Уставший город мирно дремал, свернувшись калачиком вокруг реки. Легкое голубоватое свечение над домами, казалось, укутывало этого огромного железобетонного зверя. Во дворе было тихо. Темные окна слегка поблескивали, отражая свет луны. И только в одном до сих пор горел свет. За столом сидела девушка, перелистывая страницы какой-то древней книги. Старый фолиант в кожаном переплете приятно пах чернилами и плотной бумагой. Потрепанные уголки ласкали пальцы, а изящные вензеля и стройные буквы легко укладывались в память коллекцией фотографий текстовых данных.

  Девушка молча читала страницу за страницей, пока вдруг не вздрогнула. На одной из них была картинка. Когда она брала эту книгу в библиотеке, никаких картинок в ней не было. Она присмотрелась. На картинке был изображен человек с огромными черными крыльями. «Демон смерти» - заголовок бросался в глаза крупным размером букв.

  «Боюсь ли я смерти…? Нет, не боюсь, скажешь ты, не медля. Но как коварен это вопрос. И лишь спустя годы, ты поймешь, какой смысл таится в этих словах. И лишь спустя годы, ты пожалеешь о своем легкомыслии. И лишь спустя годы, ты попросишь прощения за свою глупость. Но не будешь прощен. Ибо выбор ты сделаешь уже сейчас.»

   Девушка откинулась на спинку стула и провела рукой по волосам. Конечно же она не боится смерти. Разве может быть иначе? Но эти странные слова автора совсем не подходили по смыслу и стилю написания к предыдущим 180 страницам. Она снова подсела ближе к столу и перевернула страницу. Она была пуста. Девушка с непониманием смотрела на чистую, слегка пожелтевшую от времени бумагу. Как такое может быть? Ведь еще утром она лично пролистала всю книгу сидя на паре, и все страницы были вплотную заполнены текстом. И вот сейчас она обнаруживает, что некоторые из них пусты. Некоторые… Девушка начала судорожно перелистывать страницу за страницей. Все они были чисты. И до, и после. Она захлопнула книгу. Этого просто не могло быть.

  Прошло несколько минут. Девушка снова открыла книгу, и вдруг страницы зашуршали и сами открылись на словах автора о смерти.

- Господи! Да что же это такое?! – Девушка вскочила со стула и отпрянула от стола.

- Господь тебе здесь не помощник. – На подоконнике открытого окна сидел тот самый человек с черными крыльями. Точь-в-точь такой же, как на картинке и книги.

- Ты кто?

- Какие же вы люди все глупые… - Человек недовольно поморщился. – Ты ведь только что обо мне читала. Вот смотри.

  Он ткнул пальцем в заголовок. Девушка стояла и не могла пошевелиться. Страх полностью сковал все ее тело. Ее взгляд как магнитом притягивало к черным бездонным глазам ночного гостя.

- Ну, что ж, теперь ты знаешь, кто я. Пора бы и ответить на мой вопрос. – Человек ухмыльнулся.

- На какой вопрос? – Девушка испуганно начала пятиться к двери.

- Хотя да, ты уже на него ответила. Ты ведь уверенна, что не боишься смерти?

  Девушка заворожено смотрела в глаза демона и молча то кивала, то мотала головой. Слова застряли в горле, язык ее не слушался, сердце бешено билось в груди и перебивало дыхание. Неужели он пришел за ней? Эта мысль билась в висках, как птиц бьется в клетке, предчувствуя беду.

- Молчишь? Ладно, будем считать, что ты ответила «да».

- Зачем ты пришел? – Девушка выдавила из себя эти несчастные три слова и выдохнула. Страх начал отпускать дыхание.

- Я пришел показать тебе правду. Пойдем. – Демон протянул ей руку. – Только сначала скажи, боишься ли ты смерти?

- Нет. – Девушка вязала его за руку, преодолевая ужас и жгучее ощущение холода на ладони. – Я не боюсь смерти.

- Ну, вот и отлично. – Демон снова ухмыльнулся. – Тогда нам пора!

