ПРЕДИСЛОВИЕ
Поэма, озаглавленная "Аластор", может считаться аллегорией одного из интереснейших вариантов развития людского духа. "Аластор" демонстрирует чувственно неиспорченного, юношу в пору духовных стремлений, ведомого воспламенённым о очищенным посредством интима со всем первосходным и величественным воображением к созерцанию универсума. Он жадно впитывает бьющие источники знания, и всё жаждет. Величие и краса внешнего мира глубоко запечатлеваются в его восприятии, предлагая переменчивостью своею бесконечный простор творчества. Пока желания позволяют ему увлечение будто бесконечным и безмерным, он весел, и спокоен, и в ладу с собою. Но настаёт пора, когда эти вещи перестают удовлетворять его. Его рассудок (тж. дух, his mind,-- прим. перев.) ,наконец, внезапно пробуждён и жаждет общения (интимного, to intercource,-- прим.перев.) с себе подобным разумным существом. Он воображает себе Существо, любимое им. Насыщенное спекуляциями самых возвышенныи и совершенных натур, его видение сочетает всё чудесное, или мудрое, или прекрасное, что способен изобразить поэт, философ или влюбленный. Интеллектуальные способности, воображение, разнообразные не лишены понятных притязаний на симпатию и взаимность соотвествующих им даров иных человеческих существ. Поэт представлен связующим эти притязания и замыающим их на единственном образе, чей прообраз тщетно ищет. Сокрушён обманутой надеждой, он сходит в безвременную могилу.
Картина не лишена наставлений современнику. Эгоцентрический удел Поэта был покаран яростью (фуриями) неодолимой страсти, гнавшей Его на скоропостижную погибель. Однако, та Сила , которая поражает внезапной тьмой и угасанием светила мира, будя в них слишком обострённую восприимчивость к Её велениям, обрекает на медленный и отравляющий упадок меньшие души, не признающие Её владычества. Их
жребий тем подлее и бесславнее, чем презреннее и пагубнее их провинность.
Те, кто не одержимы благородной ошибкой, не клеймены святой жаждой спорного знания, не обмануты знаменитым суеверием, ничто земное не любят, и не воспаряют надеждами, при чём чураются влечений своего рода, не разделяя ни радостей, ни печалей людских, тем и таким же ,как они выпадают проклятия по заслугам. Они слабеют (тоскуют, томятся по...-- прим.перев.), ведь никто не чувствует себя сродни им. Они морально мертвы. Они не друзья, не любовники, не отцы, не граждане мира, не благодетели своего края. Среди тех, кто пытается существовать без людской симпатии, чистые и нежные сердцем гибнут по причине настойчивости и страстности поисков своих общностей, когда внезапно ощущают праздность собственного духа. Все остальные, самоуверенные, слепые и тупые, суть те необозримые множества (или толпы, multitudes, любимое слово Шелли,-- прим.перев.), что учреждают, вместе и поодиночке, довлеющую нищету и одинокость мира (не мiра! the world-- прим. перев.) Не любящие ближних (fellowbeings,-- прим.перев.) тянут бесплодные жизни и готовят жалкую могилу собственной старости.
"Добрые умирают первыми, а те, чьи сердца сухи, что летняя пыль, горят дотла!"
перевод с английского Терджимана Кырымлы 
ПРЕДИСЛОВИЕ
Поэма, озаглавленная "Аластор", может рассматриваться как аллегория,
обозначающая одну из интереснейших ситуаций человеческого духа. В поэме
представлен юноша, отличающийся свежестью чувств и порывистостью дарований;
воображение, воспламененное и очищенное общением с величием и совершенством
во всех их проявлениях, уводит его к созерцанию вселенной. Он вволю пьет из
источников знания, однако жажда не утихает. Великолепие и красота здешнего
мира глубоко затрагивают систему его воззрений, являя неисчерпаемое
разнообразие своих модификаций. Пока его желаниям продолжают открываться
объекты, столь же бесконечные и безмерные, он весел, спокоен и владеет
собой. Но приходит время, когда эти объекты перестают удовлетворять его. Его
дух, наконец, внезапно пробужден и жаждет общения с разумом, ему подобным.
Он воображает себе существо, которое он любит. Причастное умозрениям
тончайшего и превосходнейшего, видение, в котором он олицетворяет свои
собственные чаяния, сочетает все чудесное, мудрое или прекрасное, что может
представить себе поэт, философ или влюбленный. Интеллектуальные данные,
воображение, издержки чувствительности не лишены известных притязаний на
взаимность соответствующих способностей в других человеческих суще ствах.
Поэт представлен соединяющим эти притязания и относящим их к единственному
образу. Он тщетно ищет прообраз воображаемого. Сокрушенный разочарованием,
он сходит в безвременную могилу.
Картина не отказывает современному человечеству в назидании. Фурии
неодолимой в страсти карают эгоцентрическую замкнутость поэта, навлекая на
него быструю погибель. Однако, поражая светочи мира сего внезапным
помрачением и угасанием через пробуждение в них слишком обостренного
восприятия собственных влияний, та же сила обрекает медленному, отравляющему
распаду тех, менее одаренных, кто дерзает не признавать ее владычества. Их
жребий тем бесславнее и ничтожнее, чем презреннее и пагубнее их провинность.
Кто не одержим никаким великодушным обольщением, не обуян священной жаждой
проблематичного знания, не обманут никаким блистательным предрассудком,
ничего не любит на этой земле, не питает никаких надежд на потустороннее и
при этом чуждается естественных влечений, не разделяет ни радостей, ни
печалей человеческих, тому на долю выпадает и соответствующее проклятие.
Подобные субъекты изнывают, ни в ком не находя естества, сродного себе. Они
духовно мертвы. Они не друзья, не любовники, не отцы, не граждане вселенной,
не благодетели своей страны. Среди тех, кто пытается существовать без
человеческой взаимности, чистые и нежные сердцем гибнут, убитые пылом и
страстностью в поисках себе подобных, когда духовная пустота вдруг дает
себя знать. Остальные, себялюбивые, тупые и косные, принадлежат к
необозримому большинству и вносят свое в убожество и одиночество мира. Кто
не любит себе подобных, тот живет бесплодной жизнью и готовит жалкую могилу
для своей старости.
Перевод К.Бальмонта
