От скольких дней оттолкнутся Чтобы покинуть непомерную боль Чтобы в новой жизни очнуться Где на рану не сыпется соль Отречься от старых поражений, побед Покинуть любимых, я не умею любить Уйти от прошедших и грядущих бед Исчезнув как тень, я начну заново жить Многие скажут - он трус, он сбежал! - Он не смог с этим смирится слабак! От вас только этих слов я и ждал Но вы в моей жизни просто бардак И будет день, и вы ко мне подойдете Заглянув в глаза, не узнав, вы уйдете...

(E. Dushkin)

Не спорь о ней, тебе --её ярмо,
влеки его и, по`том смыв сомненье,
увидь её собор и возрожденье
над крышами обрезанных домов.

Не в силах причаститься, мы порой
уходим, словесами в общность целя,
иль остаёмся при постыдном деле
коль принял нас деляг кипучий рой,

с годами воплощаясь будто в целом,
хвалясь же частью вырванной самим.
(Ах, как же, ожиревший Рим
богат под старость варварским уделом

и памятью о гусях, что спасли...)
Я не о том: ты сам в ней неделим.

Ее глаза на звезды не похожи Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа, И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой, Нельзя сравнить оттенок этих щек. А тело пахнет так, как пахнет тело, Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий, Особенного света на челе. Не знаю я, как шествуют богини, Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли, Кого в сравненьях пышных оболгали.

Перевод С.Маршака

 

Прошло немало лет и много лет проминет

с поры святой, коль я играл с любимой,

чей хладен лик, чудесный, недвижимый,

чьи свЕтлы очи, о, бездонно-дивны.

.

О, возвратись! Слова наполни мvромъ,

взгляни с вершин- и упокоишь взглядом

меня, возьми лучом- я стану ладомъ,

и песни новые сорви мне с лиры.

.

Не знаешь ты, как жду, смиряя душу,

прихода твоего- зари восхода,

в молчаньи чистом нем, тебе послушен.

.

Ну вот, заря с улыбкою восходит-

и рвётся ток минут, что был так скучен.

Горит мой взор, а сердце колобродит.

.............................................................................................................................................

Проходят годы худшей из разлук;

но в памяти моей как сновиденья,

живут любви священные мгновенья,

глаза огромные, прохлада рук...

.

Приди же вновь! Даруй успокоенье!

Твой чистый взгляд спасёт меня от мук;

в его лучах ожившей лиры звук

вновь затрепещет силой вдохновенья.

.

О, ты не знаешь, как тебя я жду,-

склонившую ко мне своё сиянье,

прекрасную и тихую звезду!

.

В душе угаснет целый мир страданья,

когда к улыбке твоей возведу

горящий взор мой, полный ликованья.

 

(Перевод Ю.Александрова)

Оно всю вечность шёпоты лелеет
у бре`гов диких, струями лихими
двудесят тысяч гротов моет-- ими
Гекаты шёпот старческий болеет.

Оно же часто кротком настроеньи
бывает, так что мелкую ракушку
с налёжанного места не порушит,
пусть в небе реет распоследний пленник.

О вы, глаза чьи тяготятся бденьем,
побалуйте их дикостью морскою;
о вы, чьи уши в грохоте застыли
иль перекормлены му`зык тоскою--

сидите возле грота вы в покое,
пока не различите нимфы пенье.

перевод с английского Терджимана Кырымлы    (см. перевод П.Гуреева, погуглите :"Обречены навечно берега Ласкать свой слух под мерный шепот вод, Что синью заполняют каждый грот,..")

On the Sea

It keeps eternal whisperings around
    Desolate shores, and with its mighty swell
    Gluts twice ten thousand caverns; till the spell
Of Hecate leaves them their old shadowy sound.
Often 'tis in such gentle temper found
    That scarcely will the very smallest shell
    Be moved for days from whence it sometime fell,
When last the winds of heaven were unbound.
O ye who have your eyeballs vext and tir'd,
    Feast them upon the wideness of the sea;
        O ye whose ears are dinned with uproar rude,
    Or fed too much with cloying melody -
        Sit ye near some old cavern's mouth and brood
Until ye start, as if the sea nymphs quired.

John Keats

Traurklage des verwuestenen Deutschlandes

Wir sind doch numehr ganz ,ja mehr als ganz verdorben.
Der frechen Voelker Schar ,die rasende Posaun,
Das vom Blut feiste Schwert, die donnernde Kartaun,
Hat alles dies hinweg, was mancher saur erworben.

Die alte Redlichkeit und Tugend ist gestorben,
Die Kirchen sind vorheert, die Starken umgehaun,
Die Jungfraun sind geschaend`, und wo wir hin nur schaun
Ist Feur Pest Mord und Tod. Hier zwischen Schanz und Korben,

Dort zwischen Maur und Stadt, rinnt allzeit frisches Blut.
Dreimal sind schon sechs Jahr, als unser Stroeme Flut
Von so viel Leichen schwer sich langsam fortgedrungen.

Ich schweige noch von dem ,was staerker als der Tod,
Du, Strassburg, weisst es wohl, den grimmen Hungersnot,
Und dass der Seelenschatz gar vielen abgezwungen.

Andreas Gryphius

Мы слишком далеко зашли в пылу разврата.
Оравы наглецов, рычащие тромбоны,
громящая картечь, меч в сале обагрённый-
коль это всё долой, руины нам в расплату.

Былая честь ушла, порядочность погибла.
Повыкошена рать, в соборах -лазареты,
достался девам срам; куда ни глянь, по свету-
чума, насилье, смерть. Здесь каменные глыбы,

там целина полей сочатся свежей кровью.
Уж трижды по` шесть лет, как трупов безголовых
по руслу бытия ,хрустя, течёт поток.

Я помолчу о том, что посильнее смерти.
Ты, Штрассбург, знаешь, как ларцы сердец по-зверски
ужасный глад менял на вырванный кусок.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы