была надпись под ним: "дурацкое предчувствие и сны такие же". и я подумала, концепция идиотски схожа на мое мышление. гипертрофированное усталое сознание. я не могу отдохнуть, потому что проснувшись, всегда помню свой сон. сны вижу интересные, но устаю, адски, чертовски, дьявольськи. миша говорит, чтобы я фиксировала их и писала повести, рассказы по этим видениям. напечатала в ворде тезисно сегодняшний, но редактировать не хочу, возвращаться не тянет вовсе. видела духов. длинный-длинный сон, события его занимали двое суток, а спала я от силы часов пять. гребаный будильник. сколько можно просыпаться, засыпать, просыпаться, засыпать, а между - суета и надежда, что завтра не наступит. дайте мне реальность, я хочу вдохнуть на полную грудь и выдохнуть с наслаждением. чтобы горло не болело, чтобы люди говорили "горячий кофе", а не "горячее", чтобы пахло маминым цикламеном. включите солнце на режим нагревания и сотрите мне память. жаль, что велосипед уже существует, так хочется оригинальности и творчества, чтобы задыхаться не от ночных истерик, а восхищения.
Прячься, прячься. Это понятно, каждому нужно личное пространство, нужно место, чтобы развернуться: это как смотреть в зеркало, когда никто не видит, можно погриммасничать, можно подмигнуть, можно потренироваться соблазнительно танцевать. Я не лезу в тебя, всегда старалась не лезть, случайно наткнулась, случайно все поняла. Интернеты, этот город, любой, если честно, город, наши вкусы и странности, - все это слишком тесные рамки, чтобы в их пределах не попасть друг на друга в очередной раз.
Но я не рада. Чувствую себя тем, кто без спросу читает чужой дневник, узнает секреты. Это как если бы тетрадка выпала из сумки или шкатулки стола и открылась (не шкатулка, конечно, а тетрадка) на нужной странице, а потом взгляд не смог оторваться. Но, надеюсь, что больше не будет больно и плохо.
Я видела тебя в прошлое воскресенье, мы ехали с Мишей в метро после 8вечера, время парочек, которые зажимаются и целуются всем на зависть и отвращение. Ты зашел тоже с девушкой, если это она, то я очень удивлена, вы совершенно не смотритесь вместе, я навыдумывала себе картинок таких голливудских, и рядом с тобой должна была ехать голубоогромноглазая блондинка на шпильках. А твоя спутница была одета во все черное, хоть и не без изящества, у нее были черные длинные волосы, заплетенные в не тугую косу и глаза, накрашенные то ли зеленым карандашом, то ли тенями. Лицо с широкими скулами, поэтому она мне не понравилась. А ты, твои же глаза неистово блестели, но были преисполнены покоем, даже безразличием скорее, ты смотрел на нее с участием и отсутствием. Изредка мышцы на твоем лице подергивались, как бывает у наркоманов или ботанов, но это не портило красивых тонких черт. Я так и не смогла увидеть твою прическу, ты был, как всегда, в капюшоне, в той самой зеленой кофте, голубая куртка, голубые джинсы, не знаю какой фирмы, и кеды Скетчерс, наверное это Скетчерс, или подобной фирмы. Тонкие пальцы держали ее сумку, ты рассматривал стразы на ней, теребил потресканные ручки. Когда освободилось место возле тебя, подруга твоя присела, вы улыбались друг другу, но без особой радости. Тогда мы начали смотреть друг на друга. Я представляла, куда вы едите, скорее всего к ней, потому что ты живешь совершенно в другом конце города, хотя, возможно, от какой-то из станций здесь едут к тебе маршрутки, короче, неважно. Вы приедете к ней домой, посмотрите что-то или выпьете чаю, а потом все будет как обычно, может, в ванной, а может, на коврике в гостиной. Но тебе по прежнему будет скучно. Или весело несколько минут, а потом, ты скажешь, что пойдешь, потому что вспомнил, что оставил дома в розетке бритву электрическую (хотя у тебя щетина двухдневной давности), а потом передумаешь потому, что на улице холодно, и останешься до утра.
Миша закрыл глаза, он был сонный, а я смотрела на вас и еще одну парочку слева: два поросеночка – они были толстенькие и курносые, очень забавно смотрелись. Я ткнула пальцем в Мишу и сказала:
- Смотри, у этих двух поросят, должно быть, когда-то родится третье. И будет у них семья Наф-Наф, Нуф-Нуф и Ниф-Ниф.
