Женские причуды -1

   Таксист ловко остановил свой "Мерседес" у самого тротуара, примыкающему к Голосиевскому парку, после чего вышел из салона для того, чтобы открыть пассажирскую дверь.
      -- Спасибо! -- послышался довольно мягкий голос, и в следующий миг на свет божий появилась стройная женщина лет тридцати шести.
     На первый взгляд могло показаться, будто изысканное лёгкое полупальто и шляпка свойственны ей, как и довольно сносные сапожки, но на самом деле их обладательница чувствовала себя неловко. Эта одежда и обувь принадлежали к тому разряду сравнительно дешёвых ширпотребовских вещей, которые в определённых кругах называются "мечтой нищей учительницы". На миг представив себя со стороны, она недовольно искривила довольно пухленькие губки. Чего уж: в течение уже почти двух лет ей приходится раз или два в неделю напяливать на себя наряды, несвойственные её вкусам и появляться в них на людях, рискуя быть узнанной и осмеянной. "И когда уже закончатся эти мучения?" -- мысленно взмолилась она неведомому божеству, после чего, готовясь продолжить путь, привычным движением набросила на плечо ремешок дешёвой сумочки.
    В этот миг издалека донеслись звуки, напоминающие лёгкие удары церковного колокола. Взглянув на часы, женщина недовольно ухмыльнулась: ну вот, снова у него будет повод изображать страдальческую мину на лице. Но что она может сделать? Ей не хотелось идти к нему. И не только сегодня, а уже давно. С каждым месяцем она всё чаще придумывала различные предлоги для опоздания, иногда даже пропуская свидания, чем вызывала его недовольство и растерянность. Но что она могла с собой поделать, если ей не хотелось? Вот и сегодня он дожидается её к пяти часам, только она уже опоздала. Если события этого дня будут развиваться в том же темпе, ей удастся попасть к нему лишь часам к шести. Ну и пусть!..
       Ей захотелось где-нибудь присесть, чтобы сосредоточиться и собраться с мыслями, поэтому её взгляд механически пошарил по противоположной стороне улицы, где располагались магазины и кафе. Одно из этих заведений привлекло её внимание наличием террасы, с которой можно было обозревать парк.Именно к нему наша героиня и направила стопы.
      Это было одно из тех заведений, которые, претендуя на элитарность, привлекали в своё лоно выходцев из нищего "интеллигенческого" класса, соблазняя их видом плотно сложенного швейцара, столиками чёрного цвета и ценами на кофе от 25 гривен. На самом деле, всё это являлось всего лишь дешёвой бутафорией, мишурой. Хотя бы потому, что столики не были сделаны из чёрного дерева, чашки, рассчитанные на каких-то два глотка, казались лишь с виду дорогими, а кофе приготовлялся из специальных таблеток и отдавал лёгким запахом плесени.
        Что могло произойти в жизни Натальи Сурковой, женщины состоятельной и самодостаточной, такого особенного, что ей понадобилось посещать такую забегаловку, в которой один лишь нагловато-подленький вид официанта внушал отвращение? Ей нужно было уединённое местечко для того, чтобы прийти в себя и подумать. Не успела она занять место за угловым столиком на террасе, как вдруг, словно чёртик из табакерки, выпрыгнул гарсон -- худой, с прилизанными волосами, бегающими глазками.
     -- Желаете пообедать? -- каким-то кошачьим, мурлыкающим голосом спросил он под самым ухом.
     Ей была известна истинная цена этого голоса ещё со студенческих времён, когда приходилось коротать многие часы в третьесортных кабачках в компании подруг или первых любовников.
      -- Только кофе, -- не удостаивая его взглядом, ответила женщина, извлекая из сумочки пачку сигарет "Kiss". Молодой человек услужливо щёлкнул зажигалкой и ретировался.
    Что она делает здесь в этот час? -- уже в который раз задавалась одним и тем же вопросом Наталья. Сейчас её состояние напоминало состояние пациента, которому предстоит визит к стоматологу. Однажды испытав боль, человек в следующий раз идёт к врачу без всякой охоты. Так и Наталья, вспоминая однообразие встреч с любовником, внутренне содрогалась. Если бы она могла появляться с ним в обществе, эти встречи разнообразились бы походами в театр или на выставки. Но, в целях конспирации, они посещали выставки порознь. Искусно играя роль совершенно незнакомых друг другу людей, они общались с одними и теми же людьми, терпеливо выслушивая от них всякую чушь. Богема, интеллигенция... Её следовало уважать хотя бы потому, что многие из этих людишек были вхожи в круг мужа Натальи -- известного бизнесмена, депутата, министра, владельца заводов и пароходов. Поэтому приходилось терпеть. В этих кругах принято болтать о театре, несмотря на отвращение к нему, выражать восхищение классической музыкой, невзирая на полное отсутствие понимания оной, уверять окружающих в своей любви к Франции, несмотря на то, что никто из них там не бывал.В действительности любовника Натальи звали Колей. Этот худощавый брюнет был на два года моложе своей подруги, но дело не в этом.
      После многих неудавшихся романов и одноразовых связей, в двадцатипятилетнем возрасте она познакомилась на одной из вечеринок с Сурковым. Уже тогда он считался одним из наиболее состоятельных людей страны и мог претендовать на любое кресло в её правительстве. "Почему бы и нет? -- подумала она перед тем, как решиться на брак, лишенный любви. Этот брак действительно нельзя было считать плохим или удачным. Это был стандартный союз двух людей, не более. Десять лет этой связи наложили на мышление женщины своеобразный отпечаток. Она могла бы позволить себе всё, что заблагорассудится -- от золотой шпильки до космического корабля; она может презрительно улыбаться в ответ на слова мужа, который, глядя на избирателей, говорил: "Биомасса..." Она могла бы, в отличие от большинства подруг, позволить себе круглый год путешествовать по миру, собирая от жизни лишь нектар и сливки. И всё это действительно приносило некоторое удовольствие в течение первых лет брака, пока упоение счастьем не достигло некоторого, ничем не обозначенного предела.Таким пределом иногда может служить неприятный день, когда женская особь вдруг осознаёт, что не состоялась как женщина, чего-то недополучила, чего-то не дождалась, чего-то не испытала.
     А ещё слухи. Ох, эти слухи!.. К примеру, однажды Ирка Фролова -- бывшая сокурсница -- намекнула, что благоверный Натальи не вполне с нею искренен. О том, насколько важную и страшную тайну скрывали в себе эти слова, Сурковой было суждено узнать чуть позже, когда выяснилось, что её муж в далёком захолустном городишке имеет другую семью. С двумя детьми...
      Наблюдая за ним  из окна "Ауди", а потом и из специально нанятого микроавтобуса, Натали с замиранием сердца видела, как он одаривал простую белокурую женщину и её маленьких детей вниманием и подарками. С цветами, поцелуями, ласками...
       Для неё не составило бы труда нанять головорезов и приказать им сжечь соперницу вместе с её выплодками, но... Что-то ей помешало... Нечто властное, восставшее из глубин существа. Да и Ирка...
     В ответ на эмоции, которые подруга выливала в её маленькой, в её крохотной, но уютной квартирке, та лишь ухмыльнулась.
    
    прод.следует

                Тем временем небо над долиной с приближением рассвета становилось всё светлее, предзнаменуя собой новую схватку двух небесных светил, исход которой был заведомо предрешён. По редкому лесу, выросшему на каменных просторах пронёсся холодный ветерок, потревоживший зеркальную гладь высокогорного озера. Вдруг над колыхающимися макушками хвойных деревьев пронёсся силуэт крылатого создания, летевший в противоположную от ветра сторону к уже известной нам скалистой пещере.

              Скоро змей со светлой чешуёй и редким длинным гребнем вдоль спины, расправив утончённые крылья, бесшумно ступил на каменный порог перед скрытым в скале логовом и остановился. Что-то приковало его на месте и не давало идти дальше. В таком положении его, а вернее, её, застал перед собой красный дракончик, который как раз спешил наружу.

              — Мама! А я только лететь к тебе собрался! - воскликнул он, будучи явно в хорошем духе.
              — Ты искал меня? - удивлённо спросила драконица.

              От такого вопроса Агнар удивился не меньше неё: маму, в отличие от себя, он никогда не мог упрекнуть в забывчивости.

             — Да, я как раз отыскал камешек с Эгнамората, чтобы ты тоже могла его рассмотреть, - ответил сынок, остудив тот пыл, с которым ему хотелось вручить камушек.
             — Ты так быстро нашёл его?  - улыбнулась алая драконица.
             — Как видишь! - заявил Агнар, после чего показал ей чёрный осколок, зажатый между пальцами на его правой передней лапе.
             — Вот и хорошо. Положи его к себе в хранилище пока он вновь не потерялся.
             — Как? Ты ведь на него даже не посмотрела толком!
             — Я хотела убедиться, что ты будешь бережнее относиться к своим подаркам. Когда он будет на месте, я смогу найти и полюбоваться его блеском его в любое время, - сказала драконица, после чего шёпотом добавила: — И отец будет меньше на тебя сердиться.

             Челюстные гребешки дракончика опустились после маминых слов. Это случилось не от обиды (драконам это чувство было не присуще), а от взгляда, который он прочитал на её морде ещё перед началом разговора. Затаённая грусть, которая проявилась на матери всего лишь на мгновение, прежде чем её скрыла привычная драконья размеренность, запечатлилась в памяти Агнара и оставляла ему немало вопросов. После того, как алая драконица ушла по каменным коридорам в большой зал, дракончик постояв какое-то время месте, отправился встречать рассвет наружу, где на каменном пороге он столкнулся со своим отцом, который только что приземлился с неба с кучей хвороста в зубах.

              Открывшееся глазам Агнара зрелище, человек, наверное, никогда бы не смог себе представить, не то, что увидеть. На фоне рассветной зари могучий и невозмутимый багровый дракон, украшенный "древесными усами" выглядел не по-драконьи забавно. Всего за один день сын с отцом поменялись местами: у старшего дракона пасть была занята и говорить он ничего не мог, зато юный дракон мог, но сдерживался: один неловкий смешок - и весь хворост будет отдан в его распоряжение.

               Старший змей фыркнул, требуя освободить ему путь, чему сынок с удовольствием повиновался. Зайдя в пещеру "усатый" дракон вновь фыркнул в сторону сына, видимо, чтобы тот не задерживался и шёл вслед за ним, но ответа он не услышал. Агнар продолжал стоять снаружи и почему-то шевелил своими "ушами".

               — Папа, скажи мне, что это за звук за такой? Никак не пойму, - сказал он.

              Отец не понял, о каком звуке идёт речь, потому он вернулся к Агнару. Он прислушался к лёгкому шуму ветра, но кроме как него ему больше ничего не удалось расслышать. Старший дракон вопросительно фыркнул.

              — Прислушайся, папа. Он становится громче. Будто что-то тарахтит в небе.

              Багровый дракон закрыл глаза и начал вслушиваться. Скоро он поймал услышанный сыном звук, и опознав его, опешил. Едва раскрыв глаза он спешно выплюнул хворост на землю под каменным порогом и начал своим крылом заталкивать Агнара в пещеру.

              — Спрячься внутри и не смей задавать вопросов! - свирепо прорычал он.

