Впервые за много недель проснулась с хорошим настроением.

Коварный план Егорыча

Дед Егорыч никогда не был националистом, но лиц кавказской национальности мягко сказать недолюбливал. Да и как их любить, если в небольшом таёжном посёлке на севере никто из оных лиц никогда не работал, но каждый из них исправно раз в полгода менял свежую иномарку на самое последние веяние японского автопрома. Диаспора в основном занималась скупкой золота у местного населения и для прикрытия имела несколько старательских бригад, работников которых успешно «кидали» по окончанию промывочного сезона, хотя при приёме на работу им сулили хорошую деньгу и прочие золотые горы и ништяки. Вот и выходит, что бедные трудяги всё лето работали тупо за сомнительного качества еду, но это отступление от основной темы рассказа.

В далёкой молодости Егорыч трудился в геолого - разведочной экспедиции и знал из личного опыта места с повышенным содержанием драгоценных металлов, но в силу отдалённого их расположения и солидного возраста дед уже не мог бодро и долго ходить по тайге и лопатить мёрзлый грунт, который нужно было к тому же таскать до ближайшего ручья для промывки. По этому он довольствовался малой долей того, что радикулит ему позволял намывать не далеко от посёлка.

Дети Егорыча давно выросли и разъехались по бескрайним просторам нашей родины и о родителях вспоминали крайне редко. Бабка Матрёна давно его пилила с переездом в центральные районы страны, мечтала о небольшом домике с приусадебными грядками и романтично лежащими коровьими лепёшками на пыльной тропинке возле пруда. Для таких кардинальных перемен пенсионерам естественно нужна была внушительная сумма денежных знаков, коих они за долгую северную трудовую деятельность так и не нажили.

План заработка пришёл Егорычу в голову сам собой, после просмотра очередного голливудского киношедевра, о том как ловко и технично некий талантливый парнишка развёл одну криминальную структуру на их доичмарки и исчез в не известном направлении.

Хорошенько всё прикинув, Егорыч начал подготовку к этой операции. Сняв все свои и бабкины средства со сберегательных книжек, он из газетного объявления приобрёл не большой участок земли где то на Кубани, выписал себя и бабку из квартиры, сделал соответствующие действия в пенсионном и отправил супругу в гости к сыну, для дальнейшего вызова на новое место жительства.

Подгадав время и место, он прикинувшись поддатым как - бы невзначай брякнул одному вертлявому ингушонку что знает место с ну оочень большим содержанием золота на квадратный метр грунта и готов поделиться информацией с их старшим за соответствующее вознаграждение. Шакалёнок быстро довёл информацию до адресата и вот Егорыч уже стоит в шикарном офисе этой диаспоры. Переговорив по сути дела, сошлись на том, что если действительно подтвердится местонахождение этого Эльдорадо, деду выплачивается сумма, которую он мог видеть только в кино (правда в рублях).

Сказано – сделано. В самые сжатые сроки обе стороны договора были доставлены к указанному дедом месту и штатный геолог этого зоопарка взяв пробы грунта в нескольких местах подтвердил очень высокое содержание золота на данном участке. Радости будущего долларового миллиардера не было предела. На капоте джипа мгновенно появилась батарея коньяка, фрукты и прочие редкие в этих краях деликатесы. На радостях сам пузатый хозяин начал танцевать лезгинку и прочее непотребство. Егорыч видя всё это лишь сплюнул в сторону хитро щурясь одним глазом и медленно поковылял в сторону основной трассы.

Как ни странно, но Егорычу действительно заплатили деньги, о которых договорились, при этом будущий директор мира (как он сам себя уже считал) посмеивался над дедом, что тот продешевил с ценой за такой клондайк. Дед получив свои деньги молча удалился и в этом краю его больше не встречали.

Как же так вышло спросите вы? И я отвечу вам, что за три месяца до этих событий, этот старый пройдоха накопал золотишка грамм 80, добавил туда наплавленной бронзы или ещё какого лома и зарядил всё это добро в охотничьи патроны. Побродив по тайге, подальше от населённого пункта он присмотрел подходящий участок земли с подходящей почвой и равномерно расстрелял туда все эти боеприпасы.

Щурясь от осеннего солнца, Егорыч качаясь в гамаке, на собственном приусадебном участке с улыбкой рассматривал только что отстроенный двух этажный дом и чуть пьяный улыбался и смотрел как его любимая жена Матрёна отскабливает коровью лепёху с калоши после прогулки у пруда.

Достали до коликов персионеры в 7 утра в общественном транспорте! Сил нет!! ну куда ты едешь? Анализы за неделю накопленные сдавать? Сиди дома до 11 и выходи...дай на роботу попасть...мне б такое здоровье, как у них в 80 лет..я б горя не знала

Вот, Мама Стифлера как всегда актуальна.....читаем, соглашаемся...

