Хоть как не печально это звучит, но наша жизнь коротка и рано или поздно мы все уйдем в небытие. Конечно, ни для кого не секрет, что все мы смертные, но каждый раз нам становится невыносимо больно, когда мы теряем близкого нам человека. Боль утраты настолько пронзительна, что не знаешь куда себя деть. И тогда приходят в голову мрачные мысли и стихи про смерть, написанные людьми, перенесшими тяжелую утрату.

Как и все в нашем мире имеет две стороны, так и стихи бывают , как веселыми и жизнерадостные, так и печальными и грустными. Стихи про смерть нужны людям для того, чтобы им было легче смириться со своим горем, чтобы мысленно проводить человека в последнюю путь и отпустить его от себя. Ведь это так важно, когда жизнь продолжается несмотря ни на что.

13. Роберт Жиль

В 2001 году американский турист скончался в одном из отелей на Филиппинах, рассматривая порнографические фото 21-летней женщины. 53-летний калифорниец настолько возбудился, что его сердце не выдержало такого испытания.

12. Сандра Ореллана

Женщина погибла, упав с гостиничного балкона, который находился на восьмом этаже здания. Причина – Сандра неудачно поменяла позу во время занятия сексом со своим боссом и, потеряв равновесие, перевернулась через перила.

11. Марио Буженау и его подружка

В 1999 году румынская футбольная звезда вместе с подругой не могли дотерпеть до нормальной постели и устроили отчаянный секс прямо в «мерседесе» футболиста в его собственном гараже. Правда, в порыве страсти Марио забыл выключить двигатель автомобиля. Оба умерли в объятиях от отравления выхлопными газами.

10. Кирстен Тейлор

Пенсильванская супружеская чета Тоби и Кирстен Тейлор регулярно «подзаряжали» себя элеткрошокерами и прочими электроприборами во время интима. Но в январе 2008 года случилось непоправимое – муж случайно убил жену, «приголубив» ее оголенным электрошнуром от банального фена.

9. Саси и Томио Хидака

Эти 34-летние японские мужчина и женщина ждали своей свадьбы долгие десять лет. Все это время они, как зеницу ока, холили и лелеяли свое целомудрие. И когда настал момент их первой брачной ночи, сердца обоих молодоженов не выдержали. Конец, достойный пера Шекспира…

8. Роза Вела

Для 22-летней перуанки поистине средневековая затея мужа стала роковой. Супруг, отправляясь в длительную командировку, надел на любимую … пояс целомудрия. Однако замок, которым он скрепил верность супруги, оказался ржавым. Поранившись железкой, Роза получила заражение крови и умерла.

7. Агибис Хунгао

В 2002 году некто господин Хунгао устроил в отеле Dragon (Манила, Филиппины) несколько необычный секс. В «групповухе» участвовали его жена и любовница. Но когда женщины с криком о помощи выбежали в лобби гостиницы, было уже поздно – любвеобильный Агибис умер от сердечного приступа. Врачи записали в заключении о смерти, что ее причиной стали «передозировка виагры и неумеренные сексуальные извращения».

6. Ганнибал Кантори

Цирковой дрессировщик животных в мае 1993 году задушил свою жену, а затем покончил жизнь самоубийством. По данным полиции Бухареста, где произошла трагедия, в предсмертной записке артист признался, что он не смог пережить ужас, который испытал однажды, застав свою супругу за занятием сексом … с лошадью!

5. Эдуардо Кристомар

Однажды после дикой попойки в августе 2002 года несколько мужчин из Антиполо (Филиппины), которые давно дружили друг с другом, устроили соревнование, чей пенис больше. На свое несчастье один из участников Эдуардо Кристомар с пьяных глаз стал громко высмеивать слишком, по его мнению, скромные «достоинства» одного из друзей. Тот был не менее пьян, и не долго думая, выхватил пистолет и разрядил всю обойму в голову обидчика.