              Встретив пугающий взгляд в его глазах красный дракончик спешно подчинился и отступил в пещеру на несколько шагов. Пребывая в недоумении, он пытался посмотреть на небо сквозь отцовское крыло, но безуспешно. Старший дракон скоро отступил вслед за ним и заметив Агнара на своём пути, издал леденящий рык, который мгновенно прогнал неторопливого сына во внутренние коридоры пещерного "дома".

              Оставшись наедине под покровом тьмы Таргр продолжал слушать приближающийся к долине тарахтящий звук. Как только источник шума приблизился достаточно близко, чтобы его можно было увидеть, дракон глянул на небо и тотчас же увидел нарушителя. Это было странное создание, по очертаниям напоминавшее стрекозу, но по размерам сопоставимое с драконом. Оно летело со стороны Надоблачного предела, выделяясь в рассветном небе ярким металлическим блеском. Этот блеск сказал Таргру достаточно, и заставил его отступить вглубь пещеры.




              Напряжённо шевеля хвостом из стороны в сторону дракон стоял на одном месте не двигаясь, пока шум скоро не исчез, столь же внезапно, как и появился. После того, как в долине вновь воцарилась тишина, на порог, отделявший скрытую в скале пещеру от земли, вышел её крылатый хранитель. Гордо стоя на краю, расправив крылья, он выглядел властно и невозмутимо, словно молчаливый страж, стерегущий свою крепость не один десяток лет. Однако, если бы можно было прислушаться к его молчанию, в нём можно было бы услышать тихий, срывающийся с пасти гневный рык.

              Дракон знал, что теперь в его долине уже никогда не будет так же спокойно, как прежде: какими бы ни были высокими горы вокруг, они уже не были той стеной, которая когда-то берегла спокойствие в скрытом от посторонних мире - теперь она была пробита насквозь.

          © Пенькин А.В., 2014

---

           Вот такие дела. Сюжет медленно, но уверенно сдвигается с места)

           А теперь перейдём к тому, о чём я не писал после прошлых двух глав, - о ненаписанном:

           - изначально эта глава должна была быть на порядок короче, и содержать, в основном, воспоминания из детства Агнара, но потом что-то, как обычно, пошло не так)
           - в качестве прототипа затерянной долины я выбрал местность вокруг озера Дарашколь (кому интересно, загляните в поисковик)
           - драконы не могут выпускать огонь из ноздрей
           - у каждого драконьего имени есть своё значение: так, Агнар означает "огниво", Таргр - "раскат грома", Сагмара - "дар судьбы". Другие имена, упомянутые в рассказе, я расшифрую позже.
           - что случилось с Оккулатом из сказания об Астамаре? Говорить пока рано. Сразу оговорюсь, в будущем я ещё не раз буду ссылаться на эту историю.
           - почему Агнар надумал бороться с "призраком" с помощью огня? Сам не знаю, моему герою виднее) К тому же, победителей не судят

           Много рассказывать не буду, скоро сами всё прочтёте. Шестая глава будет называться "Тихий уголок", но будет ли в ней всё так тихо?

  -- Кто там?
       -- Это я, -- ответила девочка.
      -- Ты? Чего тебе?
     -- Дядя Семён... Там...
       В этот миг в горле образовался удушающий комок. Потеряв дар речи, Маша разразилась рыданиями. Прошло немало времени, прежде чем хозяевам удалось вытянуть из неё несколько фраз, из которых стало всё понятно.
      -- Да ну! -- возмутился председатель. -- Быть того не может! Наверное, ты просто оговариваешь его за то, что он донёс на твоего отца?
 Это было для Маши потрясающей новостью.
 -- Как? -- удивилась она. -- Родной дядя?!
 Осознав, что сказал лишнее, председатель перевёл разговор на другую тему.
 -- Ты хоть представляешь, в каком преступлении сейчас обвиняешь человека? Впрочем, это будет легко проверить.
 Поскольку Маша упрямо и уверенно настаивала на своём, вскоре была собрана группа надёжных людей, членов колхоза, которые последовали к обвиняемому.
    В ходе обыска были обнаружены кости ребёнка, а также просоленное мясо. Увиденное поразило даже этих суровых людей, привыкших к грубости и жестокости. Виновные были связаны и доставлены в районное отделение милиции вместе с заявительницей.
    На следующий день вернулась домой мать. Несмотря на усталый вид, её лицо выражало радость. Ей удалось удачно обменять свой скарб на продукты, благодаря чему её детям теперь не грозит голодная смерть. Уже вечерело, когда Маша, всё ещё не вполне пришедшая в себя, вернулась домой -- ей помогли добрые люди.
    -- Доченька! -- вскричала мать, раскрывая объятия. -- Девочка моя! А я вот вам с Ванюшей гостинцев привезла...Кстати, где он?
    Залившись слезами, Маша кое-как всё рассказала. От услышанного мать едва не тронулась умом. Не помогли ни крики, ни слёзы. Человек, несомненно, способен выдержать многие несчастья, но, по всей видимости, существует некий лимит возможностей. К утру женщина скончалась -- сердце не выдержало.
       Потом были похороны -- мероприятие в те годы столь обыденное, что смерть какой-то бабёнки мало кого тронула. Гроб с телом покойницы, а также гробик с останками Вани сопровождали всего несколько человек...
    Прошёл месяц.
        Весна приобретала всё большую силу, расцветая первыми цветами, наполняя воздух ароматами, пением птиц и обилием жизни. Воспрянули духом и голодающие, надеясь, что теперь уж будет чем подкормиться. Например, можно будет найти прорастающий прошлогодний лук, молодую крапиву или почки липы. Впрочем, люди продолжали умирать голодной смертью, и даже чаще, чем зимой.
      Всё это, как и сама жизнь, мало трогало Машу. Она бродила, словно сомнамбула, как человек, сознание которого зациклилось на навязчивой мысли. Исхудавшую, ссутулившуюся фигурку девочки можно было увидеть на кладбище или среди поля. Если к ней обращались, она могла не расслышать, а когда попытались привлечь к посевным работам, она ответила странной, отрешённой улыбкой.
   -- Сумасшедшая, -- заключили крестьяне и оставили её в покое.
 Ночевала она где придётся, оставляя избу незапертой. "Добрые люди", беспрепятственно проникнув в жилище, унесли всё, что ещё можно было вынести, в том числе и продукты, привезённые мамой. Создавалось впечатление, будто Маше всё это было совершенно безразлично. Впрочем, именно с этого времени в украинских сёлах появилось обыкновение запирать двери на замки...
       Нашей героине и вправду стало многое безразлично, но сумасшедшей она не была. Если она казалась таковой, на самом деле в её сознании кипела бурная работа. Пропуская последние события сквозь сито страданий, она пыталась проанализировать всё происшедшее и ответить на два вопроса, закономерные в подобных ситуациях: "Кто виноват?" и "Что делать?"
       В том, что виноватой была существующая власть, сомнений не осталось. Всякого рода "дяди Семёны", вышедшие из недр навозной кучи, состоящей из батрачества, нищеты, алкоголизма, грубости; ещё вчера они были никем, а сегодня, чувствуя власть, творят произвол, отнимают хлеб, стремясь выслужиться. И власть действительно находится полностью в их руках, ведь не зря в основном законе о признаках кулачества говорилось: "На усмотрение местных органов власти". Это они ограбили папу и маму, доведя их до полной нищеты. Даже у неё самой отняли последнюю ленточку. При воспоминании об этом злосчастном предмете девичьего гардероба у этой маленькой, не по возрасту взрослой женщины текли слёзы. А ещё мама, Ванечка... Это ОНИ их убили!..
       Понятно, что зло должно быть наказано. Этот вывод родился из глубин измученного сердца и с каждым часом он напоминал о себе всё более оглушительным набатом. Но как внедрить его в жизнь? Что может сделать одинокая и беззащитная девочка? За убийство мальчика виновные арестованы и, как уверял усатый строгий дядька, отрекомендовавшийся следователем, понесут заслуженное наказание. Но кто должен ответить за мать, отца, за всех, чьи судьбы перечёркнуты, исковерканы безжалостной рукой?
        Вот какие вопросы беспокоили разум Маши и роились в нём мрачными тучами жалящих пчёл. Одному Богу известно, сколько времени ещё мог бы продолжаться сей процесс, если бы его не остановило некое событие.
Уже подходил к концу апрель, трудились над постройкой замысловатых гнёзд журавли и ласточки, когда, проходя по родной, заболоченной улице, Маша невольно содрогнулась, заметив во дворе убийц брата признаки жизни. "Их выпустили! -- взорвалась в уме догадка. -- Но каким образом?.."
И действительно, неведомыми путями существа, обвинённые в убийстве и людоедстве, оказались на свободе.
     -- Привет, малая! -- нарочито спокойным тоном окликнул её дядя, делая вялый жест рукой.
      Не будучи в силах преодолеть чувства омерзения и ужаса, охватившие всё существо, Маша постаралась как можно скорее ретироваться.Ещё долго ей вдогонку доносился издевательский смех.
      Опомнившись лишь на кладбище, страдалица обнаружила себя у могил матери и брата. Присев между ними, она разразилась бессильными рыданиями. Успокоившись спустя некоторое время, она ещё долго сидела на траве, отрешённо уставившись в какую-то точку, после чего произнесла:
      -- Я отомщу за вас, родные мои! Обязательно отомщу!..
     В ту же ночь дом дяди загорелся. Причём как-то удивительно: со всех сторон одновременно. Спасти хозяев, как и погасить пламя, не удалось, несмотря на то, что к месту пожара сбежалась вся деревня.
     Пока народ сокрушался о трагической кончине погорельцев, Маша брела по дороге, разрезающей широкое поле на две ровные части, без конца повторяя вслух:
    -- Ну, теперь уж вы, наконец, встретитесь с Ваней и мамой!..
У неё едва хватило сил для того, чтобы добраться до соседней деревни. Уже загорался рассвет, когда её догнал на телеге какой-то добрый человек.
      -- Садись, горемычная, -- пригласил он. -- Я в город еду.
Под словом "город" подразумевался райцентр. В пути этот человек пытался развлечь подозрительно грустную девчонку, но, заметив, что на все его россказни она едва обращает внимание, обиженно умолк.
      Высадив её у рыночной площади, он уехал своей дорогой, а Маша, осмотревшись, спросила у первого встречного, как пройти к отделению милиции. Ей указали нужное направление, и вскоре она оказалась перед внушительным строением, внешним видом напоминающее скорее школу, нежели учреждение, где вершатся судьбы людские.
       Она долго прохаживалась перед этим красивым и, вместе с тем, страшноватым зданием, не зная, что делать. Наконец, подняв внушительный булыжник, девочка, пошатываясь из последних сил, приблизилась к фасадному окну и бросила камень. Пронзительно и жалобно зазвенело разбитое стекло, со всех сторон к незадачливой мстительнице бежали люди в форме.
   -- Ты что наделала, дурында? -- крикнул один из этих дядек, заламывая ей руку.
    Однако, увидев, с кем имеет дело, он опешил и ослабил хватку.
-- Они съели братика, -- прошептала вконец обессиленная Маша. -- А вы их отпустили...
      В эту минуту продолжительная голодовка дала о себе знать: в голове всё поплыло, погружая её в небытие.
      Спустя некоторое время к отделению подъехал грузовик с закрытым кузовом, на котором был нарисован огромный красный крест. Из кабины вышли два человека крепкого сложения, облачённые в белые халаты. Забросив тело Маши в кузов, словно мешок, они с невозмутимым видом направились к кабине.
       -- И куда же вы её повезёте? -- поинтересовался молодой сотрудник НКВД.
      -- Понятно куда -- в дурдом, -- ухмыльнулся санитар постарше.
     В следующий миг машина заворчала и, обдав окружающих облаком дыма, медленно покатилась по ухабистой дороге.

