Я не готова.
Дождь так и не начался, хотя так хотел. Он говорил, что скоро будет дуть ветер и освежающая искра осветит изнывающую почву.
Ничего не происходит. В комнате наконец порядок, на столе веточка цветущей вишни, и я выбираю иероглиф под сладкий запах и осыпающуюся красоту в щербатом хрустале.
Хотелось бы рассказать миру об опухшей синеве и капустных грядках, где пахнет укропом и кабачками - терпкость и простор здесь. Но странное оцепенение бездействия окутывает меня, словно покрывалом. Видимость активности обезоруживающе влияет на зеркало. Увидев свое отражение в нем, мне кажется, что я чем-то занята: глаза задумчивы, как при выполнении важного полезного занятия.
Я знаю, что если сделаю себе татуировку, мне захочется еще, но я все равно выбираю иероглиф и все больше поддаюсь апатии и бесполезности.
Я вспоминаю пятницу. Мы катались на качелях, на которых я кричала как сумасшедшая.  Люди внизу спрашивали останавливать ли, но мы говорили с тобой хором: "Нет!" Потом у меня кружилась голова, тряслись конечности, затекли пальцы на руках, но я была счастлива несколько минут - может, две, может, одну. Я любила тот вечер, шумный город, огни, цыганок, продающих вялые розы. Было абсолютно плевать, сколько стоит гречка и почему в нашей стране польские яблоки и картошка.
А сейчас - как в электричке, набитой битком людьми - душно, скучно, спать не хочется, и смотреть на пыль, усталость и окружающих не хочется. Выйти - нельзя, потому что ты еще не прибыл к конечному месту назначения, даже, если удастся остановить машину, выйдя из нее, лишь еще больше разочаруешься.
Задыхаюсь.

Я - звук, я - волна в бокале янтарного пунша, я - лед в этом бокале, а звук - от того, что меня бросили на дно его, от того, что волны от броска ударились о стенки хрусталя. Твои горячие губы прикасаются к прозрачной поверхности, а я молю силу всемирного тяготения, чтобы она прижала меня ко дну на столько, чтобы не оказаться внутри тебя. Я - холод.
Миг, и я за рулем фантастического автобуса, я вижу, как я разрисовывала его тонкой кистью флюрными красками - зигзагами, несуществующими цветами, спиралями - эти орнаменты засасывают.
Колодец - опять холод, провода и электричество. Я - цветок, расцветаю - лепесток за лепестком - ярко-алый ребенок природы.

Я давно не писала песен. Пальцы совершенно не слушаются, когда я пытаюсь что-то изобразить на черно-белой клавиатуре моего любимого инструмента. Печально осознавать, что ты что-то теряешь, упускаешь, занимаясь никому ненужной и не полезной деятельностью. Такая серая обыденность. Мы сидим в квартире - вокруг огромный город, такой большой и красивый. Мне кажется, я слышу, как кричат утки на реке, но это так далеко, что видение превращается в туман. Я плачу, потому что хочу летать. Летать! И я выхожу на балкон, задыхаясь от кашля, вдыхаю и проглатываю солнце. От высоты кружится голова, кажется, перила перекосились, я сожусь накорточки. Поднимаю руку вверх - облако косается моей ладони - тяжелое облако, совсем не такое, как описывают его другие - от него пахнет молотым черным перцем, я чихаю. От весенней прохлады кожа покрывается мелкими вздутиями, пальцы белеют. Тысячи видений мучают меня в эту минуту - ей будет плохо после операции, он готовит нож, чтобы отомстить, ребенок пьет воду из лужи, а ты сидишь на лавочке в парке. В парке - тепло, много людей, солнце светится сквозь листву, пока скудную, ты улыбаешься. Мама выбирает платье, ее теплые руки проверяют ткань, она смотрит на ярлычок. В соседней квартире хозяйка обожгла палец утюгом, она скривила губы и сдвинула брови. В это время на другом конце земли шипит вулкан, киты ревут, а морские звезды зарываются в ил. Я хочу жить в океане! В океане! У меня болит от вас голова, каждую  минуту вы посылаете мне свои эмоции. Вселенная так велика, но нигде не спрятаться от ваших сигналов. У меня безумные глаза, потому я чаще смотрю в пол, чтобы в моих зрачках разного размера никто не видел отражения зеркальных коридоров.
Я иду на кухню, открываю морозильник, достаю кусок мяса и прикладываю его к правому виску, закрываю глаза и вижу полярника, который тянет растерзанного пингвина к себе в дом, на яркой белоснежности остается алая дорожка - из нее вырастают зеленые баобабы, закрывая озоновые дыры над Антарктикой, космические корабли запутываются в их кроне, сталкиваются и падают в океан, разбивая толстые глыбы льда.
Возвращаюсь в постель. Пахнет сыростью. Я опять закрываю глаза, вижу густое сладкое варенье, размазанное по животу, малиновое. Укрываюсь одеялом с головой - горячая черная кошка облизывает мой нос и щеки, от нее  пахнет килькой и зеленым луком. Кошка убегает в поле - черная рыхлая земля, следы остаются такие глубокие и четкие, я сижу на этом поле с лупой и смотрю на след - вокруг тишина и простор. Здесь только небо и земля.

