Как правильно ее есть?

-А нужно ли ее есть?

- А почему бы и нет?

 

Перво-наперво, дорогие мои, следует  проголодаться, ведь самая сладкая вода среди пустыни. Ну и конечно же  не обойтись без соответствующего настроения, когда вопросы, нужно ли ее есть, не приходят в голову. Такие вопросы вообще годны разве что для того, чтобы оправдать собственную бездеятельность, бездействие и вообще и недействительность.

 

Что дальше? А дальше, необходимо найти ее. Здесь вас поджидает Его Величество Выбор, то что всегда есть, чем мы так часто тяготимся, но который заставляет жадно алкать себя в случаях, когда нам умозрится его отсутствие. Ах, сколько разных видов Ее или ее: есть сладкие, чисто мед,  твердые и фактурные, мягкие, в которых так хорошо увязнуть.

 

Отыскав, не показывайте ей, как вы ее хотите, тогда она раскроет перед вами самые затаенные вкусные ягодки.

 

Затем лениво попробуйте, отведайте ее. Делайте это медленно, задумчиво поглядывая на небо (руки, ноги)  – это не только способствует пищеварению, но и создает  о вас впечатление, как о скромном, но большом знатоке, а главное ценителе, ведь нам всем нужно чтоб нас ценили, а не оценивали. На самом деле, вы в этот момент словно химик в лаборатории разбираете ее цельный вкус на составляющие нотки и наслаждаетесь ее соком и цветом, впивающимися в ваши рецепторы и окрашивающие ваши десны, губы и язык.

 

Распробовали?

 

Теперь одной ягодки будет мало. Не удивляйтесь, так всегда бывает, да и почему бы не получить больше?! Чтоб удовлетвориться и получить удовольствие, нужно насобирать как можно больше ягод, пробуя на прочность свою силу воли. Поверьте, воздержание даст свои плоды, ведь любая поспешность, а равно пресыщение - губительная вещь. Делая свой выбор, не гнушайтесь чуть незрелыми ягодками, их кисловатый, чуть грубый, вкус вернет былую чувственность.

 

И вот когда вы набрали достаточно ягод, вы - полная чаша, теперь давите их, пусть они отдадутся вам целиком до мельчайших чуть жестковатых  косточек, купайте язык в их соке, размалывайте и захлебывайтесь, в общем, наслаждайтесь.

 

Да, именно так нужно есть шелковицу!

 

И зарубите себе на носу, есть ее нужно непременно с дерева, если кто будет возражать, ссылаясь на опасность заражения гельминтами и т.п., пусть также не купается в реках и озерах и не дышит, кстати,  а то мало ли. Нет, дорогие мои, есть шелковицу нужно только с дерева, вгрызаясь в свежеубитые ягоды.

 

И знаете, этот метод подойдет не только к поеданию и не только шелковицы. Такая себе парадигма потребления.

 

Наслаждайтесь! ;-)

Здравствуй, мой читатель!

Прочтя это, ты возможно увидишь меня,

а может и себя,

но поверь мне, это не так,

мы совершенно не похожи на них,

ведь ты так отличаешься от всех! ;-)

 

 

Они… Они были удивительные и  водили хоровод вокруг луны, большой, красно-желтой с щербинками. Как в старославянских танцах ленточки вились солнцеворотами, так и лунные дорожки бежали к ним от луны и держали в кругу. У каждого была своя ленточка-дорожка, каждый с рождения чувствовал свою исключительность и неповторимость, свою значимость и важность, ведь к нему протянута особая (а возможно и особенная) лунная дорожка (Похоже на то,  как мы верим в то, что каждому из нас уготована особая судьба, правда?). Всю жизнь кружились в хороводе, водили хором, в кругу, вроде бы вместе, но в то же время разделены. Плохо ли это? Сложно сказать однозначно, у однозначности всегда почему-то много мнений, с одной стороны, перестань каждый из них следовать своей  дороге, лунные дорожки перепутались бы и связались узлом (может так солнцеворот стал свастикой?), а с другой стороны, разве может быть что-то хуже одиночества, хуже молчания, когда чем сказать что-то, равно, а может и лучше вовсе промолчать. Кстати, ты замечал, что в молчании всегда отчего-то больше смысла, может потому что больше времени подумать самому?