 *******

         Утро было наполнено пронзительным шумом громадного колокола-кромкоговорителя, подвешенного к столбу на центральной площади. Для большинства обывателей столь обыденная вещь как радио казалась чудом или, по крайней мере, диковинкой. Потому толпа напряжённо внимала подчёркнуто торжественному голосу диктора.
        -- ...На пути к светлому будущему нас ожидает немало трудностей, которые мы, руководствуясь заветами товарищей Ленина и Сталина, успешно преодолеваем. Есть у нас и много врагов -- как внешних, так и внутренних, с которыми непобедимая партия большевиков успешно борется. Например, сегодня можно с уверенностью сказать, что кулачество как класс окончательно ликвидировано.
       -- Есть у нас и маленькие проблемы, товарищи. Но всё это -- случаи местные, единичные, о которых и упоминать не стоит. А вот те, кто пытается нагнетать обстановку, возводя мелкие неувязки в ранг вселенских катастроф, -- это и есть враги нашей советской власти...
Как мы уже заметили, толпа с жадностью внимала каждому слову. А позади неё в разных местах находились некие люди в штатском, следящие за тем, кто и как реагирует на это обращение. Ведь до конца пути в "светлое будущее" ещё так далеко, а потенциальных "врагов" так много!..
Таким было первое мая 1933-го года...

          Владимир Чирков, краевед и писатель, до сих пор не удосужился написать что-нибудь особенное, -- такое, что могло бы принести ему не только славу, но и деньги. В молодости он закончил филологический факультет в престижном вузе, но, зная всевозможные тонкости родного языка, не мог изложить на бумаге ни одной стоящей мысли, ни одного занимательного сюжета. Проработав года два в школе, он женился на девушке из приличной семьи, которая, спустя некоторое время, родила ему дочь Настю. В те времена он наивно полагал, что обрёл музу, но дальнейшая жизнь показала, что не все красавицы с очаровательными глазами способны стать таковыми. Что касается дочери, этого миленького цветка, уже в десятилетнем возрасте она, по примеру матери, помышляла исключительно о вещах и деньгах, доводя отца до отчаяния.

                По истечении многих лет после развода Чирков продолжал существование в полном одиночестве, не помышляя о новых брачных узах, и виделся с родной кровинкой лишь час от часу.  Но даже эти редкие встречи его, признаться, утомляли. Всякий раз после прощания с этим великовозрастным дитём Владимир ощущал невероятно тяжёлый осадок на сердце и разлагающую опустошенность на душе.

                Вот и сегодня… О, сегодня Настя пришла не одна, а в сопровождении импозантного, прилизанного мужчины лет тридцати.

                -- Привет! – бросила она отцу, входя в квартиру.

                Не разуваясь, она прошла в грязных сапогах в комнату и, развалившись в любимом кресле Чиркова, забросив ногу на ногу, изрекла:

                -- Па, это Серж.

                Молодой человек, нервно теребя в руках головной убор, слегка поклонился.

                -- Па, Серж работает в издательстве. Он может купить твой роман.

                Владимир растерялся.

                -- Настя, но я его ещё не написал. Мне не удаётся даже начало…

                -- Ой, что ты говоришь! Чтобы филолог не сумел написать нескольких строчек?!

                -- Но ты знаешь, что роман – это вовсе не несколько строчек! – возмутился он. – Тут надобно вдохновение, поймать момент…

                -- Не смеши мои каблуки! Папа, мы с Сержем вскоре поженимся, и я хочу провести медовый месяц в Альпах. На это нужны некие бумажки, называемые «евро», и чем их будет больше, тем лучше.

                -- А-а-а… Стало быть, ты заранее спланировала, каким образом использовать мой гонорар? – усмехнулся Чирков.– Тебе, двадцатитрёхлетней даме, должно быть известно, как это называется.

                -- И как же? – насторожилась она.

                -- «Делить шкуру ещё неубитого медведя».

                -- Гм… И ты утверждаешь, что ещё ничего не написал?

                -- Ничего.

                -- В таком случае, обзаведись музой.

                Владимир рассмеялся.

                -- Куда мне! Музы, в особенности современные, предпочитают молодых, удачливых, нагловатых… Ну, вроде тебя.

                От этой шутки, произнесённой отнюдь не злым тоном, лицо дочери покрылось пятнами. «Как змеиная кожа…» -- отметил про себя Чирков.

                Нельзя сказать, чтобы он испытывал к дочери ненависть, но и особой любви тоже не отмечал. А что в этом удивительного, если с самого её рождения бывшая жена превратила дочь в орудие давления на него?

                Услышав последние слова, Настя, как ошпаренная, вскочила с кресла и, бросив на прощанье: «Неудачник!», схватила Сержа за руку, как дитя, и убралась восвояси.

                После подобных визитов Владимир чувствовал себя чрезвычайно опустошенным и отупевшим. «Сплошь потребительство, паразитизм, -- подумал он, нервно теребя своё левое ухо. – Это у неё от матери. И куда только я смотрел двадцать четыре года назад?.. Но почему ей не даст денег самоуверенная мамаша? Она любит похваляться, что её второй муж – бизнесмен. Вот пусть бы и дал…»

                Чиркова было бы невозможно отнести к категории жадных людей. Просто доходы у него были слишком скромными, чтобы помышлять о месячном времяпровождении в Альпах. Он работал редактором краеведческого журнала, который даже с определённой натяжкой невозможно назвать преуспевающим. Кроме редактора, есть и более высокое начальство – издатель. За этим словом скрывались несколько людишек с профессорскими званиями. Ежемесячно Чирков получал от них рукописи, которые был обязан редактировать и публиковать. Эти материалы писались сухим и скучным научным стилем, в них слишком много внимания уделялось темам, которые не интересовали читательскую аудиторию. Например, о нюансах в сельском хозяйстве Российской империи в 17 – 18 веках или бесконечным спорам о том, кем приходилась некая Мария полковнику Даниле Нечаю – дочерью, любовницей, тайной супругой, тёткой или же просто другом. В начале каждой такой статьи, естественно, авторы старались подчеркнуть «всемирно-историческое значение» своих исследований… «Да кому это нужно? – готов был воскликнуть Чирков, терпеливо вычитывая всю эту галиматью. Публиковать бы темы интересные и «живые», чтобы привлечь читателя, так нет же…

                Правда, после вёрстки издания всегда обнаруживалось несколько свободных страничек, на которых он размещал собственные статьи. Судя по отзывам, они пользовались значительно большим успехом, нежели материалы «авторитетных» исследователей. Но права голоса на совещаниях он не имел.

                Рутинная работа настолько изнуряла его, что даже дома, усаживаясь в кресло, вооружившись ручкой и бумагой, он не мог вывести ни единой толковой строчки. Вот и сейчас, после ухода дочери, он снова попытался писать. Уже в течение многих лет ему никак не давалось вступление. В первое предложение следовало вложить глубокий смысл. Оно напрашивалось приблизительно в следующем виде: «С древнейших времён женщина является для мужчины венцом желаний, целью всей его жизни...» На первый взгляд кажется, что проще задачи и не придумать. Однако, выводя ручкой словосочетание «С древнейших времён», он впадал в сомнения: «А стоит ли начинать именно с него? Откуда я могу знать о древнейших временах?» Следующим камнем преткновения было слово «женщина». «А можно ли называть женщиной первобытное создание, жившее в древнейшие времена?» Потом он спотыкался на слове «является». Вроде ничего сложного, но… «Являться мог Иисус народу, а не женщина!» -- нервничал он, откладывая ручку с чувством необъяснимого бессилия. И такие придирки в его голове возникали к каждому слову.

                -- Правильно говорила Настя: неудачник! – бормотал Владимир, измеряя комнату большими шагами. – А кроме того ещё и бездарь!

                Походив по комнате несколько минут, он решил, что было бы неплохо прогуляться по двору. Девятиэтажка, в которой он обитал, имела скромный дворик. В нём как раз помешалась маленькая волейбольная площадка, песочница для малышей и две огромные берёзы. Однажды их хотели спилить, но обитатели дома не позволили, -- ведь радостей общения с природой у столичных жителей и без того слишком мало. Весной Чирков обожал любоваться этими стройными красавицами, но сейчас было начало зимы и ветки этих деревьев напоминали жалкие, скрюченные руки скелетов. К тому же, проходя мимо берёз накануне, он заметил на одной из них следы «контакта» с человеческими существами: какая-то каналья умудрилась вырезать целый холст коры размером в метр. Наверное, чьему-то чаду понадобилась на урок труда. А жаль, поскольку бедное дерево теперь должно испытывать страдания…

 

прод.следует

продолжение

Как! В мире появится ещё один Вицык? Это такое счастье!.. На радостях будущий папаша решил избавиться от свиньи, навести порядок в квартире и приобрести мебель. Конечно, шикарную, «чтобы не было стыдно перед людьми». Но случилось так, что именно на следующий день ему предложили спальный набор из Германии. Не долго думая, Вицык согласился. Жена как раз ушла на работу; он с помощью Зёзика и ещё двух пролетариев часов до десяти провозился с мебелью. Осматривая жилище, он с довольным видом сказал:

                --  Ну, брат, всё класс: придёт жена с работы, а тут новая мебель стоит…

                -- Ага, и на радостях она тебя съест… -- прыснул в рукав тот.

                -- Ну что, отметим?

                -- А закуска есть?

                Как на зло, в то утро в холодильнике у Вицыка мышь повесилась.

                -- Слушай, а ведь у тебя есть мясо! – воскликнул Зёзик, указывая на балкон.

                -- Точно! – расплылось в улыбке рябое лицо Вицыка. – Но как её заколоть? Крику ведь будет!..

                -- Да какого крику? Я видел, как убивали свиней электричеством, я сделаю.

                Мысль о том, что к приходу жены он удивит её не одним, а двумя сюрпризами, придала Вицыку смелости.

                -- А давай! Свежины поедим…

                Приготовив всё необходимое, Зёзик втащил огромную свинью в комнату. Чувствуя себя хозяйкой, двухсоткилограммовая дама потыкалась рылом в шкафы и диваны и с любопытством уставилась на хозяина.

                -- Хрю!

                -- Ой, ты моя умничка! – улыбнулся тот, гладя её за ушами.

                 В этот момент Зёзик поднёс к рылу животного  оголённый провод, подключенный к сети. В первый момент свинья застыла, поражённая шоком. Её бы в самый раз перевернуть и заколоть, но, полагаясь на убийственную силу тока, братья не позаботились об этом, о чём пожалели очень скоро. Пока Вицык впопыхах искал хотя бы нож, она пришла в себя и, ничего не соображая, начала носиться в разные стороны, круша всё подряд. Посыпались куски мебели, заставившие побледневшего хозяина мысленно подсчитывать убытки. На миг он ужаснулся, представив, каковой будет  реакция жены…

                Между тем, свинья продолжала носиться по комнате, проламывая сервант, телевизор, диван, обрывая портьеры; наверное, ей показалось слишком мало места, потому что в следующий миг она собственным весом пробила балконную дверь, разрушила половину балконного шифера и… полетела в неизвестность.

