Владимир АБАРИНОВ Кого наказываете, господа?
- 28.05.10, 13:25
Случай Артема Савельева единичен: подавляющее большинство
усыновлений русских детей в США успешно. Но именно на этом случае делают
себе пиар российские псевдополитики, добиваясь моратория на
усыновления, который лишит шанса на счастье тысячи детей
Русского мальчика Артема Савельева знают сегодня и в России,
и в Америке. Правда, американцы чаще называют его Джастином Хансеном –
по имени, которое дала ему приемная мать-американка. В новой семье он
прожил девять месяцев, а потом вдруг вернулся: мать не справилась с
воспитанием и прислала его обратно. Чего только не понаписала российская
пресса об этом случае! Одно издание пишет: «Несчастного Артема
Савельева... американская приемная семья буквально выкинула из дома
(спасибо, что не убила!) и, словно багаж, отправила обратно в Россию».
Автор статьи акцентирует то обстоятельство, что мальчику не дали с собой
еды в дорогу. Беспризорный, испуганный, голодный ребенок с сиротским
узелком был встречен в аэропорту каким-то проходимцем, позарившимся на
заокеанские доллары, и брошен на пороге Минобразования и науки с
запиской об отказе от него.
Собственно, именно так и изложили дело
президенту. В результате Дмитрий Медведев, в самый разгар скандала
приехавший в Вашингтон, в интервью телекомпании ABC News заявил, что все
это «ужасно» и «аморально» и что приемные мать и бабка Артема Савельева
совершили «чудовищный поступок».
Разберемся по порядку.
Из
России в США и обратно
Артем Савельев родился 16 апреля
2002 года в Лесозаводске Приморского края. Решением Партизанского
городского суда от 1 августа 2008 года его мать была лишена родительских
прав. Данные о местопребывании отца отсутствуют – сведения о нем
внесены в запись акта о рождении со слов матери. («Мать Артема была
пьющая, отец неизвестен», – сообщила РИА «Новости» начальник
территориального отдела опеки по Лесозаводскому городскому округу Ирина
Комендантова.) Деда и бабки нет в живых. Других родственников органы
опеки не нашли. После разлучения с матерью 8 сентября 2008 года Артем
поступил на воспитание в детдом города Партизанска.
Сведения о нем
были занесены, в соответствии с федеральным законом, в Государственный
банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, и сохранялись
там в общем доступе более полугода. Граждан России, желающих усыновить
мальчика, не нашлось. Как сказано в сообщении Генпрокуратуры РФ,
проводившей проверку законности усыновления, «передать ребенка на
воспитание в семью граждан России не представилось возможным. Приоритет
российских граждан в отношении усыновления Артема не нарушен».
Тем
временем в департамент образования и науки Приморского края поступило
заявление американки Торри Энн Хансен с просьбой подобрать ей для
усыновления мальчика пяти-семи лет. Проверка приложенных к заявлению
документов показала, что она соответствует требованиям российского
законодательства, предъявляемым к усыновителям-иностранцам. 29 июня
Хансен приехала в Партизанск и в течение четырех дней общалась с
Артемом. Приморский краевой суд 18 сентября 2009 года удовлетворил
заявление гражданки Торри Хансен. Решение суда никто не оспаривал, и оно
вступило в силу по истечении 10 дней после вынесения.
Как утверждают
органы опеки и подтверждает проверка, проведенная управлением
Следственного комитете при прокуратуре РФ по Приморскому краю, никаких
нарушений при усыновлении допущено не было.
Мальчик переехал в город
Шелбивиль, штат Теннесси, и стал жить в новой семье с матерью, бабкой и
сводным братом. По условиям усыновления из России, в течение первых
трех лет пребывания ребенка в приемной семье сотрудники органов опеки
должны посетить его не менее четырех раз (через 6, 12, 24 и 36 месяцев) и
направить отчеты об этих посещениях в Россию. Артема-Джастина навещали в
январе, и никаких жалоб ни от него, ни от взрослых членов семьи не
слышали.
И вдруг 7 апреля Артем оказался в Москве, в здании
Министерства образования и науки РФ, с посланием своей приемной матери, в
котором она пишет, что не в силах справиться с воспитанием ребенка и
вынуждена вернуть его. Случай беспрецедентный. Общественность по обе
стороны океана взволновалась. Россия заморозила усыновления в США впредь
до подписания специального соглашения. Патриоты всех мастей опять
закричали о том, что пора положить конец «торговле детьми». Российские
сироты в очередной раз оказались заложниками политических карьеристов.
Что
же произошло на самом деле? Понять это непросто. Торри Хансен
отказывается общаться с журналистами. Американское агентство WACAP,
услугами которого она воспользовалась, не комментирует инцидент,
ссылаясь на то, что информация по конкретному делу об усыновлении
считается конфиденциальной и защищена от разглашения законом.
Насколько
можно судить по письму Хансен в Минобрнауки и некоторым свидетельствам,
Артем страдал тем, что на профессиональном языке называется
«расстройством привязанности». Это значит, что у него не возникло
близости ни с кем из членов семьи. В такой ситуации ребенок ведет себя
по-разному. Один из вариантов поведения – негативная, или невротическая,
привязанность: ребенок ищет негативного внимания, провоцирует
родителей, раздражает, пугает их, добивается, чтобы его наказали. Торри
Хансен утверждает, что ее приемный сын грозился поджечь дом.
Так или
иначе, но Торри Хансен и ее мать Нэнси в конце концов не выдержали и не
придумали ничего лучше, чем вернуть Артема в Россию. Разумеется,
сообщения о том, что Артем летел один, не соответствуют
действительности. Никакая авиакомпания не посадит на борт
несовершеннолетнего без сопровождения. В случае нужды – если лететь с
ребенком некому – доверенность на сопровождение оформляется на
бортпроводника. Именно это и произошло с Артемом. Компания United
Airlines поручила надзор за мальчиком сразу двум своим сотрудникам. Все
документы у него были в порядке, в том числе российский паспорт и билет в
оба конца.
Однако надлежало найти кого-то, кто встретил бы Артема в
Москве и довез его до места назначения. Нэнси Хансен воспользовалась
Интернетом и нашла там веб-сайт англоговорящего водителя-гида,
оказывающего услуги трансфера, то есть встречи в аэропорту и доставки в
отель, другой аэропорт или туда, куда укажет заказчик. Это официально
зарегистрированный бизнес. Гида этого зовут Артур Лукьянов. Это молодой
человек. Я с ним общался. Артур разместил на своем сайте всю свою
электронную переписку с Нэнси Хансен и сообщил мне дополнительные
подробности.
Артур был убежден в том, что встречать нужно будет
Нэнси. Действительно, ее послания грамматически составлены несколько
вычурно, таким образом, что догадаться, что летит не она, было сложно.
Нэнси несколько раз меняла дату вылета (первоначально договоривались о
12 апреля) и проигнорировала вопрос, где она собирается остановиться в
Москве. О том, что пассажиром будет 8-летний мальчик, Артур узнал из
письма, которое пришло в восемь утра по московскому времени 7 апреля. На
вопрос Артура, к кому конкретно в Министерстве образования он должен
обратиться, Нэнси ответила, что к дежурному в приемной; сотрудники
авиакомпании передадут ему два конверта, один из которых он должен
вручить дежурному, а другой взять себе – в нем деньги за оплату услуги.