Всем будущим бабкам посвящается. И мне самой в том числе. Вы думали, разговор пойдёт о тех бабках, которые все мы стараемся заработать (спиздить, отнять, сделать, выставить на… Нужное – подчеркнуть). А вот хуй вам, товарищи. Потому что говорить мы будет о том, во что рано или поздно превращается любая девочка с персиками. А именно – в бабушку с курагой. Все бабки имеют 3 категории. Это: 1) Старушки обыкновенные. Стать старушкой – это святой долг каждой сегодняшней тётки. Старушки сидят дома, нянчат внуков, варят кашу, рассказывают им на ночь сказки, ходят в магазин для того, чтобы затариться продуктами, а не для того, чтоб замеситься с кассиршами, носят коричневое платье и платочек в горошек, и ходят по воскресеньям в церковь (это, кстати, обязательно. Ибо любой порядочной старушке должна к старости прийти в голову мысль, что скоро ей придётся помереть, и ТАМ с неё всё-всё спросят. И за еблю с соседом, пока муж на работе, и за то, что в молодости была выжрана цистерна хани, и, естественно, за «первонах», «заебись, пешы ещё» и за «нахуй аффтара». Спросят-спросят. И не сомневайтесь.) Это всё в общих чертах. Старушкам положено сидеть вечерами на лавочке у подъезда, вязать носки по восемь метров, через каждый метр – пятку, и разговаривать с другими старушками о политике, ценах и у кого сколько дети зарабатывают. И ниибёт. Так положено. 2) Пожилые дамы. Пожилой дамой может стать не всякая. Пожилые дамы – это бывшие преподаватели русского языка и литературы в ВУЗах, это бывшие научные работники, бывшие актрисы, и жёны генералов-адмиралов-Абрамовича-Березовского-и-так-далее-алигарховбля. Пожилые дамы носят костюмы с брошками, тщательно закрашивают седину в волосах в салоне, а не дома, в тазике с чернилами, красят губы светло-коричневой помадой,и никогда не улыбаются. Потому что их лица уже сто раз обколоты Ботоксом. И, собственно, 3) Бабки. Сраные старые пидораски, которые хуй знает зачем, с самого утра пиздуют в битком забитые вагоны метро, волоча за собой облезлые тележки, которыми они специально рвут людям колготки, наезжают на ноги, и тычут ими в яйца: «Сынок, помоги бабушке тележечку по лесенке поднять..» Они приходят в магазин, и гундят: «Пропустите меня без очереди, я бля мать-героиня, ветеран труда и ещё хуй знает чего, а вы тут все- охуевшая молодёжь, чтоб вам всем сдохнуть от заслуженного триппера!» И если эту манду пропустить вперёд, начинается шоу: - Дайте мне батон хлеба.. Да. Нет. Не этот! Фу! Он чёрствый! Дайте другой! А теперь колбасы. Вон той. Сто шестнадцать граммов. Да! Я сказала, что именно сто шестнадцать! Что? Забирайте свою колбасу, я её не возьму! Мне не нужно ваши сто двадцать три грамма! Дайте мне жалобную книгу! А меня не волнует, куда вы этот кусок денете! Я покупатель, и я всегда права! Сталина на вас нет, сучки молодые! Рожи намалевали, юбки позорные напялили, проститутки, и стоят тут за прилавком, продуктами торгуют! Сначала она этими руками хуи у своих хахалей дрочит, а потом ими же честным людям хлеб подаёт! Тьфу, шалава! Бабок можно встретить в очереди к районному терапевту, куда ты пришёл, чтоб получить справку для бассейна, а впереди тебя сидит толпа здоровых бабок, которых, сука, рельсой не перешибёшь, и орёт на тебя: «Куда ты прёшь без очереди! Я вот, с больными ногами еле-еле пришла, мне необходимо в больницу ложиться, и то в очереди сижу, а ты молодой, постоишь, не развалишься!» И через полчаса ты можешь наблюдать в окно, как эта бабка с больными ногами резво скачет прыжками кенгуру из ворот поликлиники вслед за уходящим автобусом, догоняет его, и хуярит на ходу своей клюшкой по дверям, требуя остановить автобус, и впустить инвалида. Рассмотрим отдельных представителей категории «Бабки» Бабка Катя. Проживает в Москве в спальном районе, имеет взрослую дочь, зятя, двух внуков, пенсию, которую она не тратит на себя, потому что её обувают-одевают дети, они же её кормят пять раз в день, потому что бабка Катя страдает булимией, и жрёт как не в себя. С утра бабка Катя пиздует в метро, где шляется по вагонам с табличкой: «Помогите, люди добрые, дети выгнали из дома, отпиздили, выбили зубы, ткнули рожей в говно, и бросили помирать с голоду под забором. Дайте немножко денег, а то прокляну нахуй всех. Воистину» Бабка исправно башляет кому надо, чтоб беспрепятственно побираться по вагонам, и, насобирав пару тысяч рублей, к вечеру возвращается в свой двор, где шлёпается на лавку у подъезда, и начинает самозабвенно сплетничать: - Ой, а вы знаете, что Наташка Горелова из пятого подъезда беременная? Аха. От хачика Автандила, который через дорогу в сапожной мастерской работает. А Иркиного мужа из пятнадцатой квартиры посадили! Ну да, наркомана этого. Говорят, он у себя дома 2 мешка наркотиков хранил. Да таких ядрёных! Милицейская собака, говорят, нос в мешок сунула – и подохла сразу! Вот те крест! Сама видала как её милиционеры в простыне из дома вытащили, и сожгли за бойлеркой! А Пашка со второго этажа - гомосек!! Вот чтоб мне сдохнуть, если вру! Вчерась вышла я в два часа ночи на лестницу, мусорку вытряхнуть, гляжу – матерь Божья! Пашка-сосед! Стоит, с мужиком обнимается, и в штанах у того рукой-то мац-мац. Ковыряет что-то, гомосек проклятый! Да. Вот так мы и живём, Никалавна. Ладно, пойду я домой, уж время ужинать подошло, а меня всё не зовут, собаки такие… Хуже чужих, ей-Богу! Родную мать куском хлеба попрекают. И пиздует домой. Бабка Зина. Кто-то когда-то ей сказал, что её фамилия – Парашина – очень древняя и знаменитая. И что, возможно, её предки были графьями-баронами-сеньорами. С тех пор бабка Зина вошла в образ, и до сих пор из него не вышла. Она с утра завивает свои три волосины на бигуди, надевает красные бусы, берёт под мышку облезлого кабысдоха Дружка, и чешет во двор, играть с другими бабками в преферанс. Раз в неделю бабка Зина устраивает представление: «Я умираю, дети мои…», и её кладут в платный госпиталь, откуда через полчаса следует звонок, и бабка Зина, находясь в двух минутах от смерти, слабым голосом диктует список необходимых ей продуктов питания: икра красная, икра чёрная, осетрина копчёная, балык, рябчики-ананасы-шампанское и так далее. Причём, семья её нихуя не родственники Рокфеллера, но они с какого-то члена мобилизуют все силы, залезают в долги, и покупают бабке всё, что она там надиктовала. Я б и не написала про это скотомудилище, если б эта старая обезьяна не была бабкой мужа моей подруги Юльки. Поэтому на моих глазах у беременной Юльки выдирали изо рта чахлый банан, и клали его в коробочку, которую планировалось доставить бабушке в больницу. А ещё оставался бабкин кабысдох Дружок. Чмошмое существо с лысой жопой, который каждое утро залезал в Юлькину кровать. И начинал яростно дрочить в её подушку. И к тому моменту, когда Юля просыпалась, Дружок бурно кончал ей в глаз. Юльку мучил токсикоз и Дружок. Дружок даже сильнее. Поэтому он был подвергнут остракизму, гонениям и избиениям лыжной палкой. Однажды к Юле подошла её свекровь, и, поджав губы, высказалась: - Юлия, я бы попросила тебя не мучать данное животное, ибо Зинаида Николаевна, моя мать, и бабушка твоего супруга Сергея, верит в вечную любовь и в реинкарнацию душ, и считает, что в Дружке живёт душа её мужа, покойного Серёжиного дедушки. Будь тактичнее, Юлия. Юлька никогда не считала себя графиней, в Смольном институте не обучалась, и тонкой душевной организацией не обладала, посему ответила свекрови, что она тоже верит в вечную любовь и в реинкарнацию, но её сильно заебало, что покойный Серёжин дедушка ежедневно мастурбирует свой половой орган об её, Юлину, подушку, а потом весьма подло эякулирует ей в орган зрения. И было б хорошо, если б дедушка делал это со своей уважаемой Зинаидой Николаевной. После этого Юлю предали анафеме, с трудом дождались, когда она родит, и быстро выперли из дома. Но это уже другая история. О бабках можно рассказывать долго. У любого из нас в соседках есть вот такое уёбище, и каждый может рассказать про кучу таких бабок. Но я закончу сей высер заключительным описанием собственной соседки, чтоб ей, суке старой, здоровьица прибавилось! Бабка Мария Тимофеевна. Бабка Мария Тимофеевна родилась на свет 75 лет назад, исключительно для того, чтобы отравить мне жизнь. Лет пять назад бабка однозначно и полностью ёбнулась на голову. И началась моя весёлая жизнь. Бабка зажимала меня на лестнице своими огромными сиськами в угол, и завывала голосом тени отца Гамлета: - Верни, воровка, мои трусы!!!!!! Я знаю, ты спиздила их у меня с балкона!! И ниибёт, что четвертый этаж, а я ещё кактусов на перилах разложила. Чтоб ты себе жопу ободрала, поскользнулась и наебнулась! Ты мои трусы спиздила, а свои мне подложила! И трясла у меня перед носом ссаными трусищами, похожими на чехол от рояля. Я пищала откуда-то из-под её огромных потных сисек: - Иди нахуй! С чего ты взяла, что это – МОИ трусы?? Ты, бля, глаза имеешь? На ЧТО мне эту мотню надевать?? В них пятьдесят три таких жопы как у меня поместятся! Ответ бабки был зачотным: - А они на меня не налазят, я пробовала. Значит – твои! И ниибёт. Потом этой шкуре стало казацца, что в её квартире пахнет газом. И что это я её травлю потихоньку. Ясен пень, а кто ж ещё-то? Неделю она ломилась ко мне в квартиру, требуя прекратить газовую атаку, а я просто устало вызвала ментов. Я, бля, зарплату, за то, что с психами общаюсь – не получаю. Пришли два ментёнка. Один, видимо, наш участковый, а второй, я так поняла, за компанию. И вот один в хату к бабке пошёл, а второй стоит, ржёт: - Слышь, а расскажи-ка мне ещё про бабку! Ты так прикольно рассказываешь! Ну, думаю, нашёл, бля, Олега Попова. Хуй тебе. И рожу скорбную сконструировала. Тут от бабки выходит участковый, щёки втянул, шоб не заржать, и за ним следом – бабка. На ебле у неё висит обычный CD диск, в который она просунула кончик носа, и она нам так гордо говорит: - Вот, бля. Товарищ милиционер подарил мне Универсальный Газопоглотитель. Теперь я буду его носить, и мне похуй до твоего газа. А вы, товарищ участковый, проведите ещё обыск у неё на квартире. Она у меня ещё чашечки красненькие спиздила, и тряпку, через которую я халат глажу. Вот молодежь пошла: такая молодая – а уже воровка. А я-то с её детьми всю жизнь нянчилась.. Я аж проперделась от восхищения: хуясе! Во-первых, ребёнок у меня один-единственный, во-вторых, я в этой квартире живу только пять лет, в-третьих, эта старая жопа сама сюда полгода назад припёрлась, а в-четвертых, я бы в голодный год за ведро пельменей на километр бы её к своему дитю бы не подпустила! Ещё полгода бабка подкарауливала меня у лифта, и орала: «Люди добрые! Не садитесь с ней в лифт! Она воровка, и щас всю мелочь у вас из карманов потырит! Воровка!» Наверное, я бы придумала способ, чтоб убить бабку, и свалить всё на несчастный случай, но, по ходу, о моих планах догадалась бабкина дочь, которая не раз видела меня и моё суровое, как у челябинского мущщины, лицо. И она перевезла бабку хуй знает куда – меня это ваще не волнует, а хату сдала приличной семье. Вот такая грустная, но поучительная история. Читайте, думайте, и делайте выводы. За сим откланиваюсь. (с) Мама Стифлера 

- Петя, Петр, Петруччо, прием! Отвечай, кто я!
Петр открыл один глаз, посмотрел на потолок и, видимо, чему-то ужаснувшись, уронил голову на стол. Вытянул руку, потрогал.
- Ж-женщина. – тихо сказал он.
- Ура! – сказал голос. - Отличное начало. А теперь вопрос на миллион: где ты находишься?
Петр медленно поднял голову, приоткрыл глаза и еле удержался на стуле, вцепившись в него обеими руками.
- Я в вверттоллетте. Сука, я по-любому в вертолете.

