Ветер быстро крепчал. Даже гигантские волны, поднявшиеся на море, были сдавлены, разбиты, придавлены ветром! Казалось, будто ураган, разинув пасть, поглотил весь океан, заполнил то пространство, где раньше был воздух.                  
        Ветром сорвало вентиль, крепивший плавающий якорь. Линь с ужасающей скоростью размотался, что сопровождалось хлопком (который едва донёсся до слуха Филиппа), и теперь беспорядочно тащился то позади яхты, то впереди её, сбивая её с курса и едва не переворачивая на бок. Несколько раз судно качнулось с такой силой, что Филиппом завертело, как волчком, причиняя многочисленные ушибы и ранения.                     В какую-то минуту дышать стало невозможно. Он кое-как выполз на палубу и, ухватившись за остатки капитанской рубки, попытался набрать полные лёгкие воздуха, но это не получалось. Воздух куда-то подевался. Он сообразил, что виной этого ощущения стало ещё более понизившееся давление, но от этого не становилось легче. Кроме этого, он заметил, что наступило полное затишье. Ветер куда-то пропал, судно словно застыло на одном месте. Это произошло настолько резко, что могло показаться, будто это сказочный титан остановил стихию мановением волшебной палочки. На самом деле это продолжалось минуту или немногим более. Потом внезапно вода под «Ласточкой» задрожала и начала извергаться гигантскими брызгами высотой до двадцати метров. Ему показалось, будто атомы всего тела отделяются друг от друга и готовы разнестись в разные стороны. Надвигалась гибель.                   
       В центре урагана не было ветра, потому море взволновалось. Это было так называемое «око» тайфуна. Волны бились, прыгали и взметались к самым облакам. Теперь чудовищный ветер дул от каждой точки окружности в направлении центра штиля. Поэтому и волны стали надвигаться со всех сторон. В центре не было ветра, чтобы их остановить. Они вырывались, словно пробки со дна бочек. То были сумасшедшие волны. Хотя… Наверное, таки не совсем волны, а какие-то привидения, потому что ни один нормальный человек никогда не видел ничего подобного. Они перебрасывались через яхту, играючи, издевательски дразнясь. То были смерчи, извержения. Они падали, где и как попало. Сталкивались, налетали, обрушивались друг на друга, разлетаясь тысячами водопадов.  Этот центр тайфуна нельзя было даже назвать океаном, потому что ни одному из живущих такой океан и не снился. То был хаос – дьявольский кладезь взбесившейся морской воды.                  
       -- Сейчас или никогда! – прошептал Филипп, делая массу усилий в попытке добраться до борта.                 
       -- Вот она, красавица… -- промолвил он, хватая обломок какого-то рычага.                    
     Из последних сил напрягая тело, рассчитывая перевалиться на соседнюю палубу, он разогнался, как перед прыжком, на ходу ударяя себя по голове рычагом.                    
         …Первое, что он ощутил, придя в себя, это тоскливую, гнетущую тишину. Она давила со всех сторон. Не было ни ветра, ни шума волн… ни команды. Корабль был пуст! Где матросы, когда-то присоединившиеся к нему? Увы… Прошло слишком много времени. Курсируя сквозь пространства и время, бригантина давно истлела бы, затонула, разбилась, если бы не проклятие. Иногда звуки, произносимые ничтожными человеческими устами, обречены на дальнейшую жизнь, превращаясь в формы или выливаясь в какие-то последующие действия. Тот ураган, смыв и убив всех до последнего членов команды «Мари-Женевьевы», спас их от проклятия. Так что искупать и страдать грехи пришлось одному Филиппу. Он знал, что на судне не может быть никого.                    
       Встав на ноги, он осмотрелся. Океан продолжал бурлить, но всё это каким-то удивительным образом не касалось бригантины: она продвигалась вперёд, едва касаясь поверхности воды. От «Ласточки» не осталось и следа. Что сейчас думают о нём утонувшие члены команды, опускаясь на дно?..                  
