#TanyaAdams
Хочу написать о наибольшем своём откровении детства.

Начну с того, что я была обычной такой девочкой, без больших голубых глаз, белоснежных носочков и упругих локонов, цвета спелой соломы. 
Ну т.е. все мои карандаши были погрызаны, тетрадки покаляканы, ранец забит огрызками яблок, и дневник был больше красным исписан, чем синим.
А в карманах я хранила рыжих волосатых гусениц с каштанов, для запугивания одноклассниц. Если втихаря положить гусеницу на голову впереди сидящей девочки, урок перестанет быть нудным. 
На любой коллективной школьной фотке обязательно есть такое недоразумение, которое забыло надеть белый фартук, а все другие девочки не забыли. У него коленки в зелёнке, тоскующий взгляд и как зря завязанный бант сполз на лоб.
Но меня всё это ваще не парило. Я же не осознавала своё несовершенство.
А потом в класс пришла новенькая. 
Она была прекрасна вся. 
Её даже звали прекрасно- Инга. И ни в какую «танюху» её имя не переделывалось…
Инга была дочерью кочующего офицера савецкой армии. Мимолётным виденьем.
Она пришла, расплющила наше бытие и ушла в закат…
Ну во-первых у неё был фартук из фатина, с крылышками. Из ФАТИНА блин. 
Прозрачная такая штука, совершенно небесного происхождения, её можно было даже съесть, наверное.
Ещё и с крылушками…
Мой дурацкий, шерстяной, прекосоёбленный вечно фартук стал каким-то непривычно мерзким. Просто вызывающе мерзким на фоне этих фатиновых крылушек, привезённых из сказочной страны- Прибалтики.
Во-вторых, Инга была красива. Ну вот классически красивый ребёнок. И коленки у неё были розовые и банты не сползали никуда…Остальные односклассницы сразу стали страшными, а я лично для себя- ваще каким-то одороблом…
В-третьих, её тетрадки были идеальны, обложки тетрадок кристально чисты, пенальчик всегда лежал параллельно тетрадкам, и Ингины карандаши никто не грыз почему—то. 
И почерк. О, у неё был совершенно офигенный почерк. Узенький, вытянутый в высоту, весь такой изысканный как белые резиновые сапоги.
Я брезгливо смотрела на свои круглые, низенькие и кривые буковки, и мне хотелось отгрызть себе руки за вот это вот всё…
Да, я пыталась писать вот также, вытянуто и узенько. По итогу вышло нечитаемое говно и мама велела не выпендриваться.
Ну и в-последних, у Инги были всякие такие клёвые штуки, совершенно нереальные для мариупольских пионеров, которых в школу собирали в Детском Мире. 
Цветная ДВУСТОРОННЯЯ бумага. Обложки на книги не из старых обоев, а специальные такие. Для книг. У неё был пенал на кнопке, дадада, и белые кеды, и в штанах для физры не отвисали коленки. 
А ещё Инга была счастливой обладательницей тёрки в виде синего жопастого бегемотика. Бегемотика, Карл! 
Боже мой, мы ж даже не знали, что в этом большом бушующем мире существуют тёрки в виде бегемотиков…
Вот теперь представили, как пошатнулось наше бытие? Я даже у папы спрашивала, почему он не военный, за что мне это всё?
Спустя время эта богиня почему-то прониклась ко мне симпатией.
Меня даже приглашали в гости, на пирожные. И я, как приличная девочка, не ковыряла в носу и даже выпустила на волю всех гусениц во избежание искушения.
И мне подарили БЕГЕМОТИКА. 
О да, зависть одноклассниц была наглядна и вопиюща.
А я, приближенная к божественному, стала горда и пыхата. Мне было трудно, но я старалась.
Но. Некая Морозова, сука я вам скажу редкая, этого самого бегемотика с3,14здила. И движимая какими-то своими идеями о вселенской справедливости, разрезала его лезвием пополам и вернула мне половину.
Сжимая в руках жопу бегемотика и клокоча внутри, Таня включила режим берсеркера и решила Морозову натурально убить.
С учетом, что даже в прыжке я до морды этой наглой достала бы очень вряд ли. Она была рослая. А я- мелкий концентрированный дрыщ. 
Подружайка Йулька резонно заметила, что убивать Морозову в школе некомильфо и палево. Поэтому я повела эту крысу в заброшенный детский садик для расправы. Морозова шла следом молча, понимая и принимая ту расплату.
В садике я била Морозову как умела, она терпеливо собирала 3,14здюля и даже не нажаловалась никому по своей всегдашней привычке.
А потом, вернувшись в школу, я рыдала в углу, как девчонка, всхлипывала и ненавидела весь белый свет. 
Недосягаемая Инга, жопа бегемотика, вялая некайфная драка с этой унылой лошадью…Всё было беспросветно.
Меня нашёл мой кореш, Виталька Ухо.
Он тынялся вокруг, не умея выяснить, что это Танька не Танька, а какое-то чертешо опухшее.
Задыхаясь соплями, я сама вывалила на Витальку все свои горести и беды. И про бегемотика, и про Морозову и про богиню Ингу. 
И Виталька парой слов порвал мои шаблоны к херам. На многие многие годы.
Он сказал:
- тю. Она ж конопатая…

И я по сей день точно знаю, что любая богиня кому-то – конопатая).

Пост- благодарность одной решительной и офигительно трудоспособной девушке. 
Она сказала, что книге о Донбассе 2014-го, глазами простого пересичного, быть.
И по собственной инициативе собрала в архивы ВСЕ коменты к моим постам.
Там, где люди делились своей памятью, своими судьбами. 
Теперь у меня вряд ли получится тихой сапой спетлять с темы))
Девушка пожелала остаться анонимом.
Большое спасибо тебе, огроменное, я вот на такие подвиги не способна. Патамушта ленива и безалаберна.

Ну и к вашему вниманию её личная история лета 14-го.

"Когда я следила за майданом в веб-камеры, то у нас в Харькове тоже начались волнения. Впервые я испугалась, когда увидела российский флаг над ОДА. И толпы антимайдановцев напротив нее. Тогда я начала за всем наблюдать в 2 веб-камеры — Киев и параллельно Харьков. И мне стыдно, что в то время я была довольно таки пассивной. Читала про автобусы, которые приехали из ближайших Белгорода и Курска и видела, как проламывали головы за проукраиские настрои, речки крови в метро и людей с битами в центре. 
Честно говоря, в то время в центр не ходила, я боялась, ибо знала, что тоже проломят голову. Что я свидомая украинка, я узнала 2 мая, до этого просто знала, что патриотка. Я никогда не хотела уехать за рубеж, хоть из Вуза многие уехали туда жить. А позже они там и остались — образовали там семьи и родили уже по несколько детей.