Женщина нахмурилась, вытащила из холодильника пиво и налила полный коньячный бокал. 
Не открывая глаз, Петр коршуном метнул неожиданно цепкую руку и жадно опрокинул бокал в себя, подстукивая процессу кадыком. Помолчал. Поднял глаза и практически приветливо сказал жене:
- Лю-ю-юбочка!
Женщина тихо выматерилась и налила второй стакан. Видимо на его дне лежала истина, потому что выпив, Петр улыбнулся и сказал:
- Привет, Маша. Как дела?
Маша немедленно убрала пиво в холодильник, уселась напротив и сказала:
- А теперь, Петя, рассказывай мне свой вчерашний вечер, гаденыш.
- Машенька. Мы вчера отмечали Сашино повышение. Он теперь начальник внешнеэкономического…
- Дальше.- прервала жена.
- Посидели в ресторане, потом поехали на эту вот нашу квартиру. Можно мне еще пива, Машенька? – жалобно попросил Петр.
- Бог с ней с люстрой. – сказала Маша. – Меня другое интересует, Петр. Кто вот эти люди?

Все еще глупо улыбаясь, Петя вытянул голову и заглянул в гостиную. На полу вповалку спали пятеро волосатых мужиков. Валялись какие-то гитары.
Петя крякнул и залился краской. 
- Это мои коллеги? – застенчиво спросил он.
- Это, блядь, группа «Ария», Петя. Рок-музыканты.
Петя осторожно встал, открыл мини-бар, откупорил бутылку «Мартель» и разом выпил четверть. Мелкими шажками он подошел к спящим мужчинам. Перевернул одного носком (перевернутый Холстинин мгновенно начал громко храпеть), наклонился, вгляделся. Закрыл рот рукой и круглыми глазами посмотрел на Машу. Маша поманила Петю пальцем.

- А теперь, Петя расскажи мне что это? – в руке Маша держала лист бумаги.
- Сложно даже представить. – хмуро сказал Петр.
- Программное заявление… - начала читать Маша. – Мы, нижеподписавшиеся, депутат Законодательного Собрания Челябинской Области, Петр Волобуев и группа «Ария», утверждаем что хард-рок хуярили, хуярим, и если избиратели не против, будем хуярить впредь. До полной победы мировой революции. Подписи. На бланках Зак.собрания.
- Я свобо-о-оден. – грустно прохрипел Петр.
- И вот этим, с позволения сказать, программным заявлением, завалена вся комната. Та, в которой принтер стоит. Пачек двадцать бумаги изведено. Вы что их, по ящикам собирались разносить?
- Ну убей меня, убей.- сказал Петр. – Не помню я ничего. 
- Глаза твои бесстыжие. – сплюнула Маша. – Так, больше не пей, понял? Я на работу съезжу и за тобой вернусь. И чтоб этих волосатиков здесь не было, понял, Петя? Накосячишь – разведусь с тобой. Сил уже нет.
Хлопнула дверь.

Петя налил бокал коньяку. присел на корточки возле спящих мужчин. Поводил бокалом возле их трепещущих ноздрей.
-Цып-цып-цы-ы-ы-ып. – ласково и душевно сказал он.


(с) 1st_element

Intro: Gm Cm Dm7(V)

Gm Cm Dm7(V)
Включайте ваши диктофоны
Gm Cm Dm7(V)
Я разрезаю провода
Влезая внутрь твоих флаконов
Я буду думать за тебя

Припев:
Cm7 Dm7(V) Gm Gm7 Gm Gm7
И за твои ресницы хлопать
И за твои ладони брать
За стёклами квадратных окон
Cm7 Dm7(V) D# Dm
За твои куклы умирать

Закат похож на таракана
Он убегает от меня
Бежать за ним мне слишком мало
Мне слишком много жизнь твоя

Припев

Застыло в воздухе мнгновенье
Над ним как солнце - пустота
С твоим виденьем столкновенье
Я не забуду никогда

Припев1:
Как за твои ресницы хлопал
Как за твои ладони брал
За стёклами квадратных окон
D#
За твои куклы умирал

Припев
Встпуление
Gm

Gm7 = E[365363]e
Cm = E[335543]e

Отрывки из русского перевода книги Пола Джоанидиса "Библия секса". Аффтар жжот ))

Глава "учиться массировать женские гениталии"

"Часы. Думайте о часах. Закройте глаза и думайте о часах, старинных часах с большим маятником, с маленьким маятником или о часах с кукушкой, если можете... Самый эффективный способ обследования женских наружных половых органов и влагалища заключается в том, чтобы представить их в виде циферблата часов". (Парень, ты шизанешься, когда оттуда кукушка вылезет...)

"Чтобы понять, как ощущается твердый пенис, найдите парня (логично) который увлекается посещениями тренажерного зала, и попросите его (ну, ну??) согнуть руку в локте(упс...). Твердый бицепс на ощупь похож на твердый пенис, хотя такого размера (секунду, а как же с формой??) он бывает только в мечтах некоторых мужчин"

"Яички обычно сидят на заднем сиденье пениса". (даже не пытаюсь себе этого представить)

"Если перед началом оральной стимуляции мужского пениса (кстати, зачем в данном случае определение, я вообще не поняла. А чьего еще??) вы положите в рот немного зубной пасты, то это поможет вам справиться с нежелательным привкусом" (Я, может, чего-то не понимаю, но она же щиплет???)

"Пушок с подветренной стороны" - один из подзаголовков подробного описания женских половых органов. (Люди, люди, где там подветренная сторона???)

"Упражнение по вращению клитора зависит от его размера и расположения, а также чувствительности" (Мартышка, Удав, Попугай и Слоненок с зарядкой для хвоста нервно курят в коридоре)

"В нашей культуре женские гениталии обычно завернуты во все, что угодно, от шелка до трико или от кожи до кружев". (Женские? Завернуты? Я опять чего-то не понимаю…)

"Одни клиторы буквально срываются с места вам навстречу, чтобы пожать вам руку"… (чур меня, чур!)

"Клитор часто располагается таким образом, чтобы тереться носом о входящий во влагалище пенис". (Тереться ЧЕМ? Хотя - он же только что пожимал кому-то руку...)

"Если вам повезло и вы пробовали заниматься сексом с разными женщинами и делали это в здравом уме и светлой памяти, то вы могли заметить, что не все влагалища устроены одинаково". (Мда, не все йогурты одинаково полезны…)

"Если женщина не знает, где у нее яичники, то во время следующего осмотра она может попросить своего гинеколога показать ей их". (Дорогая, видите эту банку?)

"Одни люди испытывают оргазм, когда любимый человек целует им шею или спину, а другим для этого требуется пара динамитных шашек между ног". (Вот она, причина синдрома шахида!)

"Когда вы имеете дело с пенисом, вы можете задушить его практически до смерти, а он от этого будет только тверже". (Задушить?? Его???)

"Мужчины совершают большую ошибку, когда лишают свои пальцы чувства юмора". (Как? Ну как они это делают?)

"Некоторые пары предпочитают, чтобы женщина сидела на груди мужчины с расставленными ногами и лицом к его ногам (допустим). При такой позиции голова женщины обращена лицом прямо на юг (в то время как голова мужчины ориентирована на север)". (Ммммм, вы когда-нибудь пробовали громоздиться на человека, держа в руках компас и четко ориентируя себя по местности???)

