Ребята с нашего двора. Многие слышали эту душевную песню группы «Любэ» о том, как пиво носили в бидонах, и про звуки баяна во дворе итд. «Машина Времени» отрядила теме родного двора свою песню «На заднем дворе», где ребята играли в чижа, а мамы зовут все сильней ребят домой. В общем, городская культура второй половины ХХ века неизменно вмещала в себя этот «фактор родного двора», как отчетливый элемент «малой родины» личности. Да и вообще личности нескольких послевоенных поколений формировались под влиянием этакой привязки к родным дворам, окруженных кирпичными жилыми домами.
Эти дворы буквально переполнялись детьми, подростками и юношами разных возрастов, и все знали друг друга по именам. Маленькие мальчишки с восхищением смотрели на старших пацанов, которые пытались модно одеваться, курить папиросы и толком не знали что делать с появляющимися усами. Помню как я, будучи лет шести отроду, стоя в кружке из себе подобных мальчишек, с восхищением смотрел как старший пацан демонстративно бил футбольный мяч выше пятиэтажного дома, а ему снова приносили мальчишки этот мяч и с уважением говорили: "ударь так опять!" Потом мы естественно пытались сами повторять этот трюк, что могло кончиться разбитым окном в этой же пятиэтажке.
Бывало, мальчишкам во дворе повезет, и кто-то из старших ребят женится – тогда от свадьбы много пользы получить можно: и конфеты, и мелочь. А если кто-то из старших приходил с армии на побывку или просто демобилизировался, тогда у мальчишек восторга нет предела, когда увидят своего старшего товарища в военной форме, возмужавшего. Каждый просто мечтал сам поскорее вырасти и попасть в армию на два года и придти как-нибудь в родной двор в военной форме под восхищенными взглядами мальчишек, а главное и девчонок.
Во дворе играли во многие игры: в чижа (как «Машина Времени» спела, хотя я честно говоря не знаю правил), пекаря, «войнушки» (это культовая игра детства) и другие. А футбол! Как играли двор на двор на ящик лимонада – «Буратино», наверное. Было обязательное ментальное соперничество дворов, каждый мальчуган знал, что именно его двор самый лучший, футбольная команда лучше, до трамвайной остановки ближе и до школы идти удобнее.
А по вечерам из окон доносились крики молодых мам, которые придя после работы домой и приготовив ужин кричали в окна: «Са-ша (Ма-ша, Ми-ша, Ва-ся, Ко-ля итп), до-мой!». И этот/эта Са-ша (Ма-ша, Ми-ша, Ва-ся, Ко-ля итп) слегка повесив нос неохотно шел/шла домой ужинать, оставив в процессе какой-нибудь увлекательной игры своих друзей и подружек.
Другими словами, во второй половине ХХ века по всей стране была сформирована целая «дворовая культура», дети которой сейчас стали основой общества и родили уже новое ставшее «информационно-технологическим» поколение.
Да, времена изменились вконец. В эру бездушных бетонных высоток и мобильной связи никто из молодых мамаш, открыв металлопластиковое окно, не будет кричать своему ребенку во дворе, а просто позвонит. Многие мамы, наверное, даже не осмелятся отпустить 5-7 летнего ребенка играть одному во дворе – не знаю… Кто сейчас знает друг друга по именам ребят одного «бетонного» двора?
Мой приятель купил себе новую квартиру на бог-знает-каком этаже. Разумеется, его дом построен на месте, где раньше постыдились бы поставить голубятню, - на отрезке «суши» окруженном дорогами, путепроводами и эстакадами. На мое восклицание: «Так там же двора нет!», мой приятель довольный своим решенным «квартирным вопросом» ответил: «А где сейчас в Киеве строят дома с нормальными дворами под ними? Вокруг новостроек одни дороги да и только!»
Вот такие дела, мои выросшие во дворах современники, вымерла наша с вами «дворовая культура». Не знал я, что, не дожив и до 30-ти лет, буду так четко ощущать бег времени, смену уклада городской жизни с её безумным темпом. Живя сам в новом районе, состоящем из бетонных высотных «джунглей», не могу ощутить знакомого из детства чувства уюта, привязанности к новым домам, осознания каких-либо уединенных мест, где можно было б побыть наедине с собой. Напротив, всюду толпы людей, идущих утром к метро, а вечером обратно по одному и тому же маршруту.
Современные дворы набиты автомобилями, которых нередко паркуют и на зеленой зоне (а больше негде). На месте, где мог бы быть нормальный двор в лучших традициях моего детства, умудряются «втулить» стройплощадку для новой высотки, а протесты местных жителей, как правило, ни к чему не приводят. Откуда ж тогда взяться новой «дворовой культуре», если дворов как таковых уже не планируют?
Играть двор на двор в футбол сейчас вряд ли кто-то будет. В армию идти у пацанов желания мало, а когда кто-то женится – мало кто знает в округе имена молодоженов. Дай Бог, чтоб в лифте здоровались друг с другом.