В
Домодедово все произошло так, как договаривались: Артем появился в зале
прилетов в сопровождении сотрудников United, которые, проверив
документы Лукьянова, передали ему мальчика и конверты. О том, что
произошло нечто чрезвычайное, Артур догадался лишь тогда, когда
убедился, что в Минобрнауки их никто не ждет. Чиновники пришли в
замешательство, Артур тоже растерялся, и один лишь Артем не проявлял ни
малейшего беспокойства – правда, просился к бабушке, из чего явствует,
что к ней он все-таки был привязан. Из кабинета сотрудника Минобрнауки
Лукьянов позвонил на мобильный Нэнси. Та от неожиданности потеряла дар
речи. Артур передал трубку сотруднику министерства. Разговор оказался
недолгим: Нэнси отключила телефон.
Весь день продолжалась волокита:
звонили во Владивос-
ток, поднимали документацию, из министерства
около пяти часов вечера поехали в Тверское отделение милиции, куда
прибыл уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов. К этому времени
мальчик был, конечно, уже измучен и предстал перед детским омбудсменом в
своем худшем виде. В семь вечера участок заполнили съемочные группы
всех ведущих телеканалов. Начался большой пиар.
В конце концов Артема
отправили в больницу. Артур Лукьянов оставался с мальчиком до самого
конца, хотя его никто не держал, исполнял функции переводчика и
водителя, написал две объяснительные записки.
Вот теперь все более
или менее встало на свои места. И хоть с человеческой точки зрения
поступок Тори и Нэнси Хансен выглядит как чудовищный, никакого
уголовного преступления они не совершили. Инкриминировать им нечего.
От
Моисея до Гаагской конвенции
Вероятно, один из первых в
мировой истории случаев международного усыновления – это усыновление
Моисея, ставшего приемным сыном дочери фараона: «И вышла дочь фараонова
на реку мыться, а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела
корзинку среди тростника и послала рабыню свою взять ее». (Исх., 2:5)
Египетская принцесса обеспечила усыновленному младенцу великое будущее:
Моисей постиг «всю мудрость египетскую», стал победоносным полководцем и
в конце концов вывел свой народ из рабства. А ведь его могли, по
приказу фараона, утопить в Ниле, как котенка. Вот о чем надо помнить,
рассуждая об усыновлении.
Общества без сирот не бывает. Но между
заботой о детях, оставшихся без попечения, и юридически полноценным
усыновлением – огромная разница. Институт усыновления впервые появился в
римском праве, но имел тогда совершенно иное значение, нежели сегодня.
Необходимость оставить по себе наследника была для римского патриция
гражданским и религиозным долгом. Если природа не наградила его
биологическим сыном или сын этот умер, он обязан был взять в дом чужого
ребенка. Часто это был его внук или племянник. Наличие у ребенка живых
родителей препятствием не служило. Дети усыновлялись из династических и
имущественных соображений. Интересы самого ребенка в расчет не
принимались.
Во Франции юридическое усыновление появилось лишь в
кодексе Наполеона, в Англии – и того позже. В России – в царствование
Александра I.
Российский закон обставлял усыновление многими
ограничениями, причем для высших сословий они были строже. Вспомним, что
умирающий граф Безухов из «Войны и мира», не имеющий законных детей,
должен обращаться с прошением на высочайшее имя за позволением усыновить
собственного внебрачного сына. Только император мог разрешить
усыновление потомственному дворянину. Случай Пьера Безухова осложнялся
еще и тем, что право усыновления распространялось только на ближайших
законнорожденных родственников. Приемный ребенок получал фамилию и герб
усыновителя (или объединял их с собственными), но не права наследования –
кровные родственники его отца наследовали в первую очередь, а он – лишь
после них. И уж тем более никто не мог заставить отца признать
внебрачного ребенка.
На этой несправедливости построены многие
сюжеты русской классической литературы. Братья Карамазовы, рожденные от
разных матерей, но в законном браке, не считают своим четвертым братом
побочного сына своего отца, лакея Смердякова; никакого наследства ему не
причитается. Отцом сына Вронского и Анны Аркадьевны Карениной в бумагах
значится муж Анны, Алексей Александрович Каренин.
Для личных дворян,
священнослужителей, почетных граждан и купцов процедура была проще,
однако и их усыновления утверждались Сенатом. И только у мещан и
крестьян усыновление производилось простой «припиской к семейству».
Закон
от 12 марта 1891 года передал усыновление во всех сословиях, кроме
мещан и крестьян, в ведение окружных судов. Иностранцы имели право
усыновлять подкидышей и непомнящих родства при условии, что они будут
воспитаны в православной вере.
В США первый закон об усыновлении в
современном понимании этого слова был принят штатом Массачусетс в 1851
году. По этому закону приемный ребенок получал все права ребенка
биологического. Судья был обязан установить, имеют ли приемные родители
возможность не только прокормить ребенка, но и дать ему образование.
О
международном усыновлении тогда и слыхом не слыхивали: в каждой стране
хватало собственных сирот. Идея усыновления детей из других стран
возникла после Второй мировой войны, когда в Европе и Азии без родителей
остались сотни тысяч детей. Инициаторами кампании были религиозные
организации. Для Америки это движение началось тогда, когда в странах,
оккупированных американскими войсками – Германии, Австрии и Японии, –
стало рождаться все больше детей от американских солдат. У себя на
родине они зачастую становились жертвами общественного мнения. Прежде
всего это касалось Японии. Появился Американский объединенный комитет
помощи японо-американским сиротам. В Западной Германии семьи
американских военных усыновляли немецких младенцев.
Выдающуюся роль в
истории международного усыновления сыграла писательница, лауреат
Нобелевской премии по литературе Перл Бак. Она выросла в Китае в семье
американских миссионеров-пресвитериан. Уже взрослой замужней женщиной
она вернулась в страну, которая стала для нее второй родиной. В 1949
году Перл Бак, сама усыновившая нескольких детей смешанной расы,
учредила первое в мире агентство по международному усыновлению – Welcome
House. Ее главной заботой были сироты азиатской расы и полукровки –
усыновление таких детей было тогда непривычным для американцев. Фонд ее
имени действует и сегодня. Он специализируется на межрасовых
усыновлениях.
Война в Корее повлекла за собой новую волну
усыновлений. Пример показали Берта и Гарри Холт – фермеры-баптисты из
Орегона. Им обоим было уже под 50, и у них было шестеро родных детей. Но
их настолько тронул документальный фильм о корейских сиротах, чьими
отцами были американские солдаты, что они решили усыновить сразу восемь
маленьких корейцев и кореянок. Однако для этого не было в то время
никакой легальной возможности: федеральный закон позволял гражданам США
усыновить не более двух детей, родившихся за рубежом.