4. Саймон Берли

Если кому-то взбредет в голову попробовать получить сексуальное наслаждение посредством неких приспособлений, то прежде чем начать экспериментировать, стоит проверить надежность приспособления. А вот этого как раз и не сделал 38-летний поклонник садомазохизма Саймон Берли. Он решил поиграть в повешение: сам встал на стул в качестве «приговоренного», а его подружка Элизабет Хэллам исполняла роль нацистского палача. Если бы только знал несчастный, что он может оказаться приговоренным без всяких кавычек, он наверняка не вручил бы «гестаповке» совершенно тупой нож, которым та не смогла вовремя перерезать веревку, насмерть затянувшуюся на шее Саймона.

3. Фрэнк Бартон

Есть ли возрастной предел для сексуальных извращенцев? Такой вопрос вызывает история смерти Фрэнка Бартона — 85-летнего жителя английского Хэмпшира. В 2004 году он был найден мертвым. Скончался старик во время … сексуальной садомазохистской игры. Полиция, которая явилась в дом Бартона по заявлению соседей, не видевших достопочтенного мистера Бартона два месяца, обнаружила тело с завязанным купальной шапочкой ртом (смерть наступила от удушья) и пенисом, сильно стянутым веревкой.

2. Анита Харолд и Ричард Ланг

Трагедия произошла в ноябре 2002 года. Влюбленная парочка отравилась за город в Восточном Йоркшире, чтобы заняться своим излюбленным совместным делом – сексом на заднем сидении автомобиля. На свою беду, они остановились на берегу речки и, забыв поставить машину на «ручник», предались любовным утехам. Их страстные движения были настолько энергичны, что машина сильно раскачалась и покатилась с горки прямо в реку. До сих пор никто не знает, что стало причиной смерти влюбленных – то ли невероятный секс, заставивший обоих забыть об элементарных мерах безопасности и выключивший напрочь всякое осознание реальности, либо заклинивший замок в дверях автомобиля…

1. Джимми Ферроццо и Тереза Хилл

«Condor» в Сан-Франциско стяжал славу не только первого в США бара, в котором был официально разрешен стриптиз, но и печальную известность места едва ли не самой нелепой смерти на сексуальной почве. ЧП случилось в ноябре 1983 года. Надо сказать, что в этом баре была одна «изюминка» — с потолка в центр большого танцевального зала во время вечеринок опускался белый рояль, на котором танцевали полуголые девицы. В ту роковую ночь, сразу после закрытия заведения, охранник Джимми и стрипт-танцовщица Тереза решили срочно заняться сексом, и непременно на крышке рояля. В процессе партнеры не заметили, как случайно привели в действие гидравлический механизм, который стал стремительно поднимать удобный для секса музыкальный инструмент к потолку. В результате Фероццо был раздавлен насмерть на месте, а его партнерша, оказавшаяся под мужским телом, с перебитыми внутренностями прожила еще несколько часов.

Музика: Анатолій Пашкевич
Слова: Микола Негода
Виконання: Держ. Черкаський український народний хор під керівництвом Анатолія Пашкевича. Солістка Ольга Павловська

Степом, степом йшли у бiй солдати.
Степом, степом даль заволокло.
Мати, мати стала коло хати,
А кругом в диму село...

Степом, степом розгулись гармати,
Степом, степом — клекiт нароста...
Степом, степом падають солдати,
А кругом шумлять жита.

Степом, степом поросли берiзки,
Степом, степом сонце розлилось...
Степом, степом — встали обелiски,
А кругом розлив колось.

Степом, степом — людям жито жати,
Степом, степом даль махне крилом...
Мати, мати жде свого солдата,
А солдат спить вiчним сном.

Слухати

Гифки. Неудачливая смерть

Гифки. Незадачливая смерть (реклама службы спасения).

Щурон пал. Не исключено, что смертью храбрых.

Помним. Любим. Скорбим.



Уже охладевший трупак Щурона не передаёт всей трагичности ситуации. Причина смерти не установлена. Предположительно, старость Щурона.

Щурон будет похоронен на кладбище домашних животных в километре от Левобережной (в сторону Березняков).

Подобно большинству одарённых людей, Ника Турбина имела трудный характер, который, как и поэтический дар, обнаружился у неё в детстве. Вся она была сплав этих двух компонентов – таланта и характера, которые, проявляясь в том или ином соотношении, чаще усложняли её и без того непростую жизнь. Это ощущали окружающие Нику люди, в первую очередь близкие, да и она сама. Ощущали все, но лишь немногие понимали, что выше сил человеческих нести ту психологическую ношу, которую судьба, как набитый свинцом рюкзак, взвалила на плечи ялтинской школьницы и с годами лишь увеличивала этот груз.

