Адрес текста (все изменения буду в первую очередь вносить туда) :
http://www.proza.ru/2011/09/02/1572
По-прежнему очень прошу читателей сделать рассылку, так как я вне ленты.
ГЛАВА 3
Когда Лесник подплыл к Забаве, тот уже начинал тонуть под весом раненного товарища, намокшей одежды, тяжелых ботинок и пистолета-пулемета, который он ни за что не хотел выпускать из рук. Чтобы не шуметь – плеская одной свободной рукой – разведчик изо всех сил колотил ногами, но этого едва хватало, чтоб оставаться на плаву. Холодная вода, от которой неприятно несло болотом, лезла в глотку и заливала глаза. Неожиданно Забава ощутил, как кто-то с силой потащил его за шиворот. Теперь голова держалась над поверхностью реки, и он мог видеть вееры очередей, метеоритным дождем проносившихся на фоне черного неба, неистово барабанящие по мосту, откуда он только что спрыгнул. Скоро Забава почувствовал под подошвой мягкое, заиленное дно реки. Чья-то рука ухватила его за запястье и подтащила к самому берегу, так что молодой разведчик смог нащупать небольшой, поросший травой выступ.
- Ты как? – Лесник шлепнул Забаву по щеке. – Сам дальше вылезешь?
- Да. – Откашливаясь, ответил «уповец» и, пытаясь понять, кто спас его вместе с напарником, поднял голову, но рядом уже никого не было.
Вытащив обоих разведчиков на сушу и убедившись в том, что один из них находится в сознании, лесник быстро побежал, пригнувшись, вдоль зарослей камыша. В небо с шипением взмыло еще одно магниевое солнце, осветившее все вокруг дрожащим, сумеречно-белым светом, и Иван Иванович, с размаху плюхнувшись в грязную жижу, проворно отполз в сторону, за островок из высушенных стеблей, увенчанных факелообразными коричневыми головками. Откуда-то ударил ППШ – Иван легко определял оружие на слух, подняв невдалеке сверкнувшие белизной фонтанчики.
«На звук били» - Мгновенно подумал лесник, которого теперь могли подстрелить как свои, так и чужие, стремглав бросившись вперед, как только осветительная ракета погасла, словно минутная слава в реке времени. Да и что такое лавры для человека, знающего кухню, все чаяния и надежды которого спрятаны так глубоко, что даже вывернутый наружу подпиленной пистолетной пулей дум-дум, разлетевшейся внутри на несколько осколков, он будет играть положенную роль – до самого последнего охриплого вздоха, перепачканного пузырящейся на губах кровью? Иван Иванович был актером в театре, где залпы выстроенных строем солдат не грохотали под траурно-возвышенную музыку, где павшие не были красиво наряжены в воздушно-легкие рубашки, где не оставалось зачастую времени ни для последнего слова, ни вычурного взмаха рукой. По сальной, заляпанной грязью, согнутой, дрожащей от усталости спине лесника, ручьем тек пот. Ему было страшно и противно, но ни секунды, чтоб подумать об этом или почувствовать стыд не оставалось. Он снова был тварью дрожащей, цепляющейся скрюченными пальцами в вонючий ил, перемешанный с прелыми стеблями, каждый раз, когда в небо взлетала следующая ракета. Но лесник давным-давно не срамился своего страха и от этого был вдвойне опасен.
После очередной перебежки, Иван Иванович, переведя дух, огляделся по сторонам – здесь его уже никто не мог бы заметить – разве что услышать с противоположного берега и он осторожно, стараясь не шуметь, прокрался еще метров пятьдесят и зашел в холодную воду. Перед его глазами невольно появилась сцена награждения медалью «Пловца 1-ого класса», и он с трудом сдержал нервный смешок, обнажив в волчьей ухмылке зубы.
Выбравшись на более пологий левый берег, Иван Иванович тщательно отжал одежду – чтоб не капало, разулся и вылил воду из ботинок. Сильно хотелось курить, но в кисете, как, впрочем, и трубке, тоже хлюпало. Легкий ветерок холодил мокрую кожу, и река теперь казалась даже теплой. Лесник уселся на старом пне, вытянув ноги, окруженный склонившимися над его головой вербами.
