У Аврелия в тумбочке жила смешинка. Да-да. Не где-нибудь, а именно там. Дело в том, что в тумбочке Аврелий имел обыкновение прятать водку. Чтобы утром опохмелиться. Только таким образом он мог продолжать наслаждаться жизнью. Которая была и так наполнена разными непредвиденными обстоятельствами. Что совсем не способствовало гладкому отношению к миру.
Так вот, открывая тумбочку каждое утро, он имел возможность вдоволь посмеяться. Так как Зинка, сожительница его, ночью подлым образом водку перемещала в место, только ей знакомое. А делала она сие исключительно из практических соображений. А не из стремления к ровности трезвых отношений. Она, вообще, мало разбиралась в том, что такое нравственность в современном обществе. К ее стыду, Зинка не читала ни Вейнигера, ни тем более Ницше. Что, впрочем, не мешало ей добросовестно исполнять женский труд.
Зинка совершала несправедливость в отношении Аврелия вынужденно. Ибо только таким положением вещей она могла требовать от сожителя беспримерной любви. Настойчиво влезавшей в ее сердце из экрана старого телевизора. Там настоящие мужчины щедро делились трепетом с изнеженными женщинами.
Любовь в сахарном рафинаде заставляла Зинку мучиться до утра, терпеливо дожидаясь, когда сожитель проснется и подарит ей жалкое подобие того, что творилось в ящике.
Аврелий такому утреннему отрезвлению от ночных кошмаров не сильно радовался. Особенно, когда открывая тумбочку, вместо желанной водки обнаруживал смешинку. Он себя внутри бранил за лень относить утреннее лекарство в место понадежнее. Но наружу неудовольствие не вытаскивал, опасаясь нехороших последствий от Зинки. Которая могла неожиданно и обидеться. С большими неприятными выводами для дальнейшего сожития.
Поэтому приходилось ему по утрам быть хорошим лицедеем. Изображать радость от того, что может тут-же угодить Зинке в чем угодно. А ей только этого и надо было. Она всегда утверждала нехороший принцип, что за все в жизни надо платить.
Платил, однако, с большой натяжкой на качество, Аврелий в постели недолго. Имея в голове мысли о другом, более надежном виде удовольствия. Выражавшемся в длинных умных беседах с Митричем за бутылкой. Митрич был человеком серьезным и вот-вот должен был разгадать тайну Бермудского треугольника, которому посвятил уже треть своей жизни.
Зинка героически сопела и добавляла недостающее в наслаждении сильно развитым воображением. Потом в доброте своей вытаскивала заветную бутыль для Аврелия. Без коей тот не мог следовать заветам, добросовестно впитанным из умных учебников. А тем более радоваваться всяким хитросплетениям бытия, раздражавшего Аврелия своей неупорядоченностью. Он любил, чтобы во всем присутствовала ритмичность.
Разобравшись с вынужденной любовью, Аврелийй уходил к Митричу заканчивать недоработки с Бермудами. Зинка же носилась по дому, совершая разные нужные вещи. Чтобы вечером накормить уставшего от научных изысканий сожителя, а ночью спрятать опять бутылку. Всунув вместо нее в тумбочку смешинку.
Та морщилась, но терпела. Предвкушала новый триумфальный выход.