  Он схватил ее за руку и дернул вверх. Они вылетели из окна. У нее под ногами мелькали дома, улицы, парки, фонари и блестящая от недавнего дождя брусчатка. Интересно, куда меня тащит этот странный гость? Она начала себя успокаивать. Медленные мысли о том, что это только сон постепенно заполняли разум. Она просто устала, перетрудилась и уснула за книгой, а это все плод ее воображения.

  Но вот демон остановился и завис в воздухе. Она осмотрелась. Под ногами был город, только какой-то другой. Она видела все его границы. Наверное город был маленький. Хотя…

- Смотри. – Демон опустился чуть ниже.

  В комнате спал человек. Сердце екнуло. Это был он. Тот, ради кого она жила, ради кого готова была отдать свою жизнь. Вдруг демон щелкнул пальцами, и она почувствовала, как останавливается его сердце.

- НЕТ! Нет, не смей! – Она толкнула демона в плечо. – Нет! За что…???????

  Сердце билось все медленнее и медленнее, пока его удары не стали совсем тихими и … оно остановилось. Крик. Он пронзил бархатную мягкую темноту. Он долетел до небес и заставил звезды зазвенеть, ударяясь друг о друга. И она упала.

- Вот видишь. – Демон снова ухмыльнулся и, пнув ее ногой, перевернул лицом к небу. – А говорила, что не боишься.

  Девушка молчала. Ей нечего было ответить. В душе все пекло огнем. Сердце разрывалось на части. А по щекам текли кровавые слезы боли.

- Всегда внимательно читай вопрос. И тщательно думай над ответом. Ты права, ты не боишься смерти, своей. Но чужая смерть – это самый большой твой страх. Помни об этом.  – Он отвернулся и посмотрел куда-то вдаль. – А теперь мне пора. Когда-нибудь мы снова увидимся. Только уже при других обстоятельствах.

  Он улыбнулся, закрыл глаза и исчез. Девушка скорчилась от очередного приступа боли и … открыла глаза. Она лежала на полу в своей комнате. На столе горела лампа, но книги не было. Только ее конспекты. Она подскочила и схватила со стола телефон. Номер. Пальцы не слушаются. От боли сводит желудок и хочется согнуться пополам. Гудки. Еще гудки. Много… Отчаяние. Ужас. И вдруг…

- Да, милая. Что-то случилось? – Такой родной, немного сонный голос в трубке моментально отключил боль.

- Нет… Ничего. – Девушка задыхалась от немого рыдания. – Просто я очень соскучилась. Хотела услышать твой голос. Спокойной ночи, мое счастье.

- Спокойной.

Щелчок, гудки… И она отрубилась. И только в висках настойчиво стучали слова Демона смерти. И тихий шепот на губах – просьба простить ее за глупость. Ведь еще не совсем поздно, правда?

Крыша. Небо над головой. Земля внизу. Облака на небесной глади. Лужи на асфальте. Тонкие полосы дождя на другом берегу. Ветер в волосах. И сердце в руках. Крепкое, сильное, храброе, любящее. Оно бьется в ладони, отстукивает свои положенные 90 и так тихо шепчет небу «люблю…!» И ветер подхватывает звуки и несет их далеко-далеко. Туда, где это сердце билось в одиночку. А рука держит, ласкает нежностью и ответным чувством. Но не долго. С неба начинает падать град. Человек накидывает капюшон и выставляет сердце, отводя руку. И холодные удары бьют внутрь, откалывая кусочки от сердца. И красно-кровавые слезы падают на влажную землю. А сердце молчит. Оно не стонет, не просит, не говорит. И вот человек бросает его на пол и начинает пинать его ногами. Грязь забивается в ранки и жжет. А человек твердит свои мысли вслух вставляет нож. И вот сердце начинает стонать от боли. Тихо, почти беззвучно, еле заметно. Еще несколько иголок и… Крик. Дикий крик боли. Без шанса на повтор. И снова тишина. Сердце в углу на краю крыши, человек, сидящий рядом… И орудия пыток летят вниз, вонзаясь во вздыбившуюся грудь старого асфальта. А человек снова берет сердце в руки. И хотя из него все еще капает чужая кровь, оно все так же греет ладони и напоминает о том, что где-то далеко есть другой человек, тот, чье сердце так терпеливо ждет немного ласки, нежности и тепла. Ждет и надеется. Ведь она любит и будет любить... Пока не затихнет последний из 90 ударов ее сердца...

