Проблема Николая Второго, как и проблема русской монархии вообще, есть главным образом, моральная проблема. Это не вопрос о "форме правления", "конституции", "реакции", "прогрессе" и всяких таких вещах. Это есть вопрос о самой сущности России. О нашем с вами духовном "я".

Что в самом деле может предложить Россия миру? Самую современную систему канализации? В этом отношении мы никогда не сможем конкурировать с немцами. Самую совершенную систему накопления долларов? Мы в этом отношении никогда не сможем конкурировать с американцами. Самую лучшую систему торговли с людоедами? Мы в этом отношении никогда не сможем конкурировать с англичанами. Мы всегда будем отставать и в канализации, и в долларах, и в людоедах. Просто потому, что и канализация, и доллары, и людоеды интересуют нас меньше, чем немцев, американцев и англичан. "Не имей сто рублей, но имей сто друзей". Нас главным образом интересуют человеческие отношения с людьми.

И в общем, при всяких, там подъемах и спадах человеческих отношений человека к человеку в России было больше, чем где бы то ни было. И в общем, наша Империя отличается от всех иных именно тем, что от времени колонизации волжского междуречья до 1917 года в этой империи не было завоеванных народов. В этой "тюрьме народов" министрами были и поляки (гр. Чарторийский), и грек (Каподистрия), и армяне (Лорис-Меликов), и на бакинской нефти делали деньги порабощенные Манташевы и Гукасовы, а не поработители Ивановы и Петровы. В те времена, когда, за скальп индейца в Техасе платили по пять долларов (детские скальпы оплачивались в три доллара), русское тюремное правительство из кожи лезло вон, чтобы охранить тунгусов и якутов от скупщиков, водки, сифилиса, падения цен на пушнину и от периодических кризисов в кедровом и пушном промысле.

Была "завоевана", например, Финляндия. С Финляндией получился фокус, какого никогда с сотворения мира не было: граждане этой "окраины" пользовались всеми правами русского гражданства на всей территории Империи, а все остальные граждане всей остальной Империи не пользовались всеми правами в Финляндии. В частности, Финляндия запретила въезд евреев по какому бы то ни было поводу. Это в свое время ставило перед нашими профессиональными прогрессистами истинно головоломную задачу: защищая независимость Финляндии, им приходилось защищать и еврейское неравноправие. Вообще, если вы хотите сравнивать быт тюрьмы и быт свободы, то сравните историю Финляндии с историей Ирландии.

Сейчас обо всем этом люди предпочитают не вспоминать. Ибо каждое воспоминание о русской государственной традиции автоматически обрушивает всю сумму наук. Если вы признаете, что в самых тяжелых исторических условиях, какие когда-либо стояли на путях государственного, строительства, была выработана самая человечная государственность во всемировой истории, то тогда вашу философскую лавочку вам придется закрыть. Тогда придется сказать, что не Николаю Второму нужно было учиться у Гегеля, а Гегелям нужно было учиться у Николая Второго. Этого не может признать никакой приват-доцент. Ибо что же он будет жрать без Гегеля? И чем будет он соблазнять свое шашлычное стадо?

В течение одиннадцати веков строилось здание "диктатуры совести". Люди, которые это здание возглавляли, были большими рабами этой совести, чем кто бы то ни было из нас. Они несли большие потери, чем пехота в первой, мировой войне: из шести царей-от Павла I до Николая II - три погибли на посту: Павел I, Александр III и Николай II - ровно пятьдесят процентов. И Павел, и Александр, и Николай были убиты, конечно, вовсе не за реакцию, сумасшествие, проигрыш войны и прочее: они все были убиты главным образом за русское крестьянство. Павел начал его освобождение, Александр - кончил, и Николай ликвидировал последние остатки неравноправия. Павла объявили сумасшедшим. В моей книге я привожу все его законодательные мероприятия, среди всех них нет ни одного неразумного, ни одного реакционного, ни одного, под которым мы и сейчас, полтораста лет спустя, не могли бы подписаться обеими руками. Но его сделали сумасшедшим, как Александра Второго реакционером и Николая Второго - пьяницей и дураком. Это было необходимо для вящей славы науки. И НКВД.

Русский царизм был русским царизмом: государственным строем, какой никогда и нигде в мировой истории не повторялся. В этом строе была политически оформлена чисто религиозная мысль. "Диктатура совести", как и совесть вообще, не может быть выражена ни в каких юридических формулировках, совесть есть религиозное явление. Одна из дополнительных неувязок русских гуманитарных наук заключается, в частности, в том что моральные религиозные основы русского государственного строительства эта "наука" пыталась уложить в термины европейской государственной юриспрудениян. И с точки зрения государственного права в истории Московской Руси и даже петербургской империи ничего нельзя было понять - русская наука ничего и не поняла. В "возлюби ближнего своего, как самого себя" никакого места для юриспруденции нет. А именно на этой православной тенденции и строилась русская государственность. Как можно втиснуть любовь в параграфы какого бы то ни было договора?

Я должен сознаться совершенно откровенно: я принадлежу к числу тех странных и отсталых людей, русских людей, отношение которых к русской монархии точнее всего выражается ненаучным термином: любовь. Таких же, как я, чудаков на русской земле было еще миллионов под полтораста. Под полтораста миллионов есть их и сейчас. Нужно, кроме того, сказать, что термин "любовь", во-первых, страшно затрепан и, во-вторых, совершенно неясен. Любовь к Богу и любовь к севрюжине с хреном, совершенно очевидно, обозначают разные вещи. Я очень охотно могу себе представить, что ряд русских монархистов питали и питают к монархии точно такие же чувства, как и к севрюжине: хороша была севрюжина! К числу этих людей я не принадлежу: никаких севрюжин у меня в царской России не было. Как не было их и у остальных полутораста миллионов чудаков.

Мы были самым бедным народом Европы или, точнее, самыми бедными людьми Европы. И в тоже время мы были самыми сильными людьми мира и самым сильным народом истории. Мы были бедны потому, что нас раз в лет сто жгли дотла, и мы были сильны потому - и только потому, что моральные соображения у нас всегда перевешивали всякие иные. И если люди в течение одиннадцати веков обломали всех кандидатов в гениальные и гениальнейшие - от обров до немцев и от Батыя до Гитлера, то потому и только потому, что в России они видели моральную ценность, стоящую выше их жизни. Ценность, стоящая выше жизни, может быть историей или религией. Можно, конечно, доказывать, что все одиннадцать веков русский народ пребывал в состоянии перманентной истерики и, как истерическая баба, требовал над собою кнута. Эту точку зрения очень охотно разрабатывала немецкая общественная мысль. Если судить по д-ру Шумахеру, то истоки этой мысли не иссохли и сейчас.

Стоя на общепринятой научной точке зрения, мы можем сказать, что русский царь был "властителем" над ста восемьюдесятью миллионами "подданных". Юридически это будет более или менее верно. Психологически это будет совершеннейшим вздором. Русский царь был единственным в России человеком, который не имел свободы совести, ибо он не мог не быть православным, не имел свободы слова, ибо всякое его слово "делало историю", и не имел даже свободы передвижения, ибо он был, конечно, русским царем.

Да, цари жили во дворцах. Это кажется очень соблазнительным для людей, которые во дворцах не живут. Люди, которые по долгу службы обязаны иметь дворцы, предпочитают из них удирать. Николай Второй не стоял, конечно, в очередях за хлебом и икрой,- я сильно подозреваю, что даже и м-р Уинстон Черчилль имеет в своем распоряжении что-то, кроме официальных 2500 калорий, полагающихся по карточкам... Николай Второй был, вероятно, самым богатым человеком в мире. Ему "принадлежал", например, весь Алтай. На Алтае мог селиться кто угодно. У него был цивильный лист в 30 миллионов рублей в год: революционная пропаганда тыкала в нос "массам" этот цивильный лист. И не говорила, что за счет этих тридцати миллионов существовали императорские театры - с входными ценами в 17 копеек - лучшие театры мира, что из этих тридцати миллионов орошались пустыни, делались опыты по культуре чая, бамбука, мандаринов и прочего, что на эти деньги выплачивались пенсии таким друзьям русской монархии, как семья Льва Толстого. И когда русская династия очутилась в эмиграции, то у русской династии не оказалось ни копейки, никаких текущих счетов нив каких иностранных банках. Другие династии о черном дне кое-как позаботились...

Но пока что мы с очень большой степенью точности переживаем судьбу нашей монархии: погибла она - гибнем и мы. Страшное убийство Царской Семьи было, так сказать, только введением в тридцатилетнюю работу ВЧК - ОГПУ - НКВД. Я никак не склонен ни к какой мистике; но вот эта тридцатилетняя работа - не является ли она каким-то возмездием за нашу измену нашей монархии, нашей Родине, нашему собственному национальному "я". Платим, впрочем, не мы одни: весь мир тонет в грязи и в свинстве, какие при наличии русской монархии были бы немыслимы вовсе, как немыслима была бы и вторая мировая война.

Русская революция была для Гитлера "указующим перстом Провидения", это именно она указала ему путь к войне, к славе и к виселице. Сколько людей, кроме Гитлера, видят в ней тот же указующий перст - и в том же направлении? Начиная от Милюкова и кончая теми еще даже и неноворожденными идеями, которые так скромно и так жертвенно собираются усесться на престоле русских царей.

Очень многие из моих читателей скажут мне: все это, может быть, и правильно, но какой от всего этого толк? Какие есть шансы на восстановление монархии в России? И я отвечу: приблизительно все сто процентов.