Фирма мужа должна была выехать в соседнюю страну, мы боялись, что это надолго. Я вообще упала мысленно в обморок, как же я брошу свою страну в самое сложное время. Я должна была быть здесь. 
А дома было вообще непросто — надо было думать какие вещи брать с собой, что оставлять и меня ломало на куски. Я не могла бросить и кухонную посуду, и свои любимые маски для лица и как выбрать какой из фотоальбомов брать и что оставить. И вне дома я тоже переживала — как я буду жить в чужом дворе и что никогда не пройду по дорожке возле дома и не увижу детскую площадку во дворе.

У меня резко поднялось давление. У меня было всегда пониженное давление, а тут резко повысилось. Обратилась к врачу, ее 20-дневный курс не помог совершенно, душа плакала. Потом было еще 2 курса лечения.

Родственники у меня в Донбассе. Их город был оккупирован одними из первых. У сестры под окном был блок-пост. Они жили некоторое время почти нормально, это была видимость прежней жизни. Мы не были готовы к такому. Они ездили на работу в соседние города. Но однажды усилились обстрелы и дети начали плакать от того, что звенят стекла. Сестра позвонила и сказала, что приедет ко мне. У меня была истерика, у нас каждый день были новости, что танки на границе и вот вот войдут, я за них боялась и кричала едьте ко мне на первое время, а потом куда угодно.

Сестра работала в школе, во дворе этой школы поставили ЗУ. Страшно было ходить на работу, а надо было ходить. Ибо из-за войны никто не переставал работать, директора не останавливали производство. Кстати в основном сепаратистов поддерживали учителя украинского языка.

Помню подружка рассказывала как им позвонили на работу и сказали выходите на улицу, мол там будут мальчики ехать и надо сделать фото счастливых жителей Донбасса, встречающих защитников. Блин, пишу, а в душе злоба. Ненавижу этих тварей.

Сестра, когда увольнялась, ей даже не дали трудовую и все выплаты были заморожены. То есть, если бы не помощь жителей Волыни, им было бы очень тяжело.

Про злосчастный референдум… я специально обзвонила всех одноклассников и подружек, из них только 2 человека ходили на референдум — одна приехала из России и вышла тут замуж (в Донецке), а еще одна по идейным соображениям, причем они голосовали неоднократно. Сами бланки голосования были распечатаны просто на принтере.
Еще одна «дочка военного» клялась что стреляли фосфорными бомбами и спорили до пены изо рта. Позже это было опровергнуто. Я потеряла многих знакомых, многие связи были разорваны. Со многими я дружила с 16 лет, то есть 19 лет. Я неожиданно осталась сама в самый трудный период времени. И даже было страшно просто с кем-то это обсудить, ибо ты не знал политическую ориентацию друзей

Сестра приехала к нам электричкой с 2 детьми. Мы начали искать куда ж дальше ехать. Она очень боялась куда то ехать в неизвестность, но желание было одно — западная Украина. Это мы знали точно, как можно дальше на Запад. Начали обзванивать волонтеров. Государственные структуры нас посылали либо никто не отвечал на звонок, волонтеры по переселенцам предлагали разные города — Хмельницкий, Тернополь, Львов. Мы выбрали село на Волыни. Сестра была в захвати от украинского языка, дети закончили украинские классы, так что для них тоже не было проблемы разговаривать на украинском, даже взяли вышиванки с собой. По иронии судьбы на последний звонок все школы нашего города должны были быть в вышиванках. Эти они в родном городе не успели одеть.

На Волыни нас встретила волонтер — отвезла к своей сестре на обед. Тогда мы удивлялись в первый раз, что чужие люди к нам так относятся. Потом нас отвезли в наш дом, там умер хозяин и он был весь в нашем распоряжении. Местные жители были добрые и отзывчивые люди, очень сопереживали нашему горю. А кормили там, как на убой. Я очень им благодарна. Кусок моей души, там на Волыни.

Все было внешне хорошо, но в душе была тревога, мысли о том когда это закончится и когда можно будет вернуться домой. Чужой дом все-таки чужой. Душу тянет туда, где родные стены. Мы с сестрой каждый день плакали. Она оплакивала свой дом, свой, только сделанный ремонт, свою печку, что они только купили. А я плакала, потому что переживала за все и сразу.

Ходили по селу в гости, так в каждом доме телевизор показывал про обстрелы и местные очень переживали. Одна бабушка у нас спросила, а не боитесь ли вы бандеровцев ?? -))) Их село знало и Бандеру, и жизнь под Польшей и под Россией. Говорят поляки даже разрешали украинские школы.

В быту пришлось привыкать ко многим вещам — топить печь, потому что там газ очень дорогой, Дрова не надо было колоть, там была своя лесопилка. Автобусы до районного городка 2 раза на день, а областной центр в пределах 4 часов.

Поехали мы как-то оформлять справку переселенца, а там про это и не слышали . Смотрели на нас, как на быдло, квадратными глазами.

В селе я увидела аистов просто во дворе и лошадей на выпосе, наелась черники — раньше ее не видела. И все в селе знали что мы переселенцы и никто не смотрел косо.
Я там прожила недолго, вообще поехала туда, потому что боялась за сестру, вдруг кинут, вдруг там не будет где жить. Мы сели на автобус и поехали через всю Украину наобум, мама очень боялась.

Сестра там прожила до освобождения города. А я поехала домой через Киев, пошла на Майдан, тогда еще были остатки палаток и первый говор в палатках я узнала, волынский говор. А возле сгоревшего Дома профсоюзов стояли 2 палатки: Донецк и Мариуполь, рядом со сценой."(с)

Вероятно, что осенью выйдет в прокат документалка «Какофония Донбасса». 
Там речь шла о формировании советского Донбасса-мифического пролетарского рая, и как потом Донбасс из этого рая наебнулся на грешную землю. 
Я была на премьере в рамках кинофестиваля DOCU/УКРАЇНА. И мне понравился фильм, вот просто понравился. 
Потом я читала отзывы кинокритиков…
Кинокритики- это по ходу такие люди, которым платят деньги за то, чтоб режиссерам жизнь малиной не казалась. Высокопарные девочки и мальчики, напыщив мордочки, ковыряли вилочкой в чужом творчестве и достали меня этим до печёнок.
Напишу своё.
Оценку не кинокритика, просто зрителя, у которого отец металлург, а свёкр- шахтёр.
Вообщем, фильм круто совпал вот с тем опусом моим, который «почему мы оказались в этой жопе».
Т.е. у киевского режиссёра оказались очень похожие оценки с донецкой мной. Там, конечно, всё это подано аккуратно, с лингвистикой приличной. Но по сути- оно самое. 
Из Донбасса сделали открытку. 
На ней чумазый условный Стаханов –улыбака, который ебашит свои тонны в пекле раком, зато потом он бог. Нет, даже не так, с большой буквы Бог. 
У него зарплата 4к-7к, при средней по республике 700крб. У него столовка с курями-гриль и белыми мраморными колоннами.
У него волга под жопой и жена в шифоне и ещё чем-то клёвом, я не помню названия.
Кароч, идея была такова. Ебашь, родной, и будет тебе твоё незамысловатое буржуйское счастье с тряпочными плафонами в новой квартире и духами на разлив. 
И они ебашили. Не разгибаясь. Поколениями. 
Это был гордый труд, настоящий такой, вонючий, мозолистый, опасный. Это вам не бухгалтерия.
А потом всё упало.
Дутый герой Стаханов сконал на дурке от делирия, а от мраморных столовок остался кусок мыла в месяц и недоумение.
Шахтёры потом собирались многотысячно, под ОГА, говорили с властью как умели, стучали касками. Добивались подписанных обещаний. 
Которые по сути- одно большое нихуя.
Я помню мои ощущения странные, когда свёкр, шахтёр,со стажем, показывал фотки, где они с женой в Сочи, в Гаграх, молодые, красивые. Открытки.
А в реале, сейчас - пол-года нет зарплаты. 
Ну т.е. трое детей, жена- воспиталель и нет зарплаты у кормильца пол-года.
Вдумались?
Человек ежедневно лезет в пекло, а его дети дома жрут капусту. Одну блять капусту. И то, что не доели детки в дет.саду.
Почему он туда ходил всё это время- вот ЕДИНСТВЕННЫЙ разумный вопрос на эту тему.
Почему не ушел. Почему случилось вот это- даже не рабство. Рабов по крайней мере кормили. 
Не буду озвучивать свои теории.
И не потому, что «не мне судить», я в эту хрень не верю. Судят все и всех. А потому, что они не совпадут с правдой. Я не могу знать, какое именно бессилие заставляло молодого, крепкого мужика ходить в ад бесплатно.

После показа одна умница спросила, а где теперь эти шахтёры? Способные собраться многотысячно и требовать?
Мне не удалось ответить там, вслух. Отвечу здесь.
Они или остались внизу навсегда, или спились, или вымерли от силикоза.
И не надо мне лекций про не таких шахтёров.
Они есть, да, ошибка выборки, единицы. 
Я жила в районе шахты, мимо наливайки каждое утро, и там очереди. Каждое утро очереди.
А вечером свёкр, молодой ещё мужик, - в мясо, в говно, в тупое мычащее ничто. 
До потерянных документов и разбитого непойми кем лица. 
До уставшего презрения задолбанной жены. 
До драк с подросшими сыновьями. 
И не было больше династий. Никто туда не хотел. В этот бесплатный ад.
Но легенда о хорошей жизни за честный труд осталась.
Не знаю как это всё закончить с привычным оптимизмом. Я уверена, что только тот способен выжить, кто умеет сломать свои привычки. Привычки, которыми выложен желобочек скатывания в отстой.
И шахтёры также закостенелы, как врачи «старой закалки», трухлявые академики и затхлые учительницы истории.
Вобщем весь этот поток сознания к тому, что когда осенью «Какофония Донбасса» выйдет в прокат, сходите, посмотрите. 
И напишите что-то от себя,от просто зрителя. Ибо кинокритики затрахали.

Из комментов:

Дмитро Полюхович Вспомнилось

В 1990-х я работал в газете свободных профсоюзов "Мост". Самым большим независимым профсоюзом тогда был НПГУ (горняки) во главе которого стоял Мриль (имя ужо и забыл). Однажды нас повезли по Донбассу... Типа посмотреть как члены НПГУ живут. Уже за давностью лет не помню в какой посёлок тогда нас завезли в рамках "чёса".

В общем посёлок... Шахту-кормилицу (за выработкой) закрыли еще при СССР. Народ жил за счёт того, что тырил втихаря металлолом в закрытой шахте и пропивал Люди жили реально в бараках похожих на коровники. Длинные такие, как в концлагере.. В комнатушках - колченогие стулья, панцирные кровати и телевизоры где телеканалы переключались плоскогубцами. Бараки были из шлакобетона ((( Это жопа, по нормам из него только склады можно строить (испарения фенолов и прочего вредного гоффна).

Жители бараков тоже вспоминали об огромных советских зарплатах. Правда, судя по обстановке в комнатах, они, зарплаты, тупо пропивались... 

Тогда в 1994-м (или 1993?) еще колхозы были (КСП назывались) вот я, наивный вьюноша и спросил у экс-шахтёров. Мол нафига вы здесь торчите? Что вас держит? Шахта никогда не заработает — слой выбран. Сказать что держит жильё, так бараки, построенные ещё пленными немцами и жильем назвать нииззя (удобства во дворе, через проседания грунта — щели едва ли не в кулак в стенах). Мол, говорю, бросайте всё, езжайте в сёла, там куча ничейных домов. И если мужик трезв хотя бы три дня в неделю его с кайфом возьмут...

Тут выскакивеет молодое чмо и начинает истерить:

- Мой прадед был шахтёр, дед - шахтёр, отец — шахтьйор... Чтобы я, шахтёрская косточка, как какая-то свинья в земле ковырялся? Да государство должно... Далее шел перечень всего того, что государство должно этой косточке, со следами затяжного алкоголизма на лице...

Кстати, во время того чёса шахтёрскими посёлками постоянно звучал тезис: нам все ДОЛЖНЫ... Кажется это была основная мысль всех, с кем приходилось общаться...

Но вернёмся к «шахтёрской косточке». Когда «косточка» закончила истерику один пожилой (а может и не пожилой, но мне, сцыкуну, тогда все кто за 40 дедами казались) мужик отвел меня в сторонку и сказал: «Не обращайте на него внимания. Никакой «косточки» нет. Просто мы все понимаем, что никому мы не нужны, потому что ничего, как рубить уголь НЕ УМЕЕМ»

Андрей Русин  помню, много дискуссий было, писали видные экономисты, как-то там аргументировали. Основная мысль, которая меня просто поразила- если шахты тупо остановить и закрыть а шахтерам платить ту же зарплату, но не работая, уголь закупать- то и это было бы экономически выгоднее, или как минимум не убыточнее, чем платить миллиардные дотации олигархам. Вот так. Это было еще, дай бог памяти, или при Кучме, или при Ющенко. Потом эти разговоры стихли.

#TanyaAdams
О селе.

Детские воспоминания клочковаты, они кусками, фрагментами. 
Но эта поездка мне запомнилась оптом, вся. 
В общем когда мне было лет 6, отвезли меня летом к родне в село Балясне, Диканьського района, под Полтавой.
Городское дитё первый раз в жизни увидело, что люди иногда живут в низеньких таких домах, с воротами, с сараями.
Сверху не скачут два брата-акробата, за стеной соседка Света не рассказывает как день прошел, и не слышно скрипичных запилов неистово репетирующей на пятом этаже Сонечки.
Поля, ставочки с ивами, горизонт опять-же был удивителен хотя бы тем, что он был.
Первым делом меня покусал индюк.
Патамушта нельзя просто сказать маленькой любопытной девочке « Не ходи на поле с маком». Нужно объяснить причину. Мне не объяснили, и я конечно пошла. Любой бы пошел.
А там здоровенная пупырчатая тварь пасла своих этих индюшат и основной целью её жизни было убить всё живое. Ну и плюс мне страшно захотелось этого самого индюшонка зажмякать. 
Индюшиха заметила мои маневры. Трудно было не заметить, я ж волала как юный гиббон «ааааа, идите ко мне, птттички!»
Тварь включила режим «Алярм!», надувшись увеличила свои размеры вдвое и пошла в атаку, клокоча и булькая. Но мариупольские дети так просто не сдаются. Мне нужен был этот чёртов индюшонок.

- Я человек и звучу гордо!- подумала Таня
- Да хрен тебе во всю ширину...- подумал индюк.

Тварь добавила опцию «растопырить крылья», потом поставила свою зловещую морду параллельно земле и устроила мне фронтальный таран. 
Тут я, конечно, ничего не могла противопоставить этой святой материнской ярости…И когда моя улепётывающая жопа маленько замешкалась у калитки, злобная тварь таки настигла цель.
Было очень унизительно, да. Пострадавший гонор, недосягаемый мак, который можно было вытрушивать в рот прям из коробочки, и манящие пушистые нежмяканные индюшата – вот, что стало первым мои разочарованием.
Ну и плюсом пожизненная индюкофобия.
Потом меня уронила корова Майка.
Коровы- это такие… они как собаки, только сильно больше. У них тоже круглые и томные карие глаза, хвост есть и рога ещё. 
Тётя Тоня из коровы добывала молоко. Я терпеливо ждала в сторонке с большой металлической кружкой, пока корова иссякнет, чтобы получить последнее из вымени молочко. По легендам- самое нажористое. А в хлеву жили стрижи. У нас, на первом этаже девятиэтажки, никаких стрижей не было. А молоко мы добывали из бутылок и бидончиков.
Ну так вот. Я залезла на забор (поди знай- зачем) и сидела себе на нём. Никого не трогала вообще. А по улице шли коровы. 
Там у них так принято было, каждый двор по очереди собирал всех коров по улице и пас. А вечером раздавал их обратно. Это называлось «череда». 
Коровы шли табуном, и каждая спокойно и привычно заходила в свой двор. 
Рыжая Майка повернулась, хлопнула своими унылыми глазами и заметила на заборе меня. Этой рабыне привычек показалось неуместным наличие человеческого детёныша на заборе. Она сказала «уууу!» и пошла прям на меня.
Наученная схваткой с индюшихой, я без сомнений самостоятельно слетела с забора, ободрав ладошки, но не дала ни одного шанса себя унизительно покусать. Или что там эти коровы делают с маленькими девочками. 
Потом меня мазали зелёнкой и наверное думали, что родители меня обратно не примут, такую униженную, покоцанную и зелёную.
Но мечта пощупать экзотическую животную меня не покидала.
Следующей целью стали цыплята. Их мамки, курицы, они были мелкие ссыкоты, в отличие от могучих валькирий- индюших. Курицы не защищали своих, а тупо улепётывали в другую сторону и зачем-то орали.
Поэтому я принялась ловить цыплят. Не таких маленьких пушистых комочков мимими, а вот этих, всклокоченных голенастых тинэйджеров.
Надо отдать им должное, бегали они быстро, петляли, просачивались в щели. Достойные оппоненты. 
Но обидеть Таню может каждый, не каждый может убежать. И я заприметила не очень проворного курёнка. Кароч, он попал. Я его, бедолагу, гоняла, пока не устала в дым. По итогу, курёнок заскочил в свинарник, к свыням. 
Свыни…Это такие…они как собаки, только сильно больше и горизонтальные, без рогов.
Свыни плавали по ноздри в багне с соломой какой-то, уркали о своём, им было клёво. 
Но не всё коту масленица. 
Сначала по ним проскакал запыхавшийся курёнок, и вывалив язык на плечо, затихарился в углу. Свыни открыли один глаз. Событие же. 
И я была бы не я, если бы меня остановило какое-то багно и какие-то эти …собаки горизонтальные. Мы, рейверы, в жизни такого видали!(с)
И Таня лезет через оградку, к свиням. Свыни запаслись попкорном и перестали уркать. 
Вобщем, спотыкаясь через свыней, ползая по ним и между ними, по уши в говне и соломе, я таки поймала свою долгожданную курицу. И придумывая ей подходящее имя, с занятыми руками я полезла обратно, на свет.
А на свету меня увидели люди. Они ржали минут 15 и звали соседей посмотреть. А у меня чесалось всё тело от этого свинячего рая, слезился глаз, но я гордо сжимала свой трофей и думала «Выкусите!»
Потом меня мыли из шланга, прям во дворе. Принюхивались и снова мыли. 
Они уже точно знали, что назад меня родители не примут.
В общем, за то время, проведённое в Балясном, я стала круче любых гор. И мои мариупольские друганы, бледные городские немощи, пороху не нюхавшие, слушали меня взахлёб.
Я видела жЫзнь и я ела эту жЫзнь немытой ложкой! 
У меня появились щёки, первые боевые шрамы, навоз под ногтями и неубиваемая уверенность в себе. 
Ну и конечно индюкофобия.

