Память - странная штука. Хотя бы потому, что ею сложно управлять. Самое первое мое воспоминание, которое скорее похоже на сон, - это наша собака. Не мама, не папа, не сестра, не бабушка и не дедушка. А именно "Джилька" - большая дурноватая собака, названная в честь вредной героини одного из многочисленных мексиканских сериалов. Мы ее завели, когда переехали в начале 90-х из страдающего нехваткой продуктов Киева на небольшой хутор в Ростовской области.
Одним из любимых ее занятий было валить меня лапами на землю и облизывать. Мне рассказывали, что я всякий раз при этом кричал, но в памяти у меня лишь осталось большая вытянутая морда на фоне синего неба, влажный длинный язык да подрагивающий от дыхания нос.

Память сама выбирает что помнить, а что - нет. Когда я был подростком, то мне не нравилось быть в компании своих одногодок. Уж слишком стыдно было слушать те глупости, которые они обсуждали.

До сих пор помню как на секции легкой атлетики (которой я довольно долго и напряженно занимался - 2 командное место на всеукраинских соревнованиях "Старты надежд") мне пришлось драться за правильное название добермана-пинчера.

- Доберман-пикчер! - Кричал мне наш лучший бегун на 1 километр, веснушчатое лицо которого краснело при каждом удобном случае. - Пикчер, а не пинчер!

Наблюдавшие за спором сокомандники издали одобрительный гул, выражая ему поддержку. Нет, они не думали что он прав. Просто я слишком много умничал и был почти отличником, не дотягивая только по украинскому языку.

- Ты - идиот! - Воскликнул я в сердцах, ни на секунду не сомневаясь в своей правоте, после чего получил удар в скулу с которого началась смешная детская потасовка. Хотя, конечно, в тот момент я не воспринимал юмора ситуации.

Поэтому как только у меня появлялась возможность я старался общаться с людьми постарше. Мне до сих пор с тоской вспоминается то чудное время, когда найти умного человека было делом простым и несложным. Подростком я несколько сезонов подряд ездил на рок-фестивали в Крым. Тогда весь поиск хорошей компании сводился к простому "пьют/не пьют". А после этого сиди у костра и слушай.

Конечно, мне приходилось внимательно следить за тем, что я говорю. Очень уж не хотелось сморознуть глупость.
Ведь память превосходно запоминает то, за что потом бывает стыдно.

Это было на одном из фестивалей на мысе Тарханкут. Помню, я сидел прямо под сценой. Был полдень и люди, начавшие приходить в себя после многочасового слэма, бесцельно, как казалось со стороны, бродили по лагерю. Ко мне тогда подсел один знакомый лет 18-и, у которого в то время (как я сейчас понимаю) были приступы бунтарского цинизма.
- Хочешь винограда? - Он протянул мне большой кулек с кишмишем.
- Да, спасибо. - Ответил я и с подчеркнуто философским видом посмотрел в сторону гладкого как стекло моря - в тот день была необычайно тихая погода.
Молчание затягивалось.
- Жаль, что Клиф Бёртон умер. - Немного невпопад озвучил я недавние размышления.
- Да ну? - Насмешливо протянул знакомый.
В этот момент я понял, что все это прозвучало слишком пафосно и как-то "по-детски".
- Ладно, я пошел. - Он отломил мне ветку винограда и величественной походкой двинулся в сторону берега.

Прошло время и мне уже не стыдно за эту непонятно почему выбранную Памятью ситуацию. Прошло время, а мне до сих пор жаль, что Клифф умер так рано.

                          



© Mike911

Расскажу эпизод из счастливого школьного детства.

Наш буфет во время перемен выдерживал невероятный натиск голодных и орущих во все глотки школьников. Мигом выстраивалась очередь и было счастьем достояться в ней до конца перемены, чтобы ухватить вожделенный пирожок, "сметанник" за 10 (!) копеек, "слойку" или "язычок".

Часто бывало так, что наглые старшеклассники с длинными руками просовывались через наши  головы и первыми добывали себе пропитание. Мы, первоклашки, сжимали в потных ладошках мокрые копейки и изо всех сил тянули руки, но толстая и почему-то всегда красная и потная  буфетчица нас не замечала.

И вот, наконец, очередь подошла. Но остались только булочки.

"С чем булочки?", - спросили мы с подружкой.

"С таком", - ответили нам.

С "таком" мы не пробовали никогда. Мы ели булочки и все заглядывали в середку - где же этот самый "так" ? Но булочка закончилась, а "така" в ней не оказалось. Было так обидно. Тетя-буфетчица нас обманула.