«Хорошее место для рыбалки. – Отвлеченно подумал он, пытаясь вспомнить, когда последний раз мог позволить себе подобный беспечный отдых. Где-то рядом раздался тихий скрип, и Иван невольно подобрался, но через мгновение спокойно выдохнул, процедив сквозь зубы. – Ах ты, разбойница!»
Он погладил ствол растущего рядом дерева и снова повторил, странно улыбаясь:
- Ах ты, разбойница, верба-красавица!
Под влажным дыханием ночи вербы шелестели и грустно поскрипывали, будто на самом деле капли, стекавшие по листьям, и падавшие Ивану на плечи, были слезами.
Где-то здесь находился дом Федора, куда прикормленный пес должен был бежать всякий раз, когда Лесник его выпускал, исполняя роль экстренной связи. Иван Иванович снова обулся и, поднявшись, осмотрелся. Хотя он жил в этом селе всего чуть больше недели – Иван мог бы дать фору многим здешним деревенским мальчишкам.
«Направо, через три дома» - Быстро сориентировался лесник и, пробравшись через заросли к сельской улице, осмотрительно двинулся к намеченной цели.
Лесник нашел нужную доску в высоком заборе и бесшумно ее сдвинул. Заранее смазанный гвоздь не издал ни звука. Очутившись во дворе, затененном раскидистыми, старыми яблонями, Иван Иванович замер. Под ногами зазвенела валявшаяся на утоптанной земле цепь.
- Странно. – Прошептал лесник, оглядываясь в поисках пса, но последнего нигде не было.
Покрутив головой, прислушавшись и даже медленно втянув через нос воздух, Иван пожал плечами и подошел к засохшему, обвитому от самого подножия до верхушки плющом дереву и, стараясь не шуметь, обрезал тонкие зеленые побеги. Вскоре ствол обнажился, и лесник без видимых усилий воткнул в него лезвие, разрезая тщательно приклеенную кору. Достав из тайника «Вальтер» с несколькими магазинами, он бесшумно выскользнул назад на улицу.
Возле моста продолжался запутанный, пугающий и беспощадный ночной бой. В небо, затмевая свет далеких звезд, время от времени взлетали осветительные ракеты – теперь выпущенные националистами, поливающими огнем противоположный берег. Скоро вспышки выстрелов с восточной стороны прекратились, и дорога, ведущая к селу, сотряслась от взрывов мин – бывший сельский учитель поставил заградительный огонь, пока чета – а в том, что Дияк теперь точно ударит всеми имеющимися в его распоряжении силами, у Ивана сомнений не было – переходила через мост.
«Хоть бы догадались взять парочку языков», – Подумал Иван Иванович и зашагал ночными улицами к церкви. Разбуженное село было в каком-то странном, скрытом движении. Повсюду лаяли собаки, грюкали двери, леснику даже казалось, что он слышит торопливый топот, но никого в поле зрения не было. На соседней улице стояли крики – горела изба – то ли подожженная назло, то ли по неосторожности – этого Иван не знал и старался не обдумывать, попадая в сюрреалистический мир боев. В небо летели искры, громко треща старыми изъеденными стенами.
Лесник, не желавший встретиться с жителями, вышедшими из домов, чтобы потушить пожар или хотя бы не дать ему распространиться на соседние крыши, одним махом промчался по отрезку между столбом пламени и рекой, где в скором времени можно было бы встретить снующих туда-сюда людей с ведрами.
Пробежав метров тридцать, лесник замер и проворно спрятался в кусты: чуть далее, откуда-то из-за поворота раздалась очередь выстрелов, грохот разбитого стекла и женские вопли. Бывалый разведчик прокрался с опаской вперед и выглянул из-за угла изгороди. Перед распахнутыми воротами, через один двор, стояла тачанка, на которую двое партизан затаскивали застреленного борова. Освещенные светом керосинки, поставленной возле пулемета Максим, они не могли заметить Ивана, и он почувствовал себя увереннее.
- Успокойся ты! – Откуда-то со стороны раздался громкий, пьяный голос. – Поехали, пока не поздно.