 

Так было и будет. Будет ли? Нет, все когда-то меняется и ничто не длится вечно. Впрочем, какая разница, ведь не то нехорошо, что перемены, а то, что разнится наша способность извлекать из них профит.

 

У нее как у всех была лунная дорожка (сама дорожка, естественно, была не как у всех)  и она, как и все, верно ей следовала. Быть как все - это ли не путь счастья?! Ведь если предположить обратное, мой читатель, то пришлось бы признать, что большинство выбирает путь страданий и горя, а это было бы нелепо. И однако это вздор, сами эти размышления есть совершеннейшая нелепость, которая как и все преглупые вещи не лишены логики. Да к тому же не все, что логично, правильно, в смысле соответствует правилам, ведь  правила на то и существуют, чтоб сделать обязательными некоторые вовсе нелогичные вещи, вроде привычки чистить зубы до завтрака, а не после.

 

Еще у нее был друг. Вы никогда не задумывались, почему именно этот человек стал вашим другом? В данном случае очевидной причиной их дружбы было то, что он постоянно шел впереди нее, но разве это не просто стечение обстоятельств?! Впрочем, почему бы стечению обстоятельств не лечь в основу настоящей дружбы, а?

 

(то би континуед...)

Всем, кто читает это,

когда-то пришлось родиться,

а некторым даже 29 мая

 

Он был бухгалтером.

 

В работе бухгалтера все устроено таким образом, чтобы то, чем ты занимаешься, было понятно только другим бухгалтерам ну и иногда тебе самому, но чтобы  никто посторонний не мог разобрать той премудрости, благодаря которой в отношении абсолютно несинтетических вещей иногда ведутся синтетические счета, а износ может быть равен 100 %, когда стол (стул, диван) еще стоит. Обо всем этом бухгалтера узнают, по всей видимости, из своих Главных книг Гроссбухов, которые распространяются строго среди бухгалтеров и недоступны простым смертным, в отличие от главных книг других религий (а быть бухгалтером - это и образ мышления, и религия, и смысл жизни, одновременно).

 

В каждый свой день рожденья он составлял бюджет на будущий год, а в конце года, как водится – баланс и  сводил дебет с кредитом. Обычно бюджет был профицитный, а баланс и пуще того: вовсе (прошу меня извинить за каламбур) не держал баланс, а явно склонялся в сторону кредита. И это не могло не радовать, и бухгалтер этим обстоятельством был до чрезвычайности доволен, с радостью исполняя такой замечательный бюджет. Так было вплоть до тех самых пор, пока не вышло разъяснение, что пожелания на дни  рождения нужно ставить не в кредит, а в дебет, т.е. не в колонку, где в тебя верят, а в колонку, где ты должен. Что тут началось! Оказалось, что наш бухгалтер постоянно что-то должен, и видимо из-за этого, ему почти никто не верит, и вообще дебет до крайности вдруг невзлюбил кредит и ни под каким предлогом не соглашался с ним сойтись. Разве может быть что-то ужаснее этого? Перефразируя известную песенку, «Ему бы <день рожденья> взять - да отменить»

 

А впрочем, если строго рассудить (и вы, как здравомыслящие люди, в отличие от бухгалтера, это уже сделали), в действительности-то ничего не поменялось: пожелания, при чем самые что ни на есть прекрасные, как прежде желаются, а дни рождения регулярно приходят, лишь человек, даже скажем больше, бухгалтер стал абсолютно несчастен.

 

Да, дорогие мои, так вот  заумь несусветимая, на которую никто другой и не взглянул бы, да, к счастью, и не понял бы (если, конечно, он не бухгалтер), отравила светлый праздник - День рождения.

 

С днем рождения вас, рожденные 29 мая!

 

Так будьте же вы здоровы и веселы!

Они хоронили Истину.

