидел у стены разваленной сакли и,  строгая палочку,

тупо смотрел перед собой. Он  только что вернулся с своего пчельника. Бывшие

там  два стожка  сена были  сожжены;  были  поломаны  и обожжены  посаженные

стариком и выхоженные абрикосовые и вишневые деревья и, главное, сожжены все

ульи  с  пчелами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда  были

привезены еще два тела.  Малые  дети  ревели  вместе  с  матерями.  Ревела и

голодная скотина, которой  нечего  было дать.  Взрослые  дети  не играли,  а

испуганными глазами смотрели на старших.

     Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из

него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.

     Старики хозяева  собрались на площади  и, сидя  на корточках, обсуждали

свое положение. О ненависти  к  русским никто и не говорил. Чувство, которое

испытывали  все чеченцы от мала до велика, было  сильнее ненависти. Это была

не ненависть,  а непризнание  этих русских собак  людьми и такое отвращение,

гадливость и недоумение перед  нелепой жестокостью этих существ, что желание

истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было

таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.

     Перед  жителями  стоял  выбор: оставаться на местах  и  восстановить  с

страшными  усилиями  все  с   такими  трудами   заведенное  и  так  легко  и

бессмысленно  уничтоженное,  ожидая всякую минуту повторения  того  же, или,

противно религиозному закону  и  чувству  отвращения и презрения к  русским,

покориться им.