Она смотрела
на верхушки деревьев, которые хаотично колыхались. Их листья отражались в
стекле окна, лишь небольшая его часть была видна через задернутые занавески
персикового цвета.
Он уходил:
вначале собирал одежду, потом укладывал в отдельную сумку книги, тетради и
баночки со всякой парфюмерией. Ровными рядами и стопками размещал вещи,
казалось, этим делом он занимался вечно, и оно приносило ему немалое
удовольствие, такое старание выражало его лицо, спокойное и сосредоточенное.
Оба молчали и
не смотрели друг на друга: она наблюдала за отражением шевелящихся листьев, все
вместе они, по отдельности такие мелкие, в целом создавали большое движение, как рой каких-то насекомых
в огромном своем жилище; а он отвлеченно выполнял механические действия,
связанные с теми предметами, которых он касался и моментально прятал в свою
поклажу, словно робот. Оба думали и в то же время не думали; внутри что-то
застыло; снаружи что-то остановилось. Единственное движимое в их мире сейчас –
ее листья в окне и его вещи в руках.
Забыто? – не
забыто. Оставлено? – оставлено… и отброшено, принято за ничто. Самое страшное
случается тогда, когда то, чем жилось, дышалось,
становится утерянным, или скорее принимает титул утерянного, ничтожного, когда
жаль утраченного времени, прекрасных эмоций и самых важных чувств.
Отверженность, отчужденность и отвращение приходят потом, затем – стыд, тревога
и страх. Страх двух видов, или даже трех: первый – о том, что все узнают,
второй – перед необратимостью событий, третий – теперь ты одинок, и вокруг
такие же одиночки.
А потом он
ушел. Закрыл дверь, положил ключ под ковриком у порога, вызвал лифт, спустился
на первый этаж и вышел. Она слышала гудящий механизм лифта; когда шум утих, она
открыла дверь, ту самую, через которую он вышел, присела на корточки, отвернула
край коврика, того самого, который у порога, подняла ключ, тот самый, тот самый
ключ, и закрыла дверь, подошла к окну, тому самому, в стекле которого видела
отражение дрожащих верхушек деревьев, и одернула занавески, те самые, которые
персикового цвета; на улице шел дождь.
И теперь только пустота, все мысли о ней. Он
ушел, а ей казалось, что ушла она, раз и навсегда.