Была связь какая-то
чуткая, тонкая, неопрятная,
От которой бежать ли,
прятаться ли - не понять
Шансов нет - оставаться.
Расставаться положено без попятных,
ну а если совсем по-хорошему -
Сразу рвать

Вот вам время и женщина -
вместо пространства .
вам - огонь,
не метаться чтоб вечно меж двух огней
Убегать от неё бессмысленно
- сродни пьянству
Значит смысл один
- поместиться в ней

Как мужчина - Любимый? Чужой? - 
где-то поровну
в тебе прячется
в страхе исчезнуть, не стать, - 
Так и друга впускаешь в себя
потаёнными порами,
Разрешая остаться, там, где принято
сразу врать

Забеременев нами,
ты выносишь,вынесешь всё, что угодно:
и случайных друзей, и специальных врагов
В тебе - сумма всех нас,
Удалённых, ненужных, негодных,
Что свернулись калачиком
там, где без нас - 
никого

В глухом краю, где писек без дефекта не сыщет даже доблестный МОССАД, где что ни сборище кретинов – сразу секта, где что ни пустошь – Гетсиманский сад я был известен как алкаш от Бога (кто слыхивал иное - нагло врёт). Я пил, как Бог (короче, очень много). И был я тепленьким, когда мою берлогу однажды посетил апостол Пётр.

Его глаза, подёрнутые рябью, лишали всяких завалящих сил. Как посмотрел туды – так сразу молча зАпил и рыбкой из авоськи закусил.

- Скажи ка мне, - меж тем рекёт апостол, - Где забулдыжью твоему предел?

- Предел проверить мой легко и просто: вливай в меня, пока не протрезвел.

Глаза Петра растерянно мигнули, на миг утратив фанатичный блеск:

- Чтоб нет предела? Это вы загнули! Ведь это ж бУрлеск». (Правильно – бурлЕск).

- Ты прав, граница есть любому сумасбродству. Но так сложилось - Как? Не знаю сам! - что верим мы охотнее юродству, чем логике, положенной вещам. Возьмём к примеру...Вашего Бориса, с кем вы таскаетесь ужо который день. Пойми! Евреям срать мацой на Борю из Тифлиса - нам лучше древа чуждого родной, еврейский пень. А пней и так хватает. Обещаньям земного счастья тупо нет конца. А вы во фланг – шарах! - для свежести преданья пообещайте сразу небеса. Ваш лозунг в следующем: «Бог с вами. Но отдельно». Банальность правды – лозунг всех чинуш, а вы несите бред! Лишь ересь беспредельна. Нам легче верится в непроверяемую чушь.

- Мы для него уже придумали программу…

- Ебать, как ново! Дай-ка полистать. Небось, на кесаря очередная эпиграмма: "Бандитам – тюрьмы, простыне – кровать, Ослов – дороге, членососам – редьку, раз хрен не слаще". Бросьте эту муть! Вы дальше, Пётр, или валяйте петьку или займитесь делом как-нибудь, коль выпал шанс попасть под милости раздачу...

 - К чему ведёшь ты, Лазарь, мать твою?

- Чем пиздоватей ставите задачи, тем легче верится в галиматью. Возьмём меня для лучшего примера. Коль будет среди Борьки славных дел, шо я подох – какого-то там хера, а спозаранку снова водку ел - и Борька, стало быть, тому виною, - тогда весь мир падёт пред вами ниц! Юродства путь к господству мировому куда короче, чем пути цариц. Тифлис смените на иное место рождения...

- Я знал! Я говорил Андрею, что Борис из Бреста звучит холёнее...

- Ну что за имбецил! Ему твердишь, а он не ценит жеста. "Бог с вами. Но отдельно» Уяснил? Еврей вас, что с Тифлисом, блядь, что с Брестом, на пне б вертел с обрезанной корой. Пусть будет он еврейского замеса: какой-то не такой, но всё же свой. И имя поменяйте на Иосиф, а то Борис – «сироб» наоборот - отстой.

Убёг апостол, будто ветром сдуло. Сижу и пью. И тут кладут мне на плечо ладонь. Гляжу – стоит типуля. Удар в лобешник. Шмяк. И тишина.

Очнулся, головы не чуя вовсе. В бинтах, как мумия, но вроде какбэ жив. И что-то вроде вспомнить удалось мне, как вдруг из тьмы наметился мужик. В хламиде белой, с бородой до пуза, ко мне подходит, за ногу берёт. И где-то сверху, будто бы из шлюза сочится свет (хотя по рифме – «свёт»).