 

С одной стороны, душу раздирала подленькая радость, что в этот раз там под цветами и слезами не ты, а с другой – давящая своей наготой и откровенностью мысль о неизбежности собственного конца. Подумалось, что если бы не нацистский запах крематориев, то урна больше соответствовала бы ситуации: отходам жизни соответствующую упаковку. От процессий же с ящиками пахнет лицемерием сказок для взрослых. Лишь в детских книгах смерть нестрашная вроде компьютерного квеста, в котором всякую спящую красавицу всегда может разбудить миссия, в смысле принц, и только вырастая, понимаешь, как бы попсово это ни прозвучало, что «принцев мало и на всех их не хватает», но разве это истина?! Истины же уже нет…

 

Похороны похожи на ритуальное жертвоприношение, только жертва уже мертва, из-за чего ее приукрашают венками как засохший бутерброд веточкой зелени и прячут собственную свежесть и привлекательность под черным камуфляжем, впрочем, неважно…

 

Затянувшаяся церемония вязала мысли в узлы и дарила отупением, когда уже все равно, впрочем, может именно такова реальная цель похорон. Шарканье и метрономное качание очереди провожающих вытравляли подкормленную обстановкой жалость к умершей Истине и расцвечивали яркую жалость к себе, покинутому Истиной, которая к тому же обрекла на утомительное прощание.

 

Хотя вся обстановка была пропитана запахом конца, а может и благодаря этому, ища утешения, все мысли были о будущем. Что дальше?

 

Род у Истины был древний с могучим генеалогическим древом, но как часто бывает с большими семьями, дорастя до определенного уровня, она вдруг начала усыхать и вот умер последний представитель. Оставалась надежда найти, пусть и разбавленную, кровь истины в многочисленных ответвлениях. Будущее рисовало поиски Истины, с победителями и проигравшими, гонку за Истиной, но голос разума увещевал, что результаты будут весьма сомнительными, разве ж может Истина быть не стопроцентной? И правда, что лучше Истина из Этих, или Истина от Тех? Услужливое отчаяние зловеще шептало, что Истины нет, больше нет и не будет, а красивая, но ненадежная надежда подсказывала, что Истине принадлежит все смешенье крови. Но уже сейчас за поминальным столом отростки Истины разделились на два лагеря: те, кто вошел в Истину и те, кто из нее вышел, не говоря уже о глубокой феодальной раздробленности внутри каждого крыла, подпитываемой вассалами, мечтающими сыграть ва-банк  и выиграть в славной борьбе за Истину.

 

З.Ы. Уходя, Вера, ни к кому конкретно не обращаясь, словно сама себе, сказала: Истина умерла, вместе мы снова обретаем ее, а разбегаясь, теряем. Вера строила храмы и звала к себе, пытаясь воскресить Истину, но Знание, с его доводами и расчетами  степени истинности вновь и вновь разжигало борьбу между кровными (физическими) родственниками истины. Кто знает, может в этом споре, как предсказывалось древними греками, когда-то родится Истина.

Называйте  меня как угодно

Все, что хочется, то и  думайте

Оскорбляйте хоть (при)всенародно

Что правы во всем, исто веруйте

 

Не святая я, что с того-то вам?

И смиреною мне овцой не быть

Не служу кожи чей-то парусам

Чем с такими вот - без ветров мне плыть

 

Кто-то с злобою пусть осудит, ведь

Словно крысою я с кора(бля)

От меня от слов не убудет, впредь

Сохраню, в срок отвечу сполна

 

С чего взяли-то, что беспомощна

Что слепа, как крот, и совсем дурна?

Человеком живу, а не овощем

Да и крест я свой донесу сама!

 

Лицемерие? Не при чем  оно

Не клялася я никогда в ином

Я прозрачная словно стеклышко

Не нужно сплетен в доме моем

 

Невдомек самим, хотите чего…

И не вам меня жизни учить

Каркать вороном проще всего!