Холты добились
изменения закона – в 1955 году Конгресс принял «закон Холтов», снявший
ограничения на число иностранных усыновлений одной семьей. Берта и Гарри
привезли домой из Кореи четырех мальчиков и четырех девочек в возрасте
от пеленок до трех с половиной лет. В следующем году Холты основали
агентство международного усыновления Holt International Children's
Services, которое существует и по сей день. Америка называла Берту
«бабушкой Холт». Когда она скончалась в августе 2000 года в возрасте 96
лет, об этом с прискорбием сообщили крупнейшие средства массовой
информации. Одна из дочерей Холтов, Молли, продолжает дело своих
родителей.
В период с 1953-го по 1962 год американцы усыновили из-за
рубежа 15 тысяч детей. Война во Вьетнаме дала процессу новый импульс. В
начале апреля 1975 года, когда падение южновьетнамского режима стало
неизбежным, президент США Джеральд Форд принял решение эвакуировать из
Сайгона на Запад как можно больше детей-сирот. Это решение стало ответом
на обращения ряда гуманитарных организаций, в том числе агентства
Холтов и фонда Перл Бак.
Операция ВВС США получила название
Babylift. Планировалось 30 рейсов военно-траспортных самолетов
повышенной грузоподъемности C-5A Galaxy. В царившей тогда в
южновьетнамской столице неразберихе было сложно избежать ошибок.
Большинство эвакуированных детей уже находились в процессе усыновления,
но оказались среди них и такие, кого усыновили при живых законных
родителях; эти родители, объявившись впоследствии в США, потребовали
возвращения им детей.
Первый же рейс операции Babylift, пассажиров
которого должен был торжественно встречать в Сан-Диего президент Форд,
закончился катастрофой. В самолете, вылетевшем из Сайгона 4 апреля с 328
пассажирами на борту, через 12 минут после взлета произошла внезапная
разгерметизация. Пилот повернул назад, но не дотянул до аэропорта и
посадил машину на рисовом поле, где она развалилась на части. 153
человека, из них 76 детей, погибли. В дальнейшем происшествий не было.
Общее число эвакуированных сирот превысило 3300 человек. Их усыновили
семьи Соединенных Штатов Америки, Канады, Австралии и Франции.
Завершением
законодательной истории международного усыновления в США стала
ратификация Конгрессом в 2000 году Гаагской конвенции ООН и принятие в
том же году Закона о гражданстве детей, в соответствии с которым дети,
родившиеся за пределами США и усыновленные американцами, становятся
американскими гражданами сразу же после пересечения границы. Никаких
дополнительных хлопот не требуется. В бланке переписи населения 2000
года впервые в истории США исчезла графа «приемный ребенок» – последняя
грань между биологическими и приемными детьми была стерта.
Наши
дети в Штатах
Для американцев усыновление давно стало
частью образа жизни. Жить в Америке и не знать ни одной семьи с
приемными детьми невозможно. Среди моих знакомых есть, например, семья
преуспевающего адвоката, удочерившая двух девочек из Индии – они не
сестры, но стали сестрами в новой семье. Русскую девочку Вику удочерила
итальянка, которая теперь работает во Всемирном банке; Вика щебечет на
трех языках, ездит по всему миру и уже почти ничего не помнит о своем
детдоме: память стирает неприятные воспоминания. Но для «чистоты
эксперимента» я позвонил американцам с русской приемной дочерью. Терри
Макпалмер и ее муж Марк Рубин удочерили Олю, когда ей было семь лет.
Сейчас ей 13.
История этого удочерения не совсем обычна. Терри и Марк
нашли свою дочь через агентство, но впервые встретились с ней в
Америке.
– Она приехала сюда в группе детей, которым организовали
отдых в американских семьях, – рассказала мне Терри. – Самолет прилетел в
аэропорт Кеннеди под Нью-Йорком, мы поехали туда на машине и забрали
ее. Это было 16 декабря 2003 года. Она провела в нашем доме три недели, и
мы, конечно, полюбили ее. В январе она улетела обратно в Россию. Через
две недели после ее отъезда Марк полетел в Москву, а оттуда поехал
поездом в Брянск и начал оформление удочерения. Он провел в Брянске двое
суток, вернулся, и еще через два месяца мы получили разрешение на
удочерение. Так что все произошло довольно быстро, весь процесс, от
начала до конца, занял девять месяцев.
Никаких юридических проблем в
процессе удочерения не возникло. Терри вообще считает, что Олю могла бы
прекрасно воспитать бабушка, но, увы, бабушки не стало:
– Оля – очень
любящий ребенок, она не страдает нарушением привязанности, потому что с
самого начала ее растила бабушка, и только после смерти бабушки она
должна была вернуться к матери. Но первые два года ее жизни, я думаю,
были счастливыми, бабушка любила ее.
– А как Оле жилось в детском
доме?
– Женщины, работавшие в детском доме, были хорошими, любящими
детей, заботливыми. Это всегда видно по поведению детей: если дети
обнимают своих воспитателей, садятся к ним на колени, этому можно
верить. Дети не притворяются.
Надо сказать, что муж Терри, Марк, –
большой поклонник России. Мы с ним постоянно обмениваемся мнениями по
поводу текущих российских событий. Когда в семье появилась Оля, он даже
начал учить русский язык ради дочки.
– Терри, помимо этнических
корней, существует культурное наследие. Вы что-нибудь делаете, чтобы Оля
не забыла его?
– Да, конечно. Например, на Пасху мы идем на
праздничную службу в русский православный Свято-Николаевский собор в
Вашингтоне. У Оли есть русские друзья – вернее, они американцы, но
приехали сюда из России в том же году, что и Оля, – в 2004-м. Они вместе
играют, занимаются гимнастикой, ходят в кино. Марк говорит с ними
по-русски. И один мальчик, которого усыновили поздно, ему уже 14 лет,
зовут его Руслан – он до сих пор помнит русский язык. Ну а большинство
детей уже не говорят по-русски.
«Доктор Гордина, вам
звонок из России!»
Алла Гордина, врач-педиатр из города
Ист-Брунсвик, штат Нью-Джерси, специализируется на консультировании
семей, усыновляющих или уже усыновивших детей из России. Я позвонил ей,
чтобы обсудить историю с Артемом Савельевым. Меня интересовала прежде
всего процедура отказа от усыновления.
– В Америке детдомов нет, –
сказала Алла. – Если ребенок по какой-то причине забирается из семьи, он
помещается в фостерную семью и дожидается нового формального
усыновления. Социальные органы могут поднимать вопрос о том, что ребенка
нужно изъять из семьи.
Недостатка в усыновителях в Америке нет. И
все-таки отказ – это крайний случай.
– Но это занятие требует
самоотверженности, любви, ангельского терпения...
– Не только
самоотверженности – постоянного самообразования. Непрерывного контакта с
органами и людьми, которые могут тебе помочь, будь то агентство, школа,
социальный работник, врач, психолог... Но они для этого должны знать
детей. Я на детей, которых принимаю как участковый педиатр, смотрю
совершенно по-другому – просто потому, что я постоянно работаю со своими
адаптятами.
«Адаптятами» Алла называет своих пациентов из России.
–
То есть социальный работник может не быть специалистом – это может быть
просто чиновник?
– Конечно! И психолог может не быть специалистом.
