Он никогда не чувствовал себя ни «царём природы», ни «тончайшей из эфемерид», Его интеллект не отличался ни блеском знаний, накопленных в залах библиотек, ни сиянием мудрости, по крупицам собираемой на терниях жизненного пути.
Семён Колосов был заурядным представителем вида двуногих, которые в изобилии появляются на свет как следствие родительского незнания. Школьные годы показались ему серенькой рутиной, сквозь туман которой не сумели пробиться его скрытые способности и дарования, если таковые и имели место. На фоне более успешных и любимых педагогами ровесников его не замечали. В какой – то период ему понравилась музыка. Он даже различал, в каком месте учительница пения брала неправильную ноту. Однако при отборе в музыкальную школу та же учительница заявила, что у Семёна напрочь отсутствует музыкальный слух. В другое время, уже будучи старшеклассником, он начал писать стихи. Рождаясь в его сердце сами по себе, они ложились на бумагу лёгкими и красочными формами. Но учительница по языку, которой он доверил свои шедевры, пренебрежительно ухмыльнулась, почёркала строки и заявила: «Безграмотно!»
Больше Колосов никогда не пытался себя проявлять или вообще выделяться на фоне класса.
После окончания школы ему выпало отслужить в армии, где получил водительские права. Вождение и превратилось в его единственную профессию. Месяц за месяцем, год за годом проходили монотонно и серо. Изредка в этой серости вспыхивали яркие искорки, когда во время отпуска выпадала возможность съездить на рыбалку в какую – нибудь заброшенную деревеньку. Для него, типичного дитяти города, всякое, пусть даже самое незначительное природное явление казалось великим и непостижимым таинством: будь то вспышка молнии или весеннее чириканье жаворонка.
Однажды ему пришлось ехать на рыбалку в компании охотников. Во время обратного пути те разродились байками, которые поразили воображение Семёна настолько, что ему захотелось приобрести ружьё. В наиболее сокровенных мечтах он видел себя блуждающим по лесу с ружьём наперевес.
В сорокалетнем возрасте он завербовался на работу на Кольский полуостров – возить лес. Там его поразила природа – почти девственная, гостеприимная летом и суровая зимой; и, вместе с тем, всегда величественная. Рассказы местных охотников порождали в воображении целые фейерверки разнообразных желаний и требовали немедленного воплощения мечты в реальность.
В один из летних дней Семён отважился и купил хорошее «ижевское» ружьё. В ту ночь он не мог уснуть. Каждые пять минут он поднимался с постели, брал в руки этот драгоценный скарб, поглаживал и примерял к плечу. Ему представлялось, будто он идёт по тайге, выслеживает медведя или волка, стреляет раз, второй… А вскоре его комнату украсит трофей – шкура или даже череп собственноручно убитого зверя.
С этого дня он с нетерпением дожидался возможности испытать свою охотничью удачу на практике. Напрашиваться в компанию к бывалым охотникам он постеснялся: те могли высмеять за неумение стрелять и отсутствие практических навыков. Но и одному уходить в таёжные дебри никак нельзя: всякое могло случиться.
Желание стало настолько неукротимым, что он решился, отправляясь в очередной рейс, прихватить с собой и ружьё. В этот раз ему предстояло поехать из Мончегорска в городок под названием Умба, где следовало сдать один груз и получить другой, который полагалось отвезти в Кандалакшу; после того, как там его загрузят рыбой, он вернётся домой.
Маршрут вполне соответствовал фантазиям мечтателя, поскольку проходил через леса, в которых водилось множество диких зверей. Они дожидались своего охотника…
С каждым километром Семёна охватывало всё более настойчивое предчувствие чего – то необычного, а в сердце воцарилось то устрашающее возбуждение, с которым «гаишники» не рекомендуют садиться за руль.
Наконец, уже выехав из Умбы, Семён не выдержал. Остановив «ЗИЛ» недалеко от безымянного озера, он извлёк из – под сидения ружьё, захлопнул дверь и осмотрелся.
Вокруг – ни души. Стоял слишком жаркий для этих широт день. Жизнь словно замерла как на озере, так и в лесу – не слышалось ни плеска волн, ни пения птиц; даже чайки, надоедающие не хуже нашего воронья, куда – то запропастились.
Он сделал всего несколько шагов вглубь леса, как вдруг ему представилось, будто попал в другой мир. Слабый налёт нескольких тысяч лет цивилизации, присутствующий в каждом человеке и мешающий единению с природой, внезапно куда – то пропал. Уши начали улавливать звуки неизвестного происхождения: шорохи, писки, отдалённое урчанье. Во всяком случае, так показалось неискушённому Семёну.
Глядя под ноги, чтобы не потревожить хозяев леса шелестом или треском валежника, он сделал ещё несколько шагов, затем ещё…
Отведя рукой большую еловую ветку, он увидел перед собой поляну, заросшую малиной. Здесь она была очень высокой, ягоды отличались неповторимым вкусом и сочностью. В этот момент Колосов ощутил характерное посасывание в области живота, означающее, что он ничего не ел с самого утра.
Забросив ружьё на плечо, он стал поедать ягоду за ягодой. В его уме перемешались все мысли: о работе, голоде, охоте, страхе, наслаждении, тишине… Уплетая ягоду за ягодой, он потерял ориентацию во времени и пространстве. Он пришёл в себя приблизительно через час от смутного чувства дискомфорта, которое с каждой минутой становилось всё более отчётливым, навязчивым и даже тревожным.
Сосредоточившись исключительно на малине, Семён не замечал ничего из всего того, что творилось вокруг. Он не заметил даже огромной туши, которая в двух шагах от него занималась поеданием малины. Человек различил хищника лишь в момент, когда едва не уткнулся носом в его линяющую шубу.
Семёна охватило леденящее сердце оцепенение. Сердце замерло, резко опустившись в район пяток. Впрочем, медведь почему – то не обращал на него внимания. Он стоял к Колосову боком, целиком сосредоточившись на поглощении малины, о чём красноречиво свидетельствовало его чавканье. Какой – нибудь секунды человеку вполне хватило для того, чтобы вспомнить о ружье. Кое – как стащив его с плеча, Семён вскинул его, дрожащими руками навёл на зверя и…
Прозвучал только щелчок, свидетельствующий о том, что оружие забыли зарядить. При этом звуке медведь начал медленно поворачивать голову.
В течение мгновенья в сознании Семёна в виде красочного фильма промелькнула вся его жизнь. Его существо охватил панический страх, следствием которого стал душераздирающий крик, вырвавшийся из горла. Этот крик в виде эха несколько раз повторила тайга. Наверное, медведь испугался не меньше, потому что в его организме тоже сработал рефлекс: из брюха послышалось резкое урчанье; звук резкого испражнения совпал с криков зверя. В следующий миг таёжные сороки могли бы захлебнуться со смеху, наблюдая, как эти двое изо всех сил бегут в разные стороны, оставляя на ветвях один – клочки шерсти, а другой – лоскуты одежды.
Семён несся, не обращая внимания ни на камни, в изобилии торчащие из почвы, ни на лужи, порождённые вечной мерзлотой. Он остановился только потому, что ствол ружья зацепился за еловый сук. Следуя по инерции, его тело резко остановилось, потом поднялось вверх и рухнуло наземь. Куда его занесли ноги и страх, сколько времени на это ушло, оставалось загадкой. Следовало возвращаться к машине, но он потерял ориентацию.
Инстинктивно почёсывая ушибленную спину, Семён поднялся, сжал в руке бесполезное ружьё и медленно поплёлся в обратную сторону. Но бежал ли он сюда строго по прямой линии или вычурными зигзагами, он не помнил. Следуя наугад, Колосов прошёл шагов семьсот, надеясь отыскать знакомую поляну, от которой до шоссе было рукой подать. Однако поляны не было. Тогда он заставил себя пройти ещё шагов сто или двести – результат тот же.
Куда идти? Что делать? Он был далёк от того, чтобы сориентироваться по солнцу или определить стороны света по мху на стволах деревьев. В том месте, где он оказался, ели и лиственнице были повыше, чем в районе дороги; это означало, что человек углубился в тайгу, и ему следовало вылезти на верхушку первого же дерева, чтобы определить своё местонахождение.
Колосову такая идея даже не пришла в голову. Вместо этого он повесил ружьё на первый же попавшийся сук и отошёл на несколько шагов, чтобы исправить нужду. Возвратившись на место, он не обнаружил оружия. Оно исчезло неведомым образом! Первой мыслью стала догадка об ошибке: может, не то дерево, не тот сук?.. Побродив в радиусе метров десяти, он так и не нашёл ружья. Казалось, что все деревья абсолютно одинаковы и настроены враждебно.
Семёна охватила паника. Он блуждал во все стороны ещё в течение часа, пытаясь отыскать дорогу (о ружье он уже и не помышлял), но куда бы ни шёл, вожделенного просвета так и не видел.
Ему показалось, будто тени вокруг всё более и более сгущаются. «Наступает вечер», -- констатировал он, позабыв, что царит полярный день. Страх, дремлющий в каждом существе с самого начала времён, вырывался наружу бурными всплесками мыслей о том, что ночи в лесу он не переживёт. Изнурённый, внутренне опустошенный, он остановился возле высокой морены и уселся на её край. Он уже не обращал внимания ни на влажность почвы, ни на тучи мошек, приготовившихся его атаковать.
… Через день из Какдалакши и Мончегорска приехали два грузовика с людьми, которые намеревались разыскать горе – охотника. Они прочесали большой участок тайги по обе стороны от места, где был обнаружен грузовик Семёна, но поиски результатов не принесли.
И только спустя год три бабы, собиравшие грибы, случайно наткнулись на скелет человека, прислоненный к камню в сидячем положении. Неподалёку, метрах в десяти от этих жалких останков, нашли и ружьё, висящее на суку.
А дорога находилась метрах в пятидесяти…