#TanyaAdams
Отвлекусь от странствий

У нас, в Донецке, в 14-м получилось три типа людей. Сначала их было дохрена, типов этих. Друзья, знакомые, шахтёры, студенты, врачи, бандиты, музыканты, бизнесмены. А потом всё сжалось, упростилось до предела. Человек или свой или враг или говно в проруби.
Свой стоял рядом с тобой на площади Ленина в марте. 
Свой вылез из внедорожника или из трамвая, он был одет в именитое тряпьё или шо попало из сачка, он как и ты никогда не говорил по-украински. Он развернул жовто-блакитный новенький флаг и стал рядом. А если у кого не было флага, они всё-равно знали где стать. И все улыбались. Мы ВСЕ УЛЫБАЛИСЬ. Нам ещё не было страшно, мы ещё думали, что нас много и что это важно.
Враг…Я сейчас не буду про автобусы с Белгородом. Я сейчас про земляков. Знаете, мне возможно не поверят, но они не вылазили из внедорожников. И не улыбались, они по умолчанию, изначально, были сжаты в комок ярости. Много фоток сделано, это можно легко проверить. Разительное, предельно контрастное противостояние двух донецков. Как если бы взяли и отсепарировали людей, которым по жизни хуёво, от людей, которым по жизни норм. И будет лучше, если чутка поднапрячься. У которых есть планы, есть идеи, есть бизнес, а не просто смена, просто пенсия, просто «хотим чтоб лучше».
И были ещё говно в проруби, «мы за мир» которые. Они до сих пор за мир. И это бесит невообразимо больше, чем откровенное «Путин введи». Потому что в таком раскладе ты сам вроде как за войну. Он за мир, а ты нет, у тебя же есть враг. Вот он, с триколором бегает, ссыт возле пальмы Мерцалова. А у мызамирыша нет врага. Я ему вроде как не враг. И этот, с триколором, он тоже ничё такой. Щас вот поссыт, заправится и вообще почти человек. 
Это похоже на :
- У вас рак. Надо что-то делать.
-Рак? Рак это плохо, я не хочу чтоб он был. Я за здоровье!
- Чувак, я тоже за здоровье. Но у тебя УЖЕ рак. По факту. Он есть, вот он, смотри какой могучий, мелкоклеточный, с отдалёнными метастазами в Одессе и Харькове. Сосредоточься. Надо определяться как-то.
- Нееее. Не надо. Я не хочу, чтоб у меня был рак. Я хочу на ручки и мурмурмур. Чур я в домике.
Они нарочито аполитичны. Они не хотят говорить о войне. Потому что не могут, это трудно-говорить о войне, не имея знаков отличия, не имея позиции...Нужно лавировать, чтоб не врубили в лицо с любой из сторон. Они любят постить довоенный Донецк, чистый до стерильности, в фонтанах и в розах, сверкающую Донбасс Арену, где пела Бьёнсе, парк Кованных Фигур со смеющимися детишками, набережную с офигенным ажурным ограждением и велосипедистами, фонарики в снегу на Пушкина, которые в общем-то и не изменились. Им остро хочется зацепиться за что-то привычное, мирное. Которого уже просто нет. Они всё ещё считают, что если бородатые чужаки их ебут не очень больно и дают потом банку килек в томате, то можно и потерпеть, лишьбынебыловойны.
Я очень люблю довоенный Донецк. Лучше города мне пока не встретилось. Но его уже нет. Прими как данность и выдыхай. 
Ребятки, у нас рак. Можно тупо отрезать и тогда инвалид. И не факт, что этим отрезанием всё закончится. А можно лечить. Это долго, это дорого, это больно, это без всяких гарантий, и даже в оптимальном варианте это будет всего лишь ремиссия, не полное и безусловное здоровье… Что вы выберете?

#TanyaAdams
Кто мы? Тимчасово переміщені особи.
Кто мы в целом, не вдаваясь в детали и судьбы?
Какие мы? И кто мы для вас, людей «материка»- для тех, у кого нет войны и тех, у кого она есть?
Мы все выдернуты из привычного и никто из нас не считает, что мы в этом виноваты на столько, на сколько расплатились. 
Да, вина есть. Лично я была слишком толерантна к братьям с северо-востока. Лично меня мало всколыхнула история с Грузией, я продолжала сидеть с россиянами за одним столом и меня это не парило. 
Я была толерантна к земляку, который ещё в 12-м давал почитать книжку, в которой украинцев нет, есть какие-то недорусские, глупые и склонные к предательству. И продолжала считать его своим другом.
Я не принимала к вниманию симптомы. Хотя прекрасно знаю, чем заканчивается игнорирование ранней симптоматики.
Но мы научились адаптироваться. Только изменяющаяся среда стимулирует эволюцию. И в этом наш несомненный плюс- мы знаем, что делать, когда придёт жопа. И наши дети, которые поменяли по несколько школ, они выживут в любом микро-социуме и не будут там изгоями.
Мы все потеряли. Мы потеряли дома и квартиры, машины и дачи, друзей и привычки, деньги и здоровье, фотоальбомы и прописи наших детей. Мы потеряли удобное время для старта. Нам многим уже давно не 20 и стартовать приходится из положения лёжа мордой вниз. 
Мы потеряли работы, клиентов, связи, годами наработанные алгоритмы.
Но мы нашли. Нашли новых друзей, новые сферы, новые варианты. Новые примеры перед глазами. Куда поставить ногу есличё. Мы привезли в наши съемные квартиры чуточку вещей из прежней жизни и дополнили их новыми воспоминаниями. У меня, например, есть фото-картина, подаренная киевлянкой. Там Майдан 14-го и палатка с надписью «Донецк». Часть команды, часть корабля(с). Очень здорово осознавать, что Донецк не стоял в стороне, когда в истории рисовалась новая точка отсчета.
Мы все ранены. Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то уже выздоровел и метётся вперёд, как весенний радостный олень. Кто-то ещё застрял там, в прошлом. 
Кто-то обзавёлся отличным келоидным рубцом на ране. А кто-то до сих пор не разрешает ей зажить.
Но ведь за одного битого, трёх небитых дают?! Если мы сумели встать на ноги после такого замеса- мы сможем всё. Человек вообще может очень много, если у него нет варианта лихо спетлять от проблем. 
Мы теперь такие котики, которые умеют и мышек, и птичек и у ротвейлера из-под носа. Нет, нам и раньше мало что доставалось даром. Но мы научились ценить.
Да, мы все больше или меньше ощущаем, что нас кинули. Нашей безусловной веры в неизменность текущего положения вещей не осталось, мы уже хорошо знаем почем фунт изюма.
Но мы понимаем, что обидки и требования имеют крайне низкий КПД, нулевой. И мы готовы ждать. Хотя бы для того, чтобы Днепр и Одесса не повторили наш путь.
Нам обидно, когда «Донецк-это диагноз» и когда «Вы там все…». Мы же знаем, что не все донецкие спят и видят превратить съемное жильё в руины. И мы знаем, что вы это тоже знаете. 
Просто вы боитесь, стереотипы живучи, даже когда есть понимание, что они искусственны. 
И мы радуемся, как дети, когда нам удаётся этот стереотип сломать хотя бы у одного материкового жителя).
Нам стал гораздо ближе Львов, Черновцы, Днепр, Киев, Николаев. Из точек на карте они превратились в «я там жил, у меня там есть друзья».
И мы всё-равно хотим домой. В тот «домой», которого уже нет и никогда не будет больше.
Не все, конечно, хотят. За 4 года многие уже ассимилировались и ТАМ их ждёт меньше, чем есть уже ЗДЕСЬ. Но мы хотим домой. Чтоб продать квартиру и забрать альбомы. Чтоб посмотреть, как будет драпать на восток вся эта пришлая мразота и наши местные фуйломаны. 
Чтобы обнять тех, кто там остался и дождался. 
Чтоб пройти с флагами по улице Киборгов, бывшей Артёма, и снять мерзкую полосатую тряпку с ОГА. 
Чтобы пригласить в гости Катю из Черновцов, Свету из Киева, Витю из Днепра. 
И чтоб мы не письками мерялись, кто из нас больший кормилец и самый немеряный патриот, а просто чтоб пили пиво, ели мясо и вспоминали, из каких жопных глубин нам удалось выгрести. Даже если половина из нас гребла оттуда на идеологически неправильном языке).
Да, мы хотим гарантий, что это не повторится. Но это повторится обязательно, рано или поздно. 
Нужно подготовиться. Обрасти зубами в неожиданных местах.
Понять, что если что-то выглядит как скунс, пахнет как скунс и ведёт себя как скунс- то это скунс! Это не просто милый парень из Тулы, который называет себя твоим другом.
Это одна маленькая онко-клетка. И если её прощелкает наша толерантная имунка, одна маленькая клетка превратится в диагноз, без положительных прогнозов.
И нет. Мы не все такие, как я описала. Среди нас достаточно мудаков. Но ничуть не более, чем где бы то ни было.
Я патетику не люблю сильно, но важно понимать одну простую штуку. Чем больше мы тут срёмся друг с другом, и делимся на Восток, Запад, Крым, тем легче задача у одного маленького фуйла в кремле и у 140-ка лямов его посипак.
Быть добру)