Да вы не лекари, мне мозги лечить

     Она срывалась на бег, легкие рвало пополам воздухом, плескавшимся во рту металлическим привкусом, стук каблуков по асфальту звучал для нее молотками, вбивающими гвозди в крышку ее гроба, а ветер, нервный и озлобленный, крутил ее волосы, поднимая воронкой к жадным ветвям-крючьям деревьев… А там, по обоим сторонам улицы, был свет чужих окон, как корабли в море за огонь маяка, она цеплялась за него, греясь на чужом тепле, снимая пенку с бульона тихих вечеров и глотая разряды чужих скандалов. Только это ненадежный источник и когда свет неожиданно потух, отчаянье и страх разрослись в ней путанными темными закоулками, из которых, казалось, уже никогда не выйти, вместе с этими огнями исчезла она сама: черная точка на черном теле жизни…      Это был ее кавалер на сегодняшний вечер и на много будущих дней и вечеров: когда-то чужой город галантно предложил ей руку своих улиц и проспектов, и она благодарно оперлась на нее, зная, что ее спутник всегда укажет самый удобный и красивый путь. Ей стоило немалых усилий не сорваться и не понестись вскачь, так пело все внутри от свежести ветра, от причудливых узоров теней, от нежности к деревьям, ласково расчесывавшим ее волосы, когда она подлезала под их лапами. Когда потухли глаза домов, она не могла не восхититься провиденьем города, который смог подобрать самую лучшую раму для глубокого звездного неба. Задрав голову и полностью доверив выбор пути спутнику, она растворилась в подаренном им счастье…       В 20 час. 00 мин. по киевскому времени женщина, 25-30 лет, среднего роста, нормального телосложения, шатенка, волосы прямые до плеч передвигалась со скоростью около 6 км/ч по пр. Ленина в сторону ул.Фрунзе города Н. Была одета в черный плащ, туфли на каблуках, в руках несла сумку дамскую из кожезаменителя черного цвета.      Температура воздуха составляла плюс 16 градусов по Цельсию, скорость ветра 5-7 метров в секунду, ясно.      В связи с выходом из строя трансформаторной подстанции № 19 в период времени с 20 часов 10 минут до 20 часов 25 минут подача электрической энергии на жилые дома №№ 1-32 по пр. Ленина была прекращена.

     У Муравья всегда много дел. Возможно, это следствие малого размера самого муравья в сравнении с размером обычных дел, а может особого занятого (или правильно занятного?) выражения муравьиной морды, по типу ручки ватерклозета в положении «занято», вроде ума, который видишь в молчуне, или утонченности и изысканности, которыми наделяешь измученную диетами девушку, но все же, если муравей ничем не занят, то, скорее всего, вы ошиблись, и перед вам вовсе не муравей.

 

     - Привет, Муравьишко!

 

    - Ты что не видишь, я занят, не отвлекай меня – ворчит Муравей. Согласитесь, звучит обвиняющее и оттого обидно, но, сами подумайте (если конечно вы не заняты чем-то другим), разве не был Муравей слишком занят для таких мыслей.

 

     Сложно сказать, успел ли муравей со своими делами, наверное, в чем-то успел, и даже преуспел, а в чем-то и наоборот, но за делами и заботами пролетела жизнь, а стоили ли они того?!

 

     Муравей знал, что его жизнь когда-то закончится, он видел, как уходили от дел другие муравьи, освобождая свое место для других, для него самого. Единственное, чего он не знал, так это того, когда же это произойдет. В этом мы похожи с муравьями.  Что его выгодно отличало от нас, так это то, что у него, ну да, как вы уже догадались, у него  просто не было времени думать об этом конце. и это даже неплохо, ведь если во время жизни думать о смерти, то выйдет нечестно по отношению к  жизни, о которой вряд ли удастся подумать после смерти.

 

     И вот когда  Муравей понял, что встретился с концом, пусть он воспринимал его не как абстрактный конец бытия, а как реальное исчезновение его, муравья, из планов, дел (это плохо), а также беготни, путаницы и волокиты (а это хорошо), на него снизошло озарение, стоившее ему тяжких сожалений, что всю свою жизнь вместо одного короткого ответного «привет» он произносил целых 9 слов разной продолжительности, итого 8 лишних слов, 29 лишних звуков на каждом привете. Как же досадно и безнадежно было это осознавать теперь, когда уже ничего не изменить! Да, это очень сложно научиться не сожалеть, даже если эволюция давно отобрала у вас сам орган - жало, с рудиментарное чувством жалости она справиться не смогла и оставила эту борьбу нам, не преминув, естествно, показать свою демократичность и подчеркнуть широту дарованной свободы действий. 

 

     - Эх, - прошептал Муравей – я так и не успел всего, а все из-за чего? Из-за этих  дурацких правил приличия.