"Среднестатистический пенис имеет некоторые части, которые обладают особой чувствительностью, а все остальные его части существуют просто для того, чтобы было чем похвастать". (Без коментариев)

"Стержень клитора носит тонкий непромокаемый защитный костюм, (Да???) который называется клиторальным капюшоном. Этот капюшон защищает клитор от невзгод жизни в промежности". (Да вы поэт, батенька.)

"Эта область очень невелика по размеру и располагается по соседству с клитором, а это может просто означать, что стучать надо в парадную дверь" (*стучит головой о стену* Где?? Где там дверь, тем более, парадная??)

"мы, мужчины, учимся мастурбировать, пока пьем чай" (Знаешь, сыночка, бывает и просто файф о'клок)

"согните пальцы рук так, как будто вы молите бога о том, чтобы только что подписанный вами чек не оказался неоплаченным из-за отсутствия денег на вашем банковском счету, с той только разницей, что держать вы будете не чек, а мужской пенис" (Я бы сказала, нех**вая такая разница... Но я никогда, никогда, как бы я не была развращена, не позволю себе сделать с чеком ТАКОЕ...)

"...затем подтягивайте руку по направлению в груди мужчины так, словно вы пытаетесь вытянуть из него наружу все самые лучшие ощущения и перетащить их на кожу живота" (Если честно, никак не могу это откомментировать, потому что физически не могу представить)

"Воспользуйтесь вашей счастливой рукой для того, чтобы натянуть кожу у основания пениса мужчины" (Мне уже надоело читать о пенисе мужчины, но это, видимо, дань политкорректности. Но - счастливая рука? Это что, та, пальцы которой не лишены чувства юмора?)

"Женщины часто предполагают, что пенис мужчины приклеен или прикреплен степлером к передней части его лобковой кости". (Он ЧТО??? Он ЧЕМ????????)

"сосание пениса не повлияет на качество оральной стимуляции, если только мужчина не держал его в морозильной камере" (Угу, угу... А потом достал из морозильной камеры - и степлером его, степлером)

"Заставьте ваши слюнные железы петь во время занятий оральным сексом" (Да, увольте ваши голосовые связки)

"...вам не надо будет беспокоиться о том, что лобковые волосы вашей партнерши будут наматываться на ваши гланды..." (Какой кадр для фильма ужасов...)

"Кукурузные хлопья были изобретены для детей с целью поддерживать их растущий организм, а также для того, чтобы они не занимались такой ужасной вещью, как мастурбация" (М-да, цитата для книги "Все, чего вы не хотели знать о продуктах питания")

"...когда он лежит лицом вниз на матраце с твердым пенисом..." (Последнее наименование хорошо бы смотрелось в каталоге IKEA)

"Поскольку ваш автор вырос в сельской местности, он знал, что мужчина никогда не встанет между женщиной и ее лошадью" (Тяжелое детство, деревянные игрушки, и если бы не лошади...)

На часах была полночь с десятью минутами.
- Аццкое время. – Ершова кивнула в сторону настольных электронных часов, которые все мои друзья почему-то называют «Бигбэн для слепорылых». Наверное потомушта они размером с тиливизор.
- А ещё и Хеллоуин, если вспомнить… - Я добавила свои три копейки в атмосферу предвкушения чего-то страшнова. – Зомби по улицам шляюцца без регистрации, упыри шастают по кладбищам, кровь пьют невинную.
- Ну, зомби без регистрации у меня самой дома щас спит. Ничего стрёмного особо. Только пьёт много, и волосатый как пиздец. У меня уже аллергия на ево шерсть жопную. – Юлька с любовью вспомнила о супруге. – А на кладбищах нету крови невинной. Там икебаны одни. Упыри сегодня остануцца голодными.
- Вряд ли. Сегодня там полюбому будет опен-эйр готически настроенных мудаков. Я за упырей спокойна.
- Ну слава Богу. Пусть поедят вволюшку. Празничек у ребяток. А готов нам не жалко. Отбросы общества.
Ершова яросто стирала празничный макияж влажной салфеткой, и принюхивалась:
- Кстати, чем так воняет?
- Грязными хуями? - Предположила я, и подёргала носом. – Может, отрыжка после вчерашнего?
- Шутка своевременная, смешная. – Ершова швырнула грязную салфетку на пол, и тоже зашевелила ноздрями. – Не, ацетоном каким-то штоле…
Я внимательно посмотрела на коробку с влажными салфетками, из которой Юлька уже вытащила второй метр, и заржала:
- Не ацетоном, а специальной хуйнёй! Это салфетки для чистки офисной техники. Я на работе спиздила когда-то.
- Тьфу ты, блять! – Ершова брезгливо отшвырнула коробку. – То-то я чую, у меня рожа вся горит. Ну-ка, глянь: аллергии нету?
Юлькино лицо на глазах опухало. Вначале у неё опух лоб, и она стала похожа на неандертальца, потом отек спустился на глаза, и Юлька стала китайским питекантропом, а потом на нос и губы – и вот уже на меня смотрит первобытный Гомер Симпсон с китайскими корнями.
- Ершова, ты немножко пиздец как опухла. – Мягко, стараясь не вызвать у Юльки панику, намекнула я на новое Юлькино лицо. – В зеркало смотреть нинада.
Подруга, вопреки моим советам, всё таки посмотрела в зеркало, и заорала:
- Блять! Что теперь делать?
Я пожала плечами:
- Мы ж Ковалёвым мстить собрались. Давай рассмотрим положительные стороны: ты уёбище. И это очень хорошо. Грим никакой не нужен. Щас напялим на тебя тренировочный костюм с хвостом, и вперёд, к Ковалёвскому инфаркту!
- Заебись. А чо, я одна пойду их пугать? – Ершова даже не спорила по поводу положительной стороны вопроса. – А ты чо делать будешь? Мы так не договаривались!
- Юля, - я выудила из лифчика колготки, и натянула их на руку. – Я буду жертвой бесов, понимаешь? Я позвоню им в дверь, они её откроют, ибо ебланы, а я буду валяться в корчах у них на пороге. У меня будет шея в крови, скрюченные ноги, и пена у рта. Я буду валяться по полу, и выть: «Бесы мной овладели, батюшка! Сиськи отгрызли нахуй, сами посмотрите, ноги мне скрючили, и зуб выбили!». Тут я охуенно креативно использую во благо все свои природные достоинства, понимаешь? Мне тоже грим не нужен.
- А я где буду? – Ершовой уже овладел азарт. – Я хочу появится из воздуха, в лучах дыма, и на каблуках.
- Какие, блять, лучи дыма, Юля? И каблуки тоже нахуй. У меня есть тапки в виде голых ног Бигфута. С длинными пальцами, и с когтями. Где ты видела бесов с таким еблом как у тебя, да ещё на каблуках? Ковалёвы, конечно, мудаки, но не настолько. Короче, вот тебе дедушкин костюм, а я пошла делать хвост.
…Через полчаса мы были готовы к выходу, и в последний раз репетировали. Рому Ковалёва изображала моя собака, а мы с Ершовой играли свои роли.
- Бесы, бесы мной овладели, батюшка Роман! - Я упала на пол перед псом, и начала биться в корчах. – Спаси мою душу, почитай псалтырь, изгони дьявола из тела моего покалеченного! Я хочу умереть девственницей!
- Тычо несёшь, обезьяна? – Ершовский голос донёсся из туалета. – С девственницей явный перебор. У Ковалёвых такой простыни, тебе на заплатку, точно не будет.
- Я хочу умереть с чистой душой, и вознестись к престолу божьему! – Крикнула я в морду собаке, и та завиляла хвостом. – Спаси меня, добрый пастырь!
Тут, по сценарию, должна была появицца Ершова, но она не появлялась.
- Вот они, бесы! – я заорала, и вцепилась руками в собачью ногу. Пёс-Ковалёв такого не ожидал, взвизгнул, и непредсказуемо пукнул, после чего спрятался под шкаф. – Я чую запах сероводорода! Ад пришол на землю! Итак, встречайте: бесы!
Даже после этого откровенного призыва Ершова не появилась.
- Юля, хуле ты в сортире засела?! – Я прервала генеральную репетицию, и поднялась с пола. – Твой выход!
- Дай поссать-то! – Глухо ответил из-за двери бес. – Ты б сама попробовала бы снять эти штаны с хвостом, а потом обратно напялить. Кстати, хвост я в унитаз уронила.
- Блять… - Я расстроилась. – Нихуя у нас с тобой, Юлия, не выйдет. Ковалёвы вызовут ментов, и нас заберут в обезьянник! Там нам подкинут в карман кило героина, ядерную ракету, четыре неопознанных трупа, и загремим мы с тобой по этапу, к лесбиянкам. А я ещё так молода, и так люблю мущин!
Дверь туалета распахнулась, и на пороге появилась Ершова. За десять минут я уже забыла, как она выглядит, поэтому быстро отпихнула Юльку от двери, и сама заняла позицию на гнезде.
- Не ссы, инвалид деццтва, всё будет в ёлочку. Ты, главное, паспорт с собой не бери на дело. – Подруга свято верила в то, что мировое зло сконцентрировано именно в паспорте. – И тогда никакие менты не придут. Все менты щас спят давно.
Ещё через пять минут мы на цыпочках вышли на лестничную клетку, и прокрались к лифту.
- Короче так… - Ершова наклонилась к моему уху, и ещё раз уточнила детали: - Щас мы с тобой поднимаемся на седьмой этаж, ты спускаешься вниз по лестнице до четвёртого, и проверяешь, чтоб на нижних этажах никто не стоял. А то эффекта не получицца, если мне между пятым и шестым кто-нить с перепугу пизды даст. Потом ты звонишь в дверь Ковалёвым, начинаешь изображать свой ящур…
- Корчи. – Поправила я Юлю.
- Похуй. Корчи. Потом ты кричишь: «Вы слышите этот топот? Это бесы! Они уже идут за мной!» И тут выйду я.
- Ты думаешь, у тебя получицца громко топать в плюшевых тапках? – Я с сомнением посмотрела на когтистые поролоновые ноги Ершовой.
- Верно. – Юлька не огорчилась. – Вот эта лыжная палка чья?
Я оглянулась. Возле соседней квартиры сиротливо стояла одна лыжная палка.
- Ничья. – я пожала плечами. – Бери, если нужно.
- И возьму. Я буду ей стучать по ступенькам, и имитировать аццкий топот. Видишь, всё катит как надо!
Двери лифта открылись, и мы с Юлькой шагнули в кабину, и нажали на цифру семь.
- Эх, вот эти иисусики щас обосруцца! – Юлька откровенно радовалась предстоящему чужому инфаркту. – Главное, смотри, чтоб тебе кадилом не уебали, в процессе изгнания бесов.
- Юля. – Я прислушалась к тишине за дверями лифта. – Юля, мы, кажецца, застряли.
- А я ещё появлюсь, и скажу Ковалёву: «Ты нихуя не божый человек. Ты дрочиш по ночам, в ванной. Так што собирайся, я за тобой». – Юлька захохотала, и осеклась: - Чо ты сказала?
- Мы застряли. – Я села на корточки, и посмотрела на Ершову снизу вверх. – А у меня клаустрофобия. Щас орать начну.
- Не надо. – Уверенно ответила Юлька. – Щас попробуем отсюда выбраться.
Однако, выбраться из лифта не получалось. Застряли мы всерьёз.
- Юля.. – Я уже шмыгала носом. – Я боюсь! Сегодня страшная ночь, а у меня ещё клаустрофобия… У-у-у-у-у-у…
- Не вой! – Юлька взяла на себя обязанности главнокомандующего. – Щас вызовем этих, как их… Спасателей.
И уверенно ткнула пальцем в кнопку с надписью «Вызов».
- Кхе, кхе.. Пыш-пыш-бу-бу-бу, Иванова. – Неразборчиво донеслось из динамика. – Бу-бу-бу шшшшшшшш какова хуя?
- Иванова! - Заорала Юлька. – Иванова, мы застряли в лифте! У Лидки эпидерсия и Хеллоуин, а я в туалет хочу! Спаси нас, Иванова!
- Клаустробофия у меня, дура.
- Похуй. Я такое не выговорю всё равно. Ты слышишь нас, Иванова?
- Бу-бу-бу, ждите. – Чота сказала Иванова, и отключилась.
- Не ссы, Лидос. Скоро приедет Иванова, и нас спасут. А потом мы обязательно пойдём, и напугаем Ковалёвых. – Юлька опустилась рядом со мной на корточки. – Ты только потерпи, потерпи, родная. Не умирай! Дыши, дыши, Лидка!
- Отстань, дубина. – Я отпихнула Юлькины руки, которыми она вознамерилась надавить мне на грудную клетку. – Я не умираю, и я дышу. Только тут воздуха мало, поэтому не вздумай пёрнуть.
- Жива! – Возрадовалась подруга, и предложила: - Давай, может, споём?
- А подмога не пришла-а-а-а, подкрепленье не прислали… - Обречённо начала я.
- Нас осталось только два-а-а-а, нас с тобою наебали.. – Подхватила Юлька, и дальше наши голоса уже слились в неровный хор:
- Иванова далбаёб, и с патронами напряжна-а-а-а, но мы держым рубежы, мы сражаемся отважна-а-а-а…

