Расскажу вам одну
поучительную историю, имевшую место быть в одной из украинских тюрем в середине
90х. Тюрьма была исполнительная, но также выполняла функцию СИЗО. Демократия с
ноги выбила двери в исправительные учреждения, установив ещё более жёсткие
рамки для содержания преступивших закон. После жестокого подавления бунтА эта тюрьма стала показателем дисциплины
и беспредела среди самих осужденных и ментов. Этот рассказ написан по мотивам «баек
с той стороны», моего старого знакомого, осужденного в 94 году к пятилетнему
сроку, с отбыванием в учреждении исполнения наказания усиленного режима.
- Ты зря отдал маклёвые
шмотки, развели тебя шо фраера… На тюрьме, по одёжке встречают в хате, ежели у
тебя нет репутации жулика, - охотно поведал старый рецык на этапе.
Приличная одёжа была
отдана «на суд». По словам жигана с хитрыми глазами, судья может скостить срок,
глядя на презентабельный вид подсудимого. Таким образом, рваные треники и
растянутый турецкий свитер украсили нашего бродягу. По простоте душевной - в
торбе: зубная щётка и «трусы, майка, фуфайка».
Хата общего режима на
34 спальных места на «четвёртом главном» (был ещё третий главный, второй и
первый - этажи основного корпуса, а так же «вилки» - вспомогательные корпуса –
северная, средняя и южная - это была сложная архитектурная комбинация камер,
коридоров, корпусов и переходов, разделённых стальными решками – без окон и
множеством дверей) была по сути кумовской клоакой по выколачиванию явок и нужной
для следствия оперативной информации, поскольку наш удалец был не так прост каким
казался - имел тёмные мутные пробелы, не выясненные в ходе следствия - материальные
ценности, так и не найденные при задержании. Посему прессхата «шо пашня за
колхозом» была определена кумом при распределении этапа. Рулил хатой армян, находящийся под следствием уже
четвёртый год за экономические преступления против государства и местной
братвы, поэтому самым безопасным местом на планете для него была камера на
четвёртом этаже центрального корпуса. Он без проблем ходил по СИЗО, здоровался
за руку с попкарями (коридорные надзиратели), и по сути, делал что хотел, чтобы нарыть явки с повинной для
опера, который курировал следственный изолятор. Его окружали пять торпед-семейников,
огромных наглых, подпоясанных ломом жлобов… они сыто ели, много спали, добывали
инфу и в лагерь к злым матёрым уголовникам не торопились.
411-я с металлическим
лязгом поглотила нашего бедолагу, серые двери, словно стальные зубы, сомкнулись
за спиной одинокой фигуры в рваном растянутом прикиде с тощей торбой в руках. Встречают
по одёжке и рекомендациям кума… поэтому шнырь, шестёрка руля, брезгливо
определил его в левую сторону хаты.
Сразу за дверями и
решёткой (на пороге белое вафельное полотенце, словно
пригласительный в другой мир, со своими
законами и понятиями) начинался «продол», увенчанный «общаком» - стальной,
забетонированной в пол конструкцией для еды – проще: стол и лавки для приёма
пищи. Направо от входа у стены находился маленький металлический столик с
электророзетками, в углу камеры была огороженная «дючка», дальше, вдоль стены
перпендикулярно входу располагались семь пар двухъярусных нар, сваренных из
металлической полосы и сверху соединённых воедино, что позволяло разместить
больше зеков. Левая сторона была
зеркальной копией правой, с той разницей, что левая была перенаселена, одна
нара на двоих - обиталище серой массы «чертей», правую - занимали «белые» члены
первой семьи. Стандартные вопросы: как звать, какую статью вменяют, кем
собираешься жить в условиях социальной изоляции и зловещее обещание
присмотреться поближе особого оптимизма не вызвали. Впереди маячило мрачное,
непредсказуемое будущее, полное угрозы и проблем.
Традиционная проверка
на вшивость: снимаешь свою одежду и предоставляешь к осмотру швы, особенно
трусы - резинка и область паха, самые тёплые места. Две наЕденные колёрованные
залётные воши, нашли себе тихую гавань в швах в области паха… Поэтому,
кустарная прожарка – целлофановый пакет и кипяток, для профилактики, и ещё один
минус в репутации.
…Синее безоблачное небо,
горячий желтый песок, обнажённые красивые бабы в купальниках... да это же
городской пляж. Спящий, но настороженный мозг, фиксировал видения и тактильные
ощущения, настолько яркие и реальные, что на задворках сознания почти не оставалось
места для здесь и сейчас – металлической шконки с матрацем на втором ярусе и
тусклой, горящей днём и ночью жёлтым светом безнадёги, лампочки. Такие яркие
вожделённые видения во сне… солнце и раскалённый песок беспощадно жгли стопы,
очень интенсивное жжение в пальцах… настолько болезненное, что начинаешь бежать…
туда, под деревья, где есть тень и прохладный песочек… С трудом выгребаешь на
поверхность сознания, словно поднимаешься со дна глубокого водоёма…
действительность накрывает неотвратимостью и отчаяньем. На уровне второго яруса
наглые ржущие хари семейников руля, эти засранцы потехи ради устроили «велосипед»
своим сокамерникам (фитильки из газеты
вставляются между пальцев на ногах спящему человеку, затем поджигаются – очень весёлое
и жезнеутверждающее занятие для поржать).
Гнев подёрнул розовым
туманом восприятие, делая предметы переконтрашенными как на испорченном фото,
страх и осознание того, что дальнейшие твои действия определяют весь твой
последующий срок – кем ты будешь сидеть – тварью дрожащей или прямоходящим,
полным самоуважения созданием? Осознание неотвратимости серьёзных испытаний уже
сейчас, через короткий промежуток времени.
- Вы чо, сука, делаете…
твари охреневшие?
- Умри, чепуха, или под
нарой вообще жить будешь, - изрёк здоровенный жлобяра в еврейской кипе на темени.
- Я тебе раз скажу,
больше повторять не буду, чтобы подобных шуток со мной больше не было, -
праведное негодование и понимание того, что сейчас по сути решается судьба на
весь срок, придавало сил.
- Слы, ты не ведись,
пошутили мы, шутка такая у нас. это ведь тюрьма, тут и ужик в жопу может
заползти, так что не придавай большого значения розыгрышу, полезай на пальму и
не высовывайся, мы ещё всерьёз тобой не занимались, - заржал армян, показывая
царственным жестом, что будет дальше - кулак о ладонь.
Решение было принято заранее - к металлическому
столику, рядом с парашей… с понтом закипятить чаю в эмалированном литряке,
киловаттная «собака» (самопальный кипятильник) за бесконечную минуту превратил
воду в клокочущую опасную субстанцию. Кружку в руку за оплетённую ручку,
несколько метров по продолу к общаку и в лицо обидчику…
- Это тоже была шутка,
если вы не поняли, - с облегчением улыбнулся Человек.
Били шо помойное ведро,
сначала зеки, а потом сами мусора… был карцер до следующего этапа. Следующий
приезд с этапа в ту же 411 хату был удачным и спокойным, было удобное место на
первом ярусе с правой стороны и относительный покой, поскольку как рассказали «каторжане»
ару того осудили, а торпед его раскидали по «вилкам». Стало очень даже уютно, так
уютно, что не хотелось уезжать в колонию после суда.
Вот такая история о
брутальных шутках и первом обманчивом впечатлении, не всё является таким как
кажется.