«Дворовая культура» перестала существовать, а жаль…

Граффити нашего города. 1. Граффити нашего города. 2. Граффити нашего города. 3.

Улица Серова.

[ Смотреть. ]

           Париж, Итальянский бульвар

          Константин Коровин 1861-1939г.г.--яркий представитель русского импрессионизма, его живопись--значительное явление русской культуры. Серия картин, получивших названия "ПАРИЖСКИЕ ОГНИ", поистинне романтична. Состоит она из картин, создаваемых в разные периоды, часть картин было написаны в начале в 20 века. в первое его десятилетие, а часть, позже,в период с 1922 по 1939г., годы эмиграции и жизни в Париже. Глядя на ночные парижские пейзажи К.Коровина, погружаешся в таинственную среду жизни ночного города, с его ярко освещенными витринами, огнями уличных фонарей, которые создают колейдоскоп игры света и теней. Город представлен, как некое театролизованное зрелище, где зритель не участвует в городской суете, точно так, как зритель в театре не принимает участие в том, что происходит на  подмостках сцены. Для Коровина -художника театр и жизнь, жизнь и театр были всегда равнозначны.

           Подробнее о творчестве и судьбе художника см.

          http://kkorovin.ru/paris.php;  http://kkorovin.ru/biograf9.php 

[ Читать дальше ]  

Почему многие люди, особенно молодежь, из сел и районных центров перебираются в крупные города? Особенно желательно в столицу. Или как еще вариант заграницу.
Более или менее нравственно устойчивые люди бегут из сел и небольших городов от деградации и нравственного разложения. Каждое село, каждый небольшой город заполонили бары и пивные палатки. Народ бухает с самого утра и беспробудно. Пьянство, наркомания, а как следствие большой уровень преступности. При таких условиях сможет выжить только подвижник, только человек сильный духом и нравственно безупречен. Но сколько таких? Вот люди и бегут. Хотя сейчас уже и работа появилась в селах, если работать, можно даже зарабатывать больше чем в городе, при таких же затратах труда. При этом можно иметь свое домашнее хозяйство и ни в чем не иметь нужду, ни в чем необходимом для жизни. Но все равно молодежь бежит, потому как сама общественная среда гниет, заражая всех рядом живущих своим гноем. Поэтому люди стремятся уехать в города, лучше жить по съемным квартирам, лучше в чужом городе переносить одиночество, чем оставаться в своем и гнить вместе со всеми. В городе, пока еще, гниение не так заметно, особенно в мегаполисах. Или в них хотябы гниение кажется приятным на вкус и на вид.

Менее нравственно устойчивые люди и более решительны, уезжают в города чтобы устроиться в какое-нибудь русло и по его течению опускаться на самое дно. Сознательно или не сознательно, но человек понимает, что в городе можно деградировать и нравственно разлагаться гораздо шикарней, и торжественней, погибать "красиво" с музыкой.

Хотя все эта иллюзия и обман. Есть только одна Истина и эта Истина Господь-Бог Христос. А для кого нет Бога, для того и нет спасения. Куда бы люди не бежали, все равно кругом Ад. Истины не всякий еще достоин, много званных, но мало избранных, а остальные - неудачники, обречены на мучения в Аду, которые начинается уже здесь и от этого не убежать.