Катастрофа (начало)

После осторожных расспросов, в ходе которых глупые успели поделиться своими успехами, а умные – проблемами, что впрочем, в следующий раз, непременно, переместит глупых в разряд проблемных, выяснилось, что пудель его жив-здоров, правда, жалуется на появившихся с теплом блох и извечный пуделиный бич – зубной камень, мама тоже мучается зубами, но прочая хворь и беда ее не берут, его не обсчитали в ресторане, и не облагодетельствовала тетушка из Австралии, в общем, ничего примечательного с ним не произошло. После этого по толпе коллег прокатился ропот: так какого ты? А собственно, что он? Ну съел бутерброд, ну волосы плохо причесал и скрепку не туда кинул, так это с каждым может случиться, да и рыбы не жалко, она итак залежалась в холодильнике еще с прошлого корпоратива. Но тут, ко всеобщей радости, он скромно сообщил, что вот уже которую ночь мается бессонницей. Ах, дорогие мои, запомните это: ничто так не располагает к вам людей, как данная им возможность дать вам совет, особенно если при этом им самим делать для вас ничего не придется.

Офис словно ожил. Сразу же кто-то поделился опытом о чудесном сонном воздействии вечернего купания с лавандовым мылом и натиранием тела маслом Джонсонз бэйби, после чего некоторым представился неприлично голый обладатель вихра, с обильно умащенный маслом красноватой от купания кожей, отчего по лицам пробежали блики костра из фильма «Последний из могикан». Кто-то посоветовал выпивать перед сном. Под «выпивать» имелось в виду молоко и непременно с ложечкой меда. Но у него тут же появился противник, ссылавшийся на вредное воздействие молока на зубы, учитывая печальную мамо-пудилиную наследственность болезного, в связи с чем предложил именно выпивать: коньяку там или глинтвейну, чем приковал к себе испытующие взгляды присутствовавших, шарившие по наметившимся мешкам под глазами и легкой отечности верхних кожных покровов. Порой из глубины советов и причитаний всплывало предположение, что нарушение сна является следствием более серьезного нервного расстройства, но открыто называть его в лицо психом никто так и не решился. К концу обеда все всласть нацокались языками, накачались головами (что даже полезно для шейного отдела позвоночника, учитывая сидячий характер работы), насмеялись, и сделав заключение, что ничего опасного, по-видимому, нет, успокоились, а кто-то все-таки пожалел бутерброда с форелью. На этом все стихло.

Потому-то никто не обратил внимание, что после работы он, не пошел как обычно в ближайший гастроном за пивом (о, ужас, отступление от обыкновений - верный признак беды, особенно если вы терпите убытки в связи со снижением продаж), а свернул за угол, купил на цветочном рынке белых, хрумких от сока тюльпанов, от которых пахло ландышами, и отправился к Грибоедову как некогда к нему торопился Бездомный, только в отличии от Бездомного его там уже ждали и не товарищи, а тонкая и такая же как он вихрастая в прическе девушка. Без всяких сомнений, мы можем поручиться и за то, что девушка, как и он, не видела особой разницы между металлическими и цветными скрепками, что однако вовсе не означает, что их объединяла их схожесть и общность, вовсе нет, они очень отличались друг от друга, хотя бы тем, что девушка не принесла ему цветов, а лишь влажно и сочно, словно сама была тюльпаном, поцеловала его в щеку. И все же между ними было равенство, не то равенство, когда женщина работает сталеваром, а мужчина кормит грудью детей, о нет, да и равенство ли это, скорее уравнивание. Настоящее же равенство, это своего рода уравнение, знак равенства между разными частями которого помогает смириться с тем, что вас, скажем, лет с десяти уже никто не переносит через лужу на руках, зато на праздники не иссякает река станков, пенок для бритья и носков, и наоборот, то есть то истинное равенство, которое удивительно равняет с равным.

Итак, он смирился с тем, что он мужчина, а она смирилась с тем, что она женщина, в то же время, он принял то, что она женщина, а она – то, что он мужчина. Разве такое мыслимо, скажите мне?! Да, мои дорогие, по всему выходит, что коллеги его были правы, когда думали, что с ним приключилась беда, катастрофа, космического, нет, вселенского уровня. Здесь есть что-то и от чертовщины, о которой уже вспоминали, и от смерти, его смерти, его прежнего. Правы были офисные и в том, что бессонница - это только симптом более серьезных изменений в его физическом и психическом состоянии: он скучал, мечтал, сердце гоняло кровь, легкие насыщали ее кислородом, то есть в нем происходили обычные казалось бы процессы, но весь ужас в том, что они причудливо соединились, отчего их результаты стали не-об-ра-ти-мы, из-за них он уже не будет таким, как прежде, его место занял другой, влюбленный, вихрастый и чужой. Это поистине страшно и безнадежно: он полюбил!