*Прошёл час*

- Ковыляй патихонечку, а меня ты забу-у-уть…
- Зажывут твои ноженьки, прожывёш как-нибуть!
- Труля-ля, труляля-ляля…
- Иванова – пизда!

*Прошло ещё полчаса*

- Голуби своркуют радосна…
- И запахнет воздух сладостна..
- Домой, домой, пора домой!!!!
- Юля, я умираю…
- Нас спасут, я верю!
- Про нас забыли… Ивановой никакой нет. С нами разговаривал бес.
- Я верю, что Иванова существует! И нас скоро спасут!
- Спасатели Малибу?
- Не, им далеко ехать. Скорее Чип и Дэйл.
- Я поцелую их в жопу.
- А я им отдамся.
- Домой, домой, пора домой!!!

*Прошло ещё двадцать минут*

- Кто тут, блять, на лифте по ночной Москве катаецца?!
Голос со стороны свободы пролился нам в уши сладостным нектаром.
- Это мы! Дяденька, вытащите нас!
- Пицот рублей за ночной вызов.
- Согласны!
- Сколько вас там?
- Двое!
- Тогда с каждой по пицот.
- Пошёл нахуй! Пицот, и хватит. Щас Ивановой позвоним. – Ершова была категорична.
На свободе что-то зашуршало, и стало тихо.
- Дядя, вы тут? – Я заволновалась.
Тишина.
- Дядь, мы пошутили! – Ершова кинулась на закрытую дверь. – По пицот с каждой!
Тишина.
- Довыёбывалась, жлобина? – Я нацелилась когтями в Юлькину опухшую рожу. – Пятихатку пожалела? Теперь из-за тебя…
Тут кабина лифта сильно дёрнулась, и поплыла куда-то вверх.
Мы молчали, боясь спугнуть своё щастье.
- На какой этаж ехали? – Заорал кто-то над головой.
- На седьмой! – Заорала в ответ Юлька. – На седьмой, дяденька!
- Щас спущусь за деньгами. Ждите.
Кабина остановилась, но двери не открылись.
- Придёт, как думаешь? – Я заволновалась.
- А то ж.
Ещё через минуту за дверями послышалось шуршание, и створки разъехались, показав нам усатое и пьяное лицо спасителя.
- Дядя! – Крикнула Ершова, и распростёрла объятия. – Дай же нам тебя обнять!
- И поцеловать! – Я подняла с пола лыжную палкуи шагнула на свободу.
- Блять!!! – Вдруг заорал спаситель, и кинулся вниз по лестнице. – Черти! Ёбаный понос!
- Чо это он? – Юлька перегнулась через перила, и посмотрела вниз. – Живот прихватило, что ли?
- Дура, - я заржала, - это он нас с тобой испугался! Сама подумай: открываецца дверь, и на тебя вываливацца чёрное уёбище с хвостом и рогами, а за ним…
- Второе уёбище. Без сисек и на кривых ногах. – Ершова явно обиделась. – Жалко дядьку. А с другой стороны, пятихатку сэкономили. Нучо, домой?
- А куда ещё. Только пешком.
Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту.
- Ты дрочер, Рома. – Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. – Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида.
- Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. – Я ковырнула засохший кетчуп на шее. – И прекрати ебацца без гандонов. Твоя Вика не спермоприёмник.
Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь.
- Чота хуёво мы как-то им отомстили… - Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок.
- В самый раз. – Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. – А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и…
- Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… - Нараспев продолжила список ништяков Юлька.
- И зона с лесбиянками-и-и-и…

…Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие.