#TanyaAdams
Лето-Осень 2014, Донецк. ч.4

Я вернулась в Донецк. 
Всё стало ощущаться ещё хуже.
Хуже только потому, что нельзя узнику делать выходные на свободе. Это пытка. Это как голодному показывать сочащийся соком стейк. Как нарку в абстиненции - заправленный шприц. Невыносимо.
В ста километрах южнее – люди просто жили, ходили на работу, пили холодное пиво, ебашили на своих сотках с сапками, мутили бизнес, ругались, трахались, целовали своих детей, спорили о политике, ездили в гости, выходили на улицы после 10-ти…
А мы только дёргались, как гальванические лягушки. Уже по факту мёртвые, но ещё похожие на живых.
Доносы сыпались, пропавшими людьми заклеено было уже нахрен всё.
Страшно было уже не от слова «прилетит», а от слова «придут».
Нужно было принимать решение. Я не могла. Я слабачка. Моего мужества хватило только на то, чтобы согласиться с мужем и родителями, что да. Надо. Вариантов нет никаких.
Я попросила свою приятельницу-кошковеда, поселиться у нас в доме, смотреть за котами, она согласилась.
И отмазки закончились. Нужно было уезжать.

Я не люблю слово «тяжело», потому что оно ни о чём. У каждого своё «тяжело» и оно меняется, взрослеет вместе с вами. 
Кому-то тяжело выйти на улицу не накрашенной, кому-то - удержать себя вертикально после контузии.
Кому-то тяжело кусок проглотить, потому что любимое лицо на стене с черной ленточкой в углу, а кому-то тяжело просто потому, что он заебался, устал от накопившейся кучи мелкого какого-то жизненного хлама.
Сегодня тяжело одно, завтра другое. 
Когда-то я искренне рыдала, потому что не сдавалась никак высшая математика и грёбаные плюсминус бесконечности выдавлили мои глаза изнутри.
А теперь мне нужно было просто бросить всё. 
Ну как всё…Не всё. Всего-лишь вот эти мелочи, которые накапливались годами и которые значимы только для тебя.
Ну дом- это ясно, это херова гора бабла и сил, это ощутимая всем понятная потеря, её можно посчитать, озвучить и собрать свои «да, блин, сочувствую». 
А как посчитать парикмахера и гинеколога? Как посчитать тётю, которая могла клёво подшить джинсы, и старого армянина, который откладывал тебе хорошую свининку? 
Как посчитать друзей, дочины пластинки с Битлами, наши посиделки в кухне?
Как посчитать то, что при любой житейской жопе ты точно знал, кому позвонить?
Понимаете, о чем я? Этого вообще не замечаешь, пока оно есть. 
А потом вжух- и ты стоишь посреди чужого совершенно города и пялишь глаза в карту. Тебе надо найти жильё, работу, школу. 
А потом ты несёшь сломанную обувь к первому-попавшемуся сапожнику и он делает ужасное говно. А новая соседка говорит- ну да, это тот который на рыночке, возле АТБ? Да, он всегда делает ужасное говно, и никто к нему не ходит.
Я блять хожу. Потому что я- НОВЕНЬКАЯ понаехавшая. 
Я не знаю, где вкусный кофе, где нормальное пиво, где приличный рынок и у какой бабульки лучшее сало. Я нихрена не знаю, первый раз в первый класс.
Это, чтоб вы поняли чуть-чуть, что означает даже просто переезд для 40-ка летнего человека. 
А ещё нужно бросить трёх котов. Эпилептика, старикашку и рыжего парня, который сам к нам пришел жить. Любимых, своих. На чужих людей.
А ещё нужно бросить фоточки, цветы, посудку, коврики, подушки, статуэточки. 
Кухонный уголок, который дарила нам очень рано умершая мама Валерки.
И картину по мотивам биофаковского фольклора, которую рисовал наш БЫВШИЙ друг из Ялты почти 20 лет назад.
Оставшуюся в одиночестве фамильную бронзовую жабу. Комп, гитары. Воспоминания. Все до единого.
Ничего больше случайно на глаза не попадётся, вызывая в памяти картинки из прошлого. Полное форматирование. 
Ты можешь взять с собой одну сумку. Одну. Сумку. И сложить туда всю свою предыдущую жизнь, если влезет. 
Моя влезла. 
Тяжело? Не знаю, не уверена. Это слово ни о чем.