Дома я пожаловалась маме. В надежде на сочувствие.

Но мне объяснили, что "так"- это так. Ничего, одним словом.
Я всю жизнь помню эту историю. Сама даже не знаю, почему...

 

Детство – это то, что мы потеряли во времени, но сохранили в себе.  

(Эльчин Сафарли, писатель, журналист. «Я вернусь»)

 Детство безвозвратно утеряно. Как ты не хватайся за подол его
ускользающего плаща. Утеряно и упущено. Помаши ручкой, отвернись,
всплакни и дуй домой, напоследок грюкнув тяжелой дверью.
 Обида от
утери велика. Тускнеют, а то и вовсе исчезают воспоминания. Глупеют
шутки столь в столь любимых мультфильмах «Диснея», а музыку в новых
фильмах попросту не замечаешь. Кассеты, неуклюжие, грубые кассеты
доживают свой век в сыром гараже. Нет нужды стыдливо переключать канал
во время эротических сцен – это не мама, а жена подкралась сзади и
целует в щеку.
 Как? Как мы проморгали его? Почему не держали, пряча
под горсткой фломастеров и грязно-зеленого пластилина под кроватью.
Почему не пустились за ним босиком по лужам и крапиве?
 Детство
уходило этапами. Это было заметно, но почти безболезненно. Сначала
волной смыло веру в говорящих животных, затем в реальность сказок
вообще. Вслед за ними, не попрощавшись, встали и ушли одноглазые,
выцветшие на солнце мягкие игрушки. Пропал интерес к пробежкам под
ливнем от подъезда до подъезда, поеданию неспелых фруктов и поездкам к
бабушке на лето.
 А вот окончательная его утрата ударила по вискам и
сжала грудь тугой веревкой. Все разом рухнуло: несуществующие замки,
домики на деревьях и опасные вылазки на стройку. Нет, детство ушло не
само по себе. Оно прихватило с собой детскую дружбу, отвагу, задорное
безрассудство и жажду приключений. Да, оно забрало с собой еще страх
темноты, веру в посаженный кинескоп телевизора от долгой игры на
приставке, при этом наградив интересом к женскому полу, именной
пластиковой карточкой, возможно – машиной или, на худой конец, хорошим
чувством юмора.
 Детство было под рукой. Мы слышали его, чувствовали и
стремились поскорее с ним расстаться, бросить его. Бросить хитро,
рассчитывая просматривать «Утиные истории» как в старые времена, спать
по выходным, сколько захочется, и носиться с мячом по пыльному полю, где
воротами нам служили две короткие палки и хорошее воображение. Что-то
пошло не так. Обманом и подкупом детство само бросило нас, посмеялось и
ушло. Может, к кому-то другому, а может – и на вечный покой. Оставило
после себя горсть воспоминаний, скорее похожих на тени и эхо давно
ушедших лет, несколько уже ненужных книжек, неуловимое, но постоянное,
измазанное шелковицей и вареньем счастье. Веру в бесконечность этого
прекрасного времени.
 Тяжело простить детству предательство, пусть мы
и сами его предавали раз за разом, стремясь вырасти наперегонки с
ребятней из соседнего двора.
 Но догнать и ощутить детство можно. Не
целиком, лишь от части. Вот оно улыбается и хлопает в ладоши. Смотрит на
тебя доверительно. Словно и не было взаимных обид много лет назад. Оно
простило, а ты его быть может даже не узнал, ведь теперь оно не совсем
твое. Однажды утром оно подкрадется поближе и поделится с тобой
частичкой утраченного, неуверенно поздоровается, в надежде на то, что ты
его узнаешь. Скажет тихо и, как бы, совсем невзначай. Скажет то, что ты
так долго от него ждал: «Па-па».

Нашла на компе. Не знаю кто автор, но цепляет... Я тоже так хочу)))

А давай наперегонки до горки? – предложил он ей, предвкушая победу.
- Неа. – отказалась она – Воспитательница сказала не бегать. Попадет потом.
- Струсила? Сдаешься? – подначил он ее и засмеялся обидно.
- Вот еще. – фыркнула она и рванула с места к горке.
Потом они сидели в группе, наказанные, под присмотром нянечки, смотрели в окно как гуляют другие и дулись друг на друга и на воспитательницу.
- Говорила тебе – попадет. – бурчала она.
- Я бы тебя перегнал обязательно – дулся он – Ты нечестно побежала. Я не приготовился...

