Складываю рубашку – из кармашка выпадает голубенький листочек. Надо же, пахнет как вкусно.
Разворачиваю - гладким, гадким каллиграфическим почерком выщипано: «Позвони. Алла». И циферки. Абсолютно не запоминающийся номер.
Та-а-ак. Складываю листочек в потную ладонь, иду – крадусь в гостиную.
Муж, высокий красавец, в прошлом – брюнет, а ныне седеющий князь, сидит возле бегающего по экрану мяча.
Сажусь рядом. Проходит минуты две – реакция – ноль. Кашляю. Муж горящими глазами скользит по моему бледному лицу и возвращается обратно, в Португалию.
Дрожащей рукой разворачиваю бумажку - вот ведь стерва, старалась, писала… Красиво, конечно, только все равно бесполезно, потому что вот она – правда, сейчас наружу выйдет.
Машу перед глазами мужа голубым знаменем и ору: - Ты ей звонил??
Мой клич сливается с возмущенным ревом толпы и стонами мужа. Наконец рев стихает. Муж, глядя на катающегося по полю футболиста, ругается, долго, витиевато и непонятно. Потом переводит на меня страдающий взгляд и переспрашивает.
Я медленно повторяю вопрос: - Ты ей звонил?
- …Кому ей? Я молча протягиваю бумажку, внимательно следя за его реакцией. Муж прозрачным взором скользит по голубой поверхности и отвечает.
Я приподнимаю брови, встаю и ухожу обратно на кухню. Стою возле мойки, мою кастрюлю – синюю, ужасно старую, ужасно любимую - подарок моей мамы на свадьбу. За одно плачу, долго, молча, бесполезно. Он даже не помнит! Он даже не помнит, звонил ли он ей или нет!!! Этой… подруге с каллиграфическим почерком. Уж лучше бы он отпирался, уж лучше бы придумывал какую-нибудь несусветную ложь. Нет ведь, он просто сказал, что не помнит. Он просто не помнит, звонил ли он своей… подруге.
Стоп! А вдруг она ему не подруга. А так… одноразовая знакомая? Ну, подумаешь, подвез там кого-нибудь на своей шикарной машине. Ну, познакомился, пере…говорил за чашкой кофе. Один раз ведь не считается. Или считается? Да нет, не может быть. И потом она ведь не написала «Люблю, целую, навеки твоя Алла». Значит все не так уж и страшно.
Домыв кастрюлю, я возвращаюсь к глажке. Опять у Машки колготки поехали. Надо бы зашить. Или уж новые купить? Так и быть, куплю новые. И себе тоже. А то совсем обносилась. Туфли бы не помешали. На шпильке с завязочками на полщиколотки. Красотища. Только как ходить буду? Вот если бы была машина… тогда можно было бы и сумочку крохотную купить, чтобы только мобильник влезал.
Ага, мобильник… его ведь тоже надо купить. Или ждать, пока кто-нибудь подарит? Особенно муж. Да уж, дождешься тут. «Любимая, давай ты у нас на права сдашь, и будешь ездить на моей старой «Волге»?
Сейчас, сдаа-ам. И сразу на «Волгу». А что не на «Запорожец»? За этой советской машиной столько ухаживать надо. Не то, что за какой-нибудь иномаркой.
«Эта», с каллиграфией своей, поди, на какой-нибудь «Ауди» шныряет. Из салонов-спортзалов не вылезает. Вся в укладках-маникюрах и прочих излишествах. А вдруг… вдруг она родить захочет? Ну, чтобы муж меня бросил? Меня, с детьми? И оставил одну. Совсем одну?
От надвигающейся паники я включаю телевизор и тупо смотрю на какого-то певца. Или певицу. На каблуках, в юбке, без передних зубов и в нелепой малиновой шляпе на лысой голове. Несмотря на весь свой «костюм», ЭТО действительно поет. Причем так чисто, высоко и… грустно.
А я ведь тоже могла бы стать певицей. Придумала бы какой-нибудь себе псевдоним. Отрастила бы волосы и пела бы про несчастную любовь и прочие погодные невзгоды. Про то, как плохо, когда муж после двадцати лет супружеского счастья берет и бросает тебя одну, с детьми. Одну…Толстую и противную.
Боже, что же я наделала? Ведь я могла бы стать знаменитой! У меня бы были поклонники. Нет, правда. Я бы перестала есть жареную картошку, белый хлеб и пить пиво по пятницам. Ходила бы на аэробику, в солярий. И не жила бы в спальном районе, а в каких-нибудь «Парусах». И был бы у меня водитель и большая черная машина. И самое главное – меня бы любили! Ценили и уважали. И приглашали бы на всякие концерты, ток-шоу и презентации.
А мой бывший сидел бы возле экрана телевизора, смотрел на меня – улыбающуюся и счастливую. И горько плакал! От обиды и досады на самого себя. Что вовремя не оценил меня, такую красивую, талантливую и способную. И он тогда звонил бы, писал бы мне письма, просил бы у меня прощенье за мою загубленную жизнь, а я бы стояла и смеялась. И было бы так замечательно. Так хорошо и свободно. Бы.
…Хлопнула входная дверь – наверное, Женька с подготовительных курсов вернулся. Так и есть. В кухню влетает запыхавшийся сын, садится за стол, рядом с тарелкой кладет блестящий мобильник - наш с мужем подарок на успешное окончание школы.
Я быстро поворачиваюсь к плите. Но поздно – Женька замечает мои красные глаза и щеки.
- Мам, ты чего реветь вздумала?
Я фальшиво отнекиваюсь: - Ничего не вздумала, просто лук чистила.
Сынишка смотрит на девственно чистый стол и недоверчиво замечает:- Понятно-о-о.
Ничего тебе не понятно, мой родной. Ты еще такой молодой, такой юный, хоть уже и отцовские свитера-рубашки надеваешь.
Женька ест картошку с мясом, не отрывая взгляда от мобильника. Я сажусь рядом.
- Что не звонит твоя любовь? Женька отодвигает тарелку и краснеет:
- Мам, я ей свой номер давал, а она сказала, что первой звонить ни за что не будет. Сунула мне какую-то бумажку со своим телефоном и убежала. А я пока в гардеробе Машку ждал, пока то, да се. Короче она исчезла.
- Ну так позвони сам. Женька сопит:
- Не могу. Я бумажку с номером потерял. Понимаешь? Голубенькую такую.
Мне вдруг резко захотелось пить. Встаю, подхожу к чайнику и начинаю пить прямо из носика. Женька, затаив дыхание, смотрит на меня несколько секунд и потом спрашивает шепотом:
- Мам, ты чего? Я в ответ достаю из кармана бумажку, протягиваю ее сыну и говорю:
- Иди - звони своей Алле, Ромео.
Женька смотрит на бумажку, потом начинает визжать, тоненько и протяжно.
На крик прибегает Машка. А потом входит и муж. Усаживаясь за стол, супруг намазывает варенье на ломоть белого хлеба и с интересом глядит на обезумевших от счастья детей, прыгающих вокруг своей матери, как стадо сайгаков.
Я пытаюсь перекричать орущих детей, и смотрю, смотрю на мужа, который смотрит, смотрит на свою жену. На свою глупую и счастливую жену.