продолжение следует

                Как раз перед этим событием приехал домой сосед с первого этажа. Это был Митька, водитель «ЗИЛа» с самосвалом. Он заезжал домой каждое утро. Может, привозит какие-то запчасти, а может… жену контролирует… Словом, машину он всегда оставляет под балконом.

                На сей раз жена не позволила ему даже позавтракать.

                -- Солнышко, сейчас ты должен поехать к маме, -- елейным тоном заявила она, едва он вошёл в квартиру.

                -- К какой маме?

                -- К моей маме, -- с улыбкой садиста уточнила она.

                -- Зачем? У меня ведь работа…

                -- Ничего, подождёт твоя работа. Мама предлагает заколоть свинью. Поможешь, привезёшь мяса…

                От мысли, что придётся несколько часов находиться в обществе драгоценной тёщи, у мужика испортилось настроение. Отказавшись от еды, он покинул квартиру и направился к машине. Её он, понятное дело, любил больше, чем тёщу…

                Когда ошеломлённые Вицык и Зёзик отважились выглянуть с балкона вниз, они уже ничего не увидели, поскольку злополучный водитель успел завернуть за угол.

                Какой же шок испытали мирные сельские жители, когда спустя несколько часов, разомлевшие после поглощения свежины, вышли на улицу грузить зятю в кузов мясо. Водитель открыл задний борт и…

                Там лежала огромная свинья. В точности такая же, какую они только что «приговорили».

                -- Ух!!! – только и смогли выговорить они…

 

                                  3

 

                Это был один из тех случаев, когда из-за глупости одних людей страдают другие. Как  объяснить появление забитой свиньи в кузове? Никому и в голову не могло прийти, что она могла пасть невинной жертвой чьей-то тупости. Сельские жители, ничего не подозревающие о новых способах свиноубиения, сочли появление трупа в кузове происками нечистой силы. Соседи даже советовали сжечь находку или предать земле, а кузов машины непременно освятить.

                -- Знаешь, -- говорили они Митьке почти шёпотом (наверное, опасаясь, кабы не услышала пресловутая нечисть), -- вот одна баба из нашей деревни однажды нашла яйцо. Оно было ещё тёплым, как будто курица только что его снесла. Она его съела, но после этого её начали истязать бесы.

                Водитель слушал такие россказни, пока не надоело.

                -- Да причём тут яйцо? – наконец вздохнул он. – Разве в моём кузове лежит яйцо?

                -- А в том-то и дело, милок! – не растерялись соседи тёщи. – От маленького яйца что получилось, а это ж целая свинья! Выбрось её. Вдруг в её образе скрывается сам Сатана?

                -- Ну уж нет! – засмеялся Митька. – Не дождётесь!

                С этими словами он отправился в сарай за паяльной лампой…

                Спустя два часа он погрузил гору мяса и сала в кузов и уехал домой.

                Жена его, Люся, особа не шибко умная, зато не в меру суеверная (впрочем, не более, чем остальные украинцы), восприняла рассказ муженька как шутку. Даже долго смеялась над глупцами, по вине которых свинья могла оказаться в кузове грузовика.

                -- Ну, пойду на кухню, -- заявила она вечером. – Что-то свежего мяска захотелось.

                Митька с чувством исполненного долга расслабился и, усевшись на диван, включил телевизор. По каналу СТБ как раз шли «Мистические истории» с Костицыным. Программа не слишком интеллектуальная, но ему очень нравилась мальфарка Магдалена Мачиовски; а Люся верила всему, что в той передаче рассказывали. Чтоб не отрываться от готовки, она включила тот же канал на кухне. Как раз показывали историю какой-то дамочки, которая нашла в своём огороде чёрного котёнка. Приняв его в свой дом, женщина стала испытывать мучения, погрязла в кошмарах и закончила свои дни в дурдоме. Магдалена трактовала этот факт вполне в своём духе: что, дескать, действительно иногда злые силы из параллельных миров могут являться людям в виде животных, особенно поросят, и для того, чтобы от них избавиться, необходимы специальные обряды. Психолог объяснил историю с дамочкой вполне в научном духе: что женщина отличалась повышенной внушаемостью, была подсознательно настроена на нечто вроде случившегося, вот и внушила себе отклонение…

                Поначалу Люся едва прислушивалась к действующим лицам. Однако, после того, как поела свежины, она как-то неудачно икнула. Сгусток воздуха непривычно засел в её гортани, мешая дышать. Митя подал ей воды, погладил; неприятные ощущения вроде прошли. В два часа ночи Люся уже не могла спать. Ей казалось, будто грудь распирается чьей-то могучей рукой, что лёгкие вот-вот разорвутся. Пришла пора подниматься, чтобы спешить на работу, но бедная женщина уже не могла встать с постели!

                -- Мать, может, тебя отвезти в больничку? – обеспокоенно спросил Митька.

                В ответ послышать нечленораздельное «уканье»:

                -- У…У… У-у…

                Люся пыталась что-то сказать, указывая рукой на огромный холодильник, но муж не мог ничего понять. Наконец, до него дошло, что она имела ввиду мясо, которым был доверху наполнен этот агрегат.

                -- Ты что? Хочешь сказать, что виновато моё мясо?! – удивился он.

                Она кивнула.

                -- Да вы все с ума посходили! – чуть не выругался он. – В моём кузове по какой-то причине оказалась свинья. Хозяина не нашлось. Я имел полное право присвоить её себе. Ничего сверхъестественного в этом нет и быть не может. Всё!

                -- У-у…

                При каждом звуке глаза пострадавшей неестественно вытаращивались, и это вселяло в сердце мужа непонятный страх.

                -- Мать, ну подумай сама: свинья не могла появиться из преисподней или свалиться с неба. Кто-то её затащил в кузов. Кроме того, при разделке туши я заметил следы сильного удара. Возможно она упала откуда-то…

                Он поймал себя на мысли, что болтает чепуху. Откуда могла упасть туша весом в двести килограммов? Так не бывает.

                Весь день Митя истратил на поездку в больницу. Он водил Люсю по врачам до тех пор, пока её не направили к психиатру. Тот оказался не шибко глубоким специалистом и, судя по нервному подёргивания мышц его лица, ему не мешало бы самому пройти курс лечения от тика.

                Он заглядывал пациентке в глаза, проверял зрачки, зачем-то простукивал колени, заставлял пройтись по кабинету с вытянутыми руками, спрашивал, не злоупотребляет ли женщина алкоголем; и, в конце-концов, с диагнозом «психоз» направил её в клинику для душевнобольных.

                Пока несчастная проходила курс лечения, пока на её пути не встретился опытный психотерапевт, который провёл с ней надлежащую работу, прошло немало времени. Потом знакомые подсказали мужу, что следует отвести её к хорошему священнику на вычитку, и это средство оказалось наиболее действенным. Из-за диагноза и связи с психушкой Люська потеряла работу, на ней навсегда закрепился ореол «психической».  Мало того, Митька начал отдаляться от жены, как от неполноценной. Однажды супруги развелись.

 

                                      4

 

                Однако позволим себе вернуться к тому печальному дню и тому волнующему моменту в биографии обоих братцев, когда они, разинув рты, пытались высмотреть дражайшую свинью с высоты птичьего полёта. Поскольку это занятие показалось гораздо менее благодарным, нежели ожидали братья, они решили отвлечься и привести в порядок мысли. Вицык, повернувшись в сторону комнаты, печальным взором созерцал разруху и тщетно пытался придумать, как всё это объяснить жене. До её возвращения с работы оставалось часов пять, если не больше. Надо попробовать восстановить, в меру возможностей, пострадавшую мебель и таки найти объяснение таинственному исчезновению представительницы  почтенного рода хрякоподобных.

                -- Вован, -- обратился он к брату. – Давай что-то делать, а то моя меня сживёт со света.

                -- Да что ж тут сделаешь? – угрюмо промолвил тот. – Сервант, я уверен, ремонту не подлежит, балконная дверь, шифер… Хрен его знает, как тут быть…

                -- А всё ты!

                -- Что? Причём тут я?

                -- Это же ты хвастался, будто умеешь забивать свиней током. «Я умею, я знаю…»

                Чувствуя свою вину, старший брат, понурил голову.

                -- Ладно, чего там… Виноват… Я помогу тебе сделать ремонт. У тебя деньги хоть остались?

                -- Немного… -- хмыкнул Вицык.

                -- Ничего, выкрутимся. Давай-ка по пять капель, потому что без них не разобраться.

                Выпили по одной, затем по второй, а там показалась совсем не лишней и третья… Часа в четыре едва державшийся на ногах Зёзик отправился домой, а Вицык упал на диван и захрапел.

                В отличие от младшего брата Зёзик быстро приходил в себя после алкоголя, потому мог выпить много. Стоило лишь несколько минут подышать чистым воздухом. Он плёлся на окраину городка, не подозревая, какие ещё сюрпризы готовит ему судьба и сколько неприятностей может принести окружающим он сам.

                Вот он уже ступил довольно уверенным шагом на родную улицу и осталось преодолеть метров двести до дома. Вдруг мимо пронёсся дорогой автомобиль, едва не зацепив его самого. Посылая вслед «шумахеру» не совсем благие пожелания, Зёзик заметил, что машина остановилась у дома, в котором совсем недавно поселилась молоденькая учительница. Это была красивая девушка, которую после окончания вуза направили на работу в местную школу. Зёзик и сам не единожды провожал девушку похотливым взглядом, но понимал, что он ей не пара. Только разве помечтать…

                Он видел, как учительница, выряженная в платье, вышла из дому, как водитель машины галантно открыл перед ней дверцу, как садился на своё место. Однако Зёзику показалось, будто в тот момент, как владелец машины усаживался, из его кармана выпало нечто тёмное и довольно увесистое. Машина отъехала на довольно внушительное расстояние, прежде, чем Вовка подошёл. Как же он был удивлён, распознав в тёмном предмете кожаный бумажник. Осмотревшись, он поднял его и немедленно спрятал в карман. Лишь запершись в своём доме, он решился рассмотреть содержимое. Как же он был удивлён, увидев в одном из отделений пачку долларов,  в другом – евро, а в третьем – кучу пятисотенных купюр в родной валюте! Долларов он насчитал больше двух тысяч, евро – полторы тысячи, а гривен – ни много, ни мало -- шесть тысяч.

                От нежданной удачи он не мог прийти в себя. Пытаясь как-то отвлечься и успокоиться, Зёзик подошёл к окну и окинул окрестности внимательным взором. На улице он увидел соседа – дядю Макара. Старику было уже лет под семьдесят, он пользовался уважением всей улицы. У деда были «золотые руки», он умел сделать всё из ничего.

                Вот дядя Макар, заметив что-то на земле, нагнулся, поднял и, осмотрев, положил в просторный карман штанов. Об этих штанах ходили легенды. Поговаривали, что он привёз их ещё с армейской службы. Это были ватники, рассчитанные для условий северной зимы. В молодости дед работал на где-то за Полярным кругом не то геологом, не то нефтяником. Он начал носить эти штаны после выхода на пенсию и ещё ни разу не позволял жене их стирать, так что их настоящий цвет оставался для молодого поколения загадкой, столь же таинственной, как и бесконечные просторы Заполярья.