 

 

В тихом прохладном пространстве производственного цеха плыл мягкий сумрак.

- Еще немного. - Думала Она, проходящая через проходную на завод. День был какой-то странный, угрюмый, не смотря на то, что ярко светило солнце. Слишком ярко. Всю ночь не спала. А с самого утра побежала на завод. И вот он, Ее родной цех. Халат на плечи, руки в рукава, пальцы скользнули по пуговицам. Шаг…

В мягком свете едва проснувшегося дня, лившегося сверху, были мутно очерчены линии станков. Она подошла к огромной цистерне. Красная надпись на черной стенке металла гласила «Опасно!». Она провела рукой по краю шва…

В двери начали входить рабочие. День начался. Стук, грохот, разговоры на повышенных тонах и вдруг… Крик! Где-то у стены, сбоку… Отчаянный, громкий, с болью…

Народ повалил наружу. А Она не слышала. Она молча смотрела в окно. Кто-то еще остался с ней. Она обернулась.

- И как теперь?

Онулыбнулся. За ним стояла ещеодна.

- Мы останемся здесь.

Она стояла и смотрела вдаль. Сквозь мутное заводское стекло.Она не слышала шума. Она слышала только сердцебиение. Тихое. С перестукиванием. Она села. Спина коснулась холода каменной стены. А ведь Ей всего лишь 18…

Сердце стучало. А за окном падало солнце. Сирена не умолкала и лгала о правде. Стена уже не опекала холодом. Было даже как-то тепло. Часы на стене стояли. Стрелка плыла. Ее двигало время. Неумолимо.

Капля за каплей смерть вытекала на пол. Серебристые шарики катились по гладким плитам. Спёртый воздух нагревался. Прошло 4 часа.

- Мы здесь?

- Да.

Молчание. И так хорошо… Мама, я так тебя люблю! Тишина. Сердце бьется.

- А она?

- А что она?

- А я?

- А что ты?

- А мы?

- А что мы?

- Да, ты прав, мы ничто.

Монолог. А вторая молчит. А что ей сказать. Она одна. В треугольнике души плывут серебристые шарики. Как от подшипников. Только смертоносные.

Она замолчала.

- Вы останетесь?

Вторая взяла в руку шарик.

- Да.

Он коснулся ладони и потек. Мягкая субстанция так приятно грела пальцы…

Он взял два. А Она все так же сидела у стены. Сидела и чувствовала, как бьются сердца. Одно, два, три… Четыре.

- Сколько нас?

- А что?

- Просто…

Ноль. Зеро. Вся Ее жизнь – зеро. Мама… Мамочка… Мне плохо без тебя…

- Несколько?

- Наверное…

- А ты один?

- Нет. Это Ты одна.

Почему так больно…?

- Ты засыпаешь?

- Не могу.

- Она не спит…

- Нет.

- И я нет…

- Мне все равно.

- Я знаю.

Тепло. Очень. Нет, даже жарко. Очень. Все время. Все сильнее.

- Сколько?

- Не знаю, не помню…

- А я 10

- Поздравляю.

- А Она?

- Забей на нее.

- Но она ведь здесь?

- Не знаю.

- Не знаешь?

- Нет. И не хочу знать.

- Да, я здесь.

- Заткнись.

- Тогда почему ты остался?

- Потому что она здесь.

- Так забери ее…

- Не могу. Она верит в тебя.

- Зачем?

- Не знаю. Просто нас ведь четверо.

- С чего ты взяла?

- Но как же…?

- А никак.

- Все?

- Да. Точка.

- Пока.

- Нет. Прощай.

- Простила.

- Кого?

- Его.

- А почему?

- Потому что он причина четвертого.

- Правда?

- Нет, я лгу.

- Это хорошо.

- А почему так жарко?

- Шарики…

- Ну да.

Прошло 6 часов.