       Кое-как передвигая ноги, Филипп кое-как поплёлся в носовую часть судна. Здесь всё было в том виде, в каком было много лет назад – бизани не хватало, грот – в таком состоянии, будто вот-вот должен свалиться, парусов – ни одного; только канаты, местами уцелевшие от времени, продолжали висеть, напоминая жалкие остатки безжизненного скелета.                     Между тем, судно понеслось вперёд с нарастающей скоростью. Куда оно плывёт? Какой сюрприз уготован ему в дебрях мироздания? В любом случае, в вечности, наверное, что-то произошло, потому что система, обрекавшая Филиппа на вечное страдание, вдруг дала сбой и допустила его на борт бригантины.                   
      Сбой? Вряд ли… Вечность – явление не рукотворное, она не может ломаться…                   
      Собственно, зачем он сюда рвался, на этот кусок полуистлевшей древесины, когда-то называвшейся «Мари-Женевьевой»? Конечно, не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о былых товарищах. К этому времени каждый из них давно получил своё, каждому определена его участь и воздаяние. Остаются лишь он и Женевьева. Ещё тогда, видя, как девушка отрывается от каната и летит в бездну, он заметил, как вдали мелькнуло нечто неопределённое – не то мираж, не то облако, не то… остров. Однако, сколько раз он впоследствии не пытался отыскать его, все старания были напрасны. Даже на картах далёкого будущего, в котором всё известно и исследовано, никакого острова возле Мыса Доброй Надежды не значится. Значит, несчастная девушка утонула… В таком случае, почему она снится ему каждую ночь, почему он снова и снова переживает всю боль, которую ей причинил? Впрочем, дело даже не в этом. Он воспринимает её как человека живого, из плоти и крови. Ни в мыслях, ни в воображении ни разу не промелькнуло впечатление о ней как о мёртвой.                     Стоя на своём старом месте, Филипп смотрел вперёд. Перед ним и над ним проносились мрачные тучи с оборванными краями, похожие на сказочных монстров, готовых поглотить всё, что попадётся на их пути. Вдруг корабль замедлил ход. Он это почувствовал, как опытный моряк. Движение прекратилось, как это бывает только в штиль. Впереди тучи сбились в кучу, как старый, никому не нужный хлам, и двинулись на судно. В гробовой тишине, окружающей судно, послышались далёкие неопределённые шумы. В них сочетались как завывание ветра в проводах, так и человеческие голоса, а края облачной массы стали напоминать руки, беспорядочно размахивающие по сторонам.                   
      Внезапно повеяло холодом – мрачным, липким, пронзительным. В следующий миг масса налетела на него, поглотив вместе с судном. В этот момент ему показалось, будто он воочию увидел старых товарищей, погубленных купцов, многих других людей, ставших жертвами его поступков за истекшие триста с лишним лет. Все они обвиняли его в их гибели и требовали немедленного возмездия. Он почувствовал, как сердце вдруг сжалось, как губка, которую выжимает сильная и безжалостная рука. А в следующий миг оно заболело, словно от ожога. Стало настолько больно, что Филипп невольно прижал правую руку к сердцу, и она так и застыла на месте.                     
     Но вот туча рассеялась. Филипп снова ощутил движение судна и с надеждой взглянул прямо по курсу.                   
       -- Земля! -- едва не крикнул он, вместе с тем удивляясь: откуда она может быть в этих местах?!                   
       Это было иное измерение. Чувство не обмануло его. Здесь было всё не так, как в мире, покинутом минутой раньше: светило лилово-голубоватое солнце, пели птицы невиданной красоты, а милях в двух по курсу явственно различался берег. Это был остров – с песчаным пляжем, пологим холмом, пальмами…                    
      Ни остановить, ни повернуть бригантину он не сумел. Наверное, так было предрешено: если ему удастся ступить на палубу «Мари-Женевьевы», её страдания тоже прекратятся. Судно на полном ходу врезалось в прибрежный песок и…исчезло. Следуя инерции, Филипп полетел вперёд и, падая, распластался на песке.                   
