ПАДЕНИЕ ЯЗЫЧЕСТВА

С этим и связаны общеизвестные события, происходившие около 980 г., сразу же после того, как юный Владимир, руководимый своим дядей по матери, Добрыней, овладел киевским престолом.

«Начата къняжити Володимер в Кыеве един.

И постави кумиры на хълме въне двора теремьного:

Перуна древяна, а главу его сьребряну, а ус злат,

И Хърса,

И Дажьбога,

И Стрибога,

И Семарьгла,

И Макошъ…»

Описанная летописцем установка идолов в Киеве не являлась обычным делом или только обновлением старых святилищ. Официальных культов, судя по договорам с греками, стало два: культ Перуна и культ Волоса. Перун стал во  лаве целого пантеона из шести богов, а Даждьбог, почитание которого было повсеместным, попал в пантеон лишь как второстепенный бог.

Новые идолы поставлены не в отдалении «на холме», как стоял Перун во времена Игоря, а непосредственно с княжеским дворцовым комплексом, но не внутри его, что замыкало бы богослужение в узком придворном кругу, а «вне двора теремного», в самом центре киевской крепости.

Языческая реформа, предпринятая сразу после захвата власти в Киеве, преследовала три цели: во-первых, она подчеркивала суверенность молодого русского государства по отношению к христианской Византии; во-вторых — укрепляла положение великого князя, главного военачальника страны, так как во главе пантеона стал бог грозы и воинских успехов, покровительствующий воинам.

Кроме того, этими действиями Владимир отодвигал на задний план наемных дружинников-варягов, часть которых была христианами. Владимир строго относился к наемникам и когда они после водворения мира начали бесчинствовать, выгнал их с Руси. Новый русский пантеон был противопоставлен не только византийскому христианству, но и скандинавскому язычеству, от которого не было взято ничего.

Следует понять, что же произошло с великим князем Владимиром (в народе прозванным Красным Солнышком), сделавшим окончательный выбор в пользу крещения Киевской Руси. Решиться на такой шаг его принудило совершенно осознанное понимание того, что для окончательного закрепления великокняжеской власти возможно лишь одно — принятие православного христианства, которое к тому времени уже прошло период адаптации в языческой среде. Оно достаточно мирно соседствовало со старой верой, которая, к слову, терпимо относилась к пришедшему на Русь православию. Окружив себя боярско-купеческой верхушкой, с дружиной, шедшей за Владимиром в огонь и в воду, окончательно отпала необходимость в каком бы то ни было соприкосновении с языческим жречеством.

Очевидно, в этот период влияние язычества было доведено до возможного минимума. Волхвы утратили возможность первенствующего влияния на общественную жизнь. Только Великий князь мог определять и направлять движение и развитие государства. Недаром в 988 году, совершив победоносный поход на Корсунь (Херсонес), одним из основных требований к императору Византии Василию II было, предоставленное в ультимативной форме, требование передачи всех атрибутов Императорской власти, что давало прямую и единственную возможность признать себя равным византийским кесарям, считавшим своего императора Богоподобным.

Киевская Русь по праву, хорошо это или плохо, может считать себя империей с момента признания императором Византии за князем Владимиром всех возможных титулов императорской власти. Нужно признать, выбирать византийцам не приходилось, им пришлось испытать одно из самых больших унижений в истории своего государства, добровольно передав «варвару» самый высокий титул — императорскую власть. Не сделай они этого, еще не известно чем бы закончился начавшийся поход. Нравы руссов ромеи хорошо усвоили еще со времен походов легендарного Олега и Игоря, подвергшего пригороды Константинополя полному разгрому и грабежу.

К немалому удивлению для киевлян, Владимир вернулся в Киев не только крещенным, но и с новой женой Анной — дочерью императора Византии.

Для нас важен рассказ очевидца событий крещения новгородцев Добрыней в 988 г. и переданный как бы от первого лица («мы же стояхом на торговой стороне»).

«В Новгороде людие уведавше еже Добрыня идет крестити я, учиниша вече и закляшася вси — не пустити во град и не дати идолы опрвергнути. И егда приидохом, они розметавше мост великий, изыдоша со оружием. И аще Добрыня крещением и лагодными словы увещевая их, обаче они не слышати хотяху. И вывезшее 2 порока великие со множеством камения, поставиша на мосту, яко на сущия враги своя. Высший же над жрецы славян Богомил, сладкоречия ради наречен Соловей, вельми претя люду покоритися. Мы же стояхом на Торговой стороне, ходихом по торжищам и улицам, учахом люди, елико можахом... И тако прибыхом два дни, неколико сот крестя. Тогда тысяцкий новгородский Угоняй, ездя всюду, вопил: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание!» Народ же оноя страны (левый берег Волхова, где был Детинец), рассвирипев дом Добрыни разориша, имение пограбиша, жену и неких сродник его избиша... (военачальник Добрыни Путята переправился через Волхов) выше града (т.е. там, где Перынь) и вошел во град... Людие же станы оные. Услышавшее сие, собрашася до 5000 оступиша Путяту и бысть межо има сеча зла. Неки шедше церковь Преображения Господня разметаша и домы христиан грабяху... (Добрыня победил язычников) и а бие идолы сокруши — деревянии сожгоша, а камении изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика. Мужи и жены, видивши тое, с воплем великим и слезами просящие за ня, яко за сущие их боги...»