- Кровь.

- Где?

- Во рту.

- Ты плачешь?

- Нет.

- А кто выбрал?

- Выбрал что?

- Это.

- Смерть?

- Да.

- Он.

- Кто?

- Тот.

- Который?

- Которого ты так любишь.

- И ты.

- И я.

- А ему все равно?

- Не знаю.

- Почему?

- Не спрашивала.

- Да?

- …

- А он?

- Не говорил.

Прошло 10 часов.

- Как это называется?

- Что именно?

- Чувство.

- Любовь.

- Нет.

- Значит, любовь к жизни.

- Неужели он так тебя ненавидит?

Молчание. Стена стала жечь спину огнем. Она встала. Пошатнулась.

- Мне все равно.

- Мне тоже.

- А тебе?

- Пох…

- Почему он так?

- Потому что он это он.

- И все?

- Да.

- А мне хочется пить.

- Терпи.

- Уже не долго?

- Думаю да. Ведь мне уже все равно.

- А внутри?

- А что внутри?

- Болит?

- Почему?

- Но ведь он живой…

- А может это она.

- Он мой?

- Да.

- Тогда все правильно.

- А ее за что?

- Чтобы не было продолжения.

- Хорошо.

Прошло 18 часов. Хотелось спать. Она закрыла глаза и упала головой на каменный пол. Рука потянулась за воздухом. А он так пах теплом горячего металла…! Мама… Пальцы сжали несуществующую судьбу. И жизнь внутри нее оборвалась… Она вздохнула.

- Ты спрашивала, не больно ли мне…

- И?

- Вот теперь больно.

- Он умер?

- Наверное.

- Прости.

- Пустое.

- Но ведь это была жизнь…

- Не моя.

- Но все же…

- Может быть.

- Ты держишься?

- За что?

- За воздух?

- Зачем?

- Он такой твердый…

- А по-моему, совсем как масло…

- Да…? Не знаю…

- А ты?

- А что я?

- Он умер.

- И что?

- Она тоже умрет.

- И?

- И я.

- И я.

- Так что? Прощай?

- До свидания.

Она облокотилась о цистерну. Подставила ладони и набрала в них тяжести. Глотнула. Быстрая струя побежала внутрь.

- Все.

- Да.

- Как ты?

- Молчу.

- Я вижу.

- А я уже нет.

- Ты что-то говоришь?

- Да.

- А я не слышу.

- Пора спать.

- А почему никто не приходит?

- А за мной скоро мама придет…

- Ты сама могла стать мамой.

- …

- Ну да…

- Я ухожу.

- Иди.

- Прощай, милая.

- Бывай. И не возвращайся.

Она упала. Рука не смогла удержаться за воздух. Внутри все кипело и ныло. Но недолго. Всего минуточку. И темнота. Мягкая, бархатная, как объятия мамы…

- Она…

- Да.

- Тогда я за ней.

- Вали.

- А ты?

- А я сам.

- Как хочешь.

- Уходи.

- Прогоняешь?

- Отдаю.

- Кому?

- Ей.

- Отпускаешь?

- Выбрасываю.

- …

- Не появляйся.

Она легла. Тонкой струйкой изо рта поползла красная краска…

- Спи.

Он склонил голову. И сон. Для всех. Для четверых. Сон под названием красная ртуть.

Старый дом грустно смотрел во двор пустыми окнами. В одном из них сидел человек. Странно, но у человека были крылья. Большие, белые, красивые… Они не вписывались в обстановку пустоты и одиночества. Но человек был один. Как этот дом, как этот город, как тысячи душ за пределами любви. А этот человек был здесь, был один среди одиночества…

Сумерки опускались на голую землю. Непривычно алый закат искрился за гранью горизонта и улыбался приходу тьмы. Белые крылья обретали черные тени, а мир все больше и больше погружался в мягкий бархат ночи, холодной январской ночи.