        Встав на ноги, он увидел перед собой силуэт женщины. Он показался как будто расплывчатым, размытым, но, по мере приближения к нему, обретал всё более чёткие формы.                   
      -- Женевьева! – пролепетал Филипп, узнав девушку.                  
       Она утвердительно кивнула и поманила его рукой.                
         -- Ты простила меня? – спросил он, но в ответ девушка с таинственным видом прижала палец к устам.                  
        -- Что мне делать дальше? – пролепетал он, настороженно оглядываясь по сторонам.                   
    На это Женевьева, сохраняя молчание, поманила его рукой и сделала несколько шагов в направлении холма, возвышающегося в центре острова.        Пройдя несколько сотен метров, Филипп заметил вход в пещеру и остановился.                  
       Девушка снова поманила его и сделала шаг внутрь. Пещера озарялась причудливым светом  с розовыми и голубыми переливами. В зале, открывшемся перед гостем, находился лишь большой камень со странным углублением.                 
       -- Что это? Где я? – недоумевал Филипп в поисках объяснений.                  
       Но все так же сохраняя молчание, Женевьева жестами показала, что нужно улечься на камень.                  
        -- Да пожалуйста! – ответил он. – Даже если из той дырки выползет чудище, хуже, чем есть, мне уже не сделается.                  
       Не успел он лечь, как вспыхнул невиданный огонь. Он бил из-под земли фонтаном, устремляясь к потолку, проходя сквозь тело Филиппа. Сквозь сердце… Его охватила чудовищная боль, он хотел схватиться на ноги и поскорее бежать, но сила, могущественнее человеческой воли, словно приковала его к камню. Сколько времени продолжалась пытка, он не знал. Только перед глазами, как фильм, начали всплывать все его грехи, начиная с детских лет. Год за годом эти деяния становились всё более жестокими и бессмысленными. Вместе с грехами сквозь сущность Филиппа проходили и страдания его жертв. Не будучи в силах их выдержать, он кричал диким криком, но сила не отпускала его, подвергая новым и новым пыткам. Вместе с собственными преступлениями в сознании всплывали картины общечеловеческих преступлений против природы и целых народов.                     В какой-то миг всё закончилось, но Филипп продолжал оставаться на месте. Когда Женевьева коснулась рукой к его плечу, он даже не почувствовал – настолько потрясающим было впечатление от всего пережитого.                  
       -- Филипп, вставай! – нежным голосом окликнула она.                    Медленно он поднял голову и взглянул на неё непонимающим взглядом.                  
       -- Филипп, ты очистился. Теперь мы можем говорить.                  
      -- Очистился?..                  
     Он всё ещё не мог окончательно прийти в себя.                  
       -- Ты хотел, чтобы я стала твоей женой, -- застенчиво сказала она. – Помнишь?                  
       Он молча кивнул.                 
        -- Так вот… Я не хотела, а потом не могла… Из-за твоей чёрной души. Но теперь ты чист, и я могу сказать… Я согласна…                   
      Он взглянул на неё пристальным взглядом. Смотрел долго, изучающее, проникая, казалось бы, в глубину души, после чего поднялся на ноги и произнёс:                  
         -- Женевьева, послушай меня. В своё время я натворил много глупостей. Но теперь, пройдя через Огонь Жизни, я многое понял. Словом, я не могу быть твоим мужем. Вообще ничьим. Я буду жить один в каком-нибудь забытом уголке планеты, буду молиться, постигать мудрость и лечить людей. Спасибо тебе за всё, но… Прощай!..                  
          С этими словами Филипп повернулся к девушке спиной и решительным шагом покинул зал. Женевьева смотрела ему вслед совершенно ошеломлённая и убитая.                   
       «Как он покинет остров и каким образом вернётся в своё измерение?» – подумалось ей.                  
      -- Погоди, Филипп!  -- крикнула она, подталкиваемая смутной надеждой. – Я с тобой!..                   