Как изобразить строгие, холодные урбанистические пейзажи большого города с четкими линиями, высотками, дорогами, нескончаемым автомобильным трафиком и толпами незнакомых и чужих друг другу людей поэтично? Нарисовать их акварелью. Но, пожалуй, мало иметь краски и уметь держать кисточку в руках, нужно почувствовать и извлечь эту поэзию из обыденности, где ее не каждый может рассмотреть.

Кристофер Леджер (Christopher St. Leger) – современный американский художник из Техаса со своим стилем. Городская культура, мальчишки-скейтеры и другие его воздушные, прозрачные сцены из простой уличной жизни могли бы происходить где угодно, не обязательно в Америке. Помимо всего перечисленного цветные города Леджера еще и здорово поднимают серое осеннее настроение. 

ПАНОРАМИ ПРОСТО ЗАХОПЛЮЮТЬ!

ГАРНЕ У НАС МІСТО!!!

От Carerra GT

Manfred Rapp was born in Germany in 1956 and began drawing at the age of four. By the time he was sixteen, he was already serving an apprenticeship as a graphic artist at a West German firm. After completing his apprenticeship, he began his career as a graphic designer and illustrator. He illustrated books and televised children's stories, along with designing posters for various performing artists such as Diana Ross, Barry Manilow, and Phil Collins. (С)

Morning-Light-Montmarte

[ Читать дальше ]
 

Наркомафия дирижирует властью?

Елена Любимова, 17 октября 2010

Во властных структурах и раньше было совсем не много порядочных людей, а сейчас воровство, казнокрадство и взяточничество стали у них своеобразной нормой поведения. К тому же, некоторые чиновники продались ещё и наркомафии... 



На фото – Егор Бычков, которого пытаются погубить за успешную борьбу с наркомафией…

На игле

Кирилл Бенедиктов

Процесс по делу Егора Бычкова – знаковый. Если суд встанет на сторону обвинения и даст человеку, который четыре года боролся с торговлей наркотиками в своём городе, пусть даже не двенадцать лет, пусть даже год лишения свободы, – это будет знак.

У меня был друг, который стал наркоманом. Поначалу он считал себя мистиком, интересовался изменёнными состояниями сознания, читал в оригинале Кастанеду и выращивал на подоконнике пейот. Потом начал экспериментировать с таблетками, варил смеси на основе эфедрина, сопровождая свои алхимические опыты рассуждениями о священном растении ариев соме. Закончил он, впрочем, банальным героином. У меня была знакомая девушка, которая стала наркоманкой. Её путь был короче и проще: она вышла замуж за парня, который плотно сидел на героине. Через полгода она уже колола наркотики себе в шею, потому что вены на руках «ушли».

Ещё один мой знакомый учился на врача-нарколога. Он с красным дипломом окончил медицинское училище, а потом мединститут. Он искренне хотел лечить наркоманов и алкоголиков. По роду своей деятельности он очень хорошо знал, как те или иные препараты влияют на психику человека, и в какой-то момент решил, что может принимать их без серьёзных последствий для здоровья. Возможно, из чисто научного интереса. Но сейчас он уже в третий раз лежит в клинике для тех, кого когда-то хотел лечить.

Многие из тех, с кем я обсуждал эту проблему, говорили о том, что у них есть друзья, знакомые, родственники, ставшие наркоманами. Количество наркоманов (не людей, пробовавших наркотики!) исчисляется, по данным Минздрава, сотнями тысяч, по оценкам профессионалов из Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) – миллионами.

В городе Нижний Тагил на Урале живёт 375 тыс. человек. По официальной статистике, в этом городе насчитывается около 30 тыс. наркоманов. То есть каждый двенадцатый. Если статистику Нижнего Тагила экстраполировать на всю Россию, мы получим страшную цифру в 15 млн. человек. К счастью, это не совсем так. В разных регионах страны ситуация с наркоманией варьируется от относительно благополучной до ужасной. В Нижнем Тагиле она ужасная.