© Мама Стифлера

 

Праздники выдумывают буржуи. От нехуй делать, скорее всего.
Раньше, вот, заебись было: два больших празника в году. Новый Год и Восьмое Марта имени Розы Люксембург. И с развлечениями всё понятно: на Новый Год поблевать салатом оливье с балкона, и покидать соседям в почтовые ящики китайские петарды, а на Восьмое Марта получить пиздюлей от любящего супруга. А потом кто-то, блять, начал хуйнёй страдать: Валентинов день какой-то придумали, сердечки-валентинки, романтические ебли под индусские благовония, и Хеллоуин до кучи.
Какой Хеллоуин в России, а? Вы пробовали в конце октября выползти ночью на улицу с тыквой на ебле, постучать в первую попавшуюся дверь, и запеть: «К вам детишечки пришли, тыкву нахуй принесли, дайте быра нам канфет, а не то нассым в еблет»?
И не пробуйте. Россия – не Америка. Канфетами у нас по ночам просто так никто не разбрасываецца. А вот пизды дадут определённо. В общем, буржуйские развлекухи нашему российскому менталитету чужды. И лично мне – в особенности. Я вообще празники не люблю, ибо всегда потом почему-то отмываю посуду и хату до августа.
А Хеллоуин просто ненавижу.

***

Телефон исполнил песню «Подруга подкинула проблему, шлюха», и я подняла трубку:
- Чо нада?
- Бабла, мужиков с большими хуями, пару ящиков пива, и голую китайскую хохлатую сабачьку. – Серьёзно ответила в трубке Ершова, а потом заорала: - Чо за вопросы?! «Чо нада»… Шоколада! Ты меня ждёшь? Я уже стою у твоего подъезда, и не знаю кода! Говори немедленно, на улице ледниковый пириод.
Старость не радость. Сначала начинаешь забывать, што ждёш гостей, потом впадаешь в маразм, и начинаешь ссать в штаны, а потом смерть, и браццкая могила на ассенизаторских полях в Люблино.
- Нажимай четырнаццать, потом ключ…
- Где тут ключ?!
- В пизде, Юля! Он там нарисован на кнопочке!
- Я нажала. Там гудки вначале пошли, а потом какой-то дед сказал, что щас меня помоями обольёт с балкона… Говори нормальный код!
- Не хватало бабке горя – так купила порося… Стой на месте, щас спущусь.
Спускаюсь вниз, забираю околевшую Ершову с улицы, и тащу её домой.
- Ты нашла пу-пу-пушыстую мишуру? - Стучит зубами Юлька. – А шшшшшшортики блестящие?
- Где я, блять, найду тебе мишуру с шортами?! Я похожа на Верку Сердючку?
- На дуру ты похожа. – Лифт приехал на четвёртый этаж. Выходим. – Я знала, что ты нихуя не запасливая баба, поэтому привезла тебе мишуру, шортики, и красный лифчик третьего размера. Вата у тебя есть?
- Нету. У меня есть Тампаксы и прокладки Олвейз «от уха до уха». Дать?
- Взять, блин! В лифчик чего тебе пихать будем?
- А… - Вспоминаю, зачем приехала Ершова, и вздыхаю: - Носки махровые пихну. Вспомню деццтво золотое.
- Да-да. Напихай носочков своих полосатеньких, Буратина бля. Лифчик, напомню, кружевной! Прозрачный! Надо чонить такое, сисечного цвета. Что у тебя есть сисечного цвета?
- Ну… - Задумалась. - Ну, хуй ево знаит… Колготки есть. Бронзовые.
- Однако, ты высокого мнения о цвете своих сисек. – Ершова заржала. – А синие колготки у тебя есть?
- А то. – Я обиделась. – Цвета тухлова ливера. Но это спешал фо ю, Ершова. Охуенно подходят к твоему лицу. Кстате, будеш тут выёбываться – ваще никуда не пойду.
- Пойдёш. – Махнула рукой Юлька. – Там же будет Дима Пепс.
- Это шантаж, Юля.
- Нет, это заебись, Лида. Это очень за-е-бись!

***

*За месяц до описываемых событий.*

- Празника хочецца чота… - Ершова потянулась всем телом, и хрустнула шеей. – Празника. Феерии. Пьянства с алкоголизмом. Куража. Ебли, в конце концов, празничной. Какой там у нас следующий празник?
- Празник сенокоса.
- Говно празник. Как-то с куражом не ассоциируецца. Што ещё?
- Новый Год в декабре.
- Долго. Это очень долго ещё. Вспоминай, чо там ещё есть.
- Пошла ты в жопу. Сама вспоминай.
- Сентябрь, актябрь.. – Ершова напряглась.
- Ноябрь потом.. – Посказала я.
- Иннахуй. Сама помню. Слушай, а чо в октябре у нас? Вот в башке крутицца празник какой-та – а вспомнить нимагу.
- День рождения у Димы Борода-в-говне.
- Блин, Бородулькин меньше всего похож на празник. Есть ещё чота… Слышь, как эта моча называецца, когда надо наряжацца в блядей, и ходить по улице с тыквой?
- Хеллоуин. А почему именно в блядей?
- А в кого ты ещё хотела бы нарядицца? В Красную Шапочьку? В Белоснешку? В Василису Прекрасную? Посмотри на себя. Или на меня. Наше с тобой вечное амплуа – это портовые шлюхи. Это карма, Лида. Смирись. Забудь, что четверть века назад ты очень удачно сыграла роль Снежинки в яслях. Это было давно. Времена меняюцца. Теперь ты – старая блядь в красном лифчике. Всё.
Да похуй в общем-то. Блядь так блядь. Чо такова? Хули там Белоснешка или Василиса? Это каждая дура может напялить пласмассовую корону и своё свадебное платье, которое лет пять как валяецца в мешке на балконе. И всё. И вот вам Василиса белоснежная, дрочите на здоровье. А вот нарядицца блядью, да ещё пройтись так по ночной улице – это нужно быть сильной, отважной, незакомплексованной, и полной дурой. В общем, права Юлька – эта роль чотко для нас.
Осталось дождацца октября и Хеллоуина.
И тогда мы с Ершовой блеснём своими актёрскими способностями так, што все эти Василисы охуеют.
Воистину.