         Имена Вицык и Зёзик произносились односельчанами наравне с именами народных героев, только в отрицательном смысле. Родные братья, лисоватые и рябые, принадлежали к почтенному классу пролетариев. Они любили хорошо выпить, посидеть в компании и поболтать о проделках баб – этих воплощений Дьявола в человеческом подобии. От старшего из братьев, Зёзика (в миру Вовки), не так давно ушла жена Олька – особа вечно замурзанная, непригожая, неряшливая. Сына-младенца она оставила на попечение отца. Вицык (Виктор), промышлявший несколько лет по Сибири, тоже недавно развёлся и был предоставлен самому себе и вольному ветру. Деньги, заработанные на стройках и лесоповалах, скоро поглотила выпивка, и спустя несколько месяцев после возвращения Вицыка братья испытали острую нужду в доходах. Они не брезговали ни физическим трудом, ни воровством. Одни соседи до сих пор теряются в догадках, куда подевались их два десятка гусей, другие до сих пор вспоминают своих годовалых свиней, исчезнувших в одну безлунную ночь, третьи даже писали заявление в милицию о пропаже ста метров забора из кованного металла…

                Словом, братья были весёлыми людьми, ничего не скажешь. К их образам в самый раз написать бы плакат «Хлеба и зрелищ!» и отправить их вместе с ним с помощью машины времени в Римскую империю.

                Понятно, что украсть тонну забора и сдать его в металлолом значительно легче, чем месяц таскать раствор на стройке. Но иногда мозг пролетария способен на выдумки похлеще.

                Когда-то Зёзику несказанно повезло. В споре с кем-то он выиграл настоящий карабин. Оружие серьёзное, боевое, грозное. Иногда ему удавалось «левыми» путями покупать к нему патроны и тогда он чувствовал себя героем. Вооружившись до зубов, он выходил в лес и искал косуль. В те годы они носились по нашим лесам целыми стадами, не то, что нынче. Но девяностые годы значительно изменили животный мир наших лесов, в особенности после выездов неких мафиози, которые не гнушались расстреливать целые стада из автоматов.

                Но однажды Вицык прибежал к брату с воплем:

                -- Готовь ружбайку! Есть заработок…

                Дело заключалось в том, чтобы отыскать ослика. По соседству с братьями жил старичок, который ещё в советские времена раздобыл ослика, соорудил маленькую коляску и по выходным катал в центре городка малышей. Но дедок умер, а его наследники, привыкшие к городской жизни, понятия не имели в обращении с житными; по этой причине они и прогнали бедное животное. Вицык, прогуливаясь по берегу пруда, заметил осла, мирно жующего травку, и ему пришла в голову великая идея о маленьком заработке.

                Дождавшись ночи, Зёзик зарядил карабин и разбудил брата.

                -- Пора!

                Накануне они выследили лежбище своей жертвы. Крадучись, сообщники поплелись вдоль берега к камышам. Там природа создала нечто вроде острова, где ничего не подозревающая животина нашла временный приют. Состарившееся в ратных трудах животное мирно почивало, когда к нему подкрались два хищника. В правой руке у Вицыка находился мощный фонарь, луч которого скользнул по глазам ослика. Тот с перепугу закричал на всю округу:

                -- Иа-иа-иа!

                В ответ раздался выстрел:

                -- Бух!!!

                На мгновенье воцарилась тишина, но вскоре воздух снова потряс дикий крик:

                -- Иа!

                -- Блин, не попал! – воскликнул Зёзик с матюком. – Да свети же ты в одну точку!

                Брат постарался, направляя пучок света в сторону осла. Но тот успел с перепугу отскочить в сторону. Пока фонарь его отыскал, прошла минута.

                -- Сейчас село поднимется, придурок! – задребезжал голос Зёзика. – Свети, как надо!

                Снова прозвучал мощный выстрел. Вдали залаяли собаки, послышался испуганный вой. Где-то задребезжало разбитое стекло. В сознании Вицыка мелькнули воспоминания о местоположении домов.

                -- Блин, в той стороне находится новостройки! – завопил он. – А вдруг ты в кого-то попал?

                -- Ё-моё! – побледнел тот. – А ведь правда!..

                В указанной стороне в домах загорелся свет.

                -- Бежим! – прошептал Вицык.

                Луч, исходящий из его руки, задрожал по верхушкам деревьев.

                -- Не сцы! – проворчал старший брат. – Из-за деревьев никто не видит нашего фонаря. Свети получше!

                Поймав цель, он снова выстрелил. В последний раз воздух разорвался криком животного. Послышался звук падения.

                -- Есть! – радостно вскричал Зёзик. – Ищи его!

                Пошарив минут пять среди зарослей, братья нашли добычу.

                -- Тяжёлый! – произнёс Зёзик после попытки поднять труп. – Помогай.

                Кое-как оттащив осла подальше от места охоты, они начали думать над тем, что с ним делать.

                -- В пищу он не годится, -- здраво рассудил старший брат. – Разве что продать кому-то.

                -- А кому он нужен? – пожал плечами Вицык.

                -- Стой, мне пришла в голову идея!

                Склонившись к голове Вицыка, он что-то зашептал с таким таинственным видом, как будто чьё-то нескромное ухо могло это расслышать среди ночи.

                Спустя минут десять, перекурив, братья поступили по системе индейцев, привязав добычу за ноги к длинному шесту. Взвалив труп на плечи, нести его оказалось значительно легче, чем тащить за ноги. Впереди шёл Зёзик, выбирая путь в кромешной тьме.

                Петляя между огородами и заборами, избегая чужих собак, он привел брата к мощному забору из кирпича.

                -- Здесь же Семён живёт! – прошептал Вицык.

                -- Ну и что? Это нужный человек, -- ответил брат.

                Хозяйство Семёна охраняли две огромные псины. Создавалось впечатление, будто они специально тренированы на человека. И для этих подозрений были основания: владелец не отличался чистоплотностью в заработке, вор, прощелыга, «хитрый жук». Пока он воровал у людей пасеки и браконьерствовал на прудах, его жена успешно торговала самогоном и пирожками в столице.

На собачий лай вышел Семён, сжимая в руках что-то увесистое и длинное.

                -- Кто там? – сонным, но дрожащим голосом воскликнул он.

                -- Это я, Вован! – откликнулся Зёзик.

                -- Какого чёрта?

                -- Мы тут тебе принесли кое-что.

                -- Что?

                -- Что-то ценное и вкусное.

                -- Что вкусное? Учти, я буду стрелять!

                -- Вот дурак! Иди сюда, я покажу.

                Преодолевая страх, Семён приблизился к калитке.

                -- Ну, что там такое?

                -- Да мясо на твои пирожки!

                -- Мясо?! Ты что – свинью прикончил?

                -- Неа, осла.

                -- Осла?..

                -- А что? Натуральная говядинка, свеженькая. Недорого…

                -- Ты в своём уме? Какая же это говядинка? К ней ещё сало нужно…

                -- Сёма, ну дай хоть на три литра! Свежина как ни как…

                Тот задумался, подсчитывая в уме возможные затраты на покупку сала.

                -- Сёма, да не прибедняйся! У тебя после продажи свиней все равно всегда остаётся лишнее сало.

                -- Ладно, но денег не дам, -- решительно заявил хозяин. – Знаете, есть риск…

                -- Да какой там риск?! – возмутился Вицык. – Вы в Киеве продаёте всякую дрянь и то не боитесь, а тут предлагают настоящее мясо! И ты ещё торгуешься?! Ах ты кулак!..

                Семён вскинул своё ружьё.

                -- Пасть закрой, младенец!

                У Вицыка задрожали коленки. В случае чего, Сёма откупится: говорят, будто он купил весь райотдел милиции и прокурор – его дядька. А жить-то хочется…

                -- Да ладно, я ведь ничего…

                -- Да хватит вам! – в сердцах произнёс Зёзик. – Нашли время для разборок. Давай три литра… и пачку сигарет.

                -- Заноси мясо, -- подумав, велел хозяин.

                Спустя минуту он вынес из хаты пачку «Полёта».

                -- Что, не мог с фильтром принести? – возмутился Вицык.

                -- Закончились.

                Ещё через минуту жена Семёна, Руслана, -- существо с вечно недовольной, грубой и массивной физиономией, -- вынесло трёхлитровую банку.

                -- Эй, лентяи! Вы хоть представляете, сколько стоит водка? – проворчала она.

                -- Да ладно тебе, Руся! – ответил Зёзик. – Всё нормально, ведь и мясо стоит не меньше. Ну, пока…

                -- Если ещё что-то будет, приноси, -- сказал на прощанье Семён.

                -- Само собой…

                Ступая по улице, Вицык почувствовал облегчение на сердце. Чего уж, добыча сдана по назначению, никто их не поймал, никто и не догадается о содеянном.

                -- А скажи, брат: ведь классно мы сегодня поработали?

                -- А то! – удовлетворённо откликнулся тот. – Сейчас отметим…

                Спустя минуту или две их голоса поглотил ночной мрак…

 

                                 2

 

                Вернувшись с очередного вояжа по Сибири, Вицык решил зажить здоровой семейной жизнью. Эта мысль в его сознании появилась после того, как он увидел брата в объятиях некой учительницы – грудастой и темпераментной дамы. Красотой она не блистала, на её мужеподобном лице росли волосы, но иллюзия счастливой семьи создавалась.

Как бы там ни было, он подыскал себе невесту и вторично женился. Вначале пожив с родителями жены, он понял, что значит сосуществовать с тёщей, и решил купить отдельную квартиру. Найдя неплохой вариант в самом центре городка, он приобрёл двухкомнатную малогабаритку на пятом этаже, своими руками произвёл ремонт и зажил в полное удовольствие. Сельская натура до мозга костей, он каким-то образом выкормил на балконе свинью. Он купил её почти взрослой, но решил подержать ещё некоторое время, чтобы побольше сала наросло. Нам доподлинно неизвестно, насколько беспокоили соседей ароматы, исходящие от означенной сожительницы Вицыка, но однажды жена заявила:

                -- Знаешь, милый, пора с этим заканчивать. Я беременна!