Я ещё не знала, что «донецким не сдаём» и что «я вот не собиралась сдавать, но прочитала твоё объявление, давай созвонимся, есть хороший вариант». 
Я ещё не знала, что «вы все там сепары и быдло» и что тебя обнимет посторонняя вообще тётка из Черновцов и будет плакать. 
Я ещё не знала, что клёвый чувак Витя Жарый из Днепра легко и беспонтово сдаст нам свою хату, а потом будет поить-кормить нас у себя дома и катать с горки на Новый Год.
И что молодая холёная баба из Оболонского собеса г. Киева будет говорить тебе про Майдан и фашистов вот ровно то, что ты слышал в Донецке. Весной 14-го.
И что ещё несколько друзей перейдут в разряд бывших. И что появятся новые.
Я уезжала из ада. С одной сумкой. 
Я уезжала.
Потому что делай, что должен, и будь что будет.

ПыСЫ.
Бронзовую жабу я забрала с собой)

#TanyaAdams

На Южном адище, такое ощущение, что уезжают все. Хотя казалось, что в городе уже никого нет. На платформе разговоров только про прилёты, гуманитарку и как шмонают на блокпостах. 
Гуманитарка…Крупа, макароны, кильки, масло постное. В городе - кормильце всей Украины. Который порожняк не гонит…Какой-то наркоманский бред ей богу.
И те же бабки, которые махали аквафрешем весной и пиздили иконами всё инакомыслие вокруг, выстроились крикливым табуном на точках выдачи. 
Чтоб уже наконец-то нажраться всласть халявы с лопат.
Я никогда не участвовала в этом ахметовском цирке, брезгливо было. Да и по-честному - нужды особой не было.
А вот наши бывшие друзья, доцент с супругой, которые кровавую хунту не хотели, они получали эту крупу, да. 
До всего этого замеса –это были вполне успешные люди. Они смогли купить дом, машину. Пусть всё это было эконом-класса, но никак не унизительное подаяние из рыжих ахметкиных ручонок.
Эти люди ездили каждое лето в отпуск, то в Одессу то на Кавказ, и ни в чем себе там не отказывали особо. А теперь - отвоёванные у бойких старушек кильки с макаронами и дом без крыши…Счастье в отдельно взятой семье наступило и оно было крайне причудливо.
Потом блокпосты. Впервые, я же никуда не ездила. 
Я вообще видела первый раз, во что превратился выезд из города. 
Снова вот это ощущение сюрреализма. Неправильности. Уёбищности. Как муха в супе. Как криво нарисованные брови. 
Хочется чтоб вжух- и всё как прежде, ровная трасса и степь вокруг. Хорошо же было, чисто, просторно…
Запомнился эпизод. 
Женщина лет 50-ти, с ведром винограда ехала. На выезде мужчин вывели для шмона на улицу, а женщин по салону орк проверял, документы смотрел. Увидел ведро. Спрашивает- это нам виноград? Баба смутилась, попробуй откажи…Говорит- внуку везу, в Мариуполь. Тот что-то там промычал, взял кисточку и отвалил.
А когда уже первый наш блокпост проезжали, смотрю выходит эта женщина и ведро прихватила. Я удивилась, она ж говорила, что в Марик едет, в окно табло высунула, смотрю чё там. А женщина эта возле намета ведро быстренько поставила, кивнула пацанам и обратно в автобус шустрой мухой. И ни гу-гу, сидит как ничего и не случилось, мороз поймала, держит. 
Так меня умилило это)).

А потом флаг. Вернее, прапор.
ПЕРВЫЙ блять прапор жовто-блакитний за 6 почти месяцев.
И наши солдаты. НАШИ. 
Если бы я была чуть более эмоциональный человек, я бы их там целовала, обнимала, тискала, жмякала, трепала бы их за морды. А так- я просто на них смотрела и думала «Я дома. Я- до-ма.». 
Трудно выразить словами, особенно трудно объяснить мирным,- насколько оккупация давит сверху. Две, три, пять, хуева гора атмосфер. И все они давят. 24 часа в сутки. 
Ты уже плоский, как камбала, и глаза у тебя сбоку, оба. Но легче не становится. 
Ты уже ненавидишь КАЖДЫЙ выход из дома.
Потому что в супермаркете будет какое-то пятнистое говно с автоматом и вне очереди.
По дороге будет ехать раздолбанная отжатая тарантайка без окон-без дверей с одичавшими уёбками и торчащими отовсюду стволами.
На заправке тебя поджидают гундосые чуваки из процветающего Челябинска
А из-за горизонта будет постоянно ебашить по нервам ДАП. 
И это не та ненависть, когда некстати порвались колготки или муж стратил по-крупному. 
Это ненависть, которую выплеснуть некуда. Законсервированная экзотермическая реакция. 
Бухать помогает, но не надолго. И когда ты бухая- ты ж, сука, отважная. А это плохо, патамушта их много, а тебя- мало. 
В оккупации всё не так, всё не правильно.
Когда на втором этаже взрывается банка с помидорами, первая мысль- прилетело.
Утро начинается не с кофе,а с переклички в интернете и по телефону.
Или вот девушка стоит на остановке, маршрутки нет. Притормаживает машина с орками, чтобы подвезти. Знаете что потом происходит? Нет. Не «спасибо, я подожду маршрутку»
Девушка молча хватает сумки и, как кабан по бездорожью, стремительно метётся перпендикулярно дороге. Потому что она тоже здесь живёт. И прекрасно знает, что лучше показаться ебанутой, чем оказаться мёртвой.
А знакомый ездил в ДАП с едой и водой, а потом пропал. Пропал и всё. Просто исчез. И не знаю что ещё написать…Был человек и не умер даже, его просто удалили, как опечатку.
Вернёмся, а то унесло.
Марик. Словно первый нормальный вдох за полгода.
Как раз совпало с днём города. ВСЁ жовто-блакитне, кругом вышиванки, военные, дети. Дико много людей после вымершего Донецка. До ряби в глазах.
И все эти люди- удивительные. Они смотрят прямо, идут спокойно, не озираются, не рыскают глазами вокруг себя, они не напряжены как электричество, у них на лицах нет всей тоски мира и они улыбаются. Прям как мы когда-то. Очень очень давно. Весной. 
Как же мне хорошо дышалось, в загазованном желто-голубом Марике, пахнущем свободой и морем. 
Ощущения мира не было, здесь совершенно очевидно не было мира, тоже военные, блокпосты, укрепления, мешки с песком. Но здесь это всё не давило на тебя сверху, оно окружало тебя стеной. 
Можно, конечно, поразмышлять об иллюзорности защиты Марика, если бы вдруг вся военная мощь РФии ломанулась в эту стену, но в данный момент я была в домике. И могла себе позволить не размышлять пару дней. 
Старушки-соседки родителей, правда, представляли совсем другой Марик. Они хватали меня за рукав и тихонечко шептали мне в ухо о том, как они завидуют жизни в Молодой Республике. И как ждут её здесь.
Пуская дым из ушей и сцепив зубы до скрипа, я предлагала ахуенную задачку их высохшим совковым умишкам. Меняю, мол, вашу занюханную трёху в Марике на свой новый дом в самом сердце Молодой Республики. Они делали круглые глаза и пятились.
Ни одна старая блядь не согласилась.
И ни одна старая блядь в Одессе, Харькове или Днепре тоже не согласится. Можете проверить сами.
А потом я встречалась с нашими «эмигрантами», скупала заказы « с материка» для Донецка. Лекарства, корма, полоски для глюкометров, памперсы…
Да, всё это либо закончилось вовсе либо взлетело в цене к небесам.
А потом снова через блокпосты в ад. Прямо у самісіньку сраку. Мне оставалось пережить ещё месяц.