Мы посмеялись скромно, потом Миша опять закрыл глаза. Ты, конечно, видел, что я рассматриваю тебя и твою подругу, а она смотрела только на тебя, почему ты с ней, если ты не с ней. Таких парочек примерно столько же, сколько и счастливых. А сколько из счастливых сейчас будут такими же через год или два?
Над нами стояли еще одни ребята. Когда выехали из туннеля, парень достал дорогой мобильный и стал тихонько говорить. Его девушка, громко с украинским акцентом, начала рассказывать своей маме тоже по телефону, как они с парнем сходили на КВН с Масляковым-младшим: что какая-то команда совершенно не показала себя, что у них не было даже группы поддержки, пару раз вспылила, повысив голос на мать. Но под строгим, и в то же время мягким взглядом своего парня, который уже к тому времени закончил свой разговор, попрощалась с ней.
Так интересно смотреть на все это, как через калейдоскоп, жаль только, что цвета унылые – преимущественно черно-серые-коричневые тона с редкими пятнами яркости. Хорошо быть созерцателем. Один умный лентяй однажды придумал, что он вовсе не ленив, он просто по натуре созерцатель, то есть наблюдатель, то есть все должны это принять.
Завтра я буду ехать с Мишей по тому же маршруту, только после 5и, надеюсь, встретить тебя опять. Давай посидим снова друг напротив друга, рассмотрим, как мы одеты, в этот раз я буду в другом пальто, ярком, ты сразу заметишь меня, цвет глаз и пальцы, мне интересно, будешь ли ты ехать с той же подружкой, под чем ты будешь в этот раз, это будет понятно по размеру зрачков.
1. быть запасным вариантом - это так мило.
2. чувствовать себя обманутым от пят по уши - так же как и быть запасным вариантом.
3. любить и жить вместе - отличный выход.
4. тратить бессмысленно время, хотя унылая осень уже прошла, невесело и негрустно - это никак.
5. руки в царапинах, почти тоже никак.
отчего эта оскомина, когда я наконец проснусь, просто не верю, что все это происходит со мной.
Нет ничего хуже метро после длинного рабочего дня во второй половине недели, примерно в четверг, в 20.30 на красной ветке. От станции Театральлной до Левобережки – сущий ад, этот вонючий рабочий класс с подпитыми мордами и дешевой одеждой, они толкаются, дышат на тебя своими кислыми ртами и послерабочим пивом (кст, тоже дешевым, отечественного производителя), от них несет нечистым телом, затхлостью и советским союзом. У них кожа землистого цвета, в морщинах, даже у молодых людей, у них нет ни малейшего представления о воспитании и достойных манерах.
В переходе – не лучше, толкотня, грязь, бумажки и полиэтиленовые пакеты, вонь, бездомные люди и животные, все они попрошайничают и вызывают лишь отвращение, никакой жалости, кажется, и моя человечность умерла. Но о какой человечности может идти речь, если вокруг одни животные, твари в прямом смысле… Вот это та экзистенция, от ее осознания мне становится еще хуже, ощущения заостряются, поскорее бы добраться до дому, чтобы закоченелыми пальцами достать холодный ключ и так же поскорее войти в лифт, ужасно кого-либо встретить на лестничной площадке. Здесь люди более приятные, но их подозрительные взгляды меня выводят, внутри все сжимается от того, как сильно мне хочется сбросить своих попутчиков в шахту лифта.
Дом. Сбесившийся кот с озверевшими глазами и грязный пол в коридоре от вчерашнего растаявшего снега на моих ботинках. Чудесно, теперь и от снега остаётся грязь. Все это огромная помойка, свалка отребья и хлама. Не мой дом или лифт, не подземка, а шар, чудесный голубой, который крутится-вертится – мусорная яма, никто не несет за нее ответственности, мы волшебно плаваем в ней, улыбаемся и машем, делаем вид, что все нормально, все нормально, нормально все … Неужели никто до Сартра этого никогда не ощущал? Я постоянно живу с этим всем, изредка заставляя себя выбросить весь этот максималистский бред из головы, когда выходит – я успешна во всем, даже радость иногда приходит, но это изредка…