 

 

продолжение следует

                                 Цветок тумана

    -- Эти современные рационалисты ничего не понимают! – возмущался Арсений Филиппович, размахивая руками. – Они не понимают, что всё в природе есть чудо. Им бы всё пощупать, всё разложить по полочкам…
    С этими словами он взглянул на меня, словно в поиске поддержки. Но мне нечего было ответить, так как я не знал причины дядиного настроения. Ровно за час до этого он мне позвонил и попросил дождаться его на скамейке перед входом в центральный офис научно исследовательского института, в котором числился заведующим лабораторией. Доктор биологических наук, профессор, автор нескольких шумных открытий в области ботаники, человек, объездивший почти всю планету, -- вот, каким был мой дядя. Я, двадцатипятилетний журналист, как вы понимаете, имел все основания гордиться таким родственником. Он казался мне своеобразным богом, знающий о природе всё и вся. По мановению его руки многочисленные клумбы и оранжереи начинали цвести и благоухать, поражая красотой и формами. Кто мог посметь довести моего бога до такого состояния? Кому пришло в голову пробудить его гнев? Не зная подробностей, я счёл возможным таки подкинуть словечко:
    -- А мне больше нравится любоваться природой просто потому, что она красива. И какое мне дело до того, что и из чего состоит? Цветок красив – и это самое главное.
    Дядя подарил мне взгляд, исполненный благодарности.
    -- Вот и я о том же, Алёша. Вот представь: летит себе орёл. Он парит над горами и лугами. Великолепное зрелище! Но как только этот орёл окажется в руках рационалистов, -- этих дотошных и бесчувственных кабинетных очкариков, -- он тотчас превращается в ощипанную курицу. Разве это справедливо по отношению к её величеству природе?!
    -- Ни в коем случае! – изображая справедливое возмущение, произнёс я. – А ещё называют себя учёными!
    -- Точно!
    -- Дядя, а что у тебя произошло?
    -- Что произошло? Произошёл бунт, который грозит для оголтелого рационализма неминуемым падением и позором!
    -- Да ты что!..
    -- Я уволился.
    -- Ты?!
    Эта новость стала для меня таким потрясением, что я споткнулся и едва не упал на асфальт.
    -- Ты уволился? Зачем?
    -- Это трудно объяснить, племяша. Если бы ты понимал в ботанике, если бы ты ей отдал свои лучшие годы, то и в этом случае ты бы вряд ли меня понял. Но я попытаюсь всё объяснить. Сейчас мы сходим выпить чаю в одно кафе, там и расскажу.
    Мы так и поступили. Дядя пил чай одной марки, название которой не вкладывается в моей памяти. Помню только, что происходило сие чудо из Индонезии и имелось в наличии только в этом кафе.
    -- Так вот… -- начал он, наслаждаясь ароматом напитка. – Чёрт, залили кипятком!
    -- Кого?
    -- Да чай! Я же их учил, что температура воды должна быть не ниже семидесяти и не выше восьмидесяти градусов… Ладно, бог с ними, с этими жалкими поваришками! Слушай, Лёха.
    -- Я весь внимание.
    -- Примерно месяц назад мне пришлось встретиться с сыном своего древнего друга. Парень был, что называется, убит горем и не знал, что делать. И не удивительно: его папа исчез.
    -- Исчез?
-- Да. Оказалось, что за три года до того мой друг вернулся из Антарктиды, где принимал участие в экспедиции. Как ты, наверное, знаешь, Антарктида когда-то была цветущим краем и находилась вовсе не на полюсе.
    Я кивнул.
-- Так вот, она не является цельным материком, а состоит из трёх островов, которые сейчас скрыты под многотонной толщей километровых льдов. Даже двухкилометровых! Есть там одно место, – довольно загадочное и почти не изученное, -- где в котловине находится большое озеро, которое никогда не замерзает. В нём много чего водится, и ещё не известно, что в его водах может обнаружиться. Дело не в этом. Мой друг и его товарищи начали бурить лёд неподалёку от берега этого водоёма. Работа отняла почти полгода, но они таки "дотянулись" до почвы. Изучая каждый кубический сантиметр породы, выворачиваемой буром наверх, люди обнаружили массу интересных предметов. Например, в их руках оказались остатки оружия древних людей, населявших остров. Это были наконечники стрел и ножей из бронзы.
-- Из бронзы?! Но если Антарктида оледенела около миллиона лет назад, а первые изделия из бронзы появились в Европе всего тысячи три лет назад, то открытие твоего друга не что иное, как революция!
-- Так оно и есть, только никто об этом не знает. Но речь не о том. Я не виделся с другом несколько лет, но он почему-то не искал со мной встречи. Только после его исчезновения сын нашёл в кабинете отца записку, в которой тот просил передать мне одну занимательную вещь. Вот она.
Арсений Филиппович извлёк из кармана маленький свёрток. В нём находился бесформенный предмет, напоминающий не то кусочек угля, не то, простите за выражение, фрагмент засушенного испражнения какого-то животного.
-- Что это? – спросил я, оценивая вещь брезгливым взглядом.
-- Это – корень растения. Да вот и записка, в которой многое объясняется. Друг позаботился даже об этом!
Вздохнув, дядя достал из внутреннего кармана пиджака кусок бумаги, свёрнутый вчетверо, и протянул мне.
С той осторожностью, которая характеризует людей, привыкших иметь дело с бумагой, я развернул лист.
-- «Арсений, у меня нет времени. Но то, что тебе передаст сын, тебя заинтересует. Исследуй его. Это растение очень красиво. Я назвал его Viola arborescens incolorum…» Интересно… А как же за ним ухаживать? Или он полагал, что если ты ботаник, так должен всё знать?
-- Ты читай дальше.
-- «Это удивительное растение. Оно само тебе подскажет, как за ним ухаживать. И помни: люди в Антарктике вымерли намного раньше, чем растения…» Ничего не понимаю. Причём здесь люди? И какая связь между этим письмом и твоим увольнением?
-- Причём здесь люди, я не знаю. А связь с моим увольнением таки есть. От меня потребовали, чтобы я отдал корень этой виолы (а «виола» есть не что иное, как фиалка) на анализы. Его бы попросту уничтожили! И вот я теперь свободен. И корень остался у меня. Не получат!
Произнося эти слова угрожающим тоном, дядя демонстративно помахал указательным пальцем в неопределённом направлении.
Мне с детства была известна его страсть к фиалкам. В его личной оранжерее, согласно моим подсчётам, произрастали более 200 видов фиалок со всех концов света. Он их любил так, как ни один мужчина не способен любить женщину – лелеял, пытался угадать каждое их желание, тратил на них все сбережения.
-- Поверь, они намного умнее нас! – округлив глаза, то и дело повторял он. – Они – вершина эволюции. Ты только обрати внимание, как они красивы и насколько каждый цветочек неповторим!..
С одной стороны, я его понимал. Красота и ароматы фиалок очаровывали и меня самого. Но, с другой, бедный дядя так и не женился. Женщина, по его мнению, более требовательна, менее разумна и, к тому же, неблагодарна и изменчива. Фиалки благодарны всегда и не изменяют никогда. Вот так…
А тут – «фиалка древовидная радужная». Я не очень силён в латыни, ставшей излюбленным языком классификаторов, но более точного перевода просто не нашёл.
Мне стало понятно, что Арсений Филиппович решил вырастить и самолично исследовать диковинку в домашних условиях. Отговаривать его было бы бесполезно. Да и зачем? В те дни никому бы даже в голову не пришло, во что может вылиться дядин каприз…
После этого разговора прошло немало времени. Жизнь завертела меня, как пылинку в вихре, и я думать позабыл о какой-то фиалке и, к своему стыду, о дяде. Вместо того, чтобы остаться в родном городе и навещать его, я уехал в командировку в Швецию, где некий русский придумал занятный хронометр. Суть открытия на уровне наннотехнологий состояла в том, что человек с таким хронометром мог многое успеть за кратчайший отрезок времени. Как в одном из рассказов Герберта Уэллса. Когда-то, получая удовольствие от чтения этого рассказа, я  был уверен, что мысль, излагаемая в рассказе – фантастика. Однако…
-- Вот давайте проведём эксперимент, -- предложил мне этот учёный. – Становитесь рядом со мной, держите меня за руку…
С этими словами он нажал на маленькую кнопочку на своих наручных часах – с виду самых заурядных – и я почувствовал, как атмосферное давление вдруг резко поднялось.
-- А теперь извольте взглянуть на улицу.
Из окна квартиры я увидел, как тысячи людей и машин замерли на месте – кто с поднятой ногой, кто с диковинно задранными руками. Люди застыли, словно заспиртованные в огромной банке примитивные существа.
-- Они что – умерли? – ошеломлённо воскликнул я. – Или мне это приснилось?
Учёный засмеялся – тихо и ехидно:
-- Хи-хи… В радиусе метров двух-трёх вокруг часов всё нормально. Мы можем двигаться с нормальной скоростью. У нас время течёт вполне естественно. А дальше оно замедлилось до такой степени, что у нас создаётся впечатление, будто люди застыли. Сейчас мы могли бы войти в любой банк и обчистить его.
-- А видеокамеры?
-- Для всех мы двигаемся с такой скоростью, что человеческий глаз не заметит нас.
-- Ничего себе!.. Ваше открытие достойно Нобелевской премии, -- воскликнул я. – Это же настоящий прорыв, революция…
-- Увы… Моим изобретением заинтересовались военные. Я-то давно начал замечать, как какие-то тёмные личности бродят вокруг моего дома. Вы понимаете, это ужасная закономерность: каким бы ни было то или иное открытие, его обязательно пытаются приспособить во вред себе подобным. А я не хочу, чтобы меня использовали военные! С детства терпеть не могу армию и всяких там Джеймсов Бондов…
-- И что же вы планируете делать?
-- А ничего. Я уже успел заявить, что схемы моего прибора кто-то похитил. Меня уволили.
-- А где вы работали, если не секрет?
-- Не смешите меня. Где может работать русский? Официально меня вроде бы оформили в лабораторию при известном институте, даже заключили контракт. Но на самом деле к опытам меня не допускали. В мои обязанности вменялось писать труды для местных физиков. Они публиковали их от своего имени, а мне платили какие-то гроши. Слушайте, не осуждайте меня. Сейчас многие наши талантливые головы  выживают таким образом. И не только в Швеции, но и в Америке, и в Европе.
-- Как я могу вас осуждать! – возмутился я. – Если бы имел голову, я бы и сам так поступил. Коль уж таланты не нужны в родной стране, почему бы им не продаваться?..
Этот физик, имени которого я не называю умышленно, попросил меня вывезти упомянутые часы из Швеции. Если тёмные личности наблюдают за ним, то это ни в коем случае не касается меня. Он уверил меня, что ни на таможне, ни в самолёте никому и в голову не придёт обращать внимания на эти часы.
-- Только не вздумайте нажать на эту кнопочку! – предупредил он меня на прощанье. – А если вдруг такое случится, нажмите сразу на эту.
Показав мне, как надо действовать, он успокоился и отпустил меня на родину. Впоследствии я узнал, что  этот человек погиб при загадочных обстоятельствах, сделав меня, по странной случайности, наследником чудесного изобретения. Таким образом, я возвращался домой без материалов для репортажа, за что должен был получить строгий нагоняй от начальства, зато со спокойным сердцем. К тому же, мне представилось, как удивится дядя, узнав о таком изобретении.
Приехав домой, я сразу набрал его номер, но телефон не отвечал.
-- Странно… -- проворчал я и набрал снова.
Но и на сей раз, как и в течение всего последующего дня, результат оставался тем же. Решив, что Арсений Филиппович может быть занят, я всё же не мог представить, чтобы он оставил свои фиалки без надзора более, чем на день. Сердце подсказало, что следует навестить его, пусть даже и без приглашения.