Ведь в ситуации с этой мамой агентство ей сказало: «Потерпи, все будет
нормально». Ей социальный работник сказал, что все нормально, ты, мол,
дай немножко больше времени. И педиатр сказал, что все нормально. Это же
все видно достаточно быстро. Только это нужно видеть. И не каждый
социальный работник это может увидеть.
– В таком случае, какие еще
существуют, помимо социального работника, возможности обратиться за
помощью?
– Во-первых, существует очень большая сеть групп поддержки
родителей. Кстати, в России тоже – например, знаменитый сайт «Семья».
Эти группы поддержки всегда дадут информацию, где найти помощь. Помощь
найти достаточно трудно. Но эти группы делятся информацией, опытом. Я,
кстати, очень многому научилась у этих родителей. Я на этих сайтах не
только помогаю, но и слушаю, учусь, смотрю, что происходит с детками.
Есть специальные клиники, которые работают с приемными семьями. В эти
клиники люди едут часами, летят на самолетах. Семьи, живущие в других
штатах, когда возвращаются из России со своим ребенком, специально
заезжают сюда в Нью-Джерси, приходят ко мне и к нашему психологу, а
потом уже летят дальше. Но бывает, что люди живут за углом и не знают,
что есть такой педиатр. Эта мама, г-жа Хансен, живет в часе езды от
большой университетской клиники в городе Нэшвилл, в которой есть группа
по работе с усыновленными детьми. И эта группа узнала обо всей этой
ситуации из газет. Кроме сети специализованных клиник по усыновлению,
есть специалисты, которые работают с наиболее трудными случаями. Это
знаменитый доктор Рональд Федеричи, который сам усыновил пятерых детей
из России и из Румынии. У него в базе данных 12 тысяч самых тяжелых
детей. Он нейропсихолог. Когда к нему приезжают, два дня уходит только
на интенсивное обследование ребенка. Есть секция по медицине усыновления
в Американской академии педиатрии. Есть дискуссионная группа для
врачей, так называемая AdoptMed, где мы общаемся, обсуждаем все вопросы и
направляем друг к другу пациентов.
Поправлю Аллу: у Федеричи семеро
приемных детей.
В России многие недобросовестные журналисты и
должностные лица утверждают, что пребывание усыновленного ребенка в
приемной американской семье никем не контролируется. Но мы уже знаем,
что условиями усыновления предусмотрены регулярные инспекции, по итогам
которых составляются отчеты. Алла Гордина постоянно принимает участие в
составлении этих отчетов:
– Есть специальная медицинская форма,
которую я должна заполнить.
– Но вы точно знаете, что такие отчеты
пишутся?
– Я постоянно эти формы заполняю. И там меня спрашивают,
есть ли у ребенка какие-то заболевания, сделаны ли ребенку прививки, как
ребенок растет, есть ли у меня какие-то беспокойства по его поводу.
Если бы я заполняла эти формы лет 15 назад, когда я еще не знала всей
специфики усыновления, то в большинстве этих форм было бы написано, что
все прекрасно. Это сейчас я понимаю: у этого идет задержка речи, а у
этого проблема с поведением, этот ребенок слишком дружелюбен, идет к
незнакомым людям, а этот недостаточно хорошо развивается – не то чтобы
общая задержка развития, но нет скачка в развитии, который мы ожидаем
после усыновления… Есть куча всяких мелких вещей, которые только
специалист может поймать.
Одно мне хотелось бы знать: читает ли эти
отчеты в России хоть кто-то? Знает ли г-н Астахов, что такие отчеты
пишутся и направляются в Россию?
– Как часто в вашей практике
реальное состояние здоровья ребенка не соответствует документам –
неполная или искаженная информация?
– Достаточно часто, причем в обе
стороны: иногда бывает, что написано про ребенка что-то неимоверное, а
на самом деле все нормально, а иногда бывает, что пропущены элементарные
вещи типа Баталова протока. (Баталов проток – один из видов врожденного
порока сердца. – В. А.)
– Это низкая квалификация или мошенничество?
–
А я не знаю. Есть ситуации, когда совершено явное мошенничество. Ведь
вы поймите, что, согласно российскому законодательству, сокрытие
информации от усыновителей является преступлением, и одно из условий
усыновления состоит в том, что родители должны знать всю медицинскую
информацию о ребенке. Но случаев, когда информация самым преступным
образом от родителей скрывается, к сожалению, достаточно много – от
обычной расхлябанности до патологического стремления скрыть информацию о
ребенке, которого иначе бы не усыновили.
– Хотя это неправильно –
считать, что если все рассказать про здоровье ребенка, то его не
возьмут. Возьмут любого…
– Абсолютно! Возьмут. Но родители должны
знать, к чему готовиться.
– Вы начинаете с ними работать еще на этапе
выбора ребенка?
– Я их готовлю к трудностям. Агентства на меня
жалуются, что я родителей пугаю. Я говорю: «Слушайте, ребята, если я
могу за час лекции кого-то напугать до такой степени, что они откажутся
от усыновления из России, – значит, эти люди не готовы». Моя задача –
подготовить людей к худшему, самому трудному варианту. Если будет легче,
это будет приятный сюрприз. Когда семья в стране, они звонят в любое
время дня и ночи. Они знают мой домашний телефон, они посылают мне
электронные письма, все мои пациенты знают, что если объявлено по
громкоговорителю: «Доктор Гордина, вам звонок из России», то я должна
все бросить и взять трубку. Мои пациенты к этому привыкли, понимают и не
обижаются.
В ожидании моратория
Когда
председатель профильного комитета Госдумы Валентина Петренко говорит,
что усыновление следует разрешать «только с теми странами, с которыми у
России есть международные соглашения в этой области», а «США к таким
странам не относятся», – это лицемерие чистой воды. Помимо семи бывших
советских республик, чья доля в усыновлениях ничтожна, соглашение у
России есть только с Италией, которая, по данным за 2008 год, занимает
третье место по числу усыновлений из России. Не проще ли ратифицировать
наконец Гаагскую конвенцию об иностранном усыновлении, подписанную
президентом Путиным? Понять претензии Госдумы к тексту конвенции
невозможно. Для большинства стран мира именно этот документ служит
основополагающим в вопросах международного усыновления. А запретить
проще всего.
…Заканчивая разговор с Терри Макпалмер, я спросил, что
она думает о случае Артема Савельева.
– Я уверена, что большинство
усыновлений из России, 99,9 процента, – это успешные усыновления. Это
нелегко дается нам, потому что у наших детей есть психологические
проблемы. Но мы говорим друг с другом, мы обращаемся в органы опеки, мы
нанимаем психологов, идем к врачам, ищем помощи. Большинство делает это
потому, что люди хотят быть хорошими родителями и любят своих детей. А
эта женщина сдалась. Сдалась меньше чем за год.
И наконец, о
моратории на усыновления, введенном Россией:
– Это трагедия. Ужасно,
что поступок одной женщины скажется на судьбах всех тех детей, которые
ждут возможности оказаться в любящей американской семье. Они думают, что
наказывают американцев, но на самом деле они наказывают своих
собственных детей.
В настоящее время начата, но не закончена
процедура усыновления в Америку примерно трех с половиной тысяч
российских сирот.
