Чего стоят слова - " Боже... как я люблю... " ?


Это может показаться сном
Это приведет нас к самому высокому, к самому бескрайнему
Это песни, которые ведут тебя к нему
Это - не всегда рядом
Это всегда - с тобой
Это ссоры - во имя примирения
Это ложь - ради будущего
Это правда - ради близости
Это только - обними и поцелуй
...и взгляд как самый дорогой подарок

Как сумасшедший - бежать, чтобы просто увидеть
Как самая свободная, даже с его серьезным взглядом
Как детя, радуясь каждой мелочи
...и драгоценное - " Спасибо что ты есть... "

Не потому что - нужно, а потому что - ты этим живешь
Не искать проблем, когда ты всетаки нашел - ее
Не задумываться - а улыбнуться
Не улыбаться - а радоваться громче всех
Не радоваться - а лить слезы, от своих чувств
И просто задуматься без слез...
..." Черт возьми... как я люблю...! "

Это - шепотом - в безлюдной квартире
Это - криком - посреди Красной площади в девятое мая
...и улыбка вместо стыда

В ней противоречия - ради интересной жизни
В ней ошибки - для безумной силы, с которой мы хотим их исправить
В ней свет - безудержных эмоций
В ней радость - вместо глупости
В ней воля - стоит перед неопределенностью
...и темные, дождливые дни - для того чтобы снова обнять и прошептать...
...снова, и снова

И больше нет причин
И безумные поступки - просто так
И жизнь существует только с ней
И верить в это - как то, что ты есть
И дарить жизнь только с ним
...остается лишь - любить

Любить благодаря..
За бескрайний свет, что открыл тебе
За ночи без сна
За нестерпимую грусть в разлуке
За тепло ладонь в которых одна - ты
...за ее любовь

Это молчание - от потока мыслей
Это дыхание - с ее нежных губ
Это самый понимающий взгляд в небо
Это самые ценные для тебя слова, которые ты говоришь только ей
...ей одной

И невозможное - возможно
Когда жизнь гарантирует сюрпризы
Когда разговор - не о чем, помогает понять многое
Когда все деревья шепчут тебе об этом
Когда об этом поет дождь
Когда солнце улыбается этому - каждое утро
Когда все трудности уходят от одного слова, от одной мысли
...и не легко лишь сердцу, лишь от одного... от любви, от очень сильной любви

И снова рассказывать ветру о небесной красоте своей любимой
И снова идти, идти по радуге из алых облаков - Солнце руками обнимать
И снова - сквозь тысячи преград, с бескрайностью чувств видеть ее улыбку
И снова любить этот мир, каков бы он ни был
...потому что есть она...

Бесценно!  (с)

Стану    лёгким  я    ветерком,    
Полечу    далеко.
К    той    далёкой    и    близкой    мне,      
Что    дороже    всего.
Если    вдруг    загрустит    она,    
Я    развею    тоску,
Закружу    в  лёгком    вальсе    с    ней
И    тихонько    скажу:

           Далёкая    и    близкая,  
           Тебе    признаюсь    искренне:
           Ты    жизнь    моя,    ты    песнь    моя,  
           Любимая.
           Близкая,  далёкая,    
           Подружка  ясноокая,
           В  родных  краях,  любовь  храня,  
           Ты  ждёшь  меня.

Обернусь  ясным  солнышком,  
Обогрею  собой,  
Хмурой  слякотной  осенью  
И  морозной  зимой.
На  рассвете  в  окошко  
Тихо  к  ней  постучу,
-  С    добрым    утром,  любимая,  -    
Нежно    ей    прошепчу.

Стану    ласковым    дождиком,  
Снегопадом  в  саду.
Ясным    месяцем    в    полночь    к  ней    
На  свиданье    приду.
Чтобы    помнила    обо  мне,  
Чувства  верно    храня,
Дорогая,    любимая,  
Помолюсь    за    тебя.                                                         автор: Олег  Долишний  

Люди добрые!