Он жил в частном доме, к которому была пристроена оранжерея. Но подъехав по адресу, я был удивлён, увидев не одну, а две оранжереи. В одной находились знакомые мне фиалки, а в другой было почти пусто, если не считать единственного растения, произрастающего в центре. Его контуры едва угадывались сквозь какой-то странный тяжёлый туман, клубившийся по всей теплице пластами. Рядом с растением копошился мой незабвенный дядя.
С первого взгляда я определил, что он исхудал и осунулся.
Заметив меня, он не бросил всё, как это случалось обычно, и не поспешил навстречу, как и не предложил совершить экскурсию по оранжерее, как и не угостил своим превосходным вином.
-- Извини, у меня мало времени, -- это было единственное, что мне удалось услышать от него в течение первых двух часов.
«Мало ли что… -- решил я. – Может, у него неприятности, и он не хочет ими делиться?»
Однако, прождав его два часа, я не заметил, что он собирается завершать работу. А работа заключалась в том, чтобы постоянно вспушивать почву вокруг деревца и опрыскивать его из миниатюрного устройства, которое и создавало тот самый туман.
-- Дядя, зачем ты это делаешь? – поинтересовался я.
-- Она требует… -- загадочно ответил он, продолжая прыскать. – Взгляни на неё. Правда, она – само совершенство?
Присмотревшись к деревцу, я не нашёл в нём ничего необычного, если не считать шаровидных отростков, которыми были усеяны ветки.
-- Теперь я понял, -- продолжал дядя. – Эта красавица произрастала в очень влажном климате. Наверное, в те времена Антарктида находилась на уровне современного экватора и была целиком покрыта джунглями.
-- А как ты понимаешь, что она чего-то требует? – прозвучал мой вопрос.
-- Как? Да это же элементарно, Лёша! Я слышу её голос. Точнее, мысли. Это очень разумное существо… А теперь извини, у меня работа.
«Сумасшедший!» -- решил я и, содрогнувшись, ретировался, поняв, что аудиенции в этот день мне дождаться не суждено.
А спустя месяц посреди ночи меня разбудил телефонный звонок.
-- Алло! – прозвучал въедливый женский голос. -- Вы меня, наверное, не знаете. Это звонит соседка Арсения Филипповича. Срочно приезжайте. Там творится что-то странное…
-- Что творится? – пытался уточнить я, но трубка ответила короткими гудками.
Не медля, я вызвал такси и спустя минут пятнадцать был на месте. Первое, что мне бросилось в глаза, -- оранжерея, освещённая необыкновенной лампой, дающей все оттенки радуги. Смею вас уверить, что это было потрясающее зрелище. У калитки стояла какая-то женщина.
-- Алексей, здравствуйте!
-- Доброй ночи, -- ответил я.
-- Это я вам звонила. Посмотрите, разве это не дьявольщина?
-- Что именно?
-- То, что творится в оранжерее вашего дяди. К тому же у меня пропал кот. А в радиусе ста метров исчезли все птицы…
-- Птицы?
 Я взглянул на женщину с подозрительным видом, предполагая какую-то стадию невроза навязчивых идей. «Да нет, на вид вроде нормальная», -- решил я и направился к источнику света. Обычно соседкам становится настолько интересно, что они не прочь сунуть свой нос, куда не следует, но, к моему удивлению, эта осталась на месте.
-- Я лучше тут подожду, -- объяснила она.
Открыв дверь оранжереи, я увидел потрясающее зрелище: посреди помещения красовалось дерево, успевшее увеличиться в размерах, по крайней мере, вдвое с тех пор, как я видел его в последний раз; воздух, насыщенный туманом, переливался радужными оттенками, отражая их от больших цветков, которыми было усыпано растение. Присмотревшись внимательнее, я различил, что каждый лепесток имеет своеобразный оттенок, не похожий на оттенки других цветков. Цвета изменяли друг дружку, начиная от чашечки, -- от более светлых к более тёмным или наоборот. Ничего подобного не видел никто в истории человечества. Поддавшись этому очарованию, я простоял неподвижно целую минуту, а может и полчаса. Создавалось впечатление, будто очутился на другой планете, где царит чуждая и, вместе с тем, завораживающая лёгкая атмосфера, формирующая особенный мир. Мой слух, казалось, улавливал какие-то странные звуки, похожие на переливы диковинной музыки. Она завораживала и привлекала, норовя растворить в себе всё моё существо.
Наконец я обратил внимание на то, что тело моего несчастного дяди лежит под деревом с открытыми глазами. Это меня отрезвило. Бросившись к нему, я попытался привести его в чувство, но мои старания ни к чему не привели.
-- Дядя, дядя! – крикнул я, но он и бровью не повёл.
Ароматы, источаемые растением, усиливались. Я взглянул вверх и удивился, заметив, что нижние ветки древовидной фиалки успели наклониться так низко, что почти касались моей головы. Вместе с тем, в глаза бросалось и то, что они удлинились. Это происходило на моих глазах!
Тут уж мои нервы не выдержали. Вспомнив о том, что на свете есть не только растения безобидные, но и хищные, я предпочёл убраться как можно подальше. Надо было вытащить из помещения дядю. Будучи не из числа слабаков, я знал, что это не составило бы проблемы, но в этот раз тело человека показалось мне невероятно тяжёлым. К тому же, мои лёгкие не могли дышать. Наверное, пыльца фиалки, наполнив оранжерею, попадала в дыхательные пути, затрудняя дыхание. Тем не менее, собрав последние силы, я таки сумел вытащить дядю Арсения на свежий воздух. Бросив его под стеной дома, я свалился возле него сам. Кое-как отдышавшись, я обратил взгляд назад. Вы не можете себе представить, каким было моё удивление, когда я увидел щупальца, которые тянулись ко мне из приоткрытой двери! Я оцепенел!
Но это продолжалось до тех пор, пока оно не коснулось моего плеча. Говорят, что жизнь сама способна бороться за своё существование. Так оно и получилось. Я словно встрепенулся после глубокого сна. Вспомнив о том, что в сарае у дяди хранились различные химические препараты, я нажал заветную кнопочку на часах и ощутил знакомое давление. Не теряя ни одной доли секунды, я бросился в сарай и нашёл бутылочку с надписью «Раундап». Заправив ею мини-опрыскиватель, я набрал полные лёгкие воздуха и бросился в оранжерею. Обработав злополучное растение, я вернулся к дяде, тщательно заперев за собой дверь и выключив часы.
Мой дорогой родственник так и не пришёл в чувство. Тогда я применил все те методы, которым меня обучали ещё в школе: растирание прохладной водой, дыхание «изо рта в рот» и так далее. А за спиной слышался невнятный шум, на который я поначалу не обратил внимания. Но когда он стал громче, я оглянулся и оторопел: радужные оттенки померкли, как и сами цветы. В оранжерее стало темнее, но глаза всё ещё могли различать ветки и щупальца, беспорядочно метающиеся в разные стороны, словно этот странный организм пытался вырваться наружу и отомстить за себя. На современных растениях действие «Раундапа» проявляется в течение двух недель, а фиалка почувствовала его сразу после применения. Впрочем, ничего странного в этом не было, ведь я "угостил" её такой дозой, которой хватило бы на обработку большого участка.
Арсений Филиппович пришёл в себя лишь на следующее утро. Врач, осмотрев больного, склонился к выводу, что ему следовало бы пройти лечение на стационаре, поскольку вывести пыльцу из организма в домашних условиях невозможно. Дядю это, казалось, не волновало: его глаза смотрели в потолок и были наполнены какой-то глубокой задумчивостью.
Однако уже на третий день он смог не только отвлечься от своих тайных мыслей, но и говорить. Когда я рассказал ему, что произошло, он и бровью не повёл.
-- Ты полагаешь, что убил меня? – окинув меня презрительным взглядом, чужим голосом спросил он. – Этого быть не может. Если бы я принадлежал к выходцам с вашей планеты, так оно и случилось бы. Но мы, дети тумана, защищены от воздействия не только ядов, но и температур. Нас невозможно убить. Ты повредил само взрослое растение, но жизненная сила во мне останется всегда. И я обязательно возрожусь, даже если для этого понадобится миллион лет.
Дядя сделал паузу. Он тяжело дышал, откинувшись на подушку.
-- Так что рано тебе, человек, праздновать победу. Когда-то люди, подобные тебе, пытались нас уничтожить. И что же? Где теперь те людишки? То было дивное время, когда в природе царил установленные нами гармония и порядок… Эта планета наша, и только мы можем быть её настоящими хозяевами…
Произнеся эти слова, он вздохнул и замер.
-- Сестра! – окликнул я, пытаясь приподнять его голову.
В течение нескольких минут врачи пытались что-то сделать, но дядя умер, не приходя в сознание. Да и был ли к тому времени этот кусок плоти моим дядей?.. Теперь, после долгих раздумий на сию тему, я в этом сомневаюсь…
Я его похоронил на городском кладбище под огромной плакучей ивой. Как бы там ни было, а я его любил. Унаследовав оранжерею вместе с домом, я, прежде всего, позаботился о срочной продаже всех фиалок покойного – слишком уж неприятные воспоминания остались у меня от последнего соприкосновения с ботаникой.  Что касается второй оранжереи, в которой произрастало чудовищное растение, я там всё, как следует, обработал химикалиями, после чего продал вместе с домом.
…Прошло два года. Июнь был в самом разгаре, когда что-то повлекло меня посетить могилу дяди. Купив цветы, я отправился на кладбище.
Ещё не доходя до места погребения, я заметил некоторые странности: несмотря на ясный день, здешний воздух был наполнен легкой туманной дымкой неопределённого оттенка. Не слышалось и пения птиц. По мере приближения к могиле, я отмечал сгущение тумана и нарастание внутреннего беспокойства.
Подойдя к могиле, я поднял глаза и замер от ужаса: вместо ивы красовалось ОНО – дерево, ветки которого были усеяны фиалковыми цветами. Казалось, будто каждый цветок меня узнавал, потому что нижние ветки сразу потянулись в мою сторону. Как такое могло случиться? Как могло вырасти это исчадие ада? Я не понимал. Однако это не помешало мне сбежать оттуда самым постыдным образом.
Уже оказавшись дома, я заварил кофе и, успокоившись, осмыслил случившееся. По всей вероятности, эта фиалка имеет возможность размножаться спорами. Если нет спор, то пыльца вполне может обладать свойствами спор. Мой дядя, дышавший атмосферой теплицы в течение длительного времени, превратился в носителя спор. Наверное, они накопились не только в его лёгких, но и в крови. Оказавшись в почве, споры проникли в корни ивы, которые стали для них питательной средой. Вот, благодаря чему радужная фиалка достигла огромных размеров за довольно короткий отрезок времени. Дерево укрепилось, насытило воздух своими спорами, уничтожая всё живое в большом радиусе. О том, что последует дальше, остаётся лишь догадываться.
В последнее время я замечаю в себе странные метаморфозы: в снах я обретаю другое тело или летаю в межпланетном пространстве, пересекая огромные расстояния. В меня входит чужое знание о неведомых мирах и иных формах жизни. По утрам мне хочется дышать воздухом, насыщенным туманом, из-за чего руки сами ищут распылитель и опрыскивают квартиру водой. С каждым утром мне становится всё труднее подниматься с кровати. Вот так бы прирос на одном месте, и было бы очень хорошо. Мой разум понимает: это – первые признаки того, что во мне развивается другая жизнь. Споры, которых я надышался в дядиной оранжерее, начали прорастать во мне. Но если человеческий разум где-то глубоко в себе и сожалеет об этом, нечто другое, более мудрое и сильное, наоборот, только радуется возможности снова возродиться…



   

Но, присмотревшись при тусклом мерцании лампочки в эту наглую рожу внимательнее, он отбросил всякие сомнения: «Да, этот сможет… даже при детях…»
-- Может, вы оставите нас в салоне, включите печку… Я знаю, как обращаться с ней…

-- Да ты чё, мужик?!
-- Ясно, мы уйдем… -- кивнул Алексей, поняв бессмысленность всяких споров.
Странное дело: он почему - то не хотел спорить даже сейчас...

Наспех укутав малышей шарфами и захватив сумку с нехитрыми детскими пожитками, он ретировался, глубоко в мыслях желая человеческому созданию с чёрствой душонкой «всего наилучшего».

Как мы уже упоминали, дорога представляла собою замерзшее крошево, поэтому идти было чрезвычайно трудно и опасно. Особенно для детских ног.

Периодически ему приходилось брать на руки то одного то другого ребёнка, стремясь облегчить их мучения и дать маленьким ножкам хотя бы минутное отдохновение. То и дело он посматривал на часы в мобильном телефоне, и всякий раз при этом недовольно морщился. Спустя час трудного пути оказалось, что пройден всего километр пути, если не меньше. Дети то и дело падали;

впрочем, благодаря их невысокому росту падения не могли причинить им особенных неудобств. Иногда со стороны Леух небосвод озарялся призрачным светом – так сквозь метель пробивалось сияние автомобильных фар. Алексей, ходок бывалый, чувствовал, что на сей раз может не достичь цели. Этот страх превращался в нечто ужасное, стоило лишь ему представить, какова судьба ожидает детей в случае его смерти. Что с ними будет?..

Обувь, стоившая немалых денег, могла не выдержать, ведь лёд – все равно, что лезвие бритвы; он кромсал подошвы, и сколько они могли ещё вынести испытаний, оставалось лишь гадать.

Поэтому он неистово махал руками перед всяким транспортом, который двигался в сторону Монастырища. Мимо проехал «Жигуль», в котором удобно разместились три человека. Они взирали на путников с видом умников, вдруг узревших перед собой трёх придурков.

Спустя минут десять проехал «УАЗ», совершенно пустой, если не считать водителя. Дядька, наверняка тоже отец, взглянул на съёжившихся от холода детей тупыми свиными глазёнками, в которых отражалось полнейшее безразличие, и поехал дальше. Минут через пятнадцать мимо прокатил микроавтобус с двумя тётками «на борту». Они взирали на затерявшихся в ночи с тупыми улыбками, которые красноречиво говорили: «Гляди, какой дуралей – идёт на своих двоих да ещё с детьми!» Но тётки, каждая из которых, по всей вероятности, любит корчить из себя хорошую и заботливую мать, не велели водителю подобрать путников…

Эти тупые лыбы не выходили у Алексея из головы: по мере продолжительности пути он уставал всё больше, в соответствии с чем всё более обижался и раздражался.

Сойти с дороги не представлялось возможным, поскольку она была ограничена с обеих сторон высокими стенами из оледеневшего снега, который нагребли грейдеры. На этом участке она представляла собой грунтовку, совершенно покрытую льдом. Возможно, дальше -- километра через три, где начинается асфальт, -- дорога станет чище за счёт того, что лучше продувалась ветром во время снегопада. А может, удастся перенести детей на поле, где идти будет значительно легче (если там толщина снежного покрова слабая и оно не вспахано)…

Возможно… Но вьюга из ледяной крупы обжигает глаза и лицо, а обувка на детских ногах довольно хлипкая…

И наступил момент, когда опасения отца начали сбываться. Примерно через полчаса мальчик, в очередной раз споткнувшись, заплакал:
-- Папа, у меня топик…

«Топик» -- этим словечком дети привыкли называть обувь. Присмотревшись, Алексей обнаружил, что левый башмачок Павлика «захотел кушать»: подошва отклеилась более, чем наполовину. Всё произошло не постепенно, а вдруг, и в самый неподходящий момент. Кого винить: делка, производящего брак в каком –

нибудь Жмеринском погребе, или государственного чиновника, позволяющего этот брак реализовывать? Будь это нормальное государство, можно было бы обратиться в суд и основательно наказать производителя, но это – всего лишь Украина…

Увы, помощи или защиты от государства ожидать не приходится, -- невольно ухмыльнулся Алексей. Оно слишком слабое, а для всех слабых характерна трусливость. Эти качества, сочетаемые вместе, непременно порождают жестокость к существам ещё более слабым. Государство не нашло ни копейки, чтобы спасти Настю, государство прогнало его самого, хорошего историка, из школы на стройку, государство не желает выплачивать помощь на детей. Те копейки, которые люди получают «якобы на детей», в действительности являются не чем иным, как своеобразным вознаграждением за нищету, до которой это самое государство и довело. Даже выборы Президента оно умудрилось провести не за собственный счёт, а за скудные средства наименее обеспеченных слоев населения.

К примеру, кто участвовал в избирательных комиссиях – разве бизнесмены, политики, адвокаты, экономисты с пухлыми кошельками? Нет, конечно. Так было задумано, чтобы им попросту было невыгодно этим заниматься. Комиссии формировались из нищих учителей, которых в украинском мире испокон веков принято презирать, безработных, конюхов, а также тех полууголовных элементов, которые не прочь продать душу за тридцать сребреников кому угодно. (Между прочим, во времена Христа на тридцать тетрадрахм - сребреников среднеарифметическая бедняцкая семья могла неплохо прожить почти год.)

Им пришлось пережить изрядную нервотрёпку за ничтожную зарплату. Взамен смехотворных выплат, получаемых из центров занятости, безработным пообещали хороший заработок, что и послужило основной причиной их согласия на участие в работе комиссий на должностях председателей, заместителей и секретарей. Но им довелось по десять и более раз ездить в окружные комиссии, промерзать в очередях, ожидая выдачи бюллетеней или их принятия; ради этих поездок люди были вынуждены одалживать деньги у знакомых, но впоследствии оказалось,

что проезды оплачиваться не будут. Для многих из них стало невозможным заключение договора с водителем, потому что предлагаемые сто восемьдесят гривен за пять выездов оказались слишком малой платой для того, чтобы более или менее здравомыслящий человек согласился на такую работу. В результате

председатель комиссии получил на руки восемьсот гривен, и никому не было дела до того, что четыреста, а то и пятьсот из них уже истрачены на пресловутые поездки «ради государства». Вот, что такое «украинское государство» и вот какого «добра» приходится от него ожидать...

Алексей был вынужден сделать краткий привал. Отбросив сумку с вещами, он в течение минуты туповато взирал на испорченный башмак, не находя никакого выхода из положения. Мозг, насквозь провеянный свирепым Бореем, отказывался служить. Наконец, некая мысль осенила его, следствием чего послужило неуклюжее движение окоченевших рук к сумке. Порывшись среди её содержимого, он извлёк из её недр моток скотча. Он купил его почти случайно на винницком автовокзале, когда дочь настояла на этом ради своих детских фантазий.

Он долго не мог надорвать конец мотка, потому что окоченевшие руки не слушались, но осознание того, что дети молча мерзнут в ожидании, пробудило в нём злость. Он рванул моток зубами и тот, словно испугавшись, послушно издал неприятный звук, означающий, что процесс пошёл. Долго ли скотч сможет удерживать подошву? Клейкая поверхность не терпит влаги; тепло, которое выделяется от ноги, будет прогревать снег, в изобилии набивающийся в щель, что вскоре приведёт к потере липкости и скотч попросту отвалится.

Завершив операцию, Алексей занялся лицом и руками, которые переставал ощущать. Усиленно растирая их, он едва не завыл от боли, но вскоре всё прошло.
Нехорошо в такую погоду ходить без перчаток, а он забыл их в автобусе.

А в этот мом
ент шоферюга сидит в теплой хате в компании с кумой и бутылкой самогона…
Вынужденная остановка привела к окончательному выветриванию драгоценного тепла из - под одёжек детей, которые теперь дрожали от холода.

Следовало ускорить шаг, чтобы предохранить малышей не столько от возможной простуды, но и от элементарного обмораживания конечностей.
Пройдя около трёхсот шагов, он обратил внимание на то, что Машенька дрожит, приняв «морозоустойчивую» позу.

«Нет, не могу я на это смотреть!» -- мысленно воскликнул Алексей.
Сняв с себя куртку, он набросил её на дочь.
-- Папа, ты же замёрзнешь! – попыталась возмутиться она, но отец уже продолжил путь, исключив таким образом возможность пререканий.

-- На мне тёплый свитер с подкладкой, -- самоуверенным тоном заявил он.
Толку от свитера при таком ветре было немного, в чём совсем скоро ему пришлось убедиться. Но дети волновали его больше. Чтобы как - то отвлечься от собственных страданий, он попытался заговаривать ребятишек, неумело напевая им песенки из мультфильмов и рассказывая смешные истории.

По реакции детей он понимал, что всё это мало их занимает, потому что в экстремальных условиях каждое живое существо склонно сосредотачиваться на проблемах собственной плоти. Впрочем, вскоре силы его иссякли и он замолчал. Каждое слово давалось с трудом, каждое усилие над своим голосом стоило расхода лишней энергии. Мозг, всецело зависимый от тела, ибо сам был частью его, отказывался думать над чем - то иным, кроме потребностей этого тела. Дети пока ведут себя весьма достойно, но только бы осознание усталости не вонзилось в их мысли слишком рано! Ибо всему существует известный предел, а тем более, детской выносливости.

При очередном мелькании пучков света сзади он уже не оборачивался в надежде, что некто сердобольный может остановиться. Надежда куда - то улетучилась.
Сколько раз в течение жизни приходилось слышать выражение «щырый украинец» в смысле «искренний», «радушный». Однако на деле оказалось, что эти качества соотечественникам вовсе не присущи, а придуманы несколькими допотопными идеалистами – писателями вроде Нечуя - Левицкого или Сковороды.

Их «щырость» касается исключительно личных интересов, в поиске выгоды и ущемлении слабых. А чему удивляться: этот народ всегда чувствовал себя ущемлённым, -- причём, не столько со стороны иностранцев, сколько со стороны таких же украинцев. В ДНК намертво отпечаталось: «Ущемляй тех, кто послабее тебя -- ради собственного выживания!» Сейчас любят доказывать, что, дескать, во времена голодомора 33 года западные украинцы «охотно и щыро» помогали

бедствующим восточным украинцам. На самом деле всё обстояло далеко не так гладко. Тем «схиднякам», которым посчастливилось преодолеть границу, приходилось быть весьма осторожными, оказавшись в толпе «западняков», потому что, чувствуя беззащитность первых, вторые могли их ограбить или «сдать» полиции. Персидский ковёр обменивался на пригоршню муки, золотое кольцо – на ведро зерна. Вот она,


истинная цена «щирости»… А поскольку типичный украинский крестьянин способен заботиться о свиньях больше, нежели о собственных детях, как можно от него требовать сочувствия к чужакам? Разве что попадётся некто хорошо воспитанный…
Такие мысли проносились в сознании Алексея в те моменты, когда

воспалённые от снежной крупы глаза в очередной раз провожали чью - то «тачку» как средство спасения. Да, не достижения цели, а именно спасения. Этот тезис сформировался в сознании Алексея, когда он поймал себя на том, что перестал ощущать пальцы рук, а обмороженные веки не пожелали открываться.
«Дети… Что с ними будет?» -- вздрогнул он. Эта страшная мысль привела его в чувство и помогла собрать остатки энергии. Поставив дочь на ноги, он

бросился к обочине и наскреб задубевшими пальцами немного снега. Это был не тот пушистый снежок, на который приятно взирать из окна теплого и уютного помещения, это не был даже мелкий примерзший снег; это было замерзшее крошево, состоящее из оледеневшей крупы и снежной корки. С трудом преодолевая невыносимую боль, он принудил себя растереть лицо и руки.

-- Па, что ты делаешь? – не без удивления поинтересовалась Маша.
«Дитя, наверное, думает, что я тронулся умом… -- мысленно посмеялся над собой Алексей. – Ничего, поймёт… когда - нибудь…»

 

прод. следует