Несколько лет назад среди подростков Нижнего Тагила был популярен лозунг «кто не колется – тот лох». Героин и прочую дрянь, не особо скрываясь, продавали цыгане, проживавшие в посёлке Кушва (знаковое название: на языке древних жителей этих мест, вогулов, Кушва означает «гнилая вода»). Кстати, о цыганах. Если кто-то решит, что они упомянуты здесь в целях разжигания национальной розни, то вынужден разочаровать: профессионалам хорошо известно, что значительная доля наркотрафика в России контролируется именно цыганскими семьями. Если раньше традиционными занятиями цыган считались попрошайничество и гадание, то теперь к ним прибавилась ещё и продажа наркотиков. Вообще в наркобизнесе существует нечто вроде «разделения труда» по национальному признаку, но это тема для отдельного исследования. Для нашей темы важно, что цыгане на Урале – это основные дилеры наркомафии. Соответственно, места их компактного проживания – главные источники наркотической дряни.

И вот в 2006 году в городе появился фонд «Город без наркотиков», который возглавил восемнадцатилетний парень Егор Бычков. Спортсмен, боксёр. Человек, для которого слова «здоровый образ жизни» были не пустым звуком. Подтолкнуло Бычкова к созданию фонда знакомство с Евгением Ройзманом – человеком, который активно и успешно борется с наркомафией на Урале уже одиннадцать лет.

Отступление: екатеринбургский прецедент

В 1999 году екатеринбургский бизнесмен Евгений Ройзман с друзьями основали первый в стране фонд «Город без наркотиков». Поначалу враги фонда пытались представить его филиалом известного ОПС «Уралмаш», но это было, конечно, не так. Когда в 2003 году на «Город без наркотиков» жёстко наехал екатеринбургский РУБОП, могущественный глава «Уралмаша» Александр Хабаров не сделал ничего, чтобы помочь фонду. ОПС «Уралмаш» давно не существует, Хабаров в 2005 г. был найден повешенным в камере СИЗО, а бывшая зона влияния «уралмашевцев» поделена между кавказскими преступными группировками. Все группы и организации, так или иначе связанные с «Уралмашем», оказались разгромленными или серьёзно ослабленными, в то время, как «Город без наркотиков» растёт и крепнет, несмотря на все усилия наркоторговцев и их покровителей из правоохранительных органов.

Это отступление понадобилось мне, чтобы показать: коррумпированной власти всегда выгодно представить своих противников «бандитами» и связать их с криминалом. Между тем, «Город без наркотиков» был, по сути, восстанием жителей Екатеринбурга против наркоторговцев. Ведь у простых, не облечённых властью граждан, тоже есть свои интересы. Они, например, не хотят, чтобы их дети садились на иглу, ценой своей жизни увеличивая сверхдоходы наркобарыг. Не хотят, чтобы милиция и прокуратура, которые должны с наркоторговцами бороться, «крышевали» их за мзду малую (хотя, судя по конкретным делам, не такую уж и малую). Беда только в том, что простые граждане, как правило, не организованы. Сидят на кухнях, жалуются друг другу на жизнь, мечтают: эх, всю бы эту наркомафию извести под корень! А наркомафия тем временем продаёт героин их детям, дети становятся наркоманами и превращают в ад не только свою жизнь, но и жизнь своих близких.

Но это всё до поры. Стоит появиться инициативной группе, которая готова вступить в реальную борьбу с наркомафией, граждане начинают шевелиться. Так было с фондом в Екатеринбурге. Когда Ройзман с друзьями опубликовали номер пейджера, на который можно было сбрасывать информацию о торговле наркотиками, то в течение только одного месяца на него пришло две тысячи шестьсот восемь сообщений (это было в 1999 году; на сегодняшний момент таких сообщений больше шестидесяти тысяч). При этом достоверность информации превышает 80%. Это, так сказать, нижний уровень общественной поддержки: номер пейджера набрать несложно, а персональной ответственности – никакой.

Но это ещё не восстание. Восстание – это когда сотни человек выходят на улицы по призыву борцов с наркомафией. Когда понимают, что вместе они – сила. И тогда сами собой исчезают нерешительность и страх перед коррумпированной властью. В Екатеринбурге Ройзману и его друзьям удалось вывести на митинг против наркоторговли несколько тысяч человек. После этого стало ясно, что как бы ни пытались очернить фонд средства массовой информации, мощная общественная поддержка ему гарантирована.