В конечном счёте судьба Ники Турбиной случилась трудной, как её характер, трагической и короткой, как её стихи, что «само по себе и не ново» для поэтов такого уровня. Но судьба эта была ещё и уникальной, ибо на вершине славы Турбина оказалась не в конце, а, наоборот, – в начале жизни.

Судите сами: стихи девочки-первоклассницы с подачи Юлиана Семёнова напечатала «Комсомольская правда», через год в Москве выходит первая книга её стихов с предисловием Евгения Евтушенко (кстати, до сих пор единственным, на мой взгляд, глубоким и доброжелательным анализом творчества Ники), затем – она становится участницей международного поэтического фестиваля «Поэты и Земля» в Италии, на котором её наградили «Большим Золотым Львом Венеции», а дальше – поездка в Соединенные Штаты, где она встречалась с Иосифом Бродским…

Вторая же половина жизни Ники Турбиной прошла, увы, в бесславии и безвестности. «Я всё сказала о себе в стихах еще ребёнком, – писала Ника, – тело женщины мне не нужно было».

Многие полагают, что трагедия Турбиной заключалась в том, что она в двадцать семь лет не могла писать лучше, чем в семь. Не совсем так, точнее, совсем не так! Если бы в конце жизни она написала то, что в семилетнем возрасте, может быть, это не вызвало бы таких восторгов и эпитетов в её адрес, так как тогда речь шла бы о талантливых взрослых стихах взрослого человека. А вот взрослые (да ещё какие!) стихи девочки воистину потрясают. Ведь нас всегда дивят недетские рассуждения детей, а здесь – недетские стихи девочки, по сути ребёнка. Это, мне кажется, удивительнее, нежели прекрасные стихи для детей пожилого автора.

Кроме того, на основании чего в большинстве публикаций делается вывод о затухании с возрастом поэтических способностей Ники? Только лишь на основании образа её жизни? Или потому, что новые стихи в периодике почти не появлялись, новые книги после «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…», изданной в 1991 году, не выходили? Здесь нет корреляции: можно писать, но не публиковаться, сознательно или в силу иных причин. И Турбина писала, до самой смерти, в тетрадях и на клочках бумаги, ручкой, карандашом и губной помадой. Не могла не писать. Хотя был период, о котором она сказала: «Я начинаю ощущать, что бросила меня строка».

Дар Божий у Ники не угасал, просто вектор его ещё больше смещался в сторону грусти, безысходности, ухода из жизни:

Асфальт ночью горячий.
Пятки уже прирастают к земле.

Это такая

тяжёлая

Дорога

до

крематория.

Рядом с этими строками в общей тетради в клетку – рисунок автора: извилистая дорожка к домику с трубой, из которой идёт дым.

Перечитайте также её записки, датированные несколькими последними годами жизни: «Стихи пошли, как ливень дождевой», «Думаю о стихах. Стараюсь найти новую форму…», «Меня преследовала первая строфа. Она убойной силой… ломилась и ломала дверь, туманя мозг мой слабый, укрепляя душу…» и т.д.

Интересно, что, родившись в Ялте, Ника практически ничего не написала о море, к которому в школьные годы часто убегала в одиночку – наверное, потому, что на берегу ей, астматику, легче дышалось. Но задыхалась Ника не столько от астмы, сколько от окружающей действительности. Для неё «что-то хрустнуло в фальшивом мире», в котором проходила её земная жизнь. Однако, живя в нем фактически, она в то же время пребывала в своём, доступном лишь её рассудку мироздании, представляя, что «расписанные звёздами тропинки» судьбы начинаются от окна её комнаты на четвёртом этаже дома по Садовой улице. Окно как бы разделяло для неё два мира. Поэтому Ника с детства любила сидеть на подоконнике. Сидела она на нём и в последние мгновения своей жизни:

                           Как по площадке детской песочницы,

                           Блуждаю по колкому окну.

