Про унитазы и помойки
Написано немало строк.
Рискуя вызвать гнев тусовки
Я отфлешмоблюсь: Я – Совок.
Я тот Совок, чья хата – в центре,
Кто колбасой не мерял мир.
И жаль мне тех, кто вместе с честью
Снял старой памяти мундир.
Коль угораздило родиться
Там, где живёшь, в своей стране,
Честнее будет пригодиться.
Хоть со щитом, хоть на щите.
Флешмобим... http://blog.i.ua/user/692039/684205/
Димка – мой одноклассник. Вялый «троечник», в меру хулиганистый, без буйств. Учительница уже не помню какого предмета решила, что на её уроках он должен сидеть со мной за одной партой. Не знаю, кого она этим хотела наказать, его, или меня? Наверное, она решила, что я буду на него положительно влиять. Но мы посмотрели друг на друга с взаимной неприязнью, и на этом наше влияние друг на друга и закончилось. Я по своей рассеянности его мало замечала. Он ведь был вялый, помните? То есть не буйный хулиган. Он иногда задавал мне дурацкие вопросы, сам же на них отвечал, и сам смеялся над ответами. Постоянно списывал. Причем, если моя левая рука мешала увидеть, что там у меня в тетрадке, он её поднимал, а потом аккуратно опускал обратно на парту. Типа, где взял, туда и положил. И всё это – непринуждённо, непосредственно, и как-то очень мило и обаятельно. Нахал. Первое время я пыталась возмущаться, но потом как-то смирилась и сопротивления не оказывала: строчила себе дальше, пока он читал. Уж очень он был обаятельный. А перед обаянием я не в силах устоять.
И как-то на каком-то уроке, учительница что-то говорила о глазах… Нет, блин, всё-таки мне кажется, это была учительница русского языка и литературы… Да, так вот. Она что-то говорила о красоте человеческих глаз, и тут Димка всем корпусом повернулся ко мне и уставился мне прямо в глаза. Он еще и свои распахнул так смешно, типа вытаращился, и специально ресницами захлопал. А потом вдруг как-то притих и захлопал ресницами уже натурально. И я вдруг увидела, какие же у него, в самом деле, красивые глаза! Карие. И ресницы длинные и густые. И лицо у него… м-м-м-м… милое и немного смешное, когда он так таращится.
Ну, потом он пригласил меня к себе домой после уроков. Ненадолго. Поразил моё воображение тем, что показал как горит лак для волос, если к струе из баллончика поднести зажигалку. Лак был его мамы, кстати.
Потом я докатилась до того, что пригласила его к себе на день рождения. А исполнялось мне, кажется, 15 лет. И вот, вроде должны бы уже прийти подружки и Димка, а никого нет! Я в отчаяньи! Мне показалось, что никто уже не придёт! Ну вот совсем-совсем никто, понимаете? На мой день рождения! Я даже заплакала. И вот, первый звонок в дверь, я бегу открывать. А на пороге – Димка. И в руках у него забавный плюшевый заяц с искусственной розочкой в лапках. Ма-а-ленькая такая роза, бутончиком. Димка нахально-обаятельно улыбается и суёт мне в руки этого зайца. Роза приятно пахла. Он сказал, что попшикал её духами. Мамиными, конечно же. Не помню, куда потом девался тот заяц, а розочка много лет лежала у нас в «стенке» между хрустальными рюмками, и когда я открывала стеклянные дверцы, по-прежнему ощущала приятный лёгкий аромат. Хорошие духи были у его мамы.
Ну и всё. Он ушел из школы после восьмого класса.
Я как-то встретилась с ним, недавно, года четыре назад. Но это совершенно другая история. Я даже не спрашивала, помнит ли он того зайца, розу, и не влетело ли ему от мамы за духи. Да и розочку он явно стырял у неё, таких в продаже не было.
А больше мне зайцев никто и не дарил.
Моя молодость проходила в те далекие годы, когда не то, что петард, а и слова такого в обиходе не было. Приходилось эту, не занятую тогда серьезными дяденьками нишу, заполнять всяческими самоделками.
В кармане почти у каждого уважающего себя пацана было что-то стреляющее огнем или взрывающееся. Иногда так замаскированное под невинную вещицу, что ни отец, ни учитель придраться не могли.
Я, как любитель физики и химии, больше любил летающие вещи. Каких только ракет я не переделал. Треть из них грозно шипела и плевалась огнем, но так и не взлетала. Треть взрывалась ещё на стартовой позиции (ну а что – вон они и в профессиональных ракетостроителей взрываются). Но оставшаяся треть к всеобщему нашему ликованию взлетала и летела по непредсказуемой траектории.
Ракеты делались с велосипедных насосов, лыжных палок, но лучше всего летали те, что сделаны были с аэрозольных баллончиков (сие чудо уже тогда начало внедряться в нашу жизнь). Поджиг на стартовой позиции чаще заканчивался выплевыванием ракетного топлива струей огня. Посему решено было сначала держать ракету в руках вверх тормашками и поджигать, а потом ставить на старт и убегать в укрытие.
Но однажды у меня что-то пошло не так, и мощный взрыв ракеты в вытянутой моей руке развернул моё тело на 180 грд. К счастью лицо было не задето, но руки своей я не чувствовал, и с опаской зрительно проверил её наличие. Рука была на месте. Тогда я посмотрел на ладонь. Странно, но она была цела. Я с облегчением вздохнул и повернул руку другой стороной. И тут улыбка на моем лице сказала мне до свидания – на тыльной стороне моей руки обгоревшая кожа висела клочьями…
Я до сих пор так и не понял, почему пострадала именно тыльная сторона ладони. Но потом всё зажило.
А ещё у меня под кожей на другой руке ещё до сих пор можно увидеть следы пороха. Они как татуировка – на всю жизнь. Но то уже другая история и о другом взрыве.