 Кто думает, что мой дом лучше, пусть придёт и поживёт в нём, решая все прроблемы. http://blog.i.ua/search?words=%C7%E0%EC%E5%F1%F2%E8%F2%E5%EB%FC+%E2%E8%E7%E8%F0%FF&type=all&userID=2189471Мелик посмотрел в зал и нарочито громко спросил;" Муради, а кто этот толстый оборванец?"

  Как то брёл ёжиг по лесу и думал о жизни, о себе. И не замтил он как подлетела к нему сорока.

                                           Кто думает, что мир наш спокойный, сонный и благополучный- пусть окунётся в него и потом расскажет. http://blog.i.ua/community/2998/1978524/

 В далёкие времена персидский царь Ксеркс решил навести порядок в Греции и собрав многотысячную армию двинулся в поход, не ожидая особого сопротивления от разрозненных греческих государств. Но в 480 году до нэ случился ему облом: спартанский царь Леонид 1, до этого ни чем особым себя не проявивший, собрал свою гвардию в 300 бойцов и войско союзников в 6000 человек и двинул навстречу. Не правильный царь скажете вы? Да нет, царское дело не только пить вино, кутить на пирах и любить шикарных спартанок, а и защитить свой народ и спасти государство. И Леонид занял узкий проход между горами и преградил путь врагу при Фермопилах. Персы не смогли пробиться и остановились после кровавой битвы. Но нашёлся предатель и провёл врагов потайными тропами в тыл спартанцам.

       Шёл пятый год затянувшейся  войны в Антарктиде, но решительного перелома добиться не удавалось , манёвренная фаза давно миновала. Кровавый режим пингвинов продолжал сопротивление и не соглашался на введение общечеловеческих демократических ценностей! Всё дело не в том, что в Антарктиде были найдены запасы нефти и редкоземельных руд, а их добыча могла нарушить экологию и привести к гибели всей флоры и фауны континента. Так говорят только пособники пингвинов и купленные организации защитников природы! На самом деле кровавый режим пингвинов не признавал демократические ценности, попирал свободу, занимался дискриминацией людей, не принимая их в своё общество. И что достоверно известно, разрабатывал оружие массового уничтожения и средства доставки, а то что это пока не найдено, говорит о хитрости и коварстве злобных пингвинов.

   Вечер... Он знает, что его ждут, но как же попасть туда, когда на душе кошки скребут и одни вопросы, вопросы, вопросы... Не всё так просто ведь инет это одно, а реальная встреча совершенно другое. Вот он уже у её подъезда, а в коленках дрожь.
BEST-ANIMATION.RU - СТИХИ, ПОЗДРАВЛЕНИЯ, ПОЖЕЛАНИЯ, ЛУЧШИЕ АНИМАЦИИ, АНИМАЦИОННЫЕ КАРТИНКИ, ОТКРЫТКИ ИНТЕРНЕТА СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО

       Неведение – великий мучитель, поедающий человеческую сущность изнутри. Пока сей зверь грыз несчастную Лорелею, пока она была поглощена заботами, связанными с погребением утопленника, на противоположном конце деревни разгоралось веселье. За столом, уставленном разнообразными блюдами, восседали гости в пышных одеждах. Дамы высказывали реплики какими-то неестественными, почти томными голосами, -- наверное, стремясь придать себе ореол уравновешенности, -- на их шейках красовались шкурки горностаев и белок, -- вероятно для того, чтобы подчеркнуть, сколь нежны их обладательницы. По странной случайности или же по чьему-то тщательно спланированному умыслу, Герхард и хозяйка оказались напротив друг друга. Фройляйн Гертруда, пожирающая молодого гостя проницательным взглядом, думала о том, как бы улучить минутку для объяснения с ним; он, привыкший к простым студенческим пирушкам, основанным на принципах равноправия и искренности, растерянно взирал на обилие приборов и степенных, чопорных  соседей по столу.

После продолжительного застолья к Герхарду подошла служанка и шепнула:

-- Сударь, когда гости станут разъезжаться, незаметно пройдите к лестнице и поднимитесь на второй этаж. Там дожидайтесь… К вам подойдут.