Ножницы, дайте ножницы,

Ненужную перерезать пуповину мою.

 «Киллер-судьба» дала ей эти ножницы 11 мая 2002 года.

Ничем не отличалась Ника от своих сверстников только в школе. Дома же она постоянно ожидала звук, посещавший её по ночам; он был не вдохновением, а сигналом свыше, который, пройдя через неё, превращался в стихи, зачастую короткие, потому что каждая строка несла нечеловеческую нагрузку:

Тяжелы мои стихи –

Камни в гору.

Вот что об этом своём состоянии писала сама Ника: «Я звук ждала. Он приходил. И наполнялась я энергией чудовищного мига, непонятного, как рожденье человека».

Если же звук не приходил, Ника невероятно нервничала, не спала до утра и уставала настолько, что иногда вынужденно пропускала занятия в школе. Она была как бы проводником между небесами и землёй, между Всевышним и людьми. В реальном же мире ей трудно было ориентироваться. Понимая это, её мама, Майя Анатольевна Никаноркина, и бабушка, Людмила Владимировна Карпова, которых Никуша, как они её называли, обожала, заменяли ей поводыря.

Примерно в середине жизни Ника Турбина оказалась в Москве. Новый огромный город, новое окружение, новая жизнь. Находиться рядом с ней постоянно не мог никто. Поэтому она порой «делала много ошибок, дулом направленных на себя». Иногда это было осознанно, иногда – нет, но часто – знаком протеста против того, что её как поэта забывали, печатали не её стихи, а сплетни о ней, избегали общения и не отвечали на телефонные звонки.

Будь у Ники, как прежде, поводырь, она бы уверенно шла за ним. Но поводыря не было. Были многие, ненадолго бравшие на себя эту роль, но с ними Ника лишь сбивалась с дороги:

                           Брожу по жизни,

Словно маленький ребёнок

По белой простыне,

Бросая душу

В пропасти надежд.

Девочка, по её выражению, «была изначально больна непониманием времени, людьми, не разбиралась в себе сама». Эпизодически она училась в институте культуры, снималась в кино, выезжала за границу, выходила замуж, навещала Ялту, пробовала себя на радио и телевидении. А еще – влюблялась, увлекалась режиссурой и, конечно, писала, не только стихи, но и записки, прочитав которые, кое-кто из считавших себя её ангелами-хранителями узнают, как их оценивала Ника Турбина и что в то же время она думала о себе и о своей жизни, которую, по её словам, «растренькала смеясь, тусуясь с ворами души моей».

К сожалению, я не знал Нику лично и потому живу с ощущением, что если бы мы встретились, то мне не пришлось бы писать о ней сейчас в прошедшем времени:

                           Диво-девочка, Ника-Никушка,

Что тебе предсказала кукушка?

Неужели она по секрету

Кануть юной пророчила в Лету?

Неужели была ей охота

Напророчить два майских полёта

Из окошка в московской квартире?

Ты служила мишенью, как в тире,

Для стрелков, что умели вприсядку

Бить без промаха в душу-десятку...

Я от мысли едва ли не вою,

Что тебя не увидел живою

И к тебе не явился воочью,

Словно звук, ожидаемый ночью.

В судьбе Ники Турбиной отразились все «добрые традиции» отношения нашего общества к таланту: при жизни – если не травля, то забвение, после смерти – если не запоздалое восхищение, то спекуляция причастностью к судьбе творца.

Как в воду глядела Ника, написав: «Когда умру, тихо станет. Те, кто любил меня, от горя напьются. Кто зло таил, напишут каверзные слова, обрадованные, что вновь в печати можно засветиться».

Ранний уход поэта из жизни усиливает впечатление от написанного им. Особенно, если уход этот был предопределён самим поэтом еще в дошкольном возрасте. Ника Турбина жила с таким предчувствием более двадцати лет, она не однажды и по-разному пыталась свести счёты с жизнью, но давший ей свою искру Господь не торопил события и снова дарил ей время на реанимацию души и тела:

 

Я не хотела умирать.

Летать пыталась – не свершалось,

А умерла, то потешалась

Над бренной дерзостью мечты.