Темно-синее небо, усыпанное золотой пылью звезд, устало подчинялось зову сна и преклонялось перед величием великого светила мира. В воздухе начали кружиться белые хлопья. Они падали медленно, кружась, цепляясь за холодный воздух. Некоторые достигали человека и мягким пухом ложились на такие же белые крылья. Человек с крыльями и снег… Великолепно… Только это ведь не человек…

Ангел поднял голову и стряхнул снежную шапку. Грудка снега полетела вниз и рассыпалась на сотни маленьких кристаллов неба. Ангел молча поставил на подоконник свечу. На ней тихо загорелось синее пламя. Тусклый свет достигал земли и вдруг отбросил тень. К дому подошел еще один человек.

Тень была чернее ночи, а у человека тоже были крылья. Только не белые, а черные. И украшением были не перья, а кожа… Ангел грустно посмотрел на своего соперника и своего врага. Внизу на грешной земле молча стоял демон. Он махнул рукой, и в воздухе повисла еще одна свеча. Яркий, красный огонь озарял его лицо и светился, освещая двор.

Из темноты арки появился силуэт. Это был человек, девушка. Она была в светлом. Белый снег блестел на светло-кофейном пальто и подсвечивал лицо. Глаза искрились грустью и испугом. В воздухе застыло волнение, а у земли стелился страх, лаская ноги прохладой января. Девушка сделала несколько шагов и остановилась. Из арки напротив появился еще один человек.

Парень шел спокойной, уверенной походкой. Черный силуэт отражался в карих глазах и пробуждал в них радость, нежность, детский восторг и… что-то еще… Это что-то застыло между страхом и волнением, между небом и землей, между ангелом и демоном и между теми, кому оно принадлежало.

Девушка пошла навстречу парню и, оказавшись рядом с ним, ухватилась за руку. Было страшно. Сердце выстукивало предельные 180. А рядом еще одно такое же горячее сердце билось со скоростью 140.

- Вы сумасшедшие… - Демон ошалело смотрела на пару. – Ангел, посмотри, они боятся не за себя, они боятся друг за друга.

- Тебя это удивляет? – Ангел спрыгнул с подоконника и порхнул вниз. – Между ними есть то, что не знакомо ни тебе, ни мне.

- Не знаю, что это… - Демон презрительно окинул взглядом парня с девушкой и Ангела за ними. – Но, что бы это ни было, оно не может быть сильнее меня.

Он подошел вплотную и заглянул в глаза. Холод пробирался в душу и сжимал сердце. Мысли стояли на месте и отказывались бежать дальше, извиваясь скользкой лентой воспоминаний.

Демон долго всматривался в глаза девушки, потом взглянул в глаза парня и отвернулся.

- Ты знаешь, что мне нужно, Ангел. – Голос Демона сквозил холодом.

- Знаю. – Ангел посмотрел в спину своему заклятому врагу и твердо добавил. – И ты этого не получишь.

- Ха! – Демон обернулся и одарил Ангел злобной ухмылкой. – Это не тебе решать. И не корчь из себя храбреца, она все равно боится.

- Зря насмехаешься. Они оба многого стоят.

- Возможно. Но кто-то один станет только моим. Чье-то сердце навеки станет черным и будет принадлежать только мне. Я не дам ему испытать любви или радости. Оно будет холодным и пустым, как мое.

- Тебе нужно сердце? - Девушка подняла глаза на Демона.

- Да. – Демон снова ухмыльнулся. – А что?

- Бери мое. Мое уже любит, а его… наверное, полюбит еще.

- Не полюбит. – Парень сжал ее руку. – Не сможет. Станет без тебя.

- Так, что? Мне достанется два сердца? – Демон ликовал.

- Нет, так ведь нельзя. – Ангел уныло опустил голову. – Кто-то навсегда останется со мной…

- И что же делать? – Парень посмотрела на девушку, и в его глаза появилось отчаяние.

Ангел молча отошел в сторону. Демон, ухмыляясь, смотрела на них. Было холодно. Шел снег. На небе светил месяц. Приближалось Рождество. Звезды весело кружились на головой. А сердце кричало, рвалось из груди, просилось наружу… «Лишь бы он был счастлив»… «Лишь бы она никогда не грустила»…

- Ну! – Демон нетерпеливо смотрел на них, и свеча за его спиной начала плавится, догорая до конца.