#TanyaAdams

А в середине лета появились свежепривезённые кадровые орки из РФии. 
Нет, у них не было лычек с аквафрешем. Просто эти новенькие сильно отличались от сброда, пришедшего из Славянска, который к тому же уже начал заканчиваться, в ДАПе их шинковали очень эффективно. 
Пареньки были как огурчики в банке, одного почти роста, одной фактуры, одинаково одетые и довольно тихие, если сравнивать с ужратыми казачками и чеченцами невменяемыми. Выходили гуськом, покупали на заправке булочки и сваливали обратно.
И они страшно удивлялись, когда местные после двух-трёх слов понимали, откуда вот ЭТО принесло к нашему берегу. Ну как же? Вы по-русски, мы по-русски. Не понимали, котики, что их гундосый, дзыкающий и тягучий говор перепутать ни с чем невозможно.
А я линейкой меряла расстояние от их места дислокации до моего дома, я ж была уверена, что туда непременно влупят чемнить таким, чтоб там всё в стекло спеклось к херам. 
Они пытались разговаривать с нами, с аборигенами, и выглядело это всё мучительно и тошно.
Стоит этот мальчик в очереди, рассказывает как у нас тут красиво и фрукты везде и девушки красотки все просто. А тебя адски штырит от его говора. И от невозможности его убить. В голове вертятся картинки, где этот мальчик кровавыми комками размазан по асфальту. 
Чей-то сын, чей-то муж… Уже нет. Уже просто оккупант, который наступил в твою жизнь. И жрёт сука твои булки.
Мокрая полосатая тряпка на шее постепенно высыхала и ты задыхалась, медленно, даже не вполне это осознавая. 
Просто апатия…Немытая посуда, не заправленная кровать.
В интернете какие-то волоокие курвы хвастаются косметикой из сбитого Боинга, и ничего внутри у них не шевелится, кроме глистов…
Странное дело- какие разные эти одинаковые люди. 
В крошечных мозгах юных мародёрок ни одной лишней мысли. Мазилка, на халяву, заебца, дайте две. И спокойный после этого сон.
А моя знакомая, фельдшер на скорой, как-то забежала с трясущимся ртом и в очевидной почти истерике.
Я ей винца налила, молчу. Стрёмно спрашивать.
А она говорит: я человека убила. 
Я чет подумала, что просто не спасла кого-то, не получилось, вот и её штырит поэтому. Нифига. Помогла не выжить орку, помятому в ДТП. Говорит- я медик, я клятву давала людей спасать, а теперь я убийца же, да?
А я ей – ну да (я вообще тот ещё утешатель, эталонный просто). Но ты ж и спасла. Тех, кого это говно грохнуть уже не сможет.
Да и вообще. Когда кто-то засунул хлебало немытое к тебе в нору, варианта всего три. Свалить, убить или умереть. Они у нас в норе уже целиком. И ноги на столе. Нам природа велит их убивать, инстинкты, древний мозг.
Она, кстати, до сих пор там, фельдшерит. Помогает по мере сил оркам не выживать. 
Это для тех, которые «да они там все…». Не все. Как и вы здесь – тоже не все.

А ещё запомнились брошенные животные, кучами, охапками. Коты, собаки, хорьки, совы. Породистые, дворняжки. Брошенные на цепях, в запертых квартирах.
Потом нам звонили эти люди и предлагали любые деньги, чтоб спасли, чтоб отыскали по подвалам, чтоб переправили на материк. А по многим никто не звонил.
Это жесть. Поймёт только тот, кто в этом плавал. Мы носили воду решетом. Отправляли их везде, где готовы были принять. Киев, Львов, Москва, Германия. 
Мы подделывали справки о вакцинации, подкупали проводников. Мы составляли дивные цепочки «принять-передать» из трёх-пяти человек в разных точках на карте. Флегматичную Юлю Владимировну с роскошной полосатой жопой везли через Киев на Одессу. По-другому никак не получалось. 
Мы пересрались друг с другом в говно, мы ненавидели друг друга ( всё же давно поделилось на укропов и орков), но нам приходилось работать вместе. И мы работали. Причём работали эффективно. Потому что у нас была общая цель.
Цель, более важная и значимая, чем вот это инфантильное «кто первый начал».
Когда уйдут «братики», когда съебутся самые упоротые и сядут те, кто не успеет удрать, нам придётся работать вместе. Других людей не будет ещё пару поколений точно, даже наши дети ещё слишком похожи на нас. 
Нам придётся работать вместе.
А на свой ДР я не выдержала и поехала в Марик. Просто обычно чей-либо ДР в нашем доме- это был капец, трындец и пляски с бубном на 20 человек. С песнями под гитару, с крокодилом и прочими радостями поддатых, немножечко интеллигентных людей. 
А никого нет. Вообще никого. Я и Розанов. Это было слишком дохрена на мои больные нервы и я поехала к родителям и доче.