***

- Ну, во! – Ершова сделала шаг назад, и восхищённо поцокала языком: - Красавица! Настоящая проблядь! Щас только на левый глазик ещё блёсточек добавим… И вот сюда, на волосы… Всё, можешь смотреть!
Поворачиваюсь к зеркалу.
- Мама!!!!!!
- Впечатлило? – Ершова гордо откинула со лба завитую прядь волос, и подтянула сползшие чулки с люрексом. – Я старалась.
- Я заметила. – Первая волна ужаса уже стекла холодным потом мне в трусы, и я посмотрела в зеркало ещё раз. – Юля, я так на улицу не пойду.
- Зассала, да? – Глумливо крикнула Ершова, и начала на меня наскакивать: - Ах ты ссыкло старое! Мы ж с тобой, сволочь, договорились уже! Чо ты ссышь, жаба?! Кто тебя ночью увидит-то?! Шубу напялишь, в такси сядешь – и впирёд, к алкоголизму!
- В шубе жарко… - Я ещё как-то силилась оправдать свой неконтролируемый порыв паники. – Вспотею…
- А и похуй! – Отмахнулась Юлька. – Шлюхи – они завсегда потные, у них работа такая. Ну, чо ты такое ебало пластилиновое сделала? Всё пучком! Щас тока блёсточек на правый глазик добавим…
- Пошла в пизду! – Я отпихнула Юлькину клешню, с зажатой в ней кистью, и вылетела из комнаты. – Хватит блёсточек! Я и так, блять, как в алмазной пещере! Нихуя не вижу, одно северное сияние перед глазами! Едем уже, пока не передумала!
Перед выходом я ещё раз посмотрела на себя в зеркало, и перекрестилась. Хорошо, если меня на улице просто выебет в жопу случайный прохожый. А если менты? А если загребут? Из одежды на мне был только красный лифчик, набитый колготками, лаковые шорты-трусы, и чулки в сеточку. А, и на голове ещё ободок с розовыми заячьими ушами и такая же розовая бабочька на шее. И туфли, похожые на ходули. Их, вместе с лифчиком и прочей бляццкой атрибутикой, принесла запасливая баба Ершова. Сама Ершова, покачиваясь на таких же туфлях, гордо выпячивала свою грудь, тоже вылепленную из колгот, и задрапированную сверху мишурой. Чулки и джинсовая юпка длиной в дваццать сантиметров делали её похожей на подругу дальнобойщика. Видимо, так оно и было задумано.
- Один у нас с тобой недостаток – уж больно красивые! – Довольно резюмировала Юлька, и, отвесив мне несильного подсрачника, выпихнула меня из квартиры. – А теперь – вперёд! За Родину, за Сталина! Команда «Газы» дана для всех!
Я закрыла входную дверь, и повернулась к лифту.
- Здрасьте…
Я вздрогнула, и подняла глаза. На лестнице стояли и пытались открыть дверь, мои соседи. Рома и Вика Ковалёвы. То ли сектанты, то ли религиозные фанатики - хуй их разберёт. Вечно ходят в каких-то робах, читают мне лекции о конце света и спасении души, и периодически рожают детей дома, в ванной. Пятерых уже нарожали. И все до сих пор живы, что странно. Врачей к беременной Вике Рома не подпускал принцыпиально. И роды сам принимал. Она там орала на всю квартиру, а Рома орал ещё громче: «Это бесы тебя терзают, супруга моя возлюбленная! Не теряй веры, Виктория! Иисус любит тебя! Не подавайся соблазнам, прихожанка! Излей младенца на свет Божий!»
Как там она изливала младенцев – я, слава труду, не видела. Но Ковалёвых побаиваюсь.
- Здрасьте. – Ответила я на приветствие, и тут же отвернулась.
- Иисус любит тебя.. – Несмело сказала Вика, и с завистью посмотрела на мои празничные ходули.
- Спаси свою душу, отринь бесовские происки, воспротивься им! – Вдруг повысил голос Роман. – Бог есть в каждом!
- Спасибо. – Я с силой дрочила кнопку лифта, и косилась на Ершову.
- Я никуда не пущу тебя! – Вдруг закричал Рома, и распластался на дверях лифта. – Спаси себя! Не торгуй плотью своей, сестра! Читай шестнадцатый псалом немедленно!
- Святой отец! – Ершова плечом отпихнула Рому от лифта. – Идите нахуй! Идите туда, и не возвращайтесь. А мы тогда спасём вашу жену. И детей. Мы сводим Вику на мушской стриптиз, купим вашим детям комиксы с Человеком-Пауком, и научим их ругацца матом.
- Бесы! – Заверещал Рома. – Всюду бесы! Виктория, неси святую воду!
- Лида, пиздуем пешком. Я жопой чую – нам хотят испортить празничный макияж… - Шепнула Юлька, и резво поскакала на своих туфлях-костылях вниз по лестнице. Я бросилась за ней.
- Соседи у тебя жуткие. – Пыхтела подруга. – Бесами ещё пугают, уроды. Я чота их забоялась даже.
- И правильно делаешь. – Я толкнула подъездную дверь, и мы с Юлькой выпали в холодную ночь. – У меня самой, когда я их вижу, очко играть начинает. Ты, кстати, ещё не видала, как Рома по ночам по подъезду с кадилом ходит. Не знаю, чо за сушоный кал он в него кладёт, но утром в подъезд выйти нельзя. Говнищем пасёт на весь квартал.
- В дурку их сдать нужно. – Юлька подняла руку, пытаясь изловить такси.
- Не выйдет. – Я плотнее запахнула шубу, и поправила заячьи уши. – Рома нашему участковому машину бесплатно освятил, и табельный пистолет.
- Сплошная коррупцыя. – Блеснула эрудицией Ершова, и сунула голову в окно остановившейся девятки:
- На Декабристов. Едем? Лид, залезай.
Водитель девятки с интересом разглядывал Юлькины ноги в сеточку, и празничный мэйк ап.
- Вас у метро высадить?
- Да. – Отрезала Юлька, и сердито натянула на колени куртку.
- А дальше вы куда?
Сука любопытная, блин.
- Коту под муда. – Ответила Ершова, и заметно занервничала.
- В гости к мальчикам, наверное?
Шофёр мне нравился всё меньше и меньше. Юльке, кстати, тоже.
- И к девочкам. На детский утренник. – Ершова пошла пятнами. А это хуёвый знак. Значит, жопой чует какую-то шляпу.
- А документы у вас есть? – Вдруг спросил шофёр, и съёхал на обочину.
Всё. Вот она – шляпа. Приплыли, девки – сливайте воду.
- А какого хуя… - Начала Ершова, но тут шофёр вытащил красную книжечку, махнул ей перед нашими ебалами, и быстро спрятал её запазуху.
- Документы!
Я быстро полезла в сумку, и уже открыла рот, чтобы объяснить дяде, что мы вовсе не продавцы собственных пёзд, но Ершова, извернувшись, просунула руку назад, между сиденьями, и больно ущипнула меня за ногу. Я истолковала её жест правильно, и захлопнула сумочку. И рот заодно.
- Парниша, может, договоримся, а? – Ершова расплылась в улыбке, и погладила дядьку по коленке. – В честь праздничка бесплатно. Да, Клеопатра?
Я не сразу поняла, к кому это Юлька обращаецца, и молчала.
- Да, Клеопатрочка, блять?! – Уже с нажимом в голосе снова повторила свой вопрос Юлька, и я сориентировалась:
- О, да, Жоржетта.
Юлька хрюкнула, продолжая улыбаться, а дядька обернулся:
- Клеопатра? Ну вы, девки, чувство меры поимели бы хоть. Клеопатра, блин… Псевдоним надо брать объективно. Машка Шняга например.
- Чо?! – Я не выдержала, и заорала: - Ты себя-то в зеркало видел, узбек чукотский?! В штанах у тебя шняга, пидор ты дермантиновый! Юлька, ёбни ему!
На слове «Юлька» Ершова вцепилась дядьке когтями в яйца, и укусила его за ухо. Я, не растерявшись, вытащила у себя из-под жопы трехкилограммовый справочник «Жёлтые страницы. Все адреса Москвы», и несильно шлёпнула обидчика по еблу. Сильно уебать не получилось: крыша низкая, размах не тот.
- Беги! – Завизжала Ершова, ещё раз укусила дядьку за щеку, и вывалилась из машины. Я вывалилась следом, и осталась лежать в луже.
- Я сказала беги! – Наступила мне на руку каблуком Юлька, я взвигзнула, и поскакала вдоль дороги на карачках, путаясь в шубе, и сбивая заячьими ушами гандоны с придорожных кустов.
- Во дворы, во дворы уходи, каркалыга!
Я сменила галоп на рысь, и свернула в какой-то двор.
Через десять минут, когда я упёрлась лбом в чугунную урну, и остановилась, сзади послышалось:
- Ушли.
- Точно?
- Стопудово.
- А это кто был?
- А я ебу? То ли мусор, то ли не мусор. Один хуй – паспорт в такой ситуации показывать нельзя, запомни. Я как-то уже показала сдуру. Забрали в отделение вместе с паспортом, и там ещё ебало мыть пришлось, чтоб на свою собственную фотку быть похожей. А то мне уже дело шить начали.
Вопросы у меня закончились. Я повернулась к урне жопой, и села на землю, переводя дыхание.
- Ну что? – Юлька сбоку тоже отдышалась. – К тебе?
- Нет, блять. В клуб. К Диме Пепсу.
- Ладно, не ори… Чо я, виновата штоле? – Ершова нахохлилась, и полезла в сумку за сигаретами.
- А знаешь, Ершова, – Я тяжело поднялась, и и облокотилась на урну, – какая у меня на тебя песня стоит на мобиле?
- Шалава лава-лава-лава? – Предположила Юлька.
- Почти. – Я отряхнула руки, и отвесила подруге пинчища. – «Подруга подкинула проблему…»
- Шлюха! – Хором закончили мы с Ершовой, и заржали.
- Не, Лидка. Хеллоуин мы вот так просрать не можем. Потом ещё долго следующего празника ждать.
- Я никуда больше не пойду. И не уговоривай.
- Не.. – Поморщилась Ершова. – Я сама никуда не пойду. Я о другом. У тебя есть чёрный спортивный костюм?
- Дедушкин.
- О! То, что доктор прописал! Уши свои ослиные не проебала? Мы щас их каким-нить говном намажем, чтоб чёрные были, а ещё нам нужен пояс от халата. Это будет хвост.
- Ершова, ты чо задумала?
- Хеллоуин, Лида. Самый лучший день для всякой нечисти. Ну, сечёшь?
- Нет.
- Кодовое слово «бесы». Ну?
- Юля, только не говори…
- Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! – В кровожадной улыбке расплылась Юлька. – Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! Щас мы, блять, им покажем, как с проститутками нас перепутывать, и концом света пугать. Короче, сценарий такой…

…Две женские фигуры в грязных шубах, громко и зловеще хихикая, растворились в ночи.