Сравните две судьбы – Ники Турбиной и Владимира Высоцкого. Последнего уничтожали тем, что вообще не публиковали, чему он огорчался до слёз. Нику же публиковали с семи лет, у неё вышли две книги стихов, и обе в Москве, она выступала по Центральному телевидению, о ней писали, говорили, её возили, приглашали, носили на руках – и вдруг всё это резко прекратилось. Выдержать такой контраст в юности психологически труднее, чем лавину славы в детстве.

В конечном счёте оба – Высоцкий и Турбина – ушли молодыми и встретились на Ваганьковском кладбище.

Ника ушла из жизни двадцатисемилетней, в лермонтовском возрасте. Но если Лермонтов был убит сразу и одним человеком, то Нику убивали долго и многие, пулями невнимания, непонимания, равнодушия, зависти к её таланту, молодости, внешности. «Родилась я, – писала она, – уже птицей раненой. А набросились все, ровно солнце я затмила».

Она не хотела уходить из жизни и цеплялась за неё, как за подоконник окна, с которого от неловкости случайно соскользнула и на мгновение зависла со стороны улицы. Путь Ники в бессмертие был равен расстоянию от окна пятого этажа до земли:

Каждою клеткой тела

Девичьего дрожа,

Ты над Москвой летела

С пятого этажа.
Господи, как нелепа

Гибель от высоты.

Не из окна – из неба

Выпала, Ника, ты.

Видимо, годы вышли

Все на твоём веку,

Если тебя Всевышний

Не удержал вверху.

В ласточку-одиночку

Превращена судьбой,

Ты долетела, точку

Ставя сама собой.

Конечно же, книга «Чтобы не забыть» должна была появиться раньше, но слава Богу, что наконец-то вышла, чтобы напомнить всем о жившей недавно рядом с нами Нике Турбиной, Поэте с большой буквы, и познакомить с её творчеством новое поколение, ибо на родине последняя книга Ники была издана почти два десятилетия назад.

Первым шагом на пути к этой книге было издание в 2003 году пьесы «Ника» Людмилы Карповой, бабушки поэта. При подготовке и редактировании рукописи я окунулся в жизнь семьи, её уклад, круг общения, мир интересов, многократно перечитывал неопубликованные стихи и записки, каждый раз – и это первый признак таланта неординарного – по-новому воспринимая мысли автора. Всё это происходило в ялтинской квартире на улице Садовой, в которой Ника 17 декабря 1974 года родилась и провела полжизни, где она незримо присутствовала в гостиной, когда мы колдовали над пьесой и, забегая вперёд, обсуждали её книгу.

Наряду с известными стихами Ники Турбиной, в книгу включены также её неопубликованные стихи. Это далеко не всё, что до сегодняшнего дня было сокрыто от глаз читателя. Читая их, нетрудно убедиться, насколько они ёмки, невзирая на краткость. При этом не смущают ни отдельные огрехи формы, ни слабые рифмы или их отсутствие, равно как и порою сбивчивый ритм. Всё это второстепенно перед озарёнными оптимизмом строками:
                         Улыбки развешу по стенам жилья,

На стол доброту моих рук набросаю,

Двери настежь открою для друзей ли, врагов –

Счастьем надо делиться. 

Ей достаточно было всего двух строк, чтобы описать собственную судьбу и судьбу своих стихов:

Я – мать-одиночка

У моих стишочков.

Впервые читатель познакомился и с замечательными записками в прозе «Чтобы не забыть», представляющими собой дневниковые размышления Ники Турбиной в последние годы её жизни. Зачастую эти записки – прекрасные белые стихи, как, например, «Не надо слов, они не существуют...» Своего рода прозаические миниатюры, они являются не только дополнением к стихам Ники, но и к нашим представлениям о ней, уже взрослой, размышляющей о современной жизни, любви, творчестве, взаимоотношениях между людьми, отношении к Богу. Хотя записки и разноплановы, но, как и в стихах, здесь явно присутствует свой стиль, в первую очередь заключающийся в своеобычных расстановке и сочетании слов в предложениях. Вначале это кажется странным, но постепенно, по мере чтения, понимаешь, насколько такой приём органичен для автора.

