Шаги по городу... Под ногами скользит прозрачная гладь тонкого льда. Первая зимняя вода заманчиво поблескивает, издавая скрежещущий визг под тонкими прослойками титановых набоек. Мокрый туман молочным полотном укутывает промерзлое тело, а под ноги катятся блестящие шарики каштанов. Раннее утро еще не пропиталось дневным смогом, и небо еще кажется голубым или хотя бы серым, а не грязным и замызганным остатками облаков. И снова шаги по городу... За спиной остается душная, но ароматная змея тоннелей метро и мраморно-гранитные стены переховдов с мутными каплями конденсата. Деревья скрыли позади бульвары и улицы, оставив ее на едине с раскисшей листвой и еще одной порцией одиночества. И зная ее мысли, видя ее чувства, слыша ее ощущения, последний осенний ветер послденего позденго октября весело, играя, заплетет ее волосы в косу, и начатое некогда колдовство завершится, оставив за собой только легкий аромат сухих трав и остатки вкуса Nina Ricci.

Осиротела душа

И по грязи, не спеша,

Глотая обиды,

Я продвигаюсь вперед.

Я прохожу расстояния,

Убивая сознание,

Спотыкаюсь от боли,

Но ускоряю полет.

Падение вверх -

Неимоверный успех!

Я пытаюсь забыться

В лучах черного света.

И любуясь собой

Над алой водой

У выхода в смерть

Я влюбляюсь в планету.

Отказаться от холода... В пользу гарячего дыхания... в пользу теплой ладони... в пользу улыбки в ясных глазах... Странно, как я ощущаю, что за улыбкой скрывается... прячет расстояния пройденой боли? А кто их не прячет... И отбивая по мокрой мостовой чиканным шагом мерки "от" и "до", я сомневаюсь... в искренности своих страхов. Молчание больше не дарит мне покой, у него закончились средства на подарки для меня... и даже декаданс на лице не дает мне полностью спрятаться от всепроникающего взгляда внутрь... А что нужно ему? Что ищет он в своей тишине...? И найдет ли что-то в моей...                                           

P.S. ...а можно ли влюбиться в глаза...?...

Он верит ей. И на ее ресницах дрожат капли ночной росы. Она ждет вестника. И тот мчится, неся дары. Их много, но Она может взять только один, выбрать не между одним и другим, а между одним и ничем. И вестник ждет, он знает, какая боль запечатана в тех амфорах с кровавым вином, что стоят в углу её дома, и он не смеет ее торопить. Ночь коротка для любви, но бесконечна для колдовства. Пускай поколдует. Творец любит наблюдать за своими дочерьми в час, когда они, распустив волосы и освободившиь от одежды, выходят к зеркалам рек и готовятся принять в себя его дары, пусть какими бы острыми ни были на них шипы. И лишь у одной не потекут слезы сожаления, когда она сорвет талисманы и утопит цепи страхов, сожжет на алтаре еще часть себя и завершит колдовство, закрыв книги прошлого. Сегодня Она начинает писать новый фоллиант. И когда-нибудь её бибилотека станет последним даром миру. Но пока... её ждет вестник, ведь ему еще нужно успеть к Её выбору. Он-то готов, а вот Ничто не сразу поглотит её силу и миллионы радуг из алмазных слез.

От обиды не плачут... От боли не кричат... От отчаяния не сходят с ума... От тоски не умирают... Только те, кто уже мертвы. Но даже их сторожит вечное ожидание...

Иногда нам остается только ждать... Либо продолжения, либо конца. Не важно. Ожидание - это самое тяжелое. Оно давит, отбирает силы, взращивает в душе отчаяние и панику. Застваляет биться в истерике от беспомощности. А потом загоняет в ступор. И вот ты сидишь в пустой комнате на полу, забившись в угол, за окном надвигаются сумерки, но ты их не замечаешь. Ты сидишь и ждешь. С телефоном в руках. И с тихим перестукивание в груди. В такие моменты оно становится на столкьо тихим, что порой тебе кажется, что сердца и вовсе нет. А там только пульсирующая пустота и боль. Но надо ждать. Ждать и терпеть. Терпеть и надеяться. Надеяться и верить. Даже когда из всего этого остается толкь ожидание...

И ты сидишь, молча вслушиваясь в тишину. Где-то за окном жалобно плачет зимний дождь, так похожий на осенний. И глядя пустыми глазами в зеркало на двери, ты поднимаешься, встаешь и смотришь в окно, туда, где в конце январая плачет поздний октябрь. Туда, где в начале февраля отчаянно звенит далекая апрельская капель. А из зеркала на тебя смотрит все тот же загнаный зверь. И глядя в свои же черные глаза, ты понимаешь, что по сути ничего не изменилось.

Зачем мы находим людей? Зачем делаем их близкими? Зачем пускаем их в душу? И хотя ты знаешь, что ответ парит вокруг тебя, стоит у тебя за спиной, взглядываясь в то же зеркало, и обвивает тебя змеей, ласково укладывая свою голову тебе на плечо, ты упорно не хочешь его замечать. Но ведь когд-нибудь все равно придет то время, когда отпираться уже не будет ни возможности, ни сил. И ты снова поднимаешь глаза от пола и пристально всматриваешься в фигуру на гладкой поверхности стекла.

И как холодной водой с головы до ног тебя накрывает волна понимания, осознания и ощущения всей полноты собственного одиночества. И когда ты каждый раз, заходя в квартиру, чувствуешь как под потолком висит горе, и шаг за шагом по этому, до боли знакомому паркету, и капля за каплей из крана на кухне, который течет уже 5 лет, и удар за ударо секундной стрелки в гостинной, оно приближает взрывы боли, приход неминуемой беды. И ты уже не смотришь, что в квартире становится все меньше света, ты не замечаешь, что она потихоньку превращается в часовню, в которой все время звучит неслышная молитва, и из всех углов на тебя смотрят ласковые и в то же время суровые лики икон.

 И снова пройдясь по квартире, заглянув в ванную, мельком скользнув взглядом по своему отражению, едва коснувшись тонкими пальцами ледянящей влаги воды, зайдя на кухню и заварив там уже 7 чашку крепкого черного чая, которой так и не суждено быть выпитой ни сегодня, ни когда-либо вообще, ты снова возвращаешься в свою клетку из четырех стен, пола, потолка и окна с зимней осенью в рамке из штор, остатков терпения и бездонной пропости ожидания...