Спустя два часа он поступил в точном соответствии с этими повелениями. Ждать пришлось довольно долго, пока не уехали последние гости. Стемнело уже настолько, что не было видно ни зги. Опасаясь, что его разыгрывают, он уже хотел спуститься и уйти восвояси, как вдруг снизу послышались лёгкие женские шаги, а на мощных стенах заколебались тени. По ступеням поднималась женская фигура. В руке она уверенно держала фонарь.

-- Вы здесь, господин Шрёдель? – тихим, заговорщическим тоном спросила она.

-- Да, баронесса, -- приглушенным голосом ответил тот, чувствуя, как колотится сердце в груди.

-- Мне необходимо с вами поговорить.

-- Я к вашим услугам, госпожа.

Женщина провела его в личный кабинет, оставила фонарь на специальной подставке в коридоре, зажгла свечу, после чего заперла дверь на задвижку.

-- Присаживайтесь, герр доктор, -- жестом пригласила она. – Кажется, вас так называют в Дорфе?

-- Да… -- замялся он, потупив взор. -- Но это…Мягко выражаясь, не вполне заслужено…

-- Я знаю… Послушайте. Мы с вами очень похожи. Оба потеряли родителей, оба терпели материальные трудности, страдая там, где другие наслаждались. Нам в одинаковой степени хочется устроить свою жизнь как можно получше…

Её голос не отличался той мелодичностью и нежностью, которые были столь характерны для Лорелеи. Пока она выражалась твёрдым, почти чеканным низким голосом, взвешивая каждое слово, как человек трезвомыслящий, Герхард рассматривал её при неуверенном свете свечи. Ещё в зале, при освещении более ярком, он отметил, что Гертруда во многом уступает Лорелее – как в красоте, так и в плане обаятельности. Если волосы дочери рыбака сияли золотом и здоровьем, у этой женщины они были жидковатыми и тёмными; если первая очаровывала взглядом больших голубых глаз, то у второй они были тёмными, слишком узкими и, к тому же близко посаженными друг к другу; если у Лорелеи нос был прямой, у баронессы его портила лёгкая горбинка; если у любовницы щёчки отличались свежестью, упругостью и розовым оттенком, у этой женщины они были какими-то дряблыми и бледными. Сравнив, ко всему, пухленькие губки любимой с тонкими, неправильной формы, устами хозяйки дома, Герхард разочарованно отвёл взор.

Между тем, она продолжала:

-- В течение некоторого времени я наблюдала за вами. Учёный из вас, мягко выражаясь, не получился, поскольку вы довольно ленивы, -- впрочем, как и всякий мужчина, -- но если вас правильно направлять, вы способны добиться каких-то успехов. Главное, что вы не мот, не игрок и не бабник.

В её тоне появились властные нотки, так что на какой-то миг молодому человеку показалось, будто он маленький школяр, которого отчитывает учитель.

-- Зачем я всё это говорю, спросите вы. Сейчас узнаете. Сегодня мне исполнился двадцать один год. Пока я считалась безродной сиротой, до меня никому не было дела. Но стоило на мою голову свалиться нежданному наследству, как сразу появилось множество претендентов на мою руку. Вы дворянин, как и я, сударь, потому вам известно, что эту самую мою руку может использовать даже король, если того потребуют политические интересы. Конечно, я знаю себе цену, потому не строю излишних иллюзий насчёт своей внешности. Тем не менее, не отличаясь красотой богини, я всё же не могу смириться с тем, что с моими чувствами могут не посчитаться. Мне известно, что вы влюблены в красавицу-рыбачку. Это честная, хорошая девушка. Но поверьте: совсем скоро любовный жар поостынет и вы почувствуете себя несчастным, ведь ни у вас, ни у неё нет денег. А ведь даже самая высокая любовь неминуемо разбивается о камень бытовой неустроенности. Позавчера ко мне приезжали люди, принадлежащие к королевскому двору. Они непрозрачно намекнули, что моей особой интересуется некий герцог. Этот человек успел промотать наследство нескольких родственников, гуляка, глупец. Зачем он мне? Не лучше ли такой девушке, как я, стать женой человека молодого, привлекательного и бережливого?