И, таки - здравствуйте!

Что я сам хочу сказать. Весна. Проснулся я утром (впрочем, как обычно). Приехал на работу. Как-то нервничаю и улыбаюсь. Глаза бегают, в глаза людям не смотрю. Тут ко мне подходит сотрудница и просит дать ей рабочий телефон. Я стою, протягиваю ей телефон, она протягивает к нему свою руку, я смотрю на то, как она берёт телефон, поднимаю свои глаза, мой взгляд ловит её взгляд, и наши взгляды поймали друг друга...

Меня что-то чуть не подпрыгнуло изнутри. Она взяла телефон, быстро развернулась и ушла. Я быстро сел на своё рабочее место.

Весна... И как теперь работать после всего этого дальше? Мысли только ОБ ЭТОМ!!!!!!!

Вот например я чувствую, себя безногим, безруким. Ничего больше не хочется, после этих эротических забав! Хочется только обнять, поцеловать свою половинку. И хочется еще.............

Ваши чувства плиз в коментарии!!!!!

Как мужчина должен понять вас и как ему поступить, если женщина ему, мужчине говорит, что он не умеет тра...ться. И секс у неё с ним - сухой и без удовольствия.

А до этого всё было хорошо несколько лет. И, даже, глядя со стороны, они любили друг друга.

Милые женщины! Дайте, пожалуйста ответ на этот вопрос!!! Человека надо спасти! Ему нужен ваш ответ и ваша помощь в данном вопросе!!!

Спасибо всем, кто откликнулся!

Стоим на вершине

храня тишину.

О, Боже! Прекрасна!

Не видишь ли Ты?

            Ты – видишь и знаешь!

            И знает она…

            Что ликом прекрасна,

            Пленяет сердца.

А здесь стоит: молчалива, стройна.

По ветру расправила волос она.

            А ветер, играя волосами её,

            песнь напевает мне про неё.

            И знаю слова я из песенки той,

            но так мне приятен сложенный

            строй тех слов,

            что я слышу от ветра ко мне,

            что слух оторвать нет силы во мне!

весна... рядом... в груди...в сердце... как долго мне этого не хватало... как долго один... когда... не спишь ночами... просто потому что это она... просто потому что рядом... просто от ее нежности... просто когда она капризничает... просто когда смотрит на меня... просто потому что это она... просто когда это все легко ... просто когда без игор... просто когда она сказала "мы же сами пишем нашу историю... мы...ты и я" просто потому что даже не хочеться думать что это может закончиться...

Эта любовь, могла бы мимо нас пролететь И навсегда две слезы застыли б на разбитом стекле И в самых долгих ночах, Когда 100 лет холодов И в мире этом и том Нам вечно будет сладко вдвоем

Туман влюблённой притуплённости снова обволакивал нас. Всё происходящее в этом тумане протекало медленно, степенно, без ушедшей сейчас далеко-далеко земной суеты. Слова, произносимые нами, тоже слышались откуда-то издалека. Мы их скорее чувствовали, нежели слышали.

Глория удивлённо взяла протянутые листки и принялась читать.

— Это – стихи?!– подняла она на меня расширенные от удивления глаза.

— Да. Тебя удивляет, что влюбившийся в тебя человек написал тебе стихи?

Глория не ответила, снова опустив глаза в текст.

К нам подошла официантка, готовая принять от нас заказ.

— Один чай чёрный с сахаром без лимона,– глядя на официантку, делал я заказ,– и один кофе – даме,– продолжал я, переведя взгляд на возлюбленную женщину,– натуральный, заваренный на песке, без сахара.

— А как это «на песке»?– спросила официантка.

— Вы недавно работаете у Гурама?– взглянул я на девушку не без удивления.

— Третий месяц.

— А Гурам есть?

— Вы хотите на меня пожаловаться?