Так было и в Нижнем Тагиле. Когда Егор Бычков с друзьями организовал первую массовую акцию своего фонда, его поддержали сотни людей. Если быть точным, то сто пятьдесят. Эти сто пятьдесят человек приехали в цыганский посёлок Кушва, то самое место, откуда расползались наркотики по Нижнему Тагилу. Стучались в дома цыган-наркоторговцев и требовали, чтобы те прекратили свой преступный бизнес. Никакого нарушения законности, всё исключительно мирно. Но наркоторговцы запаниковали.

Этой акцией нижнетагильский фонд «Город без наркотиков» громко заявил о себе. А затем началась конкретная работа.

Противостояние

И в Екатеринбурге, и в Нижнем Тагиле такая работа построена по одному принципу: оперативники фонда вычисляют торговцев наркотиками, информацию об этом передают в ГУВД, ФСБ, ФСКН, и вместе с сотрудниками этих органов ездят на задержания. Контролируют весь процесс от начала до конца, обращая особое внимание на то, чтобы задержанные не были тут же отпущены следователями. Такое, к сожалению, случается, и довольно часто. Но сотрудники фондов держат руку на пульсе, сообщая обо всех подобных случаях в Управление Генпрокуратуры РФ по Уральскому федеральному округу и – для подстраховки – в СМИ.

Нижнетагильский фонд сразу же нажил себе влиятельных врагов в местном отделении Госнаркоконтроля. Это было связано с громким делом начальника второго отделения нижнетагильского УФСНК подполковника Олега Кравченко. Отдел Кравченко активно «боролся» с наркомафией, задерживая в год... трёх-четырёх торговавших наркотой цыган. Это притом, что в одной только Кушве таких наркоторговцев были десятки, и их имена и адреса были прекрасно известны Кравченко и его сотрудникам. Такая «эффективность» требовала хоть каких-то объяснений. И в какой-то момент новое руководство Госнаркоконтроля по Свердловской области этих объяснений потребовало.

В Нижнетагильском ГНК начались внутренние проверки. У Кравченко в машине был обнаружен героин. Кравченко отстранили от работы и попросили тихо уйти из наркополиции. На том бы, возможно, всё и кончилось, но Егор Бычков и его товарищи стали посылать запросы в окружную прокуратуру, собирали пресс-конференции, всячески привлекая внимание общественности к делу Кравченко. В результате, проверки в нижнетагильском ГНК возобновились, и через несколько недель его руководитель Александр Кокшаров вместе со своим заместителем Сергеем Шутовым и старшим уполномоченным Сергеем Тарасовым «ушли на пенсию». (Пенсионеру Тарасову незадолго до этого исполнилось 27 лет.)

А фонд Бычкова продолжал свою работу. И за первый же год его существования смертность от наркотиков в Нижнем Тагиле сократилась в два раза. В два раза!

Начались аресты цыган-наркоторговцев. И не просто аресты: сотрудники фонда не давали развалить дела на стадии следствия, доводили их до суда. В период с 2006 по 2008 год фондом совместно с правоохранительными органами было проведено более двухсот операций против торговцев наркотиками. По бизнес-интересам тагильской наркомафии был нанесён чувствительный удар.

Что делает мафия в таких случаях? Мафия отвечает.

В голливудских фильмах к герою-одиночке, борющемуся против коррумпированной системы, подсылают наемного убийцу. В популярном в позднесоветское время итальянском телесериале «Спрут» мафия натравливала на доблестного комиссара Каттани своего прикормленного адвоката Терразини.

Уральской мафии не потребовалось тратиться ни на киллеров, ни на продажных адвокатов. В 2008 году Егором Бычковым занялась нижнетагильская прокуратура.

Здесь необходимо остановиться и сделать необходимое пояснение.

Несмотря на то, что мало кто сомневается в заказном характере дела, возбуждённого против Егора Бычкова и его сотрудников, никаких доказательств этому, разумеется, не существует. Поэтому я не стану утверждать, что тагильские наркоторговцы пришли в прокуратуру и заплатили большие деньги за то, чтобы Егора Бычкова вместе с его фондом в городе больше не было. Единственное, что можно утверждать наверняка: действия прокуратуры удивительным образом сыграли на руку наркоторговцам, которым Егор Бычков очень мешал.