Вашингтон
Совершенно Секретно - Свежий номер
усыновлений русских детей в США успешно. Но именно на этом случае делают
себе пиар российские псевдополитики, добиваясь моратория на
усыновления, который лишит шанса на счастье тысячи детей
Русского мальчика Артема Савельева знают сегодня и в России,
и в Америке. Правда, американцы чаще называют его Джастином Хансеном –
по имени, которое дала ему приемная мать-американка. В новой семье он
прожил девять месяцев, а потом вдруг вернулся: мать не справилась с
воспитанием и прислала его обратно. Чего только не понаписала российская
пресса об этом случае! Одно издание пишет: «Несчастного Артема
Савельева... американская приемная семья буквально выкинула из дома
(спасибо, что не убила!) и, словно багаж, отправила обратно в Россию».
Автор статьи акцентирует то обстоятельство, что мальчику не дали с собой
еды в дорогу. Беспризорный, испуганный, голодный ребенок с сиротским
узелком был встречен в аэропорту каким-то проходимцем, позарившимся на
заокеанские доллары, и брошен на пороге Минобразования и науки с
запиской об отказе от него.
Собственно, именно так и изложили дело
президенту. В результате Дмитрий Медведев, в самый разгар скандала
приехавший в Вашингтон, в интервью телекомпании ABC News заявил, что все
это «ужасно» и «аморально» и что приемные мать и бабка Артема Савельева
совершили «чудовищный поступок».
Разберемся по порядку.
Из
России в США и обратно
Артем Савельев родился 16 апреля
2002 года в Лесозаводске Приморского края. Решением Партизанского
городского суда от 1 августа 2008 года его мать была лишена родительских
прав. Данные о местопребывании отца отсутствуют – сведения о нем
внесены в запись акта о рождении со слов матери. («Мать Артема была
пьющая, отец неизвестен», – сообщила РИА «Новости» начальник
территориального отдела опеки по Лесозаводскому городскому округу Ирина
Комендантова.) Деда и бабки нет в живых. Других родственников органы
опеки не нашли. После разлучения с матерью 8 сентября 2008 года Артем
поступил на воспитание в детдом города Партизанска.
Сведения о нем
были занесены, в соответствии с федеральным законом, в Государственный
банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, и сохранялись
там в общем доступе более полугода. Граждан России, желающих усыновить
мальчика, не нашлось. Как сказано в сообщении Генпрокуратуры РФ,
проводившей проверку законности усыновления, «передать ребенка на
воспитание в семью граждан России не представилось возможным. Приоритет
российских граждан в отношении усыновления Артема не нарушен».
Тем
временем в департамент образования и науки Приморского края поступило
заявление американки Торри Энн Хансен с просьбой подобрать ей для
усыновления мальчика пяти-семи лет. Проверка приложенных к заявлению
документов показала, что она соответствует требованиям российского
законодательства, предъявляемым к усыновителям-иностранцам. 29 июня
Хансен приехала в Партизанск и в течение четырех дней общалась с
Артемом. Приморский краевой суд 18 сентября 2009 года удовлетворил
заявление гражданки Торри Хансен. Решение суда никто не оспаривал, и оно
вступило в силу по истечении 10 дней после вынесения.
Как утверждают
органы опеки и подтверждает проверка, проведенная управлением
Следственного комитете при прокуратуре РФ по Приморскому краю, никаких
нарушений при усыновлении допущено не было.
Мальчик переехал в город
Шелбивиль, штат Теннесси, и стал жить в новой семье с матерью, бабкой и
сводным братом. По условиям усыновления из России, в течение первых
трех лет пребывания ребенка в приемной семье сотрудники органов опеки
должны посетить его не менее четырех раз (через 6, 12, 24 и 36 месяцев) и
направить отчеты об этих посещениях в Россию. Артема-Джастина навещали в
январе, и никаких жалоб ни от него, ни от взрослых членов семьи не
слышали.
И вдруг 7 апреля Артем оказался в Москве, в здании
Министерства образования и науки РФ, с посланием своей приемной матери, в
котором она пишет, что не в силах справиться с воспитанием ребенка и
вынуждена вернуть его. Случай беспрецедентный. Общественность по обе
стороны океана взволновалась. Россия заморозила усыновления в США впредь
до подписания специального соглашения. Патриоты всех мастей опять
закричали о том, что пора положить конец «торговле детьми». Российские
сироты в очередной раз оказались заложниками политических карьеристов.
Что
же произошло на самом деле? Понять это непросто. Торри Хансен
отказывается общаться с журналистами. Американское агентство WACAP,
услугами которого она воспользовалась, не комментирует инцидент,
ссылаясь на то, что информация по конкретному делу об усыновлении
считается конфиденциальной и защищена от разглашения законом.
Насколько
можно судить по письму Хансен в Минобрнауки и некоторым свидетельствам,
Артем страдал тем, что на профессиональном языке называется
«расстройством привязанности». Это значит, что у него не возникло
близости ни с кем из членов семьи. В такой ситуации ребенок ведет себя
по-разному. Один из вариантов поведения – негативная, или невротическая,
привязанность: ребенок ищет негативного внимания, провоцирует
родителей, раздражает, пугает их, добивается, чтобы его наказали. Торри
Хансен утверждает, что ее приемный сын грозился поджечь дом.
Так или
иначе, но Торри Хансен и ее мать Нэнси в конце концов не выдержали и не
придумали ничего лучше, чем вернуть Артема в Россию. Разумеется,
сообщения о том, что Артем летел один, не соответствуют
действительности. Никакая авиакомпания не посадит на борт
несовершеннолетнего без сопровождения. В случае нужды – если лететь с
ребенком некому – доверенность на сопровождение оформляется на
бортпроводника. Именно это и произошло с Артемом. Компания United
Airlines поручила надзор за мальчиком сразу двум своим сотрудникам. Все
документы у него были в порядке, в том числе российский паспорт и билет в
оба конца.
Однако надлежало найти кого-то, кто встретил бы Артема в
Москве и довез его до места назначения. Нэнси Хансен воспользовалась
Интернетом и нашла там веб-сайт англоговорящего водителя-гида,
оказывающего услуги трансфера, то есть встречи в аэропорту и доставки в
отель, другой аэропорт или туда, куда укажет заказчик. Это официально
зарегистрированный бизнес. Гида этого зовут Артур Лукьянов. Это молодой
человек. Я с ним общался. Артур разместил на своем сайте всю свою
электронную переписку с Нэнси Хансен и сообщил мне дополнительные
подробности.
Артур был убежден в том, что встречать нужно будет
Нэнси. Действительно, ее послания грамматически составлены несколько
вычурно, таким образом, что догадаться, что летит не она, было сложно.
Нэнси несколько раз меняла дату вылета (первоначально договоривались о
12 апреля) и проигнорировала вопрос, где она собирается остановиться в
Москве. О том, что пассажиром будет 8-летний мальчик, Артур узнал из
письма, которое пришло в восемь утра по московскому времени 7 апреля. На
вопрос Артура, к кому конкретно в Министерстве образования он должен
обратиться, Нэнси ответила, что к дежурному в приемной; сотрудники
авиакомпании передадут ему два конверта, один из которых он должен
вручить дежурному, а другой взять себе – в нем деньги за оплату услуги.
В
Домодедово все произошло так, как договаривались: Артем появился в зале
прилетов в сопровождении сотрудников United, которые, проверив
документы Лукьянова, передали ему мальчика и конверты. О том, что
произошло нечто чрезвычайное, Артур догадался лишь тогда, когда
убедился, что в Минобрнауки их никто не ждет. Чиновники пришли в
замешательство, Артур тоже растерялся, и один лишь Артем не проявлял ни
малейшего беспокойства – правда, просился к бабушке, из чего явствует,
что к ней он все-таки был привязан. Из кабинета сотрудника Минобрнауки
Лукьянов позвонил на мобильный Нэнси. Та от неожиданности потеряла дар
речи. Артур передал трубку сотруднику министерства. Разговор оказался
недолгим: Нэнси отключила телефон.
Весь день продолжалась волокита:
звонили во Владивос-
ток, поднимали документацию, из министерства
около пяти часов вечера поехали в Тверское отделение милиции, куда
прибыл уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов. К этому времени
мальчик был, конечно, уже измучен и предстал перед детским омбудсменом в
своем худшем виде. В семь вечера участок заполнили съемочные группы
всех ведущих телеканалов. Начался большой пиар.
В конце концов Артема
отправили в больницу. Артур Лукьянов оставался с мальчиком до самого
конца, хотя его никто не держал, исполнял функции переводчика и
водителя, написал две объяснительные записки.
Вот теперь все более
или менее встало на свои места. И хоть с человеческой точки зрения
поступок Тори и Нэнси Хансен выглядит как чудовищный, никакого
уголовного преступления они не совершили. Инкриминировать им нечего.
От
Моисея до Гаагской конвенции
Вероятно, один из первых в
мировой истории случаев международного усыновления – это усыновление
Моисея, ставшего приемным сыном дочери фараона: «И вышла дочь фараонова
на реку мыться, а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела
корзинку среди тростника и послала рабыню свою взять ее». (Исх., 2:5)
Египетская принцесса обеспечила усыновленному младенцу великое будущее:
Моисей постиг «всю мудрость египетскую», стал победоносным полководцем и
в конце концов вывел свой народ из рабства. А ведь его могли, по
приказу фараона, утопить в Ниле, как котенка. Вот о чем надо помнить,
рассуждая об усыновлении.
Общества без сирот не бывает. Но между
заботой о детях, оставшихся без попечения, и юридически полноценным
усыновлением – огромная разница. Институт усыновления впервые появился в
римском праве, но имел тогда совершенно иное значение, нежели сегодня.
Необходимость оставить по себе наследника была для римского патриция
гражданским и религиозным долгом. Если природа не наградила его
биологическим сыном или сын этот умер, он обязан был взять в дом чужого
ребенка. Часто это был его внук или племянник. Наличие у ребенка живых
родителей препятствием не служило. Дети усыновлялись из династических и
имущественных соображений. Интересы самого ребенка в расчет не
принимались.
Во Франции юридическое усыновление появилось лишь в
кодексе Наполеона, в Англии – и того позже. В России – в царствование
Александра I.
Российский закон обставлял усыновление многими
ограничениями, причем для высших сословий они были строже. Вспомним, что
умирающий граф Безухов из «Войны и мира», не имеющий законных детей,
должен обращаться с прошением на высочайшее имя за позволением усыновить
собственного внебрачного сына. Только император мог разрешить
усыновление потомственному дворянину. Случай Пьера Безухова осложнялся
еще и тем, что право усыновления распространялось только на ближайших
законнорожденных родственников. Приемный ребенок получал фамилию и герб
усыновителя (или объединял их с собственными), но не права наследования –
кровные родственники его отца наследовали в первую очередь, а он – лишь
после них. И уж тем более никто не мог заставить отца признать
внебрачного ребенка.
На этой несправедливости построены многие
сюжеты русской классической литературы. Братья Карамазовы, рожденные от
разных матерей, но в законном браке, не считают своим четвертым братом
побочного сына своего отца, лакея Смердякова; никакого наследства ему не
причитается. Отцом сына Вронского и Анны Аркадьевны Карениной в бумагах
значится муж Анны, Алексей Александрович Каренин.
Для личных дворян,
священнослужителей, почетных граждан и купцов процедура была проще,
однако и их усыновления утверждались Сенатом. И только у мещан и
крестьян усыновление производилось простой «припиской к семейству».
Закон
от 12 марта 1891 года передал усыновление во всех сословиях, кроме
мещан и крестьян, в ведение окружных судов. Иностранцы имели право
усыновлять подкидышей и непомнящих родства при условии, что они будут
воспитаны в православной вере.
В США первый закон об усыновлении в
современном понимании этого слова был принят штатом Массачусетс в 1851
году. По этому закону приемный ребенок получал все права ребенка
биологического. Судья был обязан установить, имеют ли приемные родители
возможность не только прокормить ребенка, но и дать ему образование.
О
международном усыновлении тогда и слыхом не слыхивали: в каждой стране
хватало собственных сирот. Идея усыновления детей из других стран
возникла после Второй мировой войны, когда в Европе и Азии без родителей
остались сотни тысяч детей. Инициаторами кампании были религиозные
организации. Для Америки это движение началось тогда, когда в странах,
оккупированных американскими войсками – Германии, Австрии и Японии, –
стало рождаться все больше детей от американских солдат. У себя на
родине они зачастую становились жертвами общественного мнения. Прежде
всего это касалось Японии. Появился Американский объединенный комитет
помощи японо-американским сиротам. В Западной Германии семьи
американских военных усыновляли немецких младенцев.
Выдающуюся роль в
истории международного усыновления сыграла писательница, лауреат
Нобелевской премии по литературе Перл Бак. Она выросла в Китае в семье
американских миссионеров-пресвитериан. Уже взрослой замужней женщиной
она вернулась в страну, которая стала для нее второй родиной. В 1949
году Перл Бак, сама усыновившая нескольких детей смешанной расы,
учредила первое в мире агентство по международному усыновлению – Welcome
House. Ее главной заботой были сироты азиатской расы и полукровки –
усыновление таких детей было тогда непривычным для американцев. Фонд ее
имени действует и сегодня. Он специализируется на межрасовых
усыновлениях.
Война в Корее повлекла за собой новую волну
усыновлений. Пример показали Берта и Гарри Холт – фермеры-баптисты из
Орегона. Им обоим было уже под 50, и у них было шестеро родных детей. Но
их настолько тронул документальный фильм о корейских сиротах, чьими
отцами были американские солдаты, что они решили усыновить сразу восемь
маленьких корейцев и кореянок. Однако для этого не было в то время
никакой легальной возможности: федеральный закон позволял гражданам США
усыновить не более двух детей, родившихся за рубежом.