Так бывает, мои читатели, все же так бывает… И страшнее всего то, что это только начало, что бессонница – это самое безобидное из того, что с ним приключится в ближайшее время, ведь скоро, уму непостижимо, но скоро он станет проводить с девушкой не только вечера, но и дни, потом сутки, дальше месяцы, а возможно и годы, а это значит, что он так и не увидит разницу между цветными и металлическими скрепками да и вихор на голове не сойдет до появления лысины… Эх, да что там говорить, коллектив потерял человека, так началась препечальнейшая история…

Ну а вам достанет смелости любить?

Утро.

Маленький офис.

Большой аквариум.

В офисе позвякивают чашки и им вторит дребезжание компрессора в аквариуме. Все заняты хотя бы тем, что люди смотрят на рыб, а рыбы на людей. У них то, что называют сплоченный коллектив. Верный признак такой сплоченности – четкое распределение мест: у одной зАмок справа, у другого вторая вешалка слева в шкафу, у одного привычка не одевать два дня подряд одну и ту же рубашку, а другая ест только донный корм.
Как только он зашел и расписался на листке прибытия-убытия в розочках, сразу стало понятно, что с ним что-то случилось: во-первых, на макушке торчал вихор, а во-вторых, он положил на столе у секретаря железную скрепку вместе с цветными, что с ним никогда прежде не случалось.

Весть была расценена как плохая, а потому распространилась с несвойственной для прочей, в том числе служебной, информации быстротой, коллеги сделали вывод, что масштаб происшествия явно несравним с задолженностью за вывоз твердых бытовых отходов, что стало обычным делом в последнее время, а скорее напоминает катастрофу космического уровня. Впрочем, он неплохо держался, даже пару раз улыбнулся и прошел в свою конторку.

- Хм… Промолчал. Что ж, его право, - это известный закон сплоченного коллектива: не вмешиваться в личную жизнь коллеги до начала обеденного перерыва.

Но вот часы прозвенели полдень. На самом деле часы не звенели, зато звенели закипающие чайники, микроволновки, тостеры и всякая-разная посуда, но последние делали это так слаженно, что создавалось впечатление, будто все же часы.

На его столе по-щучьему велению (фамилия бухгалтера, заваривавшей чай, была Щука) появилась дымящаяся кружка чая, бутерброд с соленой форелью, пара кексов и коробка конфет, которую он подарил соседке по конторке, вроде как на 8 марта, хотя точно не припомнит, в каком году. Это было действие тоже всем известного правила: мужчина особо словоохотлив на полный желудок, хотя, если честно, самые искусные и выносливые сплетники, встречаются именно среди мужчин, но только не в том, что касается их самих.
Надо сказать, что офисные уже были подготовлены и даже разделились на несколько групп. Так одни, приметив, что он пару раз поправил рамку с фото своего питомца, сделали предположение, что скончался его любимый черный пудель, отчего в головах, испорченных школьной программой, промелькнули бордовые буквы на черной палитурке «Фауст. Гете» и повеяло чертовщиной. Стоило ему набрать номер, состоящий более чем из семи цифр, как кто-то неожиданно вспомнил, что у него вроде в деревеньке на Сумщине была старенькая мама и вероятно беда приключилась именно с ней, сторонники этой версии тут же активно обсудили вопрос о том, по сколько скидываться на похороны. Было бы до обеда чуть больше времени, заработал бы и тотализатор, но его колесо не успело раскрутиться.

Он спокойно, как должное принял подношения, так словно каждый день был божеством и ему приносили жертвы, съел бутерброд (форель, на его вкус, была жирновата и недосолена) и запил ее сладким чаем (чай был черный с бергамотом, а он не любил бергамота, как и прочих ароматизаторов), притрагиваться к кексам и конфетам не рискнул, после чего сердечно поблагодарил коллег, в глазах которых читалась мольба о божественном откровении, и улыбнулся. Улыбка вышла спокойной и жуткой…

Мама Мышь рожала не в первый раз, поэтому родилось их сразу шестеро. Большая семья, всегда чьи-то усы рядом, что может быть лучше, что еще нужно?!