К деятельности фонда формально прицепиться было нельзя: все операции проводились совместно с правоохранительными органами, строго в рамках закона. Гражданское общество, ничего не поделаешь.

Но потом Егор Бычков вместе со священником Геннадием Ведерниковым организовал на территории церковного прихода в посёлке Северный реабилитационный центр для наркоманов. И автоматически подставился под удар.

Центр

Что такое реабилитационный центр? Это такое место, где человеку помогают освободиться от наркотической зависимости без применения лекарств. Ведь, согласно закону «О наркотических средствах и психотропных веществах», медикаментозным лечением наркоманов имеют право заниматься лишь государственные учреждения. На долю частных учреждений (включая частные клиники) остаются так называемые «реабилитационные услуги»: психотерапия и общее укрепление организма.

Говоря проще, реабилитационный центр – это место, где наркоманы «переламываются». Сделать это довольно сложно. Ведь наркоман в состоянии наркотического голодания, а тем более ломки не в состоянии думать ни о чём, кроме как о новой дозе. Поэтому редко какой наркоман даёт согласие на пребывание в реабилитационном центре: за него это, как правило, делают родственники.

Но российское законодательство запрещает принудительное лечение больных наркоманией. Законопроект, предусматривавший введение такого принудлечения для наркоманов и алкоголиков, похоронен в недрах Госдумы, похоже, что та же судьба ожидает законопроект о внесении изменений в Федеральный закон «О наркотических средствах и психотропных веществах». Суть последнего заключается в том, что несовершеннолетним больным наркоманией наркологическая помощь может оказываться как по их просьбе или с их согласия, так и без таковых (но с обязательным согласием их родителей). Хотя бы несовершеннолетним! Но даже такой половинчатый закон встречает жёсткое противодействие как со стороны правозащитников (как же! Возврат к тоталитарному обществу!), так и со стороны могущественных лоббистов наркобизнеса.

Между тем, «гуманный» закон в данном случае защищает права наркоманов (то есть людей неадекватных и общественно опасных), но попирает права законопослушных граждан (их близких)…

Родители тагильских наркоманов приходили в фонд Егора Бычкова и умоляли о помощи. Они платили деньги за то, чтобы их детей вылечили. Пять-шесть тысяч рублей. Стоимость реабилитации наркомана в частной клинике варьируется от десяти до пятнадцати тысяч долларов. Ясно, что Егор не намеревался озолотиться на реабилитационном центре. Тех денег, которые платили в кассу центра, едва-едва хватало на то, чтобы пациентов кормить.

В некоторых случаях наркоманы приходили в центр сами. В других случаях сотрудники фонда приезжали к наркоману домой и увозили его в реабилитационный центр. Силой. Наверное, это нехорошо. Наверное, это нарушение прав человека, когда приезжают крепкие ребята, скручивают человеку руки за спиной и увозят лечиться. Но только в том случае, если это человек, а не наркоман.

Наркоман – это всё-таки не совсем человек. И в биологическом смысле (у него другой обмен веществ), и в психологическом. Если общество согласно с тем, что убийц, насильников и воров надо изолировать, оно не должно лицемерно делать исключение для наркоманов. Потому что для наркомана ни убийство, ни насилие, ни кража не являются табу. Хорошо, давайте считать их больными. Но – общественно опасными больными. Наркоманов не нужно жалеть, их нужно лечить. И если наркоман не хочет лечиться сам, его нужно лечить насильно.

Егору Бычкову и отцу Геннадию удалось вылечить в своём центре сорок человек. Больше им вылечить не дали.

Как только Егор Бычков и отец Геннадий открыли реабилитационный центр, на них посыпались прокурорские и милицейские проверки, инспекции администрации города, лавина публикаций в официальных тагильских СМИ. В ходе этих проверок от находившихся на реабилитации наркоманов были получены заявления о недобровольном их нахождении в центре. Как это делалось? Элементарно. Находящегося в состоянии ломки наркомана спрашивали: – Ты хочешь продолжать реабилитацию? Или хочешь на свободу (читай – продолжать колоться). Догадаться, что ответит наркоман, было нетрудно.