Холты добились
изменения закона – в 1955 году Конгресс принял «закон Холтов», снявший
ограничения на число иностранных усыновлений одной семьей. Берта и Гарри
привезли домой из Кореи четырех мальчиков и четырех девочек в возрасте
от пеленок до трех с половиной лет. В следующем году Холты основали
агентство международного усыновления Holt International Children's
Services, которое существует и по сей день. Америка называла Берту
«бабушкой Холт». Когда она скончалась в августе 2000 года в возрасте 96
лет, об этом с прискорбием сообщили крупнейшие средства массовой
информации. Одна из дочерей Холтов, Молли, продолжает дело своих
родителей.
В период с 1953-го по 1962 год американцы усыновили из-за
рубежа 15 тысяч детей. Война во Вьетнаме дала процессу новый импульс. В
начале апреля 1975 года, когда падение южновьетнамского режима стало
неизбежным, президент США Джеральд Форд принял решение эвакуировать из
Сайгона на Запад как можно больше детей-сирот. Это решение стало ответом
на обращения ряда гуманитарных организаций, в том числе агентства
Холтов и фонда Перл Бак.
Операция ВВС США получила название
Babylift. Планировалось 30 рейсов военно-траспортных самолетов
повышенной грузоподъемности C-5A Galaxy. В царившей тогда в
южновьетнамской столице неразберихе было сложно избежать ошибок.
Большинство эвакуированных детей уже находились в процессе усыновления,
но оказались среди них и такие, кого усыновили при живых законных
родителях; эти родители, объявившись впоследствии в США, потребовали
возвращения им детей.
Первый же рейс операции Babylift, пассажиров
которого должен был торжественно встречать в Сан-Диего президент Форд,
закончился катастрофой. В самолете, вылетевшем из Сайгона 4 апреля с 328
пассажирами на борту, через 12 минут после взлета произошла внезапная
разгерметизация. Пилот повернул назад, но не дотянул до аэропорта и
посадил машину на рисовом поле, где она развалилась на части. 153
человека, из них 76 детей, погибли. В дальнейшем происшествий не было.
Общее число эвакуированных сирот превысило 3300 человек. Их усыновили
семьи Соединенных Штатов Америки, Канады, Австралии и Франции.
Завершением
законодательной истории международного усыновления в США стала
ратификация Конгрессом в 2000 году Гаагской конвенции ООН и принятие в
том же году Закона о гражданстве детей, в соответствии с которым дети,
родившиеся за пределами США и усыновленные американцами, становятся
американскими гражданами сразу же после пересечения границы. Никаких
дополнительных хлопот не требуется. В бланке переписи населения 2000
года впервые в истории США исчезла графа «приемный ребенок» – последняя
грань между биологическими и приемными детьми была стерта.
Наши
дети в Штатах
Для американцев усыновление давно стало
частью образа жизни. Жить в Америке и не знать ни одной семьи с
приемными детьми невозможно. Среди моих знакомых есть, например, семья
преуспевающего адвоката, удочерившая двух девочек из Индии – они не
сестры, но стали сестрами в новой семье. Русскую девочку Вику удочерила
итальянка, которая теперь работает во Всемирном банке; Вика щебечет на
трех языках, ездит по всему миру и уже почти ничего не помнит о своем
детдоме: память стирает неприятные воспоминания. Но для «чистоты
эксперимента» я позвонил американцам с русской приемной дочерью. Терри
Макпалмер и ее муж Марк Рубин удочерили Олю, когда ей было семь лет.
Сейчас ей 13.
История этого удочерения не совсем обычна. Терри и Марк
нашли свою дочь через агентство, но впервые встретились с ней в
Америке.
– Она приехала сюда в группе детей, которым организовали
отдых в американских семьях, – рассказала мне Терри. – Самолет прилетел в
аэропорт Кеннеди под Нью-Йорком, мы поехали туда на машине и забрали
ее. Это было 16 декабря 2003 года. Она провела в нашем доме три недели, и
мы, конечно, полюбили ее. В январе она улетела обратно в Россию. Через
две недели после ее отъезда Марк полетел в Москву, а оттуда поехал
поездом в Брянск и начал оформление удочерения. Он провел в Брянске двое
суток, вернулся, и еще через два месяца мы получили разрешение на
удочерение. Так что все произошло довольно быстро, весь процесс, от
начала до конца, занял девять месяцев.
Никаких юридических проблем в
процессе удочерения не возникло. Терри вообще считает, что Олю могла бы
прекрасно воспитать бабушка, но, увы, бабушки не стало:
– Оля – очень
любящий ребенок, она не страдает нарушением привязанности, потому что с
самого начала ее растила бабушка, и только после смерти бабушки она
должна была вернуться к матери. Но первые два года ее жизни, я думаю,
были счастливыми, бабушка любила ее.
– А как Оле жилось в детском
доме?
– Женщины, работавшие в детском доме, были хорошими, любящими
детей, заботливыми. Это всегда видно по поведению детей: если дети
обнимают своих воспитателей, садятся к ним на колени, этому можно
верить. Дети не притворяются.
Надо сказать, что муж Терри, Марк, –
большой поклонник России. Мы с ним постоянно обмениваемся мнениями по
поводу текущих российских событий. Когда в семье появилась Оля, он даже
начал учить русский язык ради дочки.
– Терри, помимо этнических
корней, существует культурное наследие. Вы что-нибудь делаете, чтобы Оля
не забыла его?
– Да, конечно. Например, на Пасху мы идем на
праздничную службу в русский православный Свято-Николаевский собор в
Вашингтоне. У Оли есть русские друзья – вернее, они американцы, но
приехали сюда из России в том же году, что и Оля, – в 2004-м. Они вместе
играют, занимаются гимнастикой, ходят в кино. Марк говорит с ними
по-русски. И один мальчик, которого усыновили поздно, ему уже 14 лет,
зовут его Руслан – он до сих пор помнит русский язык. Ну а большинство
детей уже не говорят по-русски.
«Доктор Гордина, вам
звонок из России!»
Алла Гордина, врач-педиатр из города
Ист-Брунсвик, штат Нью-Джерси, специализируется на консультировании
семей, усыновляющих или уже усыновивших детей из России. Я позвонил ей,
чтобы обсудить историю с Артемом Савельевым. Меня интересовала прежде
всего процедура отказа от усыновления.
– В Америке детдомов нет, –
сказала Алла. – Если ребенок по какой-то причине забирается из семьи, он
помещается в фостерную семью и дожидается нового формального
усыновления. Социальные органы могут поднимать вопрос о том, что ребенка
нужно изъять из семьи.
Недостатка в усыновителях в Америке нет. И
все-таки отказ – это крайний случай.
– Но это занятие требует
самоотверженности, любви, ангельского терпения...
– Не только
самоотверженности – постоянного самообразования. Непрерывного контакта с
органами и людьми, которые могут тебе помочь, будь то агентство, школа,
социальный работник, врач, психолог... Но они для этого должны знать
детей. Я на детей, которых принимаю как участковый педиатр, смотрю
совершенно по-другому – просто потому, что я постоянно работаю со своими
адаптятами.
«Адаптятами» Алла называет своих пациентов из России.
–
То есть социальный работник может не быть специалистом – это может быть
просто чиновник?
– Конечно! И психолог может не быть специалистом.