(с) Мама Стифлера

 

Однажды я задумалась. Что, само по себе, уже смешно.
А ведь когда-то, сравнительно совсем недавно, Интернета у нас не было. Пятнадцать лет назад – точно. Компы, правда, были. Железобетонные такие хуёвины с мониторами АйБиЭм, которые практически осязаемо источали СВЧ лучи, и прочую радиацию, рядом с которыми дохли мухи и лысели ангорские хомячки. Но у меня, например, даже такой роскоши не было. Зато было жгучее желание познакомицца с красивым мальчиком. Он мне прямо-таки мерещился постоянно, мальчик этот. В моих детских фантазиях абстрактный красивый мальчик Лиды Раевской был высок, брюнетист, смугл, и непременно голубоглаз. Желательно было, чтобы он ещё не выговаривал букву «р» (этот странный сексуальный фетиш сохранился у меня до сих пор), и носил джинсы-варёнки. А совсем хорошо было б, если у нас с ним ещё и размер одежды совпадал. Тогда можно было бы просить у него погонять его джинсы по субботам… В общем, желание было, и жгучее, а мальчика не было и в помине. Не считать же красивым мальчиком моего единственного на тот момент ухажёра Женю Зайкина, который походил на мою фантазию разве что джинсами? Во всём остальном Женя сильно моей фантазии уступал. И не просто уступал, а проигрывал по всем пунктам. Кроме джинсов. Наверное, только поэтому я принимала Зайкины ухаживания, которые выражались в волочении моего портфеля по всем районным лужам, и наших романтичных походах в кино за пять рублей по субботам. На мультик «Лисёнок Вук». В девять утра. В полдень билеты стоили уже дороже, а у Зайкина в наличии всегда была только десятка. Короче, хуйня, а не красивый мальчик.

Если бы у меня тогда, в мои далёкие четырнадцать, был бы Интернет и Фотошоп – я бы через пару-тройку месяцев непременно нашла бы себе смуглого голубоглазого мучачо в варёнках, и была бы абсолютно щастлива, даже не смотря на то, что найденный мною Маугли непременно послал меня нахуй за жосткое фотошопное наебалово. Но ничего этого у меня не было. Были только Зайкин и моя фантазия. И была ещё газета «Московский Комсомолец», с ежемесячной рубрикой «Школа знакомств». Газету выписывала моя мама, а «Школу знакомств» читала я. Объявления там были какие-то странные. Типа: «Весна. Природа ожывает, и возрождаецца. И в моей душе тоже штото пытаецца родиться. Акушера мне, акушера!». Шляпа какая-то. Но, наверное, поэтому их и печатали. Подсознательно я уже догадывалась, что для того, чтобы мой крик души попал на страницы печатного издания, надо придумать что-то невероятно креативное. И я не спала ночами. Я скрипела мозгом, и выдумывала мощный креатив. Я выдавливала его из себя как тройню детей-сумоистов, и, наконец, выдавила. Это были стихи. Это были МЕГА-стихи, чо скрывать-то? И выглядели они так:

«Эй, классные ребята,
Кому нужна девчонка
Которая не курит, и не храпит во сне?
Которой без мущщины жыть очень хуевато…
Тогда найдись, мальчонка,
Что вдруг напишет мне!»
Я понимаю, что это очень странные и неподходящие стихи, особенно для читырнаццатилетней девочки, и для девяносто третьего года, но на то и расчёт был. И он оправдался.
Через месяц ко мне в комнату ворвалась недружелюбно настроенная мама, и сопроводив свой вопрос увесистой пиздюлиной, поинтересовалась:
- Ты случаем не ёбнулась, дочушка? Без какова такова мущщины тебе хуёво живёцца, а? Отвечай, позорище нашей благородной и дружной семьи!
При этом она тыкала в моё лицо «Московским Комсомольцем», и я возрадовалась:
- Ты хочешь сказать, моё объявление напечатали в газете?! НАПЕЧАТАЛИ В ГАЗЕТЕ??!!
- Да!!! – Тоже завопила мама, и ещё раз больно стукнула меня свёрнутой в трубочку свежей прессой. – Хорошо, что ты не додумалась фамилию свою указать, и адрес домашний, интердевочка сраная! Хоспадя, позор-то какой…
Мама ещё долго обзывалась, и тыкала меня носом в моё объявление, как обосравшегося пекинеса, а мне было всё равно. Ведь мой нерукотворный стих напечатали в ГАЗЕТЕ! И даже заменили слово «хуевато» на «хреновато». И это главное. А мама… Что мама? Неприятность эту мы пирижывём (с)

…Через две недели я, с мамой вместе, отправилась в редакцию газеты «Московский Комсомолец», чтоб забрать отзывы на мой крик душы. Мне был необходим мамин паспорт, а маме было необходимо посмотреть, чо мне там написали озабоченные мущины. На том и порешыли.
Из здания редакцыи я вышла, прижимая к груди пачку писем. Мы с мамой тут же сели на лавочку в какой-то подворотне, и пересчитали конверты. Их было тридцать восемь штуг.
- Наверняка, это старики-извращенцы. – Бубнила мама, глядя, как я зубами вскрываю письма. – Вот увидиш. Щас они тебе будут предлагать приехать к ним в гости, и посмотреть на жывую обезьянку. А ты ж, дура, и поведёшся! Дай сюда эту развратную писульку!
- А вот фигу! – Я ловко увернулась от маминых заботливых рук, и вскрыла первый конверт.
«Здравствуй, Лидунчик! Я прочитал твои стихи, и очень обрадовался. Я тоже люблю писать стихи, представляешь? Я пишу их с пяти лет уже. Вот один из них:
Любите природу, а именно – лес,
Ведь делает он миллионы чудес,
Поймите, меня поражает одно:
Ну как вам не ясно, что лес – существо?
Да-да, существо, и поймите, живое,
Ведь кто вас в дороге укроет от зноя?
Давайте проявим свою доброту,
Давайте не будем губить красоту!
Вот такой стих. Правда, красивый? Жду ответа, Тахир Минажетдинов, 15 лет»
Я хрюкнула, и отдала письмо маме. Мама перечитала его трижды, и просветлела лицом:
- Вот какой хороший мальчик этот Тахир. Природу любит, стихи сочиняет. Позвони ему. А остальные письма выброси.
Я прижала к себе конверты:
- Что-то, мать, кажецца мне, что этот поэт малость на голову приболевший. Ну ево в жопу. Надо остальное читать.
Распечатываю второе письмо:
«Привет, Лидунчик! У меня нет времени писать тебе письма, лучше сразу позвони. Это мой домашний номер. Звони строго с семи до девяти вечера, а то у меня жена дома. Уже люблю тебя, Юра»
- Какой аморальный козёл! – Ахнула моя мама. – Изменщик и кобель. Клюнул на маленькую девочку! Там его адрес есть? Надо в милицию позвонить срочно. Пусть они его на пятнадцать суток посадят, пидораса!
- Педофила. – Поправила я маму, а она покраснела, и отвернулась.
- И педофила тоже. Что там дальше?
А дальше были письма от трёх Дмитриев, от пяти Михаилов, от одного Володи, и от кучи людей с трудновыговариваемыми именами типа Шарапутдин Муртазалиев. И всем им очень понравилась я и мои стихи. И все они вожделели меня увидеть. Я сердцем чувствовала: среди них обязательно найдётся голубоглазый брюнет в варёнках, и мы с ним непременно сходим в субботу на «Лисёнка Вука», и не в девять утра, как с нищеёбом Зайкиным, