Оригинал взят из ЖЖ у mysea - О настоящем человеке




Из рапорта Алипия архиепископу :

" Во вторник 14 мая сего <1963> года эконом игумен Ириней организовал, как и во все прошлые годы монастырской жизни, поливку и опрыскивание монастырского сада водой, которую мы собираем благодаря нами сделанной запруды около беседки за крепостной стеной во рве от талых снегов и вешних дождей... Им попытались запретить....«Кто Вы и что от нас требуете?» – спросил я.

Этот человек в шляпе не назвал своего имени и чина, а сказал мне, что мы не имеем права на эту воду и на эту землю, на которой стоим. Я спросил: «Зачем Вам эта вода?» Он говорит: «Для пожарных целей». Я ответил, что у нас с начальником пожарной охраны есть договоренность о водохранилищах на случай пожара. <…>. Эта лужа, которая через 3 дня высохнет в расчет не берется, ибо, как водоем, не существует, притом же здесь нет близко каких-либо строений. Он ответил, что пускай сохнет, но вы не смеете тратить эту воду, ходить по этой земле, не смеете пасти скот по рву около стены, не смеете выходить вообще за стены монастыря. Я ему добавил: “не смеете дышать воздухом и не смеете греться на солнце, потому что солнце и воздух и вода и все и вся Ваше, а где же наше?” Я переспросил его: “Кто ты и зачем пришел”. Он не сказал своего имени, а сказал, что пришел запретить нам делать наши дела. Я ему сказал: “Я, Воронов Иван Михайлович, гражданин Советского Союза, инвалид и герой Великой Отечественной войны, и мои товарищи, которые живут за этой стеною, ветераны и инвалиды Отечественной войны, многие потерявшие руки и ноги, получившие тяжелые ранения и контузии, обливая эту землю своей кровию, очищая этот воздух от фашистской нечисти, а так же мои товарищи живущие здесь, труженики заводов, фабрик и полей, старые инвалиды и пенсионеры, а также мои товарищи, старые отцы, потерявшие своих сыновей в боях за освобождение этой земли и этой воды, и мы, проливавшие свою кровь и отдававшие свои жизни, мы не имеем права пользоваться своей землей, водой, воздухом и солнцем, всем тем, что мы вырвали у фашистов? Мы вырвали для себя, для своего народа, для этих студентов, учителей, врачей, колхозников, которым Вы сейчас запретили брать воду из этой грязной лужи. Вот они все смотрят на вас, надвинувших шляпы на потерявшие стыд глаза.



“Кто Вы?” – снова спросил я, и от чьего имени Вы действуете”. Они стали лепетать, называя Райкомы, Обкомы и т.д.

“Вы коммунист?” – спросил я. Он ответил: “Да”. Я ему возразил, что не может быть, чтобы человек, так мыслящий и так рассуждающий и так действующий, был в Советской партии. Нелогичные, грубые, и так не здраво рассуждающие люди не могут быть в партии. Если Вы считаете себя работником Горкома, честным и порядочным коммунистом, а так же и твои товарищи в шляпах, то Вы должны были, увидев беспорядок с нашей стороны, немедленно дать мне письменный указ, не делать то-то и то-то, и я бы немедленно принял к исполнению, а Вы давай кувыркать машину в грязь и бранить монахов и приехавших отдыхать трудящихся людей, показывая отсутствие здравого у Вас рассуждения и свою необузданность, грозя предать суду за то, что мы выдышали твой воздух и выпили твою грязную воду.


Алипий, тогда еще Иван Воронов

Уходя от нас боком человек в шляпе стал меня дразнить: “Эх… батюшка !!” Я ответил, что батюшка я для вон, тех людей, а для Вас я русский Иван, который еще имеет силу давить клопов, блох, фашистов и вообще всякую нечисть”.

Теперь мы сидим в стенах монастыря, вдыхая и выдыхая тот воздух и пия ту воду, и топча свою собственную землю, за которую мы платим государству 6241 рубль 37 копеек ежегодно, трудясь день и ночь, охраняя этот древнейший памятник русской старины. Кстати, я уже узнал, что эти люди в шляпах ведут жестокую идеологическую борьбу с нами.



Отец Алипий до пострига звался Иваном Михайловичем Вороновым – под таким именем был известен тонкий художник, коллекционер русского и западноевропейского искусства, передавший в дар Русскому музею Ленинграда, Псковскому музею-заповеднику, Печорскому краеведческому музею свою коллекцию.

Сей рапорт не является жалобой на обидчиков, а является страничкой в истории нашего времени, страничкой летописи церковной и монастырской жизни.

Мы, как граждане Советского Союза, готовы броситься в смертельную схватку со всякой неправдой и порабощением для того, чтобы уничтожить их. Но, как люди Церкви Христовой, терпеливо переносим зло, даем ему право до смерти мучить нас, чтобы потом своею смертию уничтожить зло. Мы знаем эту истину, мы испытали ее, а потому готовы терпеть.

Мы, как граждане Советского Союза, готовы бороться за справедливость и за наши человеческие права, которые гарантирует нам наша Советская Конституция. Все это мы доводим до Вашего сведения, чтобы Вы доложили о вопиющих нарушениях Святейшему Патриарху Алексию, а также Председателю по делам Русской Православной Церкви тов. Куроедову В.А., для принятия соответствующих мер.

15 мая 1963 года
Архимандрит Алипий, наместник Псково-Печерского монастыря."

Отец Алипий отстоял монастырь в кошмарные хрущовские годы, не позволил закрыть, пообещав приехавшим "закрывателям", что , так как он боевой офицер, среди монахов много бывших солдат, оружия по лесам много, стены монастыря высоки и толсты,смерти монахи не боятся, а стало быть, взять монастырь власти смогут,только применив артиллерию. Надо сказать, что Стефан Баторий, огнем и мечом прошедший по псковской земле,даже после двухмесячной осады и атак лучшего польского военачальника Борнемиссы во главе злобного отряда венгров эту обитель взять не смог.
Доблестные хрущовцы отступились, представив себе, полагаю, роскошную картинку штурма монастыря силами армии и артиллерии.

Сейчас Псково-Печерский монастырь, пожалуй, самый прекрасный из всех, которые я видела.

На ПравМире 16 августа был опубликован рассказ священника А. Дьяченко "Харизма". Этот рассказ большой, я рекомендую всем найти время и почитать его по ссылке - http://www.pravmir.ru/xarizma/

В рассказе есть несколько отдельных эпизодов, все они очень интересные, но из них я выбрала последний, мне он показался наиболее интересным...

* * *

...В 1971 году, через год после кончины патриарха Алексия I в Троице-Сергиевой лавре был созван поместный собор, на котором главным вопросом значилось избрание нового предстоятеля Русской Православной Церкви. Вообще-то патриарх Алексий ушёл из жизни ещё в 1970, но проводить поместный собор власти не разрешили, поскольку смерть патриарха совпала с таким славным мероприятием, как празднование столетия со дня рождения Владимира Ильича Ленина.

И вот через год, наконец, приступили к выборам. Сами выборы прошли открыто, так каждый из более чем семидесяти архиереев вставал и во всеуслышание заявлял, что он и вверенная его окормлению епархия отдают голос за патриаршего местоблюстителя митрополита Пимена.

Понятно, что в обществе победившего социализма при выборе претендента в патриархи решающим оставалось мнение тогдашних властей, все это прекрасно понимали, и тем не менее голосование проходило очень торжественно. Наконец председательствующий объявляет, что новым патриархом избран митрополит Пимен.

- И только после избрания, — как вспоминал один из непосредственных участников тех событий, насельник лавры и одновременно преподаватель Московской духовной академии, — вдруг все вспоминают, что новый патриарх не имеет духовного образования, вообще никакого.

Время, что обычно мы посвящаем учёбе, молодой иеромонах всё больше проводил в местах заключения. Хотя это тоже неплохая школа, особенно в отношении молитвы. Но и при желании окончить какую-нибудь семинарию в годы воинствующего безбожия было невозможно, их не было вовсе. Поскольку после известных революционных событий и вплоть до окончания войны духовное образование в нашем отечестве находилось под запретом. Но правила требовали, чтобы кандидат в патриархи в обязательном порядке имел свидетельство о таком образовании.

- Как же нам тогда выйти из положения? – спрашивает новоизбранный патриарх присутствующих здесь же представителей академии.

- Придётся сдавать квалификационные экзамены, ваше Святейшество, — возможно в шутку, отозвался один из преподавателей. Какую-то секунду патриарх собирался с мыслями, и потом ответил:

- Ну что же, устав – закон для всех, придётся садиться за парту.

Наверно, патриарх мог бы повести себя и по-другому, ведь уже избран, зачем самому себе создавать дополнительные трудности, но не стал.

Я сам был преподавателем семинарии и, конечно же, понимаю, никто из профессоров не стал бы самому патриарху ставить на экзамене неудовлетворительную оценку, а при затруднениях, напротив, старался бы всячески помочь. Но только согласитесь, как бы это выглядело со стороны, такой человек, символ полноты церковной, и вдруг не может ответить на вопрос экзаменатора, а тот, сам краснея, ставит его святейшеству вымученную четвёрку. Кому это нужно? Сдавать — так сдавать.

И вот, патриарх прибывает в лавру преподобного Сергия, в которой сам же некоторое время являлся наместником. Прибытие патриарха в любую епархию, любой монастырь — это ещё и великий праздник, особое торжество. Святейшего Пимена встречают все насельники лавры, учащиеся и учащие Московских духовных школ. Торжественно звонят колокола. Помню, сам в начале девяностых видел, как однажды лавра встречала патриарха Алексия II, цветы, что бросали ему под ноги, и ещё множество старушек, периодически подбегавших к нему за благословением. Мы все стояли, обратившись к нему в полупоклоне, а он шёл и по ходу шествия нас благословлял.

Трудно представить, что после такого всеобщего изъявления чувства уважения тебе предстоит идти к этим же людям, которые только что тебя приветствовали, и подтверждать право на это уважение.

Весь профессорско-преподавательский состав духовных школ ожидал святейшего в актовом зале. Когда тот вошёл, тогдашний ректор академии епископ Филарет, нынешний экзарх Беларуси, приветствовал его замечательной речью. Кто слышал проповеди и выступления митрополита Филарета, знает, какой это учёный талантливый человек. И тот может себе представить, что это была за речь.

Патриарх стоял, опираясь на посох, и молча слушал. Ему, по большому счёту, в общем-то, простецу и самоучке, предстояло ответить этим более молодым премудрым знатокам богословия, истории и ещё множества разной другой церковной учёности, и при этом оставаться на высоте своего положения.

Когда приветственная речь была окончена, поблагодарив выступающего, патриарх стал говорить ответное слово.

- Что мы ожидали услышать? Наверно, какие-то дежурные выражения благодарности, но вместо них мы стали свидетелями блестящего удивительно глубокого и богословски насыщенного выступления человека, подтвердившего своё право носить столь высокий церковный сан. Не веря своим ушам, мы стояли с широко открытыми от удивления глазами. Потом, не сговариваясь, все вместе поклонились ему в благодарном поклоне.

Вопрос о необходимости проведения дальнейшего испытания патриарха на знание им основ православного вероучения отпал сам собой. Более того, даже говорить об этом после такого слова казалось неуместно и даже бестактно.

С того дня прошло уже более сорока лет, а я всё продолжаю находиться под впечатлением чудесного явления патриаршей харизмы.

Отец Виктор Потапов, настоятель храма святого Иоанна Предтечи в Вашингтоне, родился в Германии, а с 1951 года живет в Америке. Церковь, в которой он служит, относится к епархии Русской православной церкви за границей. По просьбе Slon он высказал свое мнение об идущем в Москве процессе над участницами Pussy Riot.

– Я наблюдатель со стороны, и, может, меня не все так затрагивает, как людей внутри страны. Конечно, я священник Русской православной церкви, но я родился на Западе, в Германии, воспитывался в Америке, и обстановка культурная, социальная вокруг меня – другая. Поэтому я заранее приношу извинения, если кого-то, может быть, оскорблю или огорчу своими словами.

Безусловно, то, что сделали эти девушки, – глубоко безнравственно. Это не этическая ошибка, это безнравственно. Они пришли в святое место, в храм, главный храм России, причем в тот, что уже был осквернен большевиками и потом восстановлен (и мы знаем, что в финансовом смысле, может, не лучшим образом). Тем не менее он был восстановлен и снова является памятником героям, памятником победы над нашествием Наполеона в Россию. И то, что они вытворяли перед алтарем... Дело не в Путине, Путин тут – ничто (хотя храм все равно не место для политических демонстраций), а в том, что они произносили очень много кощунственных вещей. На этот текст очень мало внимания обращают, говорят только о том, что они оскорбили Путина, патриарха, но на самом деле огорчили они очень-очень многих людей. Я хочу это заявить сразу.

Однако тот шум, который поднят вокруг них, тоже огорчает сильно. Перед Россией сейчас стоят большие проблемы нравственного характера, и они заслуживают столь же пристального внимания, какое уделяют процессу. Церковь должна заняться вплотную этим, направить паству, но создается впечатление, что застряли на Pussy Riot (простите, что я это слово произношу, оно тоже – оскорбительное), застряли на этой панк-группе, и мне это очень обидно. С другой стороны, кризис, группой вызванный, обнаруживает огромные изъяны современного общества, как верующего, так и неверующего.

– Девушки просто обнажили противостояние между государством, обществом и церковью, правда?

– Да. С одной стороны, добиваться демократических прав такими действиями – глубоко безнравственно, а с другой, наказывать их длительным сроком заключения – мракобесное требование, почти инквизиторское, и оно безнравственно тоже. Я этого не понимаю. Я считаю, что церковь, мы, пастыри, должны взывать к совести. Они уже долго сидят, из них строят каких-то мучениц, и они себе, наверное, на этом, увы, карьеру сделают, как это часто бывает в таких громких делах.

Я боюсь, что момент упущен, но, конечно, гораздо лучше было бы иметь с ними беседы, стараться воздействовать на их совесть, рассказать им, девчонкам, что то, что они сделали, – глубоко оскорбительно, безнравственно. Наказать, конечно, надо было бы, но не таким длительным сидением в изоляторе или в тюрьме, а уж тем более – не семилетним сроком, как многие предполагают. Надо было бы заставить их работать в каком-нибудь учреждении: приюте или хосписе.

– Сейчас много внимания приковано к суду, многие ходят на него, называя инквизицией, и ожесточения – все больше. Что делать с этим, с ожесточением, которое воспроизводится?

– Я надеюсь, что мыслящие люди видят это. Надеюсь, что они начнут писать, обсуждать эту проблему – отсутствия милосердия, накала жестокости, к которому призывают люди. Об этом надо говорить, это надо обсуждать, но не так, как это делалось до сих пор, – или-или. Надо прийти к какому-то компромиссу. Мыслящие люди и церковь должны одуматься, надо сделать так, чтобы паства успокоилась, не надо способствовать ожесточению.

Честно говоря, я разочарован в представителях Русской православной церкви, которые выступают по телевидению. (Или – выступали раньше, потому что сейчас я меньше это замечаю, – до выборов они чаще выступали, да и вообще программы по русскому телевидению были интереснее – круглые столы, обсуждения, а сейчас их перестали передавать). Их ответы по этому делу неадекватны, они меня глубоко разочаровывают, к сожалению. Я не буду называть имена.

– Они известны. И понятно, кого вы имеете в виду. В 2007-м году Русская православная церковь за границей и РПЦ объединились, и сейчас это одна церковь. Нет каких-то способов донести это отношение до патриарха, до его окружения? Есть ли какие-то способы воздействовать на них?

– Нам воздействовать? Я думаю, что мы не будем публично призывать патриарха помиловать или взывать к его совести. Я думаю, что это должен делать человек на его уровне. И я надеюсь, что наш митрополит Иларион, который был недавно в Москве, говорил на эту тему. Я этого не знаю, но надеюсь.

Во всяком случае я, как священник столичного прихода, говорю вам, что меня глубоко смущает отношение церкви к этому делу, хотя, повторю, что поступок этих девчонок глубоко безнравственен. У меня есть подписка на Google – ко мне на компьютер приходит все, что касается русского православия, и я вижу, что и средства массовой информации, и блогеры только об этом и говорят. А какие это темы? Квартира патриарха, освящение храма ФСБ патриархом, вот и все. При этом я знаю, что в России идет духовная жизнь, есть много самоотверженных пастырей, священников, верующих по всей стране, но на это никто не обращает внимания, потому что все затмили скандалы. Я не хочу сказать, что церковь придумала эти скандалы, но как-то она утратила контроль над ситуацией. Чем это объяснить, я не знаю. Но в конце концов, после восьмидесяти лет безбожия, может, это все – болезни роста? Может, стоит ожидать, что иерархи и пастыри будут делать ошибки на пути развития? Но хочется надеяться, что мы признаем это ошибками и их исправим.

– Я хотела задать этот вопрос вам, как человеку, который прожил на Западе всю жизнь. Сейчас многие размышляют о том, что было бы, если бы то же самое случилось не в России. Какое бы наказание следовало бы в Америке?

– Я слышал, что в Калифорнии есть закон, который наказывает за подобный акт годом тюрьмы. Они могут условное наказание сделать, заставить человека пойти прибирать в церкви, ухаживать за бомжами.

 – Год – максимум?

– Да. Хорошо было бы найти закон, процитировать его, но вот это – в Калифорнии, прогрессивном штате, а как в других штатах – не знаю.

– Вы с подобным не сталкивались?

– Слава Богу, нет.

Если подросток провинился в чем-то, управлял машиной без прав, вытворял хулиганства, то судья обычно приговаривает к 48 часам общественных служений. И, если это ребенок моих прихожан, я предлагаю им, чтобы он поработал у нас в храме. Он помогает убирать, чистить, а я пишу письмо, что он отработал у нас в храме, и это принимается.

– Принимается государством, вы имеете в виду?

– Да, и это хорошо. Ребенок приносит пользу обществу, возвращает ему свой долг в храме, святом месте, которое имеет определенное воздействие.

– Но официальной позиции Русской православной церкви за границей по поводу этой ситуации нет?

– Да, нет. Большевики после революции каждый день разрушали, оскверняли храмы. А что могла русская церковь с этим сделать?

Я надеюсь, после этого случая выработают. Да и само государство, может, тоже, примет какие-то законы, ведь статьи – довольно жестокие, неадекватные тоже...

Мне кажется, что в храм Христа Спасителя небезопасно сейчас заходить, он стал средоточием экстремистов каких-то. Честное слово! После выходки этих девчонок, как во всяком крупном городе, это привлекает странных людей – повторить, подражать.

– В Севастополе вчера уже пытались.

– Ну вот видите. Это как во время массовых убийств в Америке, когда люди боятся, что кто-то захочет скопировать убийства.

– Я нашла цитату. Епископ Ишимской и Сибирской епархии Никон назвал нынешний судебный процесс «результатом сращивания иерархии Московского патриархата и государства». Вы также это оцениваете?

– Я не могу заявить так категорично, как он.

Я родился на Западе, и мне очень нравится наша система. Я чувствую себя хорошо, правительство на меня не давит. В свое время как сотрудник «Голоса Америки» я мог быть с протестующими рядом с Белым домом, протестовать против бомбежки Америкой Югославии в 99-м году и совершенно не бояться, что меня уволят.

Мы молимся тут, многие американцы принимают православие, и это – лучше всего. А когда церковь чрезмерно близка государству, всегда есть много искушений. Церковь должна быть совестью народа, она должна обладать правом говорить свободно, не оглядываясь по сторонам, не зависеть от чиновников. Боюсь, что в России, к сожалению, присутствует обратное. Мне это не нравится.

– Такое ощущение, что православие становится инструментом политики.

– Возможно. Я надеюсь, что опомнятся и не допустят этого.

Одна из причин этого – в том, что церковь считает, что государство должно вернуть утраченное. Нынешнее государство считает себя правопреемником советского, которое все разрушило, и церковь хочет, чтобы государство восстановило утраченное. А дальше что? Не знаю. Повторю, я не живу там, но я, конечно, интересуюсь и болею за Россию, даже за российских спортсменов сейчас болею, как ни странно. Но меня не устраивает, и я очень надеюсь, что будут внесены в отношения между церковью и государством какие-то коррективы.

– Но, наверное, такого отделения церкви от государства, как в Америке, не будет?

– Наверное, не будет. Наверное. Я надеюсь, что система хотя бы будет похожа на ту, которая есть в некоторых европейских странах, хотя бы на вот таком формальном уровне, как в Финляндии. Там официальные религии – лютеранство и православие, и государство не вмешивается, но какие-то привилегии даются. А куда деваться? Русская церковь как-никак церковь с тысячелетней историей, и в русской жизни она, безусловно, играет роль церкви, создавшей русскую культуру, государственность. Она должна иметь какие-то привилегии.

– Вы наверняка встречались с государственными чиновниками в течение жизни. Как эти контакты складывались у вас? Как к вам относятся?

– С большим почтением, с уважением. Когда Рейган был президентом, я был приглашен неофициальным советником по делам религии в Советском Союзе, это было чисто почетное звание. То, что уделили православной церкви внимание, говорит о глубоком уважении, которое американское государство имеет к церкви.

Конечно, у нас тоже есть проблемы, много вопросов социального характера – вопрос однополых браков, гомосексуализма, это обсуждается. Но меня не могут заставить совершать такие браки, это – внутрицерковное дело. Если я откажусь совершить такой брак, у моего прихода не отнимут специальный налоговый статус (мы освобождены от подоходного налога), я буду открыто выступать, и никто меня преследовать за это не будет. В Америке это отделение – подлинное, конституционное, и оно свято охраняется.

– А вам приходилось отказывать в совершении подобных браков?

– Нет. Слава Богу, не было.

– Но, скорее...

– Не будет.

– Если к вам придут, вы откажете, вы это имеете в виду?

– Если ко мне придут православные люди того же пола, я объясню, что это совершенно неприемлемо с нашей точки зрения, и вы не можете считать себя православными христианами и вступать в такой брак. Просто и ясно.

– Но тогда будет широкая дискуссия на эту тему.

– Мое дело как священника – поговорить по душам с людьми. Если кто-то придет, я не собираюсь устраивать скандал, я просто объясню нашу точку зрения.

– Это один из конфликтов, который заложен в американской системе. А есть еще конфликты, которые сейчас обнажены? Как их общество преодолевает?

– Вопрос абортов – это серьезный общественный разговор. И хотя Верховный суд постановил, что женщина имеет на аборт конституционное право, но общество продолжает обсуждать это очень живо. И половина американцев против этого, причем, они исходят из нравственных, религиозных побуждений, и этот вопрос далеко не решен. Скоро пройдут выборы. Республиканец Ромни выступает определенно против разрешения абортов, а либерал Обама – определенно за. Этот вопрос тоже будет фигурировать во время кампании, хотя главный ее вопрос – экономический. И, когда он будет разрешен, вопрос про аборты снова всплывет, как важный общественный вопрос.

– Последний вопрос. Девушек, скорее всего, посадят. Что дальше?

– Я как церковный человек считаю, что церковь должна за них заступиться, церковь должна стать печальницей, но не нужно оправдывать, естественно, их поступок. Мое мнение, что церковь должна требовать их освобождения или иного наказания. Другие священники могут с этим не согласиться, но, думаю, что большинство священников вам скажет, что наказывать так жестоко нельзя, это абсолютно неадекватно. Мы должны быть милосердными, не забывать Христово учение, а Христос с креста говорил: «Господи, прости, не ведают, что творят», о распинателях так говорил. А иначе что же, мы – язычники?

***
2.08.2012
Наталия Ростова

Наталия Ростова находится в США благодаря программе имени Галины Старовойтовой при Институте Кеннана.

SLON

В чем разница между нами и первыми христианами? Что Христос обещает тем, кто последовал за Ним? Кто сейчас представляет реальную угрозу Церкви? На эти и другие вопросы отвечает архиепископ Гродненский Артемий.

- Ваше Высокопреосвященство, вся Церковь недавно отмечала день Крещения Руси. Что получили наши народы, решившись более чем 1000 лет назад следовать за Христом?

Мы все получили возможность усыновления Богу. Другими словами, мы получили возможность спасения. Но спасение сегодня часто понимается совсем не по-христиански. Крещение отнюдь не сулит избавление от трудностей, неприятностей, не обещает государственное процветание. Христос нигде в Евангелии не обещает нам комфорта, сытости, стабильности и спокойствия.

Парадокс, но самым верным Своим ученикам Он обещает самые страшные мучения. Он говорит, что всех, решившихся следовать за Ним, ждут проблемы. Поэтому все те, кто надеются с принятием Христа начать жить как в сказке, вынуждены будут разочароваться. Христианство — это самая дискомфортная, самая неудобная для человека религия.

Но в этом нет ничего печального или мрачного. Мрачным все это кажется только для тех, кто хоть и крестился, но все еще остался в прежней системе ценностей. Настоящие же христиане никогда не испытывали горя от всех тех гонений, которые на них обрушивались. Наоборот, они шли на них как на праздник, с улыбкой и сердечным весельем.

Казнят одного христианина – прибегает другой и просит его тоже казнить. Удивительно! Для обычного сознания это невероятно, это вопиющий абсурд. Но христианство как раз таки и принесло это новое сознание. Христианство принесло в мир невероятную свободу.

Тот комфорт, который все так ищут сегодня, в конечном счете, превращает человека в раба. Он ужасно боится с ним расстаться и пойдет на все, чтобы этого не случилось. Христианина же невозможно ничем напугать. Это самый неуправляемый человек в хорошем смысле этого слова. Людьми обычно управляют, играя на их ценностях. Но у христиан только одна Ценность, которую никто у них не отнимет – это Сам Христос.

В моей жизни было множество паломнических поездок, но самое глубокое впечатление оставил Рим. Правда, не собор св. Петра, а древние римские катакомбы. Помню, как гид говорил, что эти пещеры простираются на расстояние 600 километров. Только представьте: 600 километров гробов всех тех, кто отдал свои жизни за Христа!

А сегодня христиане, наоборот, очень часто ищут какого-то земного благополучия, требуют к себе уважения и почета. Мы ставим свечи, вычитываем целиком молитвословы, чтобы «все было хорошо». Вся эта атрибутика, исполнение всех этих предписаний видится нами как некий гарант защищенности от жизненных проблем.

Это очень успокаивает, я бы даже сказал, убаюкивает. И под эти елейно-заунывные песнопения наша совесть потихоньку засыпает и забывает, что христианство — это постоянное напряжение, постоянная работа над собой, за которую никто внешний не похвалит.

С этой ситуацией нужно что-то делать. Конечно, второго крещения, как и второго рождения, не бывает. Зато бывает реанимация, когда человек оказывается в критической ситуации между жизни и смертью и в ходе оперативных действий врачей вновь возвращается к нормальному состоянию.

- А как Вы оцениваете жизнь Церкви последних 20-ти лет? Реанимация после серьезной болезни общества коммунизмом удалась?

Я не думаю, что этот процесс завершен, и сегодня уже можно давать какие-то глобальные оценки этим двум десятилетиям как пройденному этапу возрождения. Мы скорее находимся в ситуации, когда для анализа следует собирать оперативную информацию, чтобы скорректировать свой план действий. Ведь, если уж оставаться в рамках этой метафоры, то, несмотря на множество положительных моментов, на сегодняшний день у «пациента» наблюдается и ряд осложнений.

И, в первую очередь, они связаны все с той же блаженной успокоенностью христиан, о которой я уже говорил. Прекращение гонений на Церковь, ее выход из подполья ее же во многом и расслабил. Многие священники забыли, что они являются в первую очередь пастырями, а не требоисполнителями.

Многие миряне забыли, что Церковь — это нечто большее, чем «бюро ритуальных услуг», что все то, о чем мы так усердно ставим свечи — здоровье, благополучие, деньги, успех и т.д. – все это не является ценностью для христианина, и ничего из этого нам не обещал Христос.

В конечном итоге это способствует тому, что религия уже воспринимается не как живое общение с Богом, но либо как часть культуры, либо как национальная идея. Нечто подобное было накануне революции. Если христиане не могут сами поддерживать себя в трезвении, им это помогают сделать более радикальными способами.

Вот об этой трезвости нам следует позаботиться. А точнее, уже новому поколению священников и самих христиан. Пусть их будет немного, пусть в каждом городе их будет хотя бы 12, но настоящих христиан, и этой закваски будет достаточно чтобы поднять все тесто.

- Владыка, не секрет, что в обществе сегодня развернута широкая антицерковная кампания. Как на это реагировать? Как с этим бороться христианам?

Во-первых, не секрет, что эта кампания развернута далеко не сегодня, а с самого момента рождения Церкви. И масштаб ее намного более эпичен, нежели беснование у алтаря четырех девиц.

У нас в Церкви своих проблем хватает помимо плясок на амвоне. Эти девочки просто пустое место по сравнению с нашими собственными церковными кликушами. И вот как раз о них никто не говорит, хотя они разрушают Церковь изнутри.

Они приходят и говорят, что архиерей — это никто, что он не настоящий, батюшка тоже не такой, и вообще в церковь нельзя ходить. В конечном итоге они находят себе «старичка» и вместе с ним смущают нормальных, адекватных верующих.

Вот это проблема. А с этими девушками нет проблем. Здесь все ясно, все на ладони. Они просто хотели показать себя. Герострат тоже сжег храм Артемиды, но не потому, что он был ярым противником язычества, а ради славы. Мне даже самого себя порой приходится одергивать, когда я пытаюсь что-либо сделать для Церкви: главная мысль у меня какая — самовыражение или реальная польза моей Церкви?

И этим девочкам таким специфическим способом тоже захотелось самовыразиться. Поэтому и реакция на них однозначная – отрицательная. А вот с этими кликушами не все так просто. Они все-таки действуют от имени Церкви, как бы во благо. И этот подвох не каждый разгадает.

Что же касается информационной шумихи последних месяцев, то всем нужно помнить, что Церковь — это не только епископы и священники. Церковь — это все христиане. Поэтому когда ругают Церковь, ругают не просто бородатых людей в рясах, а каждого христианина. И, следовательно, ответственны за это тоже все вместе.

Будет весьма удивительным, если те, кто называют себя православными, станут просто сидеть перед телевизором и сетовать: «Где же наша иерархия? Пускай бы хоть кто-нибудь высказался».

Кто такой епископ? Это просто надзиратель, не более. Он может как-то тактически управлять ситуацией, но сами христиане должны быть активны. Ну а то, каким образом мы должны отвечать на все эти выпады, хорошо известно всем нам из Евангелия. И мне к этому нечего добавить.

31 июля, 2012 

Беседовал Дмитрий Павлюкевич

ПравМир

Справка Артемий, архиепископ Гродненский и Волковысский (Кищенко Александр Анатольевич) Дата рождения: 25 апреля 1952 г Страна юрисдикции: Белоруссия Дата хиротонии: 4 февраля 1996 г. Дата пострига: 3 января 1996 г. День ангела: 2 ноября Биография

Митрополит Иоанникий Двадцать три года назад коленопреклоненно стоял я у престола луганского кафедрального собора. На моей главе лежали благословляющие и утверждающие руки владыки Иоанникия. С этого момента начался иной отсчет времени, иная жизнь… Епархиальное управление тогда еще Донецкой и Ворошиловградской епархии состояло из одного небольшого здания, непонятным образом вмещавшего и епископские покои, и приемную, и кабинет секретаря, и бухгалтерию. Импозантный особняк, хотя и находился в старом купеческом районе Луганска, к началу 90-х годов прошлого века выглядел заброшенным, унылым и по-мещански неказистым. Во дворе центра всего православного Донбасса, за железными воротами,  напротив владычных «хором», тянулся длинный сарай под гордой вывеской «Епархиальный склад». Еще одно продолговатое строение как бы дописывало в епархиальном дворе незавершенную букву «П». Оно вмещало в себе комнатку для приезжих, квартиру епархиального секретаря и гараж, в котором гордо возвышался черный «ЗИЛ» времен раннего Хрущева или позднего Сталина. На содержание этого железного коня  уходила значительная часть епархиального бюджета, ибо он вечно требовал ремонта и крайне неэкономно пожирал топливо. Вот и все управление… …на крыльце которого в те, первые, годы возрождающейся Церкви вполне бы уместилось все священство двух областей и еще осталось бы место для регентов, алтарников и псаломщиц. Владыка, носивший титул Донецкого и Ворошиловградского, больше все же полюбил патриархальный Луганск[1]. Полумиллионный город оставался в тени юзовских, горловских и макеевских терриконов, промышленности и современности, но все же географически возвышался над оставшимися приходами, вынесшими лихолетья гонений 60-х годов и десятилетия государственного презрения остальных времен развитого социализма. В Луганске был много претерпевший, но выстоявший Петропавловский собор, который, как тогда казалось, и стал главным аргументом в выборе епархиального центра. Но, скорее всего, владыка уже тогда знал, что не пройдет и двух лет, как вторая кафедра станет – первой. Так и случилось. Городу Луганску вернули его исконное имя, а затем образовалась новая церковная административная единица: Луганская и Старобельская епархия. Случайностей, как известно, не бывает. Но до дня нынешнего удивительна последовательность событий, приведшая меня к владыке Иоанникию… Все началось с аввы Дорофея. Вернее, с его книги «Душеполезные поучения» Эта книга, выпущенная в Оптиной Пустыни большим тиражом, стала началом возрождения издательской деятельности Церкви. Даже Троице-Сергиева Лавра не могла в то время выпустить достаточно увесистый томик святоотеческих поучений. Опасались издатели, что переменится погода за кремлевской брусчаткой… Именно за  «Душеполезными поучениями» и заехал в Оптину епархиальный секретарь из Луганска. Оставшись в монастыре на раннюю Литургию, он ночевал в издательском отделе, где в то время трудился и я. Утром, после службы, загрузили мы машину секретаря архиерейского книгами, а он возьми и скажи:–  Ты бы ехал к нам. Священники нынче нужны. Духовник мой монастырский был рядышком и все слышал. Он же и ответил: – Приедет. И я поехал. По благословению. Владык до этого времени я видел немного, да и тех – издали… Но нагоняй от брянского архиерея уже успел получить, когда, разволновавшись, назвал его по телефону «батюшкой». Поэтому, стоя в кабинете епархиального секретаря, с тревогой и боязнью ждал, когда откроется дверь и выйдет строгий епископ двух областей. Секретарь успокаивал, но его слова не уменьшали дрожь в коленках и сухость во рту. Дверь в кабинет архиерея была высокая, двухстворчатая. Владыка приоткрыл ее немного, с улыбкой посмотрел на меня, затем распахнул и вторую створку и жестом пригласил: – Ну, заходите, заходите… Дальше не помню. Ни как брал благословение, ни как отвечал на вопросы. Страх прошел практически сразу. Да он и не мог не пройти, потому что архиерей смотрел на меня внимательно, с любовью и легкой лукавинкой, чуть прищурив глаза… По-отечески! Запомнились лишь вопросы о матушке, да где учился и чем занимался. Затем, усадив меня на стул, владыка что-то негромко сказал секретарю. Тот вышел, а я остался в архиерейском кабинете. Так просидел часа полтора. Владыка в это время беседовал с заходящими, звонил куда-то, вызывал кого-то… В какой-то момент даже подумалось, что обо мне забыли. Зря я так решил. Вошла женщина, взяла у архиерея благословение, а потом вынула матерчатый метр и стала меня обмеривать… Оказывается, пока я в кабинете архиерейском восседал, уже съездили за портнихой, которая, как благословил епископ, должна была «быстренько» пошить мне подрясник. Потому что именно в ближайшую субботу, в день небесного покровителя владыки – преподобного Иоанникия Великого, меня будут рукополагать в сан диаконский… Это была первая встреча с моим архиереем Время идет быстро. От Рождества до Покрова с каждым прожитым годом дни все короче. Мы, вольно или невольно, делим временные отрезки своей жизни на этапы, и, слава Богу, что вехами моего земного бытия, как, впрочем, и бытия каждого священника, являются те моменты и события, где обязательно присутствует архиерей. Несказанно изменилась за эти годы епархия. Вернее, ее уже нет, той прежней «Луганской и Старобельской», потому что за два десятка лет вознесли к небу свои купола сотни новых храмов, появились четыре обители монастырские, три духовных училища… Вот и решил Синод преобразовать ее в митрополию, а затем создать на этой территории еще одну епархию – Северодонецкую. Еще один кафедральный Свято-Владимирский собор, Богословский университет, духовные училища, Свято-Предтеченский монастырь, десятки новых величественных храмов и сотни приходов, попечительство о бедных, больных и заключенных, многочисленные социальные и просветительские проекты, нескончаемые приемы посетителей с вопросами важными и обычными, воспитание священства и еженедельные поездки по области, службы, беседы, встречи. Все это – обычная повседневность для нашего владыки. Перечислять свершения можно много и долго, но каждое дело и всякая молитва начало берут с благословения владыки. Да и все мы, кто пред престолом Божиим «Святая святым» возносит, с него же путь свой пастырский начинали. Часто спрашивают: «Строгий ли у вас архиерей?» Мне, да и, наверное, большинству епархиальных священников ответить на этот вопрос непросто, потому что ответ парадоксален. Абракадабра какая-то выходит. Оксюморон. Единство противоположностей. Ответ звучит так: – Строгий, но добрый. Объяснить, как сочетаются отеческая доброта и архиерейская строгость по отношению к более чем трем сотням клириков, можно лишь тем, что владыка, имея феноменальную память и держа в уме информацию обо всех и каждом, обладает бесконечной любовью… Это не громкие слова и не попытка лести. Отнюдь. После более чем двух десятков лет священства становится очевидно: никакого другого способа удержать в единстве и истине столь разных по мировоззрению, уму и образованию служителей Церкви, кроме любви, нет. Причем это не любовь «в общем», не «любовь» сильных мира сего, которые любят всех, не зная никого. Здесь иное. Христово. Одна овечка в стаде заблудилась, и на нее архиерей силы тратит: о ней молится и беспокоится. А кто заботы архиерейские сосчитает? Есть ли что-то в нашем церковном бытии, о чем не нужно заботиться владыке, о чем не надо печалиться? Добавьте сюда еще дела государственные, представительские, попечительские. Не перечесть. На каждой службе мы молимся о священноначалии, понимаем, что без него корабль наш церковный к доброму берегу не пристанет, что житейские мудрования и страсти не туда могут его привести. Именно поэтому отношение к владыке особое, ведь он всегда подскажет, поправит, а если надобно, то и отечески пожурит.     Двадцать три года назад коленопреклоненно стоял я у престола луганского кафедрального собора. На моей главе лежали благословляющие и утверждающие руки владыки Иоанникия. С этого момента начался иной отсчет времени, иная жизнь… ----------------------------- [1] Город Луганск с 1935 по 1958 гг. и с 1970 по 1990 гг. носил название Ворошиловград. 2012-06-27 Протоиерей Александр Авдюгин Православие в Украине

17 июля Русская Православная Церковь празднует память священномученика Димитрия (Казанского). Священномученик Димитрий родился в 1884 году в селе Полтево Ярославской губернии в семье диакона Григория Казанского. По окончании Ярославской духовной семинарии он был рукоположен во священника и направлен служить в Преображенский Севастиановский монастырь в Пошехонском уезде Ярославской губернии. С монахинями у него сложились прекрасные отношения, многие оценили его как высокодуховного пастыря и впоследствии, когда монастырь был закрыт, перебрались жить к нему на приход.

В 1915 году отец Димитрий был направлен служить в храм в Пошехонье, а в 1928 году — в село Белое и назначен благочинным. Поскольку обновленчество, поддерживаемое властями, продолжало составлять некоторую угрозу для Православной Церкви, отец Димитрий написал небольшую работу с разбором обновленческих заблуждений, предназначая ее для священников благочиния.

В первых числах ноября 1929 года местная ячейка Союза воинствующих безбожников развернула в селе Белое кампанию по закрытию церкви. Отец Димитрий отправился вместе с церковной старостой по домам прихожан и собрал подписи семисот человек, протестующих против закрытия храма.

ОГПУ стало допрашивать свидетелей в дни коммунистических праздников 7 и 8 ноября, что само собой оказывало на них давление, — слишком живо было воспоминание о принесенных во время революции жертвах, слишком легко было оказаться присоединенным к числу этих жертв. Первым был допрошен коммунист, приехавший из города организовывать колхоз. Он показал следователю, что местный священник отличается хорошим поведением, не пьет, трудолюбив и говорит отличные проповеди, в которых утверждает, что власть хочет отобрать у православных здание храма для колхоза. Люди, слушая эти речи, стали идти против колхоза и даже настраивали своих детей- комсомольцев, и те также не шли в колхоз.

Был допрошен бывший председатель приходского совета, который сказал, что отец Димитрий обладает большим авторитетом, и поскольку он сам проводил регистрацию верующих, то кто и хотел бы отказаться от храма, не мог этого сделать.

Многие подвижники, жившие в начале ХХ столетия, вглядываясь в события надвигающегося века, предполагали наступление вслед за ним Страшного суда. Это был век, в котором выявились и высокое мужество, и верность Христу и Его заповедям, и крайнее малодушие. Люди иногда отказывались от своих родителей лишь потому, что те были священнослужителями. Один из таких сыновей лихого ХХ века и стал свидетелем против отца Димитрия. Вызванный на допрос, он рассказал, что по многим селам и деревням Союз воинствующих безбожников провел кампанию, добиваясь отказа верующих от церкви в селе Белое и передачи ее под клуб. Но встретил яростный отпор со стороны населения. Одной из причин этого является позиция священника Казанского, который ведет активную религиозную пропаганду, настраивая население антисоветски.

Против отца Димитрия выступил и служивший вместе с ним диакон, который вполне подтвердил общее мнение, что священник Димитрий Казанский является очень ревностным пастырем, и его многие почитают как праведника; к нему приезжает много монахинь даже из дальних монастырей, некоторые сравнивают его с отцом Иоанном Кронштадтским. Будучи ярым староцерковником, священник не может примириться с советской властью и всячески старается вооружить против нее население. Он часто произносит проповеди, в которых заявляет, что началось гонение на веру, и, являясь благочинным, оказывает большое влияние на духовенство. Диакон сказал, что искренне раскаивается, что служил вместе со священниками и им поддакивал, но это было только потому, что он был от них материально зависим. «Я готов, — заявил он, — порвать со служением, убедившись, что Церковь служит прикрытием контрреволюционных элементов. Показания мои верны, правильны, в чем и расписываюсь».

9 ноября 1929 года отец Димитрий был арестован и после допросов, во время которых он виновным себя не признал, был заключен в тюрьму в городе Рыбинске. В обвинительном заключении следователь написал об отце Димитрии, что тот виновен в том, что объединил вокруг себя все антисоветские элементы, женщин-фанатичек, монахинь, создал себе авторитет святого, второго Иоанна Кронштадтского, рассылал по приходам воззвания, в которых указывал на каноническую разницу между обновленцами и православными, при обыске у него обнаружены послание патриарха Тихона, письмо епископа Угличского Серафима, копии его собственных воззваний, которые он, как благочинный, распространял, по его словам, руководствуясь своими убеждениями и не придавая им политического значения.

3 января 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила священника к пяти годам заключения в концлагере. В конце января он был отправлен этапом в концлагерь, находившийся в городе Котлас.

По возвращении в 1934 году из концлагеря отец Димитрий поселился в Пошехонье, где жила его семья; здоровье его за время заключения оказалось сильно подорванным, однако он не мог не служить и в том же году направился к митрополиту Ярославскому Павлу (Борисовскому) с просьбой направить его на приход. Митрополит Павел благословил его служить в одном из храмов в Ярославле, а жить с ним в одном доме. В Ярославле отец Димитрий прослужил полтора месяца, а затем, узнав, что есть свободное место священника в одном из храмов в городе Любим, просил митрополита направить его туда, на что получил благословение и уехал в Любим.

5 марта 1937 года отец Димитрий был вновь арестован и допрошен, но виновным себя ни в чем не признал, а на вопросы следователя, с кем встречался и о чем говорил, отвечал, что не помнит.

12 апреля следствие было закончено. Отец Димитрий был обвинен, в частности, в том, что хранил контрреволюционную монархическую литературу с контрреволюционным провокационным содержанием. Под литературой власти имели в виду письмо, полученное им из Тутаева от его друга-пастыря еще в 1934 году, сразу после возвращения отца Димитрия из заключения:

«Милый и дорогой отец Димитрий Григорьевич! — писал тот. — Получил Вашу дорогую весточку, спасибо Вам за добрые отношения и память. Да, у Вас вышла неладиха! Что делать, мир! Просит свое и требует как бы законное... дело уладится, смотреть и думать надо по-Божьи, дело пастырей было и будет всегда под особым попечительством Промысла и Его святой воли и управления. Люди свое, а Бог свое, что Ему угодно, в мире человеческие одни произволы и грехи... Вы и сами прекрасно руководитесь указанием и добрым желанием, которое приятно Господу. Зреть Его лицом и беседовать во святыни и правде!.. Запаситесь пока добрым настроением, в чем вам помощником будет святой Ангел Хранитель! Оставьте все свои планы и предположения на волю и милость Божию!».

15 августа 1937 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило отца Димитрия к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Димитрий Казанский скончался в заключении 17 июля 1942 года и был погребен в безвестной могиле. 

ФОМА

12 июня исполняется 15 лет со дня смерти русского поэта, композитора, литератора, прозаика и сценариста Булата Окуджавы. Он оставил миру около двухсот авторских и эстрадных песен, написанных на собственные стихи.

Перед самой смертью Булат Шалвович был крещён с именем Иоанн. Вечная ему память!

Каждый пишет, как он слышит. Каждый слышит, как он дышит. Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…

Так природа захотела. Почему? Не наше дело. Для чего? Не нам судить.

Булат Окуджава о себе

- Я родился в 24-м году, 9 мая, у Грауэрмана, на Арбате. Первая моя квартира — дом 43. Квартира на 4-м этаже, средних размеров по коммунальным масштабам, 5 соседей. Раньше это была квартира фабриканта Каневского, нэпмана. После нэпа он был директором своей же фабрички. А потом уехал во Францию с семьей.

Отец мой был прислан в комакадемию из Грузии учиться. На Арбате ему дали две маленькие комнатки в той коммуналке. И мать жила с нами. После моего рождения отца отправили обратно на Кавказ. Он продолжал работать комиссаром грузинской дивизии. А мама работала в аппарате горкома партии, здесь.

А потом пришло время мне учиться. И меня отправили в Тбилиси, где я поступил в первый класс. Это был такой странный первый класс, где были экзамены — по-русски. На экзамене каждому давали табличку, на табличке был нарисован лабиринт. В центре лабиринта — колбаса, а снаружи мышка, нужно было найти кратчайший путь до колбасы. О Пушкине мы не слышали ничего, Пушкин не существовал, Лермонтов не существовал, Толстой не существовал. Все они были помещики.

Потом отец работал уже секретарем Тбилисского горкома партии. У него были нелады с Берия, очень серьезные. И дошло до того, что отец мой поехал в Крым, к Серго Орджоникидзе, и попросил направить его на работу в Россию, потому что в Грузии он работать не мог. И Серго отправил его на Урал. Парторгом ЦК на вновь строящийся в первой или второй пятилетке вагоностроительный завод.

Вот в 32-м году отец отправился на Урал — там еще была дикая тайга и несколько бараков. А потом выписал и нас. Я жил там, учился, до ареста отца. До февраля 37-го года.

Мы вернулись в Москву. Опять в эти же две комнаты. Мать, конечно, исключили из партии тут же. Она устроилась кассиром в какую-то артель. И занималась тем, что в свободное время бегала, добивалась приема у Берия, чтобы сказать ему: ты же знал его по работе, он не может быть троцкистом или английским шпионом. Она добивалась, добивалась до тех пор, пока не пришли однажды ночью и не забрали ее тоже.

Я остался с бабушкой. В это время был уже брат. Он родился в 34-м году. Жили мы впроголодь. Страшно совершенно. Учился я плохо.

- Вы ощущали себя сыном врагов народа?

- Я испытывал это на себе ежечасно, во всех смыслах. Но я считал, что это ошибка. Я был очень политический мальчик. И я знал, что мои родители такие коммунисты, каких не бывает вообще в природе. Произошла ошибка какая-то. И когда это до Сталина дойдет, он все исправит.

Семью Окуджавы «выкашивал» террор 30-х годов. И, словно бы вопреки этой трагедии, в подростке, а затем юноше Булате рождаются жажда добра и надежда. Это была милость Божия, конечно же, незаметная и не до конца осознанная. Бог действует в мире и в каждом человеке, если Он посеял в нём жажду добра и сострадания.

[ Читать дальше ]

Вот комната эта — храни её Бог! - Мой дом, мою крепость и волю. Четыре стены, потолок и порог, И тень моя с хлебом и солью.

И в комнате этой ночною порой Я к жизни иной прикасаюсь. Но в комнате этой, отнюдь не герой, Я плачу, молюсь и спасаюсь.

В ней всё соразмерно желаньям моим - То облик берлоги, то храма,- В ней жизнь моя тает, густая, как дым, Короткая, как телеграмма.

Пока вы возносите небу хвалу, Пока ускоряете время, Меня приглашает фортуна к столу Нести своё сладкое бремя…

Покуда по свету разносит молва, Что будто я зло низвергаю, Я просто слагаю слова и слова И чувства свои излагаю.

Судьба и перо, по бумаге шурша, Стараются, лезут из кожи. Растрачены силы, сгорает душа, А там, за окошком, всё то же.

ПравМир

Вечная ему память!