- Я знаю… - Девушка посмотрела в глаза парню. – Тебе нужно одно сердце?

Демон утвердительно кивнул.

- Тогда… - Девушка осеклась и еще раз глянула в глаза парня. – Тогда возьми по половинке.

- Как это? – Демон удивленно вскинул брови. – Никто не может жить с половиной сердца.

- Может… - Ангел вышел на свет догорающей свечи. – Если в сердце есть любовь. Если она настоящая, живая, она может заменить недостающую половинку.

- Тогда бери и мою половинку. – Парень обнял девушку и прижал к себе. – Ведь я люблю.

Демон смотрел на них и не мог понять, что происходит. Вдруг за его спиной послышался треск сгоревшей свечи, и огонь начал падать на землю.

- Ладно! Договорились! – Демон быстро коснулся руками сердец. – Только никому ни слова!

И он исчез в тени. А ангел подошел и закрыл крыльями парня с девушкой. От этого прикосновения стало тепло. Страх прошел. Волнение улеглось. Всего лишь 60 и 90, норма… Мысли перестали биться на месте и начали скользить одна за одной…

 

Девушка широко открыла глаза. Звезды… Как их много. В окне виден месяц. Тепло. Рядом слышно дыхание. Парень тихо спит, ласково прижимая к себе. Это был сон, просто сон и только… Вдруг на груди, там, где бьется сердце, почувствовалось жжение. Красный след от ладони, печет… Глянула на парня, у него такой же… Значит, это был не сон? Хотя… Да какая к черту разница…! Ведь главное, что любит… и я люблю… больше всего на свете… больше жизни… И доказательств больше не нужно, ведь одно сердце на двоих не может лгать. А небо улыбалось… Девушка улыбнулась… ему, себе и небу, которое улыбалось… одной улыбкой на двоих…)

Сижу и молча вспоминаю. И чем больше вспоминаю, тем больше удивляюсь, как меня вообще еще терпят те, кто рядом со мной. Я помню, какой была в детстве. Я верила в чудеса, хотя и не любила сказки. Уже тогда что-то во мне было не так. Я помню, свои обиды... Сейчас они кажутся мне глупыми, но каждая из них пустила корни в моей душе и навсегда осталась в ней. И боль от синяков, и маленькие точечки крови от удров расческой, и вывернутое на пол содержимое шкафов и ящиков, все это делало меня. И сделало, только что...?
И вот сейчас я сижу и тщетно пытаюсь понять, что же со мной происходит. Углубляюсь в воспоминания, но безрезультатно. Я не смогу найти в прошлом свое настоящее. Ведь все изменилось. И даже этот дом, на который я так любила смотреть снизу, теперь совсем другой. Он не обнимает меня, он замыкает кольцо. Я боюсь, я паникую. Хотя нет причины. Ведь я просто становлюсь взрослее.
Как змея сбрасывает кожу, так и человек сбрасывает с себя детство. Он забывает то, во что верил и перестает удивляться красоте желтых листьев на фоне ярко-голубого неба в старом парке. Мне перестали сниться хорошие сны. Они постепенно сменились кошмарами, а за ними пришел смур. Я перестала видеть золотые поля и пропаости между ними. Теперь мне снятся только заброшенные дома.
И молча сидя в своей комнате, я наблюдаю за тем, как на город наползает темнота, как в домах зажигаются желтые источники тепла. Изнутри меня пожирает стыд и страх. А я все равно молчу. Что я могу сказать? Ведь иногда меня так трудно понять... Вот у моих родителей на это ушло 17,5 лет, а ничего так и не вышло. Позавчера мать сказала мне дату, когда она снимет с себя все обязательства. А сегодня меня обвинили в том, что у нас нет семьи и в отсутствии общения виновата только я. Сегодня достала обидами того, кто меня понимал. Теперь мне можно о многом жалеть.
Я не могу говорить. Мне хочется спрятаться, забиться в угол и смотреть на это т мир испуганными и вечно обиженными глазами. Я снова начала защищаться. И делать больно другим. Простите меня....