— Нет, я хотел Вам предложить проконсультироваться у Гурама по поводу способов заваривания кофе. Идите. Если нет, у кого спросить по этому поводу, заварите кофе так, как Вы это умеете. Только не перепутайте с сахаром! Чай – с сахаром, кофе – без сахара.

Девушка бледная, ни живая, ни мёртвая, с трясущимися руками, удалилась.

— Чего ты так на неё накинулся?– нежно посмотрев на меня и склонив голову, спросила Глория.

— Я?

— Да ты ж,– улыбнулась Глория своими зелёными глазами.

— Тебе показалось.

— Нервничаешь? Ты не был таким. Даже пятнами покрылся.

— Прости. Действительно, ты права,– нервничаю. В последнее время что-то… Тебя, наверное, не хватает,– сказал и поднял на Глорию глаза.

Она смотрела на меня. В её глазах я увидел протекающие почти одновременно, быстро-быстро сменясь, все душевные ощущения, которые переживает в своей жизни человек. Там было удивление, радость, нежность, любовь, решительность, неуверенность, страх, гордость…

«О чём же ты сейчас думаешь? Догадываешься ли ты о том, как я сильно тебя люблю? Скорее, ты просто знаешь это. Знаешь ли ты о том, что двери моей души для тебя открыты настежь? Твои зелёные глаза… Ты всё знаешь. Если хочешь знать. Ты тоже, наверное, думаешь, что мы живём сейчас не так, как мы бы этого хотели. Но мы живём…».

— О чём ты сейчас думаешь?– спросил я, нарушив такую желанную тишину. Тишину, в которой я мог смотреть в любимые глаза и любоваться их глубиной.

— Мне кажется, что ты знаешь…

— Кажется?

— Нет, не кажется…

В глазах у Глории промелькнула какая-то мысль, от которой у меня что-то ёкнуло в груди.

— Ты спешишь?

— У меня сегодня не очень много времени…

— Если ты позволишь, я немного выпью,– не то спросил, не то попросил я у Глории.

— Есть желание?

— Сегодня у меня есть желание напиться.

— «Я так решил ещё с утра, сегодня точно напьюсь…»

— «Сегодня кончатся все деньги, сегодня пиво и блюз…»

— Ты это серьёзно?

— Помнишь, ты когда-то хотела со мной выпить? Сегодня я хочу это сделать с тобой. Но ты на машине. И спешишь,– Глория смотрела на меня, и я в её глазах увидел не то сожаление, не то извинение. Скорее, даже, извинение.– Не извиняйся. Это жизнь. И мы не в силах противостоять тому, что выше наших сил. Ты не против моей просьбы?

— Нет. Может тебя угостить? О, прости, это глупость. А что ты хочешь?

— «Отвёртку».

Глория принялась читать, а я «отворачиваться».

«Отворачивался» и наблюдал за Глорией. Я видел, что она уже прочитала, но глаз не отрывала от последнего листа бумаги.

— Ну как? Что скажешь?

Глория выдерживала паузу. Я решил не торопить её. Она молча протянула мне листы бумаги.

— Не ожидала…

— Не ожидала, что моя любовь может быть настолько сильна, что я смогу написать стихи?

Глория старалась выдерживать паузу.

— Ты это давал кому-нибудь прочитать?

— Нет, ты первая. Хотя я написал это уже давно. Начал приблизительно тогда, когда мы с тобой расстались и я понял, что мы не сможем видеться. Просто я не поэт, а тугодум. Поэтому написал это не сразу, в «порыве», как говорят, а за какое-то время,– немного помолчав, я продолжал,– Я полюбил тебя с той самой минуты, когда увидел в первый раз…

— Я не хотела, чтобы так всё получилось…

— Разве мы можем себе приказать, кого любить, а кого нет? Мы всего лишь люди.

— Мне казалось, что ты можешь…

— Я тоже человек. Но, разве ты можешь запретить мне тебя любить? Думаю, что, нет. Я чист перед тобой, как перед Богом. Я люблю тебя!

— Но, я думала, что это невозможно. Ведь у меня семья, у тебя семья…

— Не обманывай себя,– перебил я Глорию,– да и меня тоже. Да, у нас семьи. И мы их любим. Но это земная любовь. А та любовь, которой я тебя люблю… Прости, я боюсь высокопарных слов. Ты здесь ни при чём. Это я полюбил тебя. Я открыл тебе врата своей души. Я, даже, могу тебе сказать, что я немного тебя боюсь. Боюсь обидеть, боюсь потерять, боюсь, что в один прекрасный миг, если его можно будет тогда назвать «прекрасным», могу тебя потерять. Ты устанешь от таких отношений, и скажешь: «Стоп!». Ты сильная, чтобы любить, и сильная, чтобы отказаться от любви ради продолжения нормальной жизни. Ведь такая любовь забирает всё. Всё без остатка! Время, мысли… А это самое главное, что есть у нас, людей. Ведь мы, люди, сможем сделать всё, чего только пожелаем, лишь бы только хватило нам для этого времени. Времени ждать. И мыслей. Мыслей, чтобы мы могли надеяться. Ведь правда была сказана в одной из моих любимых книг, что «вся человеческая мудрость заключается в двух словах: «Ждать» и «Надеяться».

Загрузил я тебя. Прости. Просто я тебя так долго не видел. Столько всего хочется тебе сказать. А времени, как всегда, не хватает. Просто помни, что я тебя люблю. И любить не перестану. Я противоречивый человек. Сам это знаю, и сам от этого страдаю. Знаю, что ты спешишь, знаю, что накупила подарков всем своим близким. И идти ты должна. И отпускать я тебя не хочу. Но, знаю, что надо.

Глория, пока я говорил, помешивала ложечкой принесённый в очередной раз кофе, и глаз своих не поднимала.

— Сегодня рождественская ночь. Сегодня хочу сходить в церковь. Хочу постоять там. Хочу посмотреть на людей, которые будут ставить свечи, словно обезумевшие, расталкивая остальных прихожан. Хочу попросить у Бога прощения, что приду в Его храм хмельной. Хочу попросить Его сил не сойти с ума от любви к тебе… Много, чего я хочу.

Я замолчал. Я подумал, что сейчас придётся мне полностью взять ситуацию под контроль. Глория, действительно, должна уже идти. Её ждут. Она не может надолго выходить из дома. Контроль. Любовь мужа. Ревность мужа. И мне она не может всего этого сказать. Будет бояться обидеть. Особенно после всего того, что я только что сказал.

— Я вижу, что тебе необходимо уже давно идти, ты из-за этого нервничаешь…

Глория подняла на меня свои глаза, я замолчал. В её глазах было сожаление, боль, но не было суеты. Она была уравновешена. Только в глазах ещё прибавлялись переполняющие их слезами грусть и тоска. «Нет, Глория, ты не расплачешься,– подумал я, рассматривая её лицо, брови, глаза».

— Прости,– нарушила она молчание охрипшим от молчания и переполнявшими её чувствами голосом,– но мне, действительно…

— Прости ты меня. Я знаю… Я знаю, что ты должна идти.

— Пообещай мне, что с тобой будет всё «хорошо»,– голос у Глории вернул свою прежнюю звонкость, хотя и продолжал всё ещё дрожать. В нём появилось волнение. Во взгляде тоже.

«Волнуешься. Любишь. Не волнуйся. Всё будет пока хорошо».

— Со мной всё будет «хорошо». Иначе и быть не может!– сказал я Глории и широко улыбнулся.– С чего ты взяла, что может быть иначе?

— Не знаю, но мне показалось, что ты к чему-то приготовился, а в глазах у тебя было полное спокойствие человека, смирившегося с той неизбежностью, которая его ожидает впереди.

— Если ты позволишь, мы об этом поговорим в следующий раз.

— Хорошо.

— Я буду ждать твоего звонка.

— Я тебе обязательно позвоню. Прости, но я пойду одна. Хорошо?

— Я могу тебя поцеловать?

— Не сегодня и не здесь…

Глория встала и ушла. Я заказал ещё рюмку водки, выпил, рассчитался, и вышел на улицу.

«И чего это я так лечу. Времени-то ещё очень много. Скажений (укр.). Боюсь опоздать? Конечно же – нет. А чего? Может, себя боюсь? А того, что будет после встречи, я не боюсь? Не боюсь. Я, и не боюсь? Конечно же – боюсь. Или, всё же, не боюсь? Так, непонятно ещё почему, но, всё же, опасаюсь.

Как это не понятно. Ну ты хоть самому себе не ври. Боюсь – не боюсь, опасаюсь – не опасаюсь, знаю – не знаю. Мальчишка. А со стороны посмотришь – взрослый пацан уже. Дядька, как говорила моя мама. Так, сопли только развешивает в укромном уголке где-нибудь, когда напивается, спрятавшись от всех глаз. А на людях-то деловой такой. Важный.

А от себя-то не убежишь. Не убежишь! И не уедешь. И как бы ты не ехал.

«И где бы ты не был,

И чтоб ты не делал»,– как пел поэт.

Поэт. И в тоже время – певец. И всё в одном лице. Прям «человек и пароход» какой-то. Вот гоню, а? Исполнитель это называется. Ум за разум заходит. Видимо от избытков того самого ума. Или от малодушия. Или от слабоумия.

Не-е-т. Пора заканчивать такие мысли. Бред какой-то получается. Так, действительно, можно запутаться в своих же собственных мыслях»,– думал я по пути к Гураму.

Последние несколько шагов от такси до кафе Гурама я делал так, как это мы можем увидеть в замедленной съёмке фильма. В ушах стоял странный не то гул, не то звон, движения были размашисты, но чётки, поступь тверда, хотя в ногах ощущалась дрожь; при каждом шаге из-под подошвы вылетал пухнастый снег, а, оставшийся под подошвой, скрипел от мороза при перемещении моей ступни с пятки на носок; походка казалась подпрыгивающая. Очутившись перед дверью в кафе, я закрыл глаза, протянул руку к ручке двери, обхватил её своими, вспотевшими от волнения, пальцами, на мгновение затаил дыхание, и резко открыл дверь на себя.

Воздух помещения, перемешанный с ароматом кофе, обдал меня жаром как пар от воды, выплеснутой из шайки на раскалённые камни в парилке. Казалось, что тысячи иголочек вонзились мне в кожу на лице и ушах. В приглушённом свете кафе я пытался увидеть лицо, которое излучало необъяснимый свет. И этот свет, как мне казалось, был не земной. Быстро обшарив глазами всё заведение, включая каждый укромный уголок, к своему разочарованию, я не увидел человека, которого я так жаждел увидеть, о котором я не переставал думать…

Кто-то со мной поздоровался, я с ним (или с ней – даже не обратил внимания). Вышел на улицу, чтоб немного пройтись и снять переполняющее меня возбуждение. В висках стучала кровь, отдавая барабанными звуками в ушах. Я не сомневался в том, что Глория придёт. Просто я приехал раньше.

Пройдясь туда, сюда, я завернул за угол какого-то дома.

Сделав несколько шагов, я увидел её(!), шедшую мне навстречу. За это время, что мы не виделись, она стала ещё краше. На ней были чёрного цвета колготки и короткий лохматый полушубок коричневого тона. Аккуратная короткая стрижка каштанового цвета волос подчёркивала утончённость её вкуса. В чём она была обута, я уже не видел. От неё истекал такой лучезарный свет, что всё, к чему она прикасалась, то место, на которое она становилась, продолжало ещё какое-то время светиться. Она смотрела себе под ноги, переступая через бордюр. Я остановился и перестал дышать. Переступив, а, точнее, перепорхнув, как мотылёк, через бордюр, она ступила на тротуар и, зашагав по нему, подняла свои глаза и увидела меня. Вместо её глаз на меня были направлены два прожектора, излучающих зелёный свет. Этот свет пронизывал меня насквозь. Обволакивал и поглощал. А я, даже, и не сопротивлялся, а наоборот, шептал: «возьми меня, возьми».

Я отдался чувствам. Чувствам любви. Это было против моих правил, но… Я так хотел. Я терял с ней голову. Точнее сказать, не терял, а оставлял её где-нибудь отдельно, чтобы она своими мыслями не мешала мне быть рядом с Глорией.

— Привет,– толи вымолвил, толи подумал вымолвить я.

— О, привет! Ты меня напугал. Не ожидала тебя увидеть здесь, посреди улицы.

— Я прийшов, тебе нема...

— Підманула, підвела?

— Не зовсім, я подумав інакше. Той, на чиїх крилах я прилетів, був хуткіший за твого.

Глория не без довольства улыбнулась, показав два белых ряда ровных красивых зубов. Она – женщина. И она тоже, как и все женщины, «любила ушами».

— Ты, как всегда, неотразима! Жаль, что ты не можешь сейчас увидеть как заботливо, со своей холодной нежностью, украшает тебя Снежная королева вот этими белыми снежинками,– поймал я одну из них и протянул в раскрытой ладони Глории.– Посмотри, какой красивый узор на них! Это ж надо, такая мелкая деталь, а как искусно сделана! Видишь, Снежная королева не позволяет мне долго держать свои снежинки в моих руках. Снежинки тают. Зато она позволяет любоваться узорами из снежинок на твоих волосах.

— Снежная королева здесь ни причём. Это ты своим жаром растапливаешь её снежинки в своих руках.

— Ты хочешь сказать, что у меня много тепла?

— У тебя столько тепла, что если ты этого захочешь, то растопишь самое холодное сердце, обогреешь и заполнишь собой самую одинокую душу, сведёшь с ума самый холодный рассудок… Ты что, не видишь, что ты со мной делаешь? Я о тебе только и думаю. Только что тебя увидела, а уже растаяла, как мороженое на солнце и липну к твоим рукам, от которых я хочу твоей ласки и нежности. Я хочу, чтобы ты,– прикоснувшись ко мне шубой, взяв за руку и закрыв глаза, начала говорить шёпотом Глория, продолжая сближать уже сближенное между нами расстояние,– ты… О Боже!– встрепенувшись и открыв глаза, сказала Глория.– Ну что ты со мной делаешь?

— Я не знаю, что тебе сказать.

— Пошли к Гураму. А то мне кажется, что все вокруг нас остановились и смотрят, что же мы сейчас будем делать,– отступив от меня и «поёжившись» плечами как от холода, сказала Глория.

— Пойдём,– вздохнул я, сжал губы, посмотрел на Глорию и улыбнулся.

Мы вошли в кафе, заняли столик, официантка принесла нам меню.

Глория принялась его рассматривать, а я продолжал любоваться этой красивой, но роковой, как говорят, женщиной. В том, что она заполнит большую часть моих мыслей на всю оставшуюся жизнь, я уже не сомневался. Я отпустил тормоза и летел навстречу своей судьбе. Я знал, что произойдёт что-то. Но что? Сейчас «всё идёт по плану, а план идёт по кайфу». И я отгонял подобные мысли от себя подальше. Хотя ловил себя на мысли, что эти мысли меня не покидают. Я их только загоняю глубже себе в подсознание, да и только. Но они продолжают быть во мне. И, рано или поздно, они выплеснуться наружу, сыграют свою роль… Ну, «а пока, как Богиню на руках»…

Я не хотел об этом думать. Точнее сказать, я не хотел ни о чём думать, кроме как о Глории. Она меня поглотила целиком и полностью. Она заполнила меня своим естеством всего без остатка. Была только Она, Она, Она…

«Бомбись всё провались. Я хочу этого. Нет, более того: этого хочу я! Сколько я хочу, столько я и буду делать то, что я считаю нужным! И зависит всё это только от меня и Всевышнего! Как я решу, так и будет. Как Всевышний позволит мне решить, так я и поступлю! Но есть ещё и Глория. О да, конечно же! Она также вправе повлиять на дальнейшие события в наших судьбах и судьбах окружающих нас людей.

До чего же она хороша! Какая осанка! Какая форма груди! Глория! Ау-у… Как хорошо, что ты меня не слышишь! Или слышишь? А ты, интересно, умеешь читать мысли?»

— Знаешь, не могу о тебе забыть. Всё это время, что мы не виделись, я не переставала о тебе думать,– оторвав взгляд от меню и открыв свои глаза моему взору, нарушила воцарившуюся на минуту тишину Глория.– Как ты думаешь, человек способен читать мысли другого человека? Я спрашиваю, потому что мне казалось, что я чувствую, когда ты обо мне думал. Точнее сказать, ты, как мне казалось, думал обо мне всегда. Только какие-то короткие промежутки времени я не ощущала тебя, т.е. твоих мыслей.

— Знаешь, я бы хотел тебя попросить об одной малюсенькой просьбе. Я не знаю, как ты к этому отнесёшься.

Мы сидели напротив друг друга, смотрели друг другу в глаза и не могли насмотреться.

— Я думаю, что ты не сможешь мне отказать в моей просьбе,– продолжал я после маленькой паузы. Не отрывая глаз от Глории, я полез рукой во внутренний карман пиджака, достал свёрнутые вчетверо несколько листов А4-го формата, развернул их, оторвал взгляд от Глориных глаз, посмотрел на развёрнутые листы, бегло пробежал по ним глазами, и протянул листы Глории.– Прочти это сейчас. Я давно решил написать тебе что-нибудь. Тогда давно, как только решил, написал первые строки. Потом не имел возможности продолжить. Не физической возможности, а умственной. Знаешь, сяду написать тебе, мыслей много, бегут куда-то, путаются, а поймать я их не могу. Но в те моменты, когда я имел возможность удержать мои мысли от запутывания, я кое-что смог тебе написать. И вот сегодня я говорю тебе – прочти их. Чтение у тебя займёт не более двадцати минут.

На работу пришёл рано. Что-то меня тревожило, но не мог ещё понять, что. Никого ещё не было. Кто-нибудь мог появиться здесь не раньше, чем через два часа. Да и то, это была бы уборщица. Тишина. Никто не шуршит бумагой. Никто не хлопает дверями. Никто не передвигается быстро и суетливо по коридорам. Я сам. Сам, да и только.

Заварил себе кофе. Поставил на стол коньяк, достал колбасу. Не знаю, что на меня нашло, но я, вдруг, почувствовал такую тоску, что срочно надо было выпить чего-нибудь «горячительного».

Налил в бокал коньяк, отпил немного, не глотая этот горький и обжигающий напиток, достал сигарету, закурил. Затягиваясь сигаретным дымом вперемешку с глотками коньяка, откинулся на спинку своего рабочего кресла.

Коньяк начал действовать и жизнь начала налаживаться.

Но все настройки моего настроения в одно мгновение разрушил неожиданно зазвонивший телефон. Он так вдруг нагло и громко зазвонил в этой тишине, что заставил меня вздрогнуть.

— Да,– старался сказать я своим обычным голосом, не выдавая волнения.

— Привет,– услышал я в трубке знакомый, давно уже забытый, но не выходивший у меня из головы всё это время, голос.

— Привет…

Наступило неловкое молчание.

— Как ты меня нашла?– спросил я после паузы.

— Ты ж сам знаешь, что это не составляет большого труда. Друзья, знакомые.

— Ну да. В конце концов, это ж Город. Все друг друга и всё о друг друге знают.

— Ну да.

— Чем занимаешься?

— Да всё тем же.

Опять пауза неловкого молчания. И сказать очень многое хочется. И рассказать есть о чём. Только вот как заговорить об этом? Клин какой-то.

— А ты как?– спросила Глория.

— Но ты, ведь, наверное, знаешь? Город-то тесный.

— Ты какой-то колючий.

— Извини, я всегда такой.

— Ты раньше таким не был.

— Был, только притворялся. Спасибо людям, помогли раскрыться.

— Я не вовремя тебе позвонила?

— Давай встретимся.

— Ты имеешь свободное время?

— Задразниваешь?

— Извини, Блуд Архарович.

— Я этого не слышал.

— Можем встретиться через два часа?

— Где?

— Давай у Гурама. Помнишь?

— Кто помнишь? Я помнишь? Помню ли я? Конечно, помню…

И как это я могу не помнить то заведение, которое мы когда-то посещали? Заведение, в котором мы могли сидеть в тишине тихо звучащей музыки. Заведение, в тишине тихо звучащей музыки которого, я мог любоваться Глорией. Её бровями, профилем её губ, цветом её глаз.

Конечно же, я помнил заведение Гурама! Ещё бы не помнить!

— Так ты будешь?– мне послышался голос обречённой надежды в голосе Глории.

— Конечно же – да!

— Если ты не хочешь, я не смею настаивать. Я не обижусь, если ты не придёшь.

— Ты меня не хочешь видеть?

— Извини, если я мелю что попало.

— Не совсем что попало, но некоторые вещи – лишние.

— Так ты будешь?

— Ты мне не веришь?

— Ты мне никогда не давал повода тебе не верить и, даже, не доверять.

— Но прошло столько времени…

— Ты меня задразниваешь?– обидчиво спросила Глория.

— Извини, просто жизнь меня заставила сделаться колючим. Или кто-то тебя слопает или ты кого-то слопаешь. Закон Природы. Выживает сильнейший. А если ты обладаешь какой-нибудь ершистостью, то кто-нибудь может поранить свою половую ротость, и ты останешься жить.

Опять случилась пауза неловкого молчания в нашем разговоре.

— Знаешь, я такой же нетерпеливый, как и прежде. Хочу у тебя спросить что-то прямо сейчас. Позволишь?

— Спросить – да.

— О! А тебе, вижу, палец в рот не клади.

— С кем поведёшься, с тем и наберёшься.

— Так я могу спросить?

— Спрашивай.

— Ты Агнессу давно знаешь?

— Твоего, привлекающего взгляды мужчин, секретаря, я лично не знаю вовсе.

— Могу я эту тему продолжить при нашей встрече?

— Только тогда, когда у нас не будет больше тем, которые нам захочется обсудить.

— А сейчас, по телефону?

— Только не долго.

— Ты знаешь Тому?

— Мы не подруги, но, иногда, мы общаемся.

— Так, значит, через два часа?

— Уже через полтора,– послышались игривые нотки в голосе Глории.– Мы ведь целых полчаса болтаем по телефону.

— Я надеюсь, что это не повлияет на длительность нашей встречи.

— В некотором смысле может. Я дома должна быть в семь.

— Я уже вылетел!

— Подожди. Ты на машине?

— Будем пить? Нет, я на такси.

— До встречи.

— До встречи.

— Чё ж ты трубку не кладёшь?

— Жду, пока ты положишь.

— Ты хочешь услышать гудки?

— Нет. Но хочу, чтобы не услышала их ты.

— Ты, как всегда, обо мне заботишься?

— Я об этом не задумывался.

Глория первая положила трубку. Пошли короткие гудки. Я их немного послушал, держав трубку у виска и уставившись в одну точку. Потом, опомнившись, положил трубку, достал гранёный стакан, наполнил его доверху коньяком, отрезал ещё немного колбасы, хлеба, посидел какое-то время в тишине, уставившись на полный стакан коньяка, взял стакан в руку, выдержал паузу, не сводя глаз с волнующегося в стакане коньяка; выдохнул и выпил коньяк залпом. Быстренько, схватив на ходу бутерброд, убрал всё со стола, и вылетел к Гураму.