В пользу того, что остальные идолы, кроме идола Перуна, были сделаны из камня, свидетельствует рассказ первой Псковской летописи: Владимир «повеле кумиры испровреши, а другая огневи предати».

Деревянные изображения, которые можно сжечь на огне, противопоставлены здесь иным, которые возможно только сбросить. Не подлежит сомнению то, что в последнем случае подразумевались каменные идолы. В Новгороде, по словам поздней Иоакимовской летописи, Добрыня в 988 г. «идолы сокруша: деревянии сожгоша а камении изломав в реку ввергоша».

Тысячелетнее язычество очень медленно отступало под настойчивым натиском православного духовенства. Деревня, по существу, стала христианской едва ли ранее XIII в., а пережитки языческого трупосожжения в виде огромных костров над моголой («дымы» по житию Константина Муромского) дожили кое-где до конца XIX в.

В городах Киевской Руси строились церкви. Они снабжались богослужебными книгами, утварью, обслуживались притчом. Вокруг городов, сразу же за крепостными стенами, возникали монастыри, являвшиеся «узлами прочности» церковной организации. Духовенство устраивало в городах торжественные молебны, крестные ходы, читало проповеди. Но язычество продолжало быть сильным не только «по украином», но и в больших городах. Для характеристики соотношения христианского и языческого начал в русских городах достаточно привести известное «Слово о твари...», составленное русским книжником в XII в. Автор упрекает предшествующие поколения русских людей в том, что они создали языческую религию: «во лжю створиша отци наши, идолом кланяхуться во образ человечь и послужиша твари». Автор «Слова...» бичует своих современников за поклонение изображениям языческих богов, т.е. творению человеческих рук.

Далее в «Слове…» идет интереснейшее противопоставление пустующих христианских церквей шумному многолюдию языческих игрищ: «...Мнози ся ленять и зле живуть, яко же имян не ведати чтомых книг то же и срамеются тем и не содрогнуться, но слабе живуть и не слушая божественных словес. Но аще плясци или гудци (танцоры и скрипачи) или ин хто игрець позоветь на игрище или на какое зборище идольское — то вси тамо текуть, радуяся... и весь день тот предстоят позорьствующе тамо... (когда же нас приглашают в церковь) мы позеваю (ще) и чешемся и протягаємся, дремлем и речем: «Дождь» или «Студено» или леностно ино... А на позорищех на крову сущю, ни затишью, но многажды дождю и ветром дышащю или въялици (метель) то все приемлем радуяся, позоры дея на пагубу душам. А в церкви покрову сущю и заветрию дивну — и не хотять прити на поученье, леняться... Да не веем, како ны буде милость обрести от бога не послушаеще святых писаний!»

Много ли еще нужно говорить, уважаемый читатель, для воспроизведения происходившего в те далекие времена, когда пришедшее христианство по сути своей, к большому и горькому сожалению, не могло быть выразителем той Божественной Чистоты и Света, которым оно являлось в начале своего зарождения? Лишь двенадцать избранных Иисусом Святых, увенчанных Благодатью Божественного пламени, смогли до последнего вздоха жизни нести человечеству Святость постижения Слова Божия. Слишком далеко до них тем, кого значительно позже причислили к лику святых. И, очевидно, Господь удостоил этой чести не жаждущих власти и сребролюбия, а шествующих по стопам ЕГО. Крестившему Киевскую Русь равноапостольному князю Владимиру Красное Солнышко было «невдомек», что с пролитой кровью языческих жрецов огромный народ теряет свои многовековые корни, на смену которым вместе с несомненно Святой идеологией Спасителя приходит великодержавный деспотизм в виде абсолютной власти одного человека либо небольшой группы людей.

Народ же, те десятки и тысячи, сотни тысяч руссов, были обречены на тысячелетнее закабаление с невиданным по размаху террором, направленным против инакомыслящих. Вот откуда текут истоки нашего падения, падения, доведшего русских, украинцев, белорусов до полной либо частичной духовной деградации. Можно позволить человеку отстаивать свою точку зрения в полемике, пусть самой жесткой. Но убивать людей только за то, что они воспринимали Бога-Творца несколько иначе, чем православное духовенство, не есть величайший ли грех перед Господом? Как же тогда быть с важнейшим Христианским принципом «НЕ УБИЙ»? Куда его девать? Может быть, пришедший в 1917 году большевицкий режим стал бумерангом, ответом, направленным против не самой религии, но способа и форм ее осуществления? Все мы дети Божьи, все под Богом ходим, и всем нам предстоит ответить за содеянное здесь, на этой Земле. Господь не делает разницы для себя между христианином и язычником, мусульманином и индусом. Путей к нему много, а вот ОН — ОДИН. Выбор этих путей — свободное право каждого человека.