Солоне небо світилося каламутним сонячним сяйвом. Воно лилося згори як вода. Важка, каламутна, з нудотним духом чужої крові і чужого горя. Та проклята вода текла з неба і не доходила до землі рідиною, лише отим духом смерті і страшною, жахаючою згадкою про світ. Життя вирувало десь ген-ген за кордонами квітучого пекла. Воно буяло яскравістю кольорів і жахало. Від тої квітчастої темряви паморочилося в голові. Темними думками лягало важке лихо в душу, зазирало в порожнє серце і висмоктувало останню жагу до життя. 

Високе струнке жито пишалося повним колоссям і гнулося до землі. Сині волошки, як і завжди, дивилися своїми очима на прибиту пилом дорогу. Уже п’ять днів, як мали бути жнива. От тільки поле було порожнє. З дороги було видно одне жито, та не можна було побачити тієї страшної картини, що ховали високі колоски.

Поміж золотими хлібами порізно, як висипи чорної вісп, лежали тіла. Темними плямами чорної біди горіли оті страшні істоти. Колись живі, веселі, щасливі – тепер вони лежали мовчки, без слів, без почуттів, без думок. Забуті, покинуті оболонки скалічених душ, знищених життів.

Цього року великий врожай. Українські ниви гнулися від свого багатства, просили серпа, просили жнив. Золоте важке колосся шелестіло мовою вічного життя, і здавалося, що воно промовляє молитву до неба, читає нескінченний Псалтир за тими, що лежать там, за блискучим кордоном майбутнього хліба.

Цього року Україна збиратиме страшні жнива. Цілий рік жал вона життя, в’язала їх у чорні снопи смерті, збирала душі своїх синів і дочок незчисленними кількостями. Рахувала ті, Україно, смерті своїх дітей, та вже збилася з рахунку. Скільки їх, невинних, лягло у твою землю, розриваючи тобі груди? Один Господь Бог знає… А прокляті демони у жовтуватих френчах, чорти у шкіряних картузах і кирзових чоботях, двадцять п’ять тисяч наркомовських вампірів невпинно пили людську кров і заїдали її сльозами. Тисячі отих партійних вовкулак, навчених інструкціями НКВД, загартованих криками розпачу, ширяли по стомленій землі як голодні потвори. На чорних беззвучних крилах кремлівської смерті літали вони по селах, заглядали у порожні хати, що світили темними вікнами, як дивляться тьмяними зіницями мерці.

Страшні жнива. Не знала ти таких жнив ніколи і ніколи більше не зазнаєш. Ніколи вже не зустрічатимеш ти світанок у кривавому сяйві, ніколи не бачитимеш сонця чорного кольору… І тільки потім, через десятки років згадають сотні тисяч смертей, що навічно викарбувалися у пам’яті твоєї землі.

„Коли б не така земля, коли б голі скелі росли. Над степами летить крилатий жах..."

Пусто, порожньо в полі... Чорна рілля давно мовчить. Не гомонить вже на ній пшениця, не синіють волошки, немає вже Петрових батогів на межі... Нічого немає.

Прибита пилом дорога звивається поміж чорних полів. Від початку і до самого кінця біжить вона, глиняна, стоптана, заляпана осіннім дощем...

Мокро. Над землею летить вогкий туман, в повітрі ширяє відчай...

„Україна, хлєба! Давай хлєба!" А де його взяти, той хліб? Де його взяти, як нічого вже нема!

Пройшло 85 років... Пуста, трохи занедбана хата... Побиті шибки, облуплена побілка і кущ бузку перед вікнами проти сходу. В хаті так само порожньо. Лише біля стіни попід вікнами стоїть довга низенька лава. Перед нею округлий стіл, застелений білою святковою скатертиною... 

У кутку висить ікона... Стара, понівечена, з порепаними ликами Божої Матері і малого Ісуса. Вона прикрашена вишиваним рушником... 

Рушник... Білий, вибілений начисто попелом і сонцем, з червоно-чорними візерунками по боках, з білою прозорою мережкою внизу, що де-не-де просвічує павутинням... Він такий білий проти тієї облупленої стіни! 