Нет у меня не преданных друзей,

Но есть друзья предавшие однажды.

Их имена на знамени бумажном,

Сдаваемых без боя крепостей.

Есть только слово вечное-люблю,

Есть только сердце в помертвевшей боли

И я сожму тоску в свои лодони

И у обрыва встану на краю.

Обрыва необорванная нить

И небо без конца и без начала

И я сожму тоску, чтоб не кричала

И отойду, чтобы хотелось жить.

К сожалению, многие стихи и записки Ника сожгла.

В книге «Чтобы не забыть» всё, даже название, написано самой Никой Турбиной, она просто не составляла её, скорее всего, не думала об этом или не могла по разным причинам. Написать за Нику невозможно, можно только за неё объединить это невозможное под одной обложкой, что и было сделано к 30-летию поэта.

Не сомневаюсь, что так же, как когда-то Господь подарил Нике свою искру, он уже подарил ей частицу своей вечности, у которой «нет предела, есть только время на выход». Да иначе и быть не может, ведь всего за треть обычной человеческой жизни Ника Турбина успела
                           Расстегнуть все застежки души,

Согревая людей потаённою силой

Великой любви.

Александр Ратнер
Иллюстрации:
фотографии Ники разных лет;автограф на первой книге «Черновик» (Москва, «Молодая гвардия», 1984):«С любовью. Ника Турбина. 1995 г. Москва – Ялта».

Драмтеатр на углу пустынной улицы
и тупика, заросшего сорными идеями, как травой,
Две колонны, предбанник, старушка хмурится:
Тут всё умерло, а ты, погляди, живой.
От звонка до звонка тут график нечёткий,
Кто придёт – тому и поклон в подол.
Вчера в это время был смотр мастеров чечётки,
Сегодня живых не ждали, а ты пришёл.
Что умеем? Поём? Или, может, пляшем?
Под чужую дудку или под свой баян?
Режиссёр слегка надушен, едва напомажен
И решительным образом в стельку пьян.
Пожимаешь плечами. Умею немного
Врать не буду – совсем не умею врать
Знаю, как плыть по течению, идти нога в ногу
И эффектно на публике умирать
Режиссёр  уже не раз рассматривал похожие лица:
Чтобы брать за живое недостаточно быть живым...
А вот умение сдохнуть может нам пригодиться
Репетируй, а дальше – мы поглядим
У тебя с собой – лишь краткий намёк на совесть
Белыми нитками шита твоя расписная жизнь... 
Партитуры честности быстро пришли в негодность
Роль на кону - на кой ляд  тебе этот анахронизм?
Ты шлифуешь умение искренне падать
И закатывать белые очи под скальп
И мыслишку лелеешь, мол, вот прославлюсь -
и на пляжи Анап и Тегусигальп
Но чем дальше, тем проще становится падать,
тем естественней бледность живого лица...
А смотреть не идут - и к уму вдруг приложится гадость:
"Режиссёр-то слукавил тебе, пацан!
Твоя роль, и твоя основная задача –
умереть. Не для славы. Но просто так.
суметь - для себя, однажды,
так как
театр для зрителей
не предназначен"

В таких випадках я не знаю, в якому кутку моєї душі видобути співчуття, при всьому бажанні бути людяним і відчувати бодай крихту жалю. Тут, здається, Бог знає, що робить. Має ж існувати якийсь природний процес самоочищення людства від людського "сміття".

Але можна піти далі і запитати, на чиїй совісті це огидне закінчення цього повністю позбавленого сенсу "життя". Адже навіть життя (та специфічний спосіб його завершення) мусульманки-смертниці має більше сенсу.

Так само, як не схильний жаліти, я в найменшій мірі схильний винуватити цю молоду особу у власній смерті. Просто в цьому випадку наше квітуче суспільство з його "демократичними" інститутами, прогресивними радіо-телебаченням, інтернетом, виявилося вправним учителем. А Вікторія - напрочуд старанною ученицею у засвоєнні нелюдського модусу життя. Що ж, лишається привітати її, не знаю, чи з першою, але певно з останньою перемогою у цій науці.

А ось кого мені шкода.
Живих, що марнують життя у подібний спосіб. Поки що живих...