- А спорим я быстрей тебя читаю? – предложил он ей.
- Хахаха. – приняла она пари – Вот будут проверять технику чтения и посмотрим. Если я быстрее – будешь мой портфель до дому и до школы таскать всю неделю.
- А если я – отдаешь мне свои яблоки всю неделю! – согласился он.
Потом он пыхтел по дороге с двумя ранцами и бурчал:
- Ну и что! Зато ты не запоминаешь что читаешь и пишешь медленнее. Спорим?...

- А давай поиграем. – предложил он – Как будто бы я рыцарь, а ты как будто бы дама сердца.
- Дурак. – почему-то обиделась она.
- Слабо? – засмеялся он – Слабо смущаться при виде меня? И дураком не обзываться тоже слабо.
- И ничего не слабо. – повелась она – Тогда вот чего. Ты меня тоже дурой не обзываешь и защищаешь.
- Само собой – кивнул он – А ты мне алгебру решаешь. Не рыцарское это дело.
- А ты мне сочинения пишешь. – хихикнула она – Врать и сочинять – как раз рыцарское дело.
А потом он оправдывался в телефон:
- А не надо было себя как дура вести. Тогда никто бы дурой и не назвал. Я, кстати, и извинился сразу...

- Ты сможешь сыграть влюбленного в меня человека? – спросила она
- С трудом. – ехидно ответил он – Я тебя слишком хорошо знаю. А что случилось?
- На вечеринку пригласили. А одной идти не хочется. Будут предлагать всякое.
- Нуу.. Я даже не знаю.- протянул он.
- Слабо? – подначила она.
- И ничего не слабо. – принял он предложение – С тебя пачка сигар, кстати.
- За что? – не поняла она.
- Эскорт нынче дорог. – развел руками он.
А по дороге домой он бурчал:
- Сыграй влюбленного, сыграй влюбленного. А сама по роже лупит ни за что... Влюбленные между прочим целоваться лезут обычно…

- Что это? – спросила она.
- Кольцо. Не очевидно разве? – промямлил он.
- Нибелунгов? Власти? Какая-то новая игра затевается?
- Угу. Давай в мужа и жену поиграем. – выпалил он
- Надо подумать. – кивнула она.
- Слабо? – подначил он.
- И ничего не слабо. – протянула она - А мы не заигрываемся?
- Да разведемся если что. Делов-то. – хмыкнул он.
А потом он оправдывался:
- А откуда мне знать как предложения делаются? Я ж в первый раз предлагаю. Ну хочешь еще раз попробую? Мне не слабо.

- Сыграем в родителей? – предложила она.
- Давай. В моих или в твоих? – согласился он.
- Дурак. В родителей собственного ребенка. Слабо?
- Ого как. – задумался он – Не слабо, конечно, но трудно небось..
- Сдаешься? – огорчилась она
- Не,не. Когда эт я тебе сдавался? Играю, конечно. – решился он.

- Усложняем игру. Ты теперь играешь в бабушку.
- Правда? – не поверила она.
- 3900. – кивнул он – Пацан. Слабо тебе в бабушку сыграть?
- А ты в данном случае во что играешь?
- В мужа бабушки. – засмеялся он – Глупо мне в бабушку играть.
- В де-душ-ку. Как бы ты тут не молодился. – засмеялась она – Или слабо?
- Куда я денусь-то...

Она сидела у его кровати и плакала:
- Сдаешься? Ты сдаешься что ли? Выходишь из игры? Слабо еще поиграть?
- Угу. Похоже что так. – ответил он – Неплохо поиграли, да?
- Ты проиграл раз сдаешься. Понял? Проиграл.
- Спорное утверждение. – улыбнулся он и умер.

 

Берегите своих детей,
Их за шалости не ругайте.
Зло своих неудачных дней
Никогда на них не срывайте.
Не сердитесь на них всерьез,
Даже если они провинились,
Ничего нет дороже слез,
Что с ресничек родных скатились.
Если валит усталость с ног
Совладать с нею нету мочи,
Ну а к Вам подойдет сынок
Или руки протянет дочка.
Обнимите покрепче их,
Детской ласкою дорожите
Это счастье ? короткий миг,
Быть счастливыми поспешите.
Ведь растают как снег весной,
Промелькнут дни златые эти
И покинут очаг родной
Повзрослевшие Ваши дети.
Перелистывая альбом
С фотографиями детства,
С грустью вспомните о былом
О тех днях, когда были вместе.
Как же будете Вы хотеть
В это время опять вернуться
Чтоб им маленьким песню спеть,
Щечки нежной губами коснуться.
И пока в доме детский смех,
От игрушек некуда деться,
Вы на свете счастливей всех,
Берегите ж, пожалуйста, детство