І скатертина тож біла. Яскрава така здається... Вона не вишита, тілько помережена. На столі, на самісінькій середині лежить хлібина... Хлібина чорного українського хліба! Такого м’якого, такого запашного! Бува як візьмеш окраєць того хліба так більш нічого і не треба... Таке щастя підступає до грудей. Аж раптом...

Голі стіни, пуста хата, іще не такий порепаний образ у кутку... Тілько ось рушника немає, і на столі порожньо. А на дворі іще один ранок 1932-го року... 

Все мы уходим...

 

Но не все уходят в никуда.

 

Многие приходят оттуда.

 

Ведь пока в твоих глазах отражается небо...

Ты не имеешь права покидать этот мир.

Иначе он заплачет...

Ухватится за тебя...

И до последней осени ты будешь здесь.

 Береги себя...

И то, что называется любовь.

Позывные. И снова в поисках контроля над бессонною душою. Молча. Ни слова. Тишина лечит. Дрожь по спине. Невольно передернуло. А мысли ниткой на бумагу...

Снег. Белый, пушистый, мягкий, легкий... Оно все так же летит в небо. Нет, он не падает. Тот, кто знает, что его ждет, никогда не падает. Таков закон. А иногда жалеешь о том, что знаешь. Иногда мысли не дают спать. Иногда ночью открываешь глаза, лежишь и смотришь в потолок. Пытаешься прочесть в паутине теней знакомые чувства. Пытаешься отыскать знакомые лица в галерее без картин. Пытаешься понять, почему когда в комнате темно, на улице всегда светлее. И небо какое-то красное, и снег так светиться...

Отрасываешь одеяло, садишься, ноги на холодный пол. Оглядываешься. Все родное до боли. Каждый сантиметр. Каждая пылинка в этой уютной коробке. И так спокойно. Иногда кажется, что сегодян все будет так же, как вчера, но это неправда. Ничто никогда не повторяется. Каждая секунда не похожа на предыдущую. Се ля ви.

Встаешь, прохоидшь вглубь комнаты под блестящий дождь бликов. Становишься под люстрой и кажется, что вся вселенная крутиться вокруг тебя. А под ногами мягкая опора ковра. Садишься за стол. Сколько тысяч слов он помнит! Безумие.

И снова пишешь, пишешь, пишешь... Пока небо за окном не становится бледнее и снежное сияние не начинает блекнуть. Пытаясь заглянуть за кромку горизонтак, видишь, как где-то далеко-далеко, там, на востоке, просыпается солнце. Медленно, не хотя, оно ползет вверх по небосводу и картинно улыбается каждому встречному.

Хотя почему картинно. Вдруг краски обсыпаются с картин как пепел. И вот уже улыбка не обыденность, а маленькое чудо. И слова на простом листочке в клеточку - послание. И беспорядок в голове не кажется таким ужасающим. И все намного проще. А ведь достаточно просто улыбнуться и рпедставить себе, что стоишь на гранце, а под ногами колосится зеленая густая тарава. По обе руки от тебя черная, пушистая ароматная земля. А в нее вонзаются сотни маленьких иголочек дождя. А где-то внизу течет река. Серебристые волны бегут вдоль берега, задевая краешек линии камыша. А косые прохладные линии скользят по фону свинцового неба. И все вокуг такое зеленое! И шум дождя. Шум живой воды неба. И улыбка. Улыбка в небо. еще одна. Такая же как и все прыдущие, и в то же время, свсем другая. В ней гораздо больше того, что называют счастьем. Ведь с каждой каплей дождя, с каждой слезинком любви, в сердце становится горячее. И станвоится тесно в груди, и тяжело дышать. И хтак хочется взлететь! И ты летишь. Нет, не телом, но душой. Высоко-высоко, над землей, над пестрыми ласкутами полей, над пышными верхушками стройныхх сосен, туда, где тебя всгеда ждут, где есть тот, к кому хочется припасть, рпижаться, обнять, упасть на колени и целовать руки, плакать отс частья и задыхаться от любви в унисон, и смотреть в небо, и видеть улыбку. Ту самую. Одну на двоих)