-- Вы… -- опешил Герхард. – Неужели вы мне предлагаете?..

-- Именно. Я предлагаю вам стать моим мужем. Я отдаю себе отчёт в том, что вы не испытываете ко мне никаких чувств, да и моё сердце далеко от того умопомрачения, о котором пишут поэты. Но уж лучше крепкий союз, основанный на взаимном уважении, чем позор и последующая нищета, к которым меня неминуемо приведёт герцог. Впрочем, я не настаиваю: если вы откажетесь, я буду искать другую кандидатуру.

Герхард выслушал сию речь более, чем внимательно. В воображении зароились всевозможные планы и перспективы. Имея в своём распоряжении достаточно средств, он мог бы вложить часть из них в прибыльное дело; если и не удастся заняться торговлей, можно стать политиком. Кажется, Гертруда не принадлежит к категории женщин ветреных и глупых, наставляющих обильные рога своим мужьям.

-- Но Лорелея… Как с ней поступить? – спросил он. – Её нельзя обманывать…

-- О, я вас нисколько не ревную, ведь до сегодняшнего дня мы с вами не были знакомы. Как я уже выразилась, это девушка честная и порядочная. Я куплю для неё дом где-нибудь подальше отсюда и подыщу достойного жениха.

От мысли, что любимая будет отдана кому-то другому, по сердцу Герхарда заскребли кошки. Отказаться сейчас от предложения означало обречь себя на пожизненную нищету. Нет, он согласится. В конце-концов, Лорелею ведь не завтра же выдадут замуж. Пройдёт немного времени и, обладая доступом к кошельку Гертруды, он обязательно придумает хороший план. В крайнем случае, можно будет сбежать вместе с любимой за границу. Может, стоит с ней поговорить прямо сегодня?

Увы, уже ночь… Придётся отложить это до утра.

-- Я могу немного подумать? – спросил он у баронессы, взгляд которой пристально следил за каждым его движением.

-- Минуту или две, не более. Священник уже предупреждён. Нам ещё предстоит длинный путь. А что вас смущает?

-- Собственно, ничего… Просто всё так внезапно…

-- Ничего. Вы – мужчина; следовательно, должны быть готовы к решениям быстрым и мудрым. Итак, ваше слово?..

-- Я согласен.

-- Вот и хорошо. Ну, дорогой мой суженый, в путь?

Спускаясь по ступеням, он надеялся, что Лорелея поймёт его. Вместо того, чтобы сесть в громоздкую карету, Гертруда велела оседлать три лошади – для себя, будущего мужа и преданного слуги. Спустя несколько минут они удалялись от Дорфа крупной рысью.Предполагая, что конечным пунктом путешествия будет Бахарах, Герхард надеялся, что вскоре увидит любимую и всё ей объяснит. Однако, вместо того, чтобы направить коней в сторону города, баронесса свернула на просёлочную дорогу. Через два часа стремительной езды они оказались в какой-то деревне, где на постоялом дворе сменили коней. До полудня предстояло сделать это ещё дважды.

Проведя в седле ночь и половину дня, путники, наконец, увидели на горизонте шпили города Дюррена. Дальнейшие события пролетели сквозь сознание Герхарда, как стая ворон. Церковь… Тишина… И голос аббата, отражаемый от высоких стен звучным эхом:

-- Согласен ли ты?..

-- Согласна ли ты?..

-- Нарекаю вас… И в горе, и в радости…

Когда с обрядом было покончено, молодая супруга увлекла Герхарда к одному из небольших домиков, расположившихся позади храма.

-- Сейчас мы приведём себя в порядок, пообедаем, отдохнём,  а завтра отправимся в Аахен.

Аахен – город красивый и древний. В своё время Карл Великий, основатель Франкской империи, устроил там свою столицу.

-- Зачем?

-- Дорогой, надо же мне представить ко двору своего мужа, -- засмеялась Гертруда, кокетливо заглядывая ему в глаза.

Из уст этой женщины слово «дорогой» звучало как-то сухо и неискренне, словно пошлая насмешка. Зато с какими эмоциями, с какой душой произносила это же слово Лорелея!..

Прошёл месяц. В течение этого времени бывший студент не только привыкал к жизни состоятельного человека, но и присматривался к молодой жене. Если накануне венчания он мог позволить себе надеяться на то, что брак превратит его в полноправного совладельца денег супруги, то очень скоро эти надежды разрушились. Отнюдь не будучи скупой, женщина стремилась обезопасить своё состояние от излишнего доступа к нему Герхарда. Не ограничивая его практически ни в чём, она, тем не менее, контролировала каждый его шаг. Ему казалось, будто на самом деле Гертруда никогда не спит и даже ночью присматривает за ним: то и дело он чувствовал на себе её пристальный, изучающий взгляд. Ему хотелось собрать немного денег и потихоньку сбежать к Лорелее, но стоило ему начать одеваться, как голос Гертруды вмиг приковывал его к месту.

-- Куда ты собрался, дорогой? Я с тобой.

-- Да я… Я хотел… Я думал… -- мямлил он, глубоко страдая от столь вопиющего недоверия.

-- Ничего не нужно хотеть и думать, дорогой. Скажи прислуге – она всё исполнит.

Однажды ему надоело чувствовать себя птичкой в золотой клетке и он заявил:

-- Ты – моя жена. Конечно, я тебя уважаю. Но почему мне не позволяется иметь карманные деньги, почему я не могу зайти в кабачок, чтобы выпить ничтожного пива? Почему мне запрещено выйти даже на берег пруда, чтобы подышать чистым воздухом?

Это возмущение не удивило молодую жену. Можно даже сказать, что она его ждала. Потому, не теряя спокойствия, она ответила:

-- Герхард, ты вправе вернуться к той жизни, которую вёл раньше, как и уйти от меня с тем, с чем пришёл. Я бы себя плохо почувствовала, если бы узнала, что каким-то образом причиняю тебе неудобства.

Уйти на условиях, предложенных Гертрудой, было бы глупо и унизительно. Куда ему деваться – без гроша в кармане и перспектив? К тому же, ещё неизвестно, нужен ли он Лорелее. Время и разлука – лучшие средства от любви, потому кто знает, как может относиться к нему бывшая любовница сейчас. Так Герхард думал разумом в то время, как сердце неизменно подсказывало: она его любит всё также, как и раньше. Её образ не выходил из головы, а стоило лишь увидеть наглое, безапелляционное поведение Гертруды, он проявлялся в памяти ещё острее, словно в противовес этой некрасивой и бесчувственной машине. Только воспоминания о  васильково-ромашковой улыбке Лорелеи позволяли Герхарду терпеть и ждать.

Он не мог знать о том, что сразу после венчания Гертруда велела управляющему своим поместьем в Дорфе сделать всё для того, чтобы осторожно, но надёжно изжить соперницу из деревни. Пока неверный любимый предавался прелестям семейной жизни, девушка похоронила отца и осталась в полном одиночестве и неведении. Сколько разнообразных и противоречивых мыслей терзали её несчастное сердечко! Остаться одинокой, без всяких средств к существованию, то и дело ощущая на себе цепкие и липкие взгляды мужчин – разве это не пытка? Не прошло и недели после похорон, как к ней пожаловал местный аббат. Отводя взгляд, он сбивчиво заговорил на отвлечённые темы, после чего не удержался и перешёл к делу.

-- Дочь моя, тебе нужна защита. Нужно, чтобы рядом с тобой всегда находился человек влиятельный и надёжный.

-- Где же найти такого? – вздохнула она.

-- Он перед тобой, -- произнёс священник, пытаясь отвести глаза, но под гипнозом её честных глаз не мог этого сделать.

-- Вы? – рассмеялась девушка.

Ничего более не сказав, она отвернулась и заперла дверь перед его носом.

Следовало позаботиться о хлебе насущном, ради чего Лорелея попросилась к рыбакам. Это был тяжёлый труд – раскидывать сети, выбирать рыбу, переносить её, чистить, ремонтировать снасти. В течение первого же дня её нежные пальчики были исколоты рыбьими плавниками, вследствие чего распухли и сильно болели. Впрочем, она стойко выдержала первую неделю, а потом выполняла свою часть работы наравне с остальными.

Проходили дни и недели. Среди рыбаков нашлись и такие, которые не остались безразличными к её красоте. Особенно отличался престарелый старшина, который добивался её любви всеми возможными способами. Лорелея находилась в самом расцвете красоты, а беременность только подчеркнула её женственность. Ни один мужчина не мог пройти мимо, не оглянувшись ей вслед, не одному из них она снилась по ночам.

Если женщина отказывает человеку благородному и достаточно умному – это одно; но если приходится избегать внимания людей низких, ограниченных, грубых, ей следует быть готовой к коварству и мести. Множество мужчин из разных сословий получили отказ, большинство из них вместо того, чтобы смириться, затаили злобу. А служитель божий лишь подогревал этот накал страстей.

-- Разве естественно, чтобы безродная девица затмила рассудок стольким мужчинам? – нашёптывал он знакомым и друзьям. – Несомненно, что она водится с Дьяволом.

-- Ведьма, ведьма… -- ядовито шипели сельские кумушки, испытывая к бедной сироте неутолимую зависть, ведь она обладала всем тем, о чём они не могли и мечтать.

Запершись в своей лачуге, женщина думала только о любимом. Она искренне верила, что будь он рядом, никто не посмел бы её обижать. Но где же он? Может, его арестовали за что-то или вызвали в Гейдельберг? В таком случае, почему ей ничего об этом неизвестно?

В те времена большие дороги изобиловали лихими людьми, потому Лорелея с полным основанием не исключала и того, что её суженый мог пасть жертвой нападения разбойников. Но нет, этого не может быть – её сердце непременно почувствовало бы… Этому честному созданию и на ум не приходило, что кто-то способен на предательство или иной низкий поступок.

В начале осени бабы поняли, что она ждёт ребёнка. Весть об этом мгновенно облетела Дорф.

-- Этот ребёнок – Антихрист! -- вещал поп, стремясь пробудить в пастве жестокие инстинкты. – Надобно утопить её в Рейне!

В один из солнечных дней октября к лачуге Лорелеи пришли несколько человек в сопровождении священника. Все они считались наиболее уважаемыми гражданами деревни. Когда женщина открыла дверь и стала на пороге, -- как всегда, очаровательная, цветущая, с распущенными волосами, -- мужчины лицемерно потупили взоры.

-- Что вам угодно? – спросила она, поприветствовав их.

-- Признавайся, кто отец твоего ребёнка! – напустился на неё поп. – Иначе я отлучу тебя от церкви.

(прод. следует)

Жили или не жили- это вопрос. Я жил, ну а вы... Немое это дело вот и фсё. Не ну а чё? лано продолжение сказки...

Жили люди. Давно. Они были древними. И красивыми и благородными. У них было по 2 ноги, по 2 руки, как у нас.  Но они хотели (и могли) много знать, а ведь 80% того, что человек знает, он знает потому, что это видит. И у них было три глаза.  2 глаза умели смеяться, злиться, плакать , ну и всё такое , как обычно. А третий, он видел прошлое и будущее и умел сострадать. 2 глаза были связаны с языком, а третий - с сердцем.  Народ жил очень хорошо, счастливо. Но будущее начало портиться. И все, кто туда заглядывал, умирали от разрыва сердца.  Так вот и выжили только двуглазые уродцы, не знающие ни прошлого, ни будущего, ни себя. Конец.