Все мысли о ней

Она смотрела на верхушки деревьев, которые хаотично колыхались. Их листья отражались в стекле окна, лишь небольшая его часть была видна через задернутые занавески персикового цвета.

Он уходил: вначале собирал одежду, потом укладывал в отдельную сумку книги, тетради и баночки со всякой парфюмерией. Ровными рядами и стопками размещал вещи, казалось, этим делом он занимался вечно, и оно приносило ему немалое удовольствие, такое старание выражало его лицо, спокойное и сосредоточенное.

Оба молчали и не смотрели друг на друга: она наблюдала за отражением шевелящихся листьев, все вместе они, по отдельности такие мелкие, в целом создавали  большое движение, как рой каких-то насекомых в огромном своем жилище; а он отвлеченно выполнял механические действия, связанные с теми предметами, которых он касался и моментально прятал в свою поклажу, словно робот. Оба думали и в то же время не думали; внутри что-то застыло; снаружи что-то остановилось. Единственное движимое в их мире сейчас – ее листья в окне и его вещи в руках.

Забыто? – не забыто. Оставлено? – оставлено… и отброшено, принято за ничто. Самое страшное случается тогда,  когда то, чем жилось, дышалось, становится утерянным, или скорее принимает титул утерянного, ничтожного, когда жаль утраченного времени, прекрасных эмоций и самых важных чувств. Отверженность, отчужденность и отвращение приходят потом, затем – стыд, тревога и страх. Страх двух видов, или даже трех: первый – о том, что все узнают, второй – перед необратимостью событий, третий – теперь ты одинок, и вокруг такие же одиночки.

А потом он ушел. Закрыл дверь, положил ключ под ковриком у порога, вызвал лифт, спустился на первый этаж и вышел. Она слышала гудящий механизм лифта; когда шум утих, она открыла дверь, ту самую, через которую он вышел, присела на корточки, отвернула край коврика, того самого, который у порога, подняла ключ, тот самый, тот самый ключ, и закрыла дверь, подошла к окну, тому самому, в стекле которого видела отражение дрожащих верхушек деревьев, и одернула занавески, те самые, которые персикового цвета; на улице шел дождь.

И  теперь только пустота, все мысли о ней. Он ушел, а ей казалось, что ушла она, раз и навсегда.