...Из всех доводов против монархии имеет самое широкое хождение такой: "А с какой же стати я, Иванов Самый Седьмой, стану подчиняться Николаю Второму?" Иванов Самый Седьмой забывает при этом, что, живя в государстве, он все равно кому-то подчиняется. Забывает и еще об одном: он подчиняется не Николаю Второму, а тому принципу, который в Николае Втором персонифицирован и которому Николай Второй подчинен еще в большей степени, чем Иванов Самый Седьмой. Царь есть только первый слуга монархии, и это очень тяжкая служба; пятьдесят процентов потерь за 116 лет! Нигде в мире, кроме России, такой службы не было, и нигде в мире, кроме России, люди не старались в меру юридической и моральной возможности отказаться от бремени Мономахова Венца. Обычно это было технически невозможно. Но когда появлялась лазейка - то вот, Николай Павлович усердно присягал Константину Павловичу, а Константин Павлович столь же усердно присягал Николаю Павловичу. Можете ли вы себе представить такое же соревнование между Троцким и Сталиным?

По всему человеческому предвидению республиканская форма правления у нас невозможна никак. Для нее не было почвы в 1917 году, когда еще оставались земское и городское самоуправление. Церковь, буржуазия и прочее. Что останется для нее в 195? году? Совершенно атомизированная масса, которая если не пойдет за "веру, царя и отечество", то совершенно неизбежно влипнет в новый тоталитарный режим. И вовсе не потому, что в эмиграции имеются тоталитарные партии, а только потому, что единственным сырьем для какой бы то ни было "организации" в России окажутся остатки коммунистической партии и советской бюрократии. Если не будет монархии, то тогда к власти придут они. Они будут называть себя "советской интеллигенцией". Они будут "советской бюрократией". И всеми силами постараются воссоздать режим, который в наилучшей степени пристроит бюрократию, то есть тоталитарный режим. Настоящая угроза будущему России, если исключить внешние опасности, заключается только и исключительно в тех последышах ВКП(б), которые под всякими "национальными" и даже "демократическими" восклицательными знаками продолжают нынешнюю традицию ВКП(б)...

Русское "самодержавие" было "куполом", под которым уживались чисто республиканская форма правления в Финляндии и чисто абсолютистская форма правления в Бухаре. Мирно потрясали кулаками перед самым носом Друг у друга самые крайние монархисты вроде Пуришкевича и самые левые социалисты вроде Ленина: пускать в ход эти кулаки монархия не позволяла ни Пуришкевичу, ни Ленину. При монархии было хозяйство капиталистическое, но при той же монархии у нас был такой процент социалистического хозяйства, какого не было нигде в мире. Как нынче доказать м-ру Эттли, что Николай Второй был большим прогрессистом и даже социалистом, чем лидер английской рабочей социалистической партии?

Раньше всего условимся: если под национализацией, социализацией или социал-демократизацией чужих кошельков понимать истинный социализм, то ни Николай Второй, ни м-р Эттли социалистами не являются. Оба они с точки зрения чистого марксизма являются "социал-соглашателями". Эттли "национализирует железные дороги". Николай Второй их скупал "в казну". М-р Эттли национализирует Английский банк - русский всегда был государственным. Эттли проектирует бесплатное обучение - оно у нас при Николае Втором было уже фактически бесплатным. М-р Эттли заводит государственное хозяйство - такого государственного хозяйства, как при Николае Втором и в Его время, ни у кого в мире не было, да, и вероятно, нет и сейчас: были казенные заводы, казенные имения, было огромное земское хозяйство, были артели, кооперация, были церковные поместья, которые стояли на очень высокой технической ступени, и были "удельные имения", которые играли роль лабораторий для всего русского сельского хозяйства. Если под социализмом подразумевать "общественный сектор народного хозяйства", а не грабеж среди красного дня, то тогда с совершенной неизбежностью нужно будет сказать, что Николай Второй был не меньшим социалистом, чем м-р Эттли.

Если вам попадется моя книга "Диктатура импотентов", то вы, вероятно, установите тот факт, что я занимаю самый крайний фланг непримеримости по адресу всякого социализма. Но здесь я хочу констатировать то совершенно очевидное обстоятельство, что режим царской России давал свободу конкуренции всем людям и всем хозяйственным формам страны, и капиталистической, и земской, и государственной, и кооперативной, и даже общинной. Я призываю людей следовать украинскому лозунгу: "Волим под Царя московского православного", ибо это есть единственно реальная, веками проверенная гарантия того, что мы и дальше не будем катиться - почти по Горькому: все вперед - и ниже, все впреред и ниже, как мы фактически катимся уже тридцать лет. Никакой иной гарантии нет. И все нынешние обещания стоят столько же , сколько нам уже обошлись все предшествующие. Давно забытый Автор сказал нам: "Берегитесь волков в овечьих шкурах - по делам их узнаете их". Сравните то, что нам обещали овечьи шкуры и сто, и пятьдесят, и тридцать, и десять лет тому назад - со всем тем, что сейчас реализовано и во Франции, и в России, и в Германии. Не верьте никаким обещаниям. Не стройте никаких галлюцинаций. Не слушайте никаких философов ни с какими писанными торбами: в этих торбах ничего, кроме спирохетов нет.