На основании этих заявлений против Бычкова было заведено уголовное дело. И в один прекрасный день на допросе в прокуратуре Дзержинского района ему был поставлен ультиматум: либо до вечера ребцентр закрывается, либо «закрывают» самого Егора. И Егор сдался. А кто бы не сдался в его ситуации? Центр закрыли, всех наркоманов развезли по домам. Родственникам наркоманов идти стало некуда.

Но это было только начало. Прокуратура взялась за дело всерьёз. В 2009 году начался судебный процесс против Егора Бычкова и двух его сотрудников – Александра Васякина и Виталия Пагина. Их обвинили в похищении людей (не забудем, что они увозили наркоманов в ребцентр с согласия и по просьбе их родственников), незаконном лишении свободы, жестоком обращении с находившимися на реабилитации (истязание и побои). Процесс тянулся больше года, и подошёл к своему завершению этой осенью. Судья должна огласить приговор 6 октября.

А теперь самое главное. Прокурор Дзержинского района Нижнего Тагила Светлана Кузнецова потребовала для Егора Бычкова наказания в виде 12 лет лишения свободы…

Чудовище

Главная вина Бычкова и его друзей состоит в том, что они открыто бросили вызов коррумпированной системе. В том же Нижнем Тагиле существуют негосударственные реабилитационные центры, принадлежащие различным сектам. В некоторых из них люди удерживаются месяцами, при этом их родственники платят куда большие деньги, чем платили родители наркоманов, обращавшихся к Бычкову. И если наркоманы выходят из таких центров излечившимися от своей зависимости, это объясняется тем, что эта зависимость замещается другой, психологической (проще говоря, происходит зомбирование). Однако прокуратура такими центрами почему-то не занимается. Почему?

Возможно, потому, что они так или иначе встроены в коррумпированную систему. А фонд и центр Бычкова (так же, как и «Город без наркотиков» Ройзмана) возникли и существуют помимо этой системы.

Наркоторговцы платят продажным ментам и следователям, сектанты отстегивают прокурорам, финансовые потоки отлажены и приносят доход всем, инкорпорированным в систему. А организации, подобные «Городу без наркотиков» не платят никому и ни у кого не берут взяток. Они существуют сами по себе, они – реальная форма народного сопротивления коррупции и беспределу власти. И поэтому они опасны.

Сейчас сопротивление наркомафии в Нижнем Тагиле разгромлено. Фонд прекратил свою работу, реабилитационный центр уничтожен. Сам Егор Бычков сказал в своем последнем слове на суде: «Безусловной победой прокуратуры является то, что я больше никогда не буду заниматься реабилитацией наркоманов. С уверенностью заявляю, что реабилитационного центра фонда «Город без наркотиков» в Тагиле не будет никогда. Потому что мне хватило за последние два года ощутить на себе всю мощь государственной машины по борьбе с гражданскими инициативами».

Кто остался в выигрыше? Наркомафия и государство.

Наркоторговцы могут продолжать заниматься своим бизнесом, не опасаясь, что какие-нибудь неподкупные энтузиасты начнут ставить им палки в колеса. Государство в корне задавило опасный прецедент – создание гражданского института по контролю за своими функциями. Функциями, которые оно – государство – исполняет из рук вон плохо или не исполняет вообще.

Процесс по делу Егора Бычкова – знаковый. Если суд встанет на сторону обвинения и даст человеку, который четыре года боролся с торговлей наркотиками в своем городе, пусть даже не двенадцать лет, пусть даже год лишения свободы, это будет знак. Государственные органы и наркомафия заодно, по крайней мере, в Нижнем Тагиле.

Если Бычкова и его сотрудников оправдают, это тоже будет знак. Знак того, что не всё ещё потеряно. Что даже в коррумпированной системе есть честные люди, которые понимают, что остановить наползающую на страну катастрофу важнее, чем соблюсти чьи-то финансовые интересы...

Источник