Я хочу, чтобы ты смотрел на меня всегда: когда я сплю, когда я ем, когда я рисую, когда я обуваюсь. Тогда ты поймешь, что я не красивая. Я обычная, не хуже, не лучше остальных. От меня может вонять потом и зажаркой для супа, у меня рвутся колготки и порой волосы от ветра торчат в разные стороны. Я такая, как и все... Никаких особеностей, скука. Я все время выбираю себе неудобную обувь из гедонистических соображений, и поэтому у меня всегда натерты пятки и распухшие пальцы. От воды у меня все время сохнет кожа, особенно на руках. Я часто щурю глаза.

Я крашу волосы, наращиваю ногти, иногда крашу ресницы и почти всегда подвожу глаза. На моих любимых брюках - заедает молния, на них всегда есть булавка на случай, если замок сломается. У меня всегда очень тяжелая сумка, потому что там куча ненужных вещей. Я сморкаюсь и чихаю, у меня пылится обувь.

Во мне масса несовершенностей. А плохих привычек еще больше.

Знаешь, дорогой, мы друг друга стоим, потому что растяпа и рассеянный - идеальная пара. Ты ведь так часто одеваешь разные носки и забываешь по несколько дней поставить телефон на зарядное устройство.

Я дорожу тобой, а ты мной. Мы вместе держимся, то ли на плаву, то ли на совершенном прекрасном острове -  не большом, но ярком и спокойном. Я хочу жить на острове! С тобой.

Не смотри на меня. Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня всегда. И не прикосайся ко мне на протяжении дня. Я не хочу надоесть тебе. Где растет наше дерево жизни? Хочу выпить волшебного молока и прорасти прекрасной лилией на твоей ладони или из твоего живота. Я буду издавать чарующий аромат, а ты будешь радоваться, всегда радоваться и жить вечно.

Последние пол недели хожу с навязчивой идеей: "Построй свой замок. Укрепи свой город." Иногда мне даже кажется, что я слышу эту фразу голосами родных, когда нахожусь в пустой комнате или сплю.
Но как? Как я могу построить замок и укрепить свой город, если я всего лишь апельсиновое зернышко? Или если я маленькая птичка? Как я могу возвышаться на обзорной башне, если я цветок лилии?
Я вспоминаю маленького Принца. Он оберегал свою планету от баобабов, занимался очисткой каждое утро. Что если я, апельсиновое зернышко, каждое утро буду очищать свою аниму от горечи и печали? - Тогда мое дерево будет самым здоровым и сочным. мне нужно работать над своим нутром. Добро, всеобщая умиротворенность, отказ от возмущения и недовольства и другого, - позитивно скажутся на моем городе, на моем замке.

Сеанс утреннего аутотренинга для Инны на сегодня закончился. Она отложила изящное зеркальце своими  уже морщинистыми руками с холодными влажными ладонями и подумала, что очень хотелось бы детей. Маленького ребеночка, который бы просто улыбался ей или плакал, и был ее ребенком. Она подумала, что вот уже тридцать лет она начинает утро с аутотренинга, иногда она начинает просто думать и увлекаться полетом мысли, тогда эти минуты затягиваются. Но ни разу ей не приходила мысль о том, что она до сих пор одна, что ее город никак не укрепляется. что день похож на день, а ночью она кутается в одинарное одеяло.

Хочу о ранимости и трепете поговорить. Иногда становится противно от излишне алых губок и излишне тонких белых пальцев, потому что при всей красоте и торжестве нежности, сопли с сахаром всегда будут соплями с сахаром.
Кружева, бархат и жемчуг, сладкие духи и блестящая помада, сумочка, перчаточки - как замечательно, как чудесно, как же чудно! Да, и каблуки! - непременно, непременно! - в сумочке с килограмма три разной хрени - очень женственной и бесполезно нужной, неустойчивые сапожки, или с заедающей молнией - потому как что-то да должно быть не так, как надо, косметика купленная с трудом на распродаже - лучше б ее не было, как и всего остального. Потому как сапожки - неудобные, на галимую косметику аллергия, а сумка очень тяжелая. Девушки, какого, извините, хрена такое с собой делать? - Ответ: никакого.
Я не делаю так. А вчера я остригла себе челку. Соседка говорила, что стричься почему-то нельзя, по народному поверью, оказывается, поверье умалчивает, почему нельзя, но совсем нельзя, никак совсем. Но я остригла. Захотела короткую и косую. На что мой любимый спросил: "Ты сама стригла? Ну, я просто пока не привык, я же не знаю, какая там мода..."
Понимаете? Мужчинам все равно, какая мода. В этом соль. Ты должна быть красивой и все. Нравиться себе нужно. Мне нравится моя челка, очень, я довольна и все такое, а он сказал, что просто не привык, очень искренне сказал.
Зато я расплакалась этой ночью, потому что просто захотелось. Я не то чтобы обиделась или мне было плохо, я просто расстроилась и заплакала. Смешно текли слезы и сопли, а ты обнимал меня и говорил, что во мне все красиво. Потому что я - это я, а ты - это ты. Я говорила, что я веду себя как ребенок, и ты говорил, что я веду себя как ребенок. Капризы, ранимость, трепет, женственность, томность, выразительность, - какое вранье, что это все женские качества. Мы просто люди, а не женщины, мужчины, дети. Единение - настоящее счастье. Сегодня я на каблуках и с ресницами в пять сантиметров, а ты - заботливо поддерживаешь меня за рукав, а завтра - я в широких джинсах тащу продукты домой, а ты просто спишь, потому что вчера закончилась рабочая неделя и тебе нужно отдохнуть.
Всему место и время?

такое странное время, такое удивительное, такое гулкое, как глухие капли в темной сырой пещере. кто-то создает великолепные словосочетания о вечном и чудесном. но время - единственное вечное явление, динамично-константное, совершенное в своей неподвижной изменчивости. и я чего-то жду, кого-то жду. все мы пребываем в торжественном ожидании, оцениваем события по их внезапности, несвоевременности, запоздалости. я храню под кроватью огромную старую киноленту, свернутую в тяжелую бобину. понятия не имею, что на ней, но она вызывает трепетные чувства, как бывает иногда в церкви перед священными реликвиями, несмотря на пыль и потертость поверхности. порой одинокими ночами, когда особенно страшно, я ложусь на холодный пол и смотрю на эту бобину, зрачки расширяются и замедляется дыхание. бесконечные-конечные ночи, кажется, что смерти нет, но и жизни тоже: экзистенция зависла в липкости безвременья и вязкости  межпространства.
потом я думаю о многом, то есть совершенно не о чем не думаю. хочу, чтобы кто-то позвонил, либо в дверь, либо по телефону. тогда я смогу проснуться от замороженной спокойной тревоги. что-то происходит, но ничего не меняется.
на улице сильный ветер, я слышу как он гудит, смотрю на шторы и тюль - они шатаются, как если бы окно было приоткрыто. тогда я сажусь на подоконник, упираюсь ладонями и щекой в холодное стекло, смотрю вниз, вдаль. Ничего не вижу, кроме расплывчатых огоньков и бликов луж на асфальте, кажется, я чувствую его запах. до сих никто не пришел, никто не позвонил. немеет щека, я вожу пальцами по стеклу, царапая его ногтями.
жутко хочется узнать, что на этой пленке под моей кроватью, но тогда, если узнаю, незачем будет ее хранить, я навсегда лишусь мечты узнать, что на ней.

все ушло на второй план. на первом совсем ничего. это плохо, наверное. гормоны, смешанные с отчаянием - адский коктейль. никаких желаний и мечтаний. я знаю, что это нехорошо, не нужно мне это повторять, потому что мне все равно, я не стремлюсь меняться, даже если это не по Библии, я давно не стремлюсь к Свету. серый мир - сфера моего обитания. не нужно меня учить, что и как делать, мне скучно слушать наставления. упрямство. и что? кучи людей живут как хотят, я всего лишь одна из них. отличие лишь в том, что я не живу как хочу, я живу и все. чего-то мало, чего-то много, чаши неуравновешенны. эгоизм. да. иногда - нет. сейчас - да, очень глубокий, очень настойчивый. сублимация неудовлетворенных переживаний. и опять никакой радости. не вижу смысла делать что-то без радости, особенно если дело касается вещей ответственных и серьезных. привыкание случилось быстро, абсолютно не к месту, не вовремя и не имея основы. крепость рушиться, потому что получилось все миражем. мираж развеялся, возникла реальность, такая как есть, настоящая, оказалось, что только мы и есть настоящие, остальные важные составляющие - видимость надежности. аллитерация шипящих - часто выходит. по моим текстам всегда понятно, что пишет девушка, это раздражает, это выказывает особый вид субъективизма, прямолинейность мысли. нельзя быть слабой, никогда, феминизм и эмансипация спасут всех слабых, отказаться от своих принципов и вести борьбу, показывая как ты слаб, когда сталкиваешься с акулами. не хочется, но можно играть роль, по крайней мере для развлечения, которого кстати тоже не хочется. наушники, кофе, теплый халат и поменьше людей. сам себе хозяин. меньше людей, меньше внедрений в мою душу - меньше этих "неудовлетворенных переживаний".   

Обман. Все-таки его больше, чем кажется. Все работы, связанные с обманом - ужасны и не оправдывают себя. Только те, кто организовал обман смогут на нем заработать, но не те, кто просто пешки и являются инструментом выполнения задач для успешной организации обмана (личный опыт).

Большие и маленькие города. Тысячи ног  стаптывают свои башмаки об асфальтовые пространства городских миров, каждый из которых имеет свой запах, цвет и пределы. Бывает, строишь планы и рисуешь мысленно эскизы, какой-то дом или любимая особая выемка в крыльце вдохновляет. Чувствуешь радость, просто потому что знаешь, что ты – дома.

Люди. Шум.

Как часто чувствуешь, что хочешь что-то сказать, а не можешь, потому что не знаешь что, не знаешь как. Хочется оборвать все нити, эта паутина мне в тягость. Я слушаю музыку ночного леса, который доносится из моего компьютера, и мне спокойно. Это почти отрешенность, потому что у меня, кажется, температура и очень болит горло.

Ты был у меня практически сутки. Прекрасные сутки. Хоть я и болею, и хоть на меня давит страшно окружающая обстановка.

Я подумала, что хочу рисовать мелом на асфальте. Разноцветные мелки, а я маленькая – в белых простых колготах и бантиками на косичках, завязанных в смешной бублик. Улыбка, чуть оттопыренные уши и светлая тонкая кожа. 

куда я иду, когда мне хреново. блог. занимаюсь эмоциональным эксгибиоционизмом. жизнь - дерьмо, агностицизм - единственное, что остается.  когда не понимают близкие, или просто не слушают, с какой-то тревогой тяжелой печатаешь дурацкие буковки. слова. их постоянно слишком много, а смысла так мало. дебильные обиды и печаль, от которой даже зубы ноют и болит желудок. от того, что множество путей и пределы разума хоть и лимитированы, достаточно разнообразные варианты выдает мозг. голоса, толкающие к чему-то торжественно печальному кажутся то врагами, то родными до такой степени, что снял бы кожу с себя и облек их эфемерные оболочки в нее.