Двое партизан уселись в телегу и повернулись с выжидательным видом, смотря куда-то во двор.
- Отстань, Семен! Будет по-моему! – Отвечал с яростью другой голос. – Раздвигай ноги, сука, а то мамку твою порешу!
Иван Иванович нахмурился и перепрыгнул за ограду в соседний двор. Под ногами что-то неприятно чавкнуло, и лесник едва не упал, заметив, что стоит на убитой собаке; оглядевшись на предмет присутствия большевиков, мародеров или кого-либо другого, кому мог мешать лай; Иван внутренне ухмыльнулся практичности местных жителей – возле дома стояла старая вагонетка, наполненная водой, видимо, использовавшаяся раньше в карьере. Лесник ползком подобрался к плетню, разделявшему два хозяйства на маленьком участке между сараями.
- Дом спалю! – Кричал толстый, краснорожий партизан в распахнутой гимнастерке, размахивая факелом перед двумя вцепившимися друг в друга женщинами. Чуть дальше возле пристройки стоял молодой парень, видимо, несколько раз пытавшийся образумить своего товарища. Четыре – это уже слишком много. К тому же, кто-то мог еще рыскать по дому или амбарам в поисках водки, сахара, часов, керосина или еще чего угодно.
«Если по пути к церкви их можно было бы обойти…» - пытался самому себе доказать необходимость атаки Иван Иванович, поглаживая холодный метал за поясом, ища в этом успокоения.
Толстый бросил автомат и, держа в одной руке факел, другой начал наносить пощечины – беспорядочно, не глядя кого именно бьет или куда попадает.
- Пошли, Леня. – Попытался вступиться молодой партизан, и, подойдя, положил руку на плечо неудачливому насильнику.
- Я старше тебя по званию, вошь ты хохлятская. – Толстый отпустил факел и, схватив молодого за плечи, со всей силы ударил коленом в пах. Молодой большевик закатался по земле от боли. – Я тебя проучу, гнида, как мешать командиру! Думаешь, выпил, бл..ь, со мной и можешь называть по имени, сученок?
Лесник сделал короткий выдох и решился. Лучше ошибиться, чем колебаться – старое армейское правило давно въелось в самое нутро бывалого разведчика. «Не думать! Убивать!» - Мелькнула короткая, как молния, мысль через опустошенное сознание. Бесшумная перебежка, назад к забору, и вот рука рванула чеку, ладонь разжалась, губы привычно прошептали: «Один, два» и граната, одним выверенным движением отправилась прямо в тачанку.
- Ложись! – Кричит один из партизан, но слишком поздно.
Раздается взрыв.
Время, будто заинтересовавшись происходящим, приостановило свой бег.
Лесник спешит назад к плетню. Упавший факел бросает неровные отблески. Пьяный партизан подхватывается с земли, поднимая автомат. Его налитые кровью глаза ищут врага у ворот, но тщетно. Наган в руке лесника освещается вырвавшимся из ствола пламенем.
- В дом, дуры! – Слышит свой собственный надрывный голос Иван Иванович. – Быстро!
Лесник прячется за угол. Его спина прижата к стене сарая. На улице бьется и ржет раненная лошадь.
«Двое убито – вне сомнений. – Лихорадочно думает он. – Возможно, остался еще один партизан возле тачанки, который успел меня заметить, и точно остался в живых молодой»
- Окружай! – Снова кричит он, и в плетень ударяет долгая, беспорядочная очередь.
«Сейчас гранату швырнет. - Звучит внутри спокойный, даже чужой голос. Свое собственное быстрое и тихое дыхание теперь кажется глубоким и оглушающим. Глаза, застланные потом, медленно осматривают сад в поисках укрытия. – За вагонетку!»
Перебежка. Каждый шаг будто отдается в гулко бьющемся сердце. Грохочет взрыв лимонки, по ржавому, но толстому металлу, градом бьет стая осколков.
- Слава Богу, что ты спер этот кусок старого железа. – Шепчет едва двигающимися, немного онемевшими губами Иван Иванович.