Как оказалось, что-то да постоянно было нужно… Это как еле донес сумки из магазина, полагая, что теперь-то у тебя все есть, «как в Греции», а потом оказывается, что закончились то туалетная бумага, то кофе, то сахар…

Сызмальства Мыш привык держать нос по ветру и ветер всегда приводил его к тому, что ему было нужно, впрочем, он не мог бы поручиться за правильность последовательности, поскольку это был действительно безостановочный процесс. Бывало, он и не знал, что ему нужно, пока оно не сваливалось (в том числе в прямом смысле этого слова) ему на голову. Подчас же он устремлялся на поиски чего-то конкретного. Но чаще это все очень причудливо соединялось и он, скажем, отправлялся на поиски воды, а находил сочную сливу. По всему выходило, что и напился, но воды не раздобыл. Да какая разница, главное, что получил то, что нужно…

Жизнь показывала (как сказал бы человек, и как не принято выражаться в мышиной среде, поскольку это всего лишь слова и они уводят нас от сути еще дальше, чем мы были в самом начале), что удобнее было бы, если б предложение формировало спрос (и нередко так и получается), но чтобы почувствовать себя настоящим, стоящим мышем, вкусить власти и поуправлять колесницей жизни (не факт что вас при этом не укачает) нужно все-таки устроить все так, чтобы твой спрос формировал предложение.

Но тут выяснилось, что не особо понятно, на что у него, собственно, спрос, что же ему нужно? Хотелось воскликнуть, все просто, нужно счастья, нормального мышиного счастья, пока не произошло вот что.

Однажды спрос и предложение, надо и дано вдруг взбунтовались и перестали соответствовать. Он не мог понять, что же случилось и почему идеальная организация жизни взяла и вконец расстроилась. Он начал молиться богам, но не знал каким, даже замахивался на человеческого бога, но пугала перспектива вступления в ряды церковных мышей, а по его мнению, все эти варианты искусственного (неродственного) объединения больше отнимали у объединяющихся, чем давали, да еще то, что если смотреть на ангелов в балдхинах снизу, видно разнообразное нижнее белье.

Через какое-то время он с изумлением отметил про себя, что счастье, как-то сдулось, уменьшилось: если раньше ему для ощущения полноценного счастья нужно было и солнце по утру, и зерно ко столу, и вода в полдень, и то и другое, и пятое, и десятое, то сейчас его вполне устроило бы что-то одно, но он не ставал от этого менее счастливым. Получалось, что главное получить желаемое. Это со временем натолкнуло его на мысль, что чем меньше хочешь, тем более счастлив, тогда счастье проще прибрать к рукам. И он уже почти перешел к мышиному аскетизму, когда в голову пришла мысль, что счастье это газ. Ну да, на холоде оно сжимается (надо сказать, когда начали шалить спрос и предложение, похолодало), а в тепле расширяется. Он очень много думал о газообразном счастье и понял, что его нужно подогревать, ну там, заготовлять впрок топливо, то есть зерна, фрукты, примечать незамерзающие ручейки, и с таким подогревом счастье снова начинало расширяться. Но вот ведь закавыка, делая все, чтоб расширить счастье, он становился несчастнее, и ему нужно было все больше и больше и вот он уже чувствовал себя несчастным, имея еду, кров, семью… Как такое могло произойти?

Он был просто в шоке, когда обнаружил, что внезапно лишившись того, что имел и постепенно, с большим трудом, восстанавливая то, что уже когда-то было, он снова становился счастливым, имея что-то одно…

Его счастьеискатель сказал, что счастье обитает на грани, где нужно перерастало в есть, при чем грань эта перемещалась и приходилось постоянно держать себя в тонусе.. Чуть позже он сделал вывод, что все ж лучше когда счастья много, лучше быть несчастным, когда есть еда, кров, семья…

Так появилась идея о том, что когда хочешь больше, тогда и счастье больше, и что когда счастье станет совсем большим, максимально большим, то для несчастья не останется места, ведь мышь не такое уж большое существо, чтоб вместить в себя очень уж большое счастье. Иначе и лопнуть недолго...

Однако же нужно проверить эту идею и Мыш начал растить свое счастье…

Он и до сих пор его растит.

Что тут скажешь, быть счастливым оказалось довольно тяжело, поэтому периодически приходится по этому поводу пострадать, что позволяет почувствовать вкус к жизни... И в этом мыши очень похожи на людей ;-)