Ведь в ситуации с этой мамой агентство ей сказало: «Потерпи, все будет
нормально». Ей социальный работник сказал, что все нормально, ты, мол,
дай немножко больше времени. И педиатр сказал, что все нормально. Это же
все видно достаточно быстро. Только это нужно видеть. И не каждый
социальный работник это может увидеть.
– В таком случае, какие еще
существуют, помимо социального работника, возможности обратиться за
помощью?
– Во-первых, существует очень большая сеть групп поддержки
родителей. Кстати, в России тоже – например, знаменитый сайт «Семья».
Эти группы поддержки всегда дадут информацию, где найти помощь. Помощь
найти достаточно трудно. Но эти группы делятся информацией, опытом. Я,
кстати, очень многому научилась у этих родителей. Я на этих сайтах не
только помогаю, но и слушаю, учусь, смотрю, что происходит с детками.
Есть специальные клиники, которые работают с приемными семьями. В эти
клиники люди едут часами, летят на самолетах. Семьи, живущие в других
штатах, когда возвращаются из России со своим ребенком, специально
заезжают сюда в Нью-Джерси, приходят ко мне и к нашему психологу, а
потом уже летят дальше. Но бывает, что люди живут за углом и не знают,
что есть такой педиатр. Эта мама, г-жа Хансен, живет в часе езды от
большой университетской клиники в городе Нэшвилл, в которой есть группа
по работе с усыновленными детьми. И эта группа узнала обо всей этой
ситуации из газет. Кроме сети специализованных клиник по усыновлению,
есть специалисты, которые работают с наиболее трудными случаями. Это
знаменитый доктор Рональд Федеричи, который сам усыновил пятерых детей
из России и из Румынии. У него в базе данных 12 тысяч самых тяжелых
детей. Он нейропсихолог. Когда к нему приезжают, два дня уходит только
на интенсивное обследование ребенка. Есть секция по медицине усыновления
в Американской академии педиатрии. Есть дискуссионная группа для
врачей, так называемая AdoptMed, где мы общаемся, обсуждаем все вопросы и
направляем друг к другу пациентов.
Поправлю Аллу: у Федеричи семеро
приемных детей.
В России многие недобросовестные журналисты и
должностные лица утверждают, что пребывание усыновленного ребенка в
приемной американской семье никем не контролируется. Но мы уже знаем,
что условиями усыновления предусмотрены регулярные инспекции, по итогам
которых составляются отчеты. Алла Гордина постоянно принимает участие в
составлении этих отчетов:
– Есть специальная медицинская форма,
которую я должна заполнить.
– Но вы точно знаете, что такие отчеты
пишутся?
– Я постоянно эти формы заполняю. И там меня спрашивают,
есть ли у ребенка какие-то заболевания, сделаны ли ребенку прививки, как
ребенок растет, есть ли у меня какие-то беспокойства по его поводу.
Если бы я заполняла эти формы лет 15 назад, когда я еще не знала всей
специфики усыновления, то в большинстве этих форм было бы написано, что
все прекрасно. Это сейчас я понимаю: у этого идет задержка речи, а у
этого проблема с поведением, этот ребенок слишком дружелюбен, идет к
незнакомым людям, а этот недостаточно хорошо развивается – не то чтобы
общая задержка развития, но нет скачка в развитии, который мы ожидаем
после усыновления… Есть куча всяких мелких вещей, которые только
специалист может поймать.
Одно мне хотелось бы знать: читает ли эти
отчеты в России хоть кто-то? Знает ли г-н Астахов, что такие отчеты
пишутся и направляются в Россию?
– Как часто в вашей практике
реальное состояние здоровья ребенка не соответствует документам –
неполная или искаженная информация?
– Достаточно часто, причем в обе
стороны: иногда бывает, что написано про ребенка что-то неимоверное, а
на самом деле все нормально, а иногда бывает, что пропущены элементарные
вещи типа Баталова протока. (Баталов проток – один из видов врожденного
порока сердца. – В. А.)
– Это низкая квалификация или мошенничество?
–
А я не знаю. Есть ситуации, когда совершено явное мошенничество. Ведь
вы поймите, что, согласно российскому законодательству, сокрытие
информации от усыновителей является преступлением, и одно из условий
усыновления состоит в том, что родители должны знать всю медицинскую
информацию о ребенке. Но случаев, когда информация самым преступным
образом от родителей скрывается, к сожалению, достаточно много – от
обычной расхлябанности до патологического стремления скрыть информацию о
ребенке, которого иначе бы не усыновили.
– Хотя это неправильно –
считать, что если все рассказать про здоровье ребенка, то его не
возьмут. Возьмут любого…
– Абсолютно! Возьмут. Но родители должны
знать, к чему готовиться.
– Вы начинаете с ними работать еще на этапе
выбора ребенка?
– Я их готовлю к трудностям. Агентства на меня
жалуются, что я родителей пугаю. Я говорю: «Слушайте, ребята, если я
могу за час лекции кого-то напугать до такой степени, что они откажутся
от усыновления из России, – значит, эти люди не готовы». Моя задача –
подготовить людей к худшему, самому трудному варианту. Если будет легче,
это будет приятный сюрприз. Когда семья в стране, они звонят в любое
время дня и ночи. Они знают мой домашний телефон, они посылают мне
электронные письма, все мои пациенты знают, что если объявлено по
громкоговорителю: «Доктор Гордина, вам звонок из России», то я должна
все бросить и взять трубку. Мои пациенты к этому привыкли, понимают и не
обижаются.
В ожидании моратория
Когда
председатель профильного комитета Госдумы Валентина Петренко говорит,
что усыновление следует разрешать «только с теми странами, с которыми у
России есть международные соглашения в этой области», а «США к таким
странам не относятся», – это лицемерие чистой воды. Помимо семи бывших
советских республик, чья доля в усыновлениях ничтожна, соглашение у
России есть только с Италией, которая, по данным за 2008 год, занимает
третье место по числу усыновлений из России. Не проще ли ратифицировать
наконец Гаагскую конвенцию об иностранном усыновлении, подписанную
президентом Путиным? Понять претензии Госдумы к тексту конвенции
невозможно. Для большинства стран мира именно этот документ служит
основополагающим в вопросах международного усыновления. А запретить
проще всего.
…Заканчивая разговор с Терри Макпалмер, я спросил, что
она думает о случае Артема Савельева.
– Я уверена, что большинство
усыновлений из России, 99,9 процента, – это успешные усыновления. Это
нелегко дается нам, потому что у наших детей есть психологические
проблемы. Но мы говорим друг с другом, мы обращаемся в органы опеки, мы
нанимаем психологов, идем к врачам, ищем помощи. Большинство делает это
потому, что люди хотят быть хорошими родителями и любят своих детей. А
эта женщина сдалась. Сдалась меньше чем за год.
И наконец, о
моратории на усыновления, введенном Россией:
– Это трагедия. Ужасно,
что поступок одной женщины скажется на судьбах всех тех детей, которые
ждут возможности оказаться в любящей американской семье. Они думают, что
наказывают американцев, но на самом деле они наказывают своих
собственных детей.
В настоящее время начата, но не закончена
процедура усыновления в Америку примерно трех с половиной тысяч
российских сирот.
Вашингтон
Совершенно Секретно - Свежий номер
1