Теперь надо было точно определить остался ли жив еще кто-то, кроме молодого и спокойно, продуманно, профессионально их прикончить. Лесник вышел из-за своего неожиданного укрытия – факел погас – или от взрывной волны или затоптанный чьей-то ногой, в темноте, казалось, не было слышно ничего – кроме тихого звона в ушах. Иван быстро побежал назад к ограде, смотрящей на улицу.
«Один остался!» - Зазвучал у него внутри злорадный голос при виде двух тел около телеги.
Иван Иванович, осторожно перепрыгнув через забор, прошел вдоль выходящей на дорогу стены сарая и, достав из нагрудного кармана зеркальце, заглянул за угол. Во дворе никого не было видно – только мрак, через который снова начинали проступать звуки: тихий, испуганный бабский плач, доносящийся из хаты, хриплое, с каким-то подвыванием, дыхание лошади, лежавшей возле тачанки, далекое тресканье винтовок.
Лесник сел на землю и, положив себе на колени Вальтер – случай какой-либо неожиданности, начал перезаряжать наган – все равно ожидание его мучило гораздо меньше, чем оставшегося в непривычном одиночестве парня. В конце концов, что, как ни страх, могло толкнуть его присоединиться к партизанам? Это чувство зачастую куда сильнее, чем любовь к Родине.
- Живьем не брать! – Как можно громче закричал лесник, готовый в любой момент снова выполнить какой-нибудь кульбит, если красноперый еще раз бросит гранату на звук голоса. Он весь обратился в слух – со двора донеслись торопливые шаги, но в зеркальце по-прежнему отражалась одна темнота. Иван Иванович тихонько выругался себе под нос и, сделав из осторожности крюк, перебрался на другую сторону улицы, где росли высокие кусты сирени.
«Не уйдет. – Уверенно проговорил внутренний голос. – Если попытается выйти через ворота, то не уйдет»
Снова ожидание, тягостная, разъедающая до рези в глазах ночная тишина, наполненная отзвуками боя, тяжелым дыханием кромешной тьмы. Уши Ивана Ивановича дернулись, как у пса, когда он увидел крадущуюся фигуру. Страх, копошившейся кучей насекомых на самом дне души теперь выплеснулся волной черной ненависти.
- Вот и смерть тебе. – Прошептал Лесник, поднимая револьвер. Палец мягко и точно, как машина, нажал на спусковой крючок. Барабан и курок двинулись, чтоб, остановившись в одно мгновение, принести смерть. Раздался громкий щелчок. Осечка!
Иван Иванович снова дернул пальцем, но теперь слишком резко и пуля ушла в сторону, а партизан, на мгновение присев от неожиданности, сделал короткую очередь в темноту, и залег за лошадью.
«Ах, ты ж, сукин сын. – Лесник провел рукой по правому боку. Ладонь стала теплой и липкой. – Зацепил!»
Иван, почувствовав, как все его тело наполняет ярость, поднялся и двинулся вперед, стреляя раз за разом из Вальтера.
Сделав несколько выстрелов, он начал дергать затвор, держа наготове наган, который подводил гораздо реже – пусть даже побывав в воде.
- Черт, заело! – Громко выругался Лесник, чтоб через секунду, сразить своего противника, поднявшимся над затихшим трупом лошади, маленьким кусочком металла, продырявившим его вылинявшую гимнастерку, грудную мышцу, раздробившим тонкое, гибкое ребро и в клочья разодравшим нежные альвеолы легких.
«Подловил, как птенца желторотого» – Мелькает мысль в пораженном болью разуме. Нет, перед его глазами не мелькает вся жизнь. Разве она что-то стоит перед лицом смерти, перед одним-единственным мгновением, когда вся сущность, созданная годами осознания самой себя, стремится, рвется из всех сил, чтоб выжить? Партизан хочет что-то сказать, но из его рта только вытекает соленая, горячая кровь, смешиваясь с красной лужей, вытекшей из кобылы. Скрипит сухая земля под сапогами его убийцы, сверкает еще одна вспышка и скорчившееся тело затихает.
«Слишком опасно. – Подумал Иван Иванович, глядя на поверженного врага. – Я не должен больше так рисковать»
Он поднял руку и снова нажал на спусковой крючок. Страх, на секунду затаивший дыхание на время скоротечного и жестокого боя, расползался по слегка задрожавшему телу. Лесник подошел к двум партизанам, убитым гранатой. Сознание, напоминавшее ясное, безоблачное небо, безучастно зарегистрировала несколько толчков в ладонь, струю пламени из ствола, запах бездымного пороха, пустое щелканье разряженного нагана.
Разведчик вошел во двор, поднял факел, неспешно зажег его, и всмотрелся в толстого партизана. Тот отполз к хате и теперь сидел, глядя пустыми, злыми глазами на Ивана Ивановича, не пытаясь ничего предпринять.
Лесник вынул мрачно блеснувшую сталь.
Во взгляде большевика появился ужас, который на мгновение привел его в чувство. Он поднял руку, пытаясь защититься.
- Нет! – Надломленным, плаксивым голосом произнес партизан.
Теперь можно было убивать. Лесник отвел такую сильную раньше, крепкую руку, без усилий, будто это был слабый ребенок, и легко воткнул лезвие в горло. Раздались сиплые, булькающие звуки.
Иван Иванович обессиленно опустился рядом с телом, оперевшись спиной о стену хаты. Он любил медленно набивать трубку, слушая, как шепчут маленькие, сухие кусочки табака об обугленные стенки, но табак отсырел. Иван пошарил в карманах убитого и, найдя в портсигаре заранее сделанные самокрутки, закурил от факела. Выпустив облачко дыма, Лесник затоптал ненужное ему теперь пламя и посмотрел на умытое хрустально чистой водой небо. Он знал, что однажды, когда он будет лежать в луже своей собственной крови, звезды будут светить так же ярко и безучастно…
- Ты был недостоин жить. – Тихо, едва заметно шевеля губами, произнес Иван, посмотрев на убитого им врага. – И ты умер. Знаешь, тебе повезло, потому что зачастую происходит наоборот. Хороший табак.
Лесник снова затянулся, отвернувшись от лежавшего рядом трупа, который неприятно пах смертью.
- Нечего сказать в свое оправдание? – Продолжил Иван Иванович, после долгого, бездумного разглядывания небосвода – не замечая звезд или созвездий, которые обычно находил без затруднений. – Ну и правильно, у тебя есть время подумать, так как Христос, судя по всему, попав в Рай, решил отложить свое пришествие.
Бывалый разведчик хрипло рассмеялся и, снял с пояса покойника фляжку. Оттуда противно разило буряковкой, но Иван сделал залпом несколько глотков и довольно крякнул, занюхивая рукавом.
- От тебя несет. – Сделав вид, что говорит тост, поднял флягу лесник. – И ты должен знать, что без тебя вони будет меньше. Если всю ее перемножить на время, то можно прийти к выводу, что миру будет немного тяжело, во время гниения такой горы жира, но потом окажется, что это было верным решением. Но ты все равно этого не поймешь, потому, что нигде не учился, «голытьба советская».
Иван подкурил себе новую самокрутку и задумался, припоминая то время, когда первый раз услышал это выражение.
Ему стало страшно закрывать глаза, и лесник уставился на убитого, пытаясь рассмотреть в темноте круглое лицо. Распоясавшийся разум начинал рисовать образы из прошлого на том, что было вокруг, не дожидаясь, когда веки, отяжелевшие от потери крови, опьянения и усталости, не опустятся, словно экран в кинотеатре.
- Боров! – Иван пытался отвлечь себя разговором. – Ты – грязная, пьяная свинья, хуже той, что украли твои мертвые подельники. А помни, что ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют.
Лесник отпил еще из фляги.
- А вот еще: и не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем. Между прочим, меня здесь касается, в основном только убийство. – Иван неожиданно заплакал, растирая по щекам слезы перепачканной рукой и заученно пробормотал. – Откровение Иоанна Богослова девятая глава двадцать первый стих.
Он посмотрел на осунувшуюся тушу, сидящую рядом.
- Я просто не успел. – Лесник вытащил нож и старательно вытер его об свободные от пятен крови куски одежды. – Из-за таких, как ты. А остался – не сумел бы защитить. Вам слово побоку.
Ивана Ивановича начало знобить. Звуки боя постепенно приближались.
Большевики беспорядочно бежали из села, потеряв остатки организованности. Отовсюду гремели выстрелы, раздавались крики.
- Другый рий злива заходь! – Донесся в случайном, секундном затишье голос. – В атаку! Слава!
Со стороны леса раздался взрыв, показавший, что еще одна мина, поставленная парнями Полянского, нашла своих жертв.
Иван встал и с силой заколотил в дверь хаты.
- Откройте, это я – ваш спаситель…
©
Mike911
Коментарі
Annastezie
12.09.11, 22:44
to be continued
Пробіотик
22.09.11, 22:44
Вижу зря время не теряешь Свою скромную оценку дам позже и скорее в письме: замотался я дюже...
а пока
Гість: VikLeo
32.09.11, 23:05
_advisor_
43.09.11, 00:00
"Бред должен быть правдоподобным,иначе в него не поверят"(с)
1."и он мог видеть вееры очередей, метеоритным дождем проносившихся на фоне черного неба, неистово барабанящие по мосту, откуда он только что спрыгнул"-это не гений,а что-то большее-очередь увидеть обычный человек не может,насмотрелись вы фильмов.Стреляя из АКМ не увидеть пуль стрелку-порох выгорает в стволе,а цель уж точно их не увидит.Видимы только трассеры,видимо партизан только ими снабжали.А даже если трассеры,веера не будет-скорее дорожка,по вам точно не стреляли.
2.Поговорите с людьми применявшими гранаты.
3.Лесник-просто сноб.
Mike911
53.09.11, 00:12Відповідь на 4 від _advisor_
Сноб (англ. snob) — термин, изначально характеризовавший людей неблагородного происхождения (обычно термин употреблялся в аристократической среде), стремящихся «пролезть» в высшее общество.
И?
В пулеметных лентах были трассеры. И да, я знаю, что без трассирующих пуль очередь не видно.
Ваши замечания (к предыдущим главам тоже) отдают предвзятостью и полным нежеланиям соображать и воображать. Читайте документалку.
_advisor_
63.09.11, 00:36Відповідь на 5 від Mike911
Документалку читал,с реальностью сталкивался.Так может не предвзятость и не желание соображать во мне?Воображать?Ну у Вас это выходит.
В пулемётных очередях бывают трассеры,но партизанам их поставляли?
Так ваш лесник и есть сноб-прыгает выше головы.
Не сочтите за переход на личности,но вопрос к Вам лично:а в настоящем деле участвовать в этой жизни не пробовали?Разумеется я имею ввидлу не воровской подход к слову "дело".
Mike911
73.09.11, 00:53Відповідь на 6 від _advisor_
то поставлял? Вы случаем не думайте, что в УПА был свой ЦШПД?
Даже если определение сноб и верно (хотя я считаю, что слово явно не подходит), то что с того?
Если б я имел ваш опыт (если верить тому, что вы пишите), то уже стал бы Нобелевским лауреатом. А насчет мышления - то вы довольно часто делаете логические выводы на основе не только текста, но и каких-то своих домыслах, стереотипах, но забываете об этом. Вот вам задачка: http://obyavleniidoska.ru/akadem/269292/4/Reshite-logicheskie-zadachi - там, вначале, про свиней. Ее Льюис Кэррол придумал.
_advisor_
83.09.11, 01:00Відповідь на 7 від Mike911
Верить мне не надо-а вдруг я врун?Сидел всю жизнь за компьютером и всё.
Может не домыслы а опыт?Вдруг он у некоторых людей есть.
Задачку почитаю.
Mike911
93.09.11, 01:04Відповідь на 8 від _advisor_
Нет, опыт я отложил отдельно. И сам по себе опыт - не мудрость, достаточно на стариков в деревнях посмотреть. С убеленными сединами старцами, знающими что к чему - очень мало общего. А опыта намного больше, чем у меня - 22 летнего.
Mike911
103.09.11, 02:13Відповідь на 8 від _advisor_
Кстати, мне было бы интересно узнать ваше мнение о новелле "Люди": вот она - http://blog.i.ua/user/2985158/707001