- Восстань, мертвец, - орёт блажно на ухо. И шёпотом: - Про давешний конфуз ты – как воскреснешь - никому не звука. Да, кстати. И меня зовут Иисус.

Мда. Он, конечно, даже не Иосиф, но – слава Богу – хоть не белорус

Есть в нормальности некая невыносимость,

Есть в стандартах изъян, как в подспущенном колесе:

Если ты наружу из матери не просилась,

То откуда взяться желанию быть как все?

Был бы выбор какой, там, остаться в утробе

Или миром родиться, наполненным разным зверьём

Но куда нам? Мы - жертвы сторонних любовей до гроба

Да и то в лучшем случае. В лучшем. Увы, не в моём.  

Кто же в здравом уме согласиться задаром

Стать отрезком в пути "точка А - точка Б",

Если мир до тебя, кое-как разделившись по парам,

Тебе следствие впарил, причину оставив себе?!

Я вёл свой род от Рюрика. Писцы, коих лечили в этой же палате, твердили, что мой предок под уздцы подвёл коня бухой варяжской знати. А знать та знать не знала ни меня, ни род мой конокрадов из Тюмени. Им только дай усесться на коня и радостно скакать к ебене-фене.

Их главный конунг, значитца Олег, свекольным рылом изрыгая мат площадный, решил коня объездить имярек. И лезет тушею на круп лошадный.  

С отверзтым ртом я летописцам внемлю:  Олег  не с той ноги встал в стремено и так с размаху ёбнулся о землю,  как могут ёбнуться ну разве что в кино. Лежит плашмя - фатальная поломка.  И всякий протрезвел окрест  варяг: "Что рассказать нам конунга потомкам?! Что он нажрался – и с коня хуяк?!" 

"Да и потомков нет. Был молод  конунг, страдал заболеванием крестца. Он двигался на жонке every morning, да только всё без должного конца". 

Но кое-как восстановили орднунг – и подозвали Нестора-писца. 

"Смотри, писец, песец Олегу. Жалко, но что попишешь?! Резвый был юнец. Гляди! История – о двух концовках палка, а надо, чтобы был один конец. Вот тот конец, который вижу я: Олег в зените славы обретался, вела на юг его мирская колея. Как вдруг из черепа, что под ногой валялся, его язвит хазарская змея. Для виду наш Олег ещё потрепыхался – и всё, трындец! Ни славы, нихуя. Последнее писать не надо, Нестор. А чтоб в гробу коловращался Ежи Лец, блюди иносказаний славный вектор. Всё понял? Ну иди, пиши, писец".

"А как же род продолжить?"

"По закону о праве сильного – кто конунга убил, тому и править от Невы до Дона, тому и ублажать Олегову матрону. Эй, лысый пень!  Поди найди гондона, кто тут коня Олегу подводил".     

Не сцы на стопы, 
мол, рылом не вышел
И роль халтура, 
И друг - амёба
Всю критику - в жопу, 
и даже ниже
ори "Сепультуру"
до синего нёба

Не стать статистом
Не вычесть честность
И главность совести
Не обезглавить
Ты сделан чисто
Из нужного теста
И невозможности
Всё исправить

Этот вялый ноябрь, отлежавший бока на завалинке,

Тот, что гонит на юг косяки конопляной травы,

Я ебал 300 раз - вы подайте мне лето и валенки,

И немного мозгов для безумной моей головы

Этот грязный апрель, все дороги на ноль умножающий,

Развращающий почки соблазном живого листа...

И усохший за долгую зиму млекопитающий

Снова потчует сыто родного глиста 

Этот потный июль, на пляжу под Алупкой поюзанный,

Голой задницей лечит опавший шпицрутен отца 

Только манит он вечно тугими арбузами,

А приводит с собой лишь печальную тень пиздеца

Этот глупый сентябрь, на гладильной доске отутюженный,

Белый бант и брючины с равненьем по шву...

Нам и так до предельной черты судьбы сужены,

А по глупи сентябрськой ещё и твердим: depechez-vous

Этот грубый декабрь -  я не верю его обещаниям - 

Мол, как только закончусь я, cразу по-новой начнусь

Январём, февралём и другим, строго по расписанию... 

Новизны никакой. Всё по-прежнему. Дай застрелюсь.

записано со слов коллеги. История-быль от 31.01.2012

Окончание истории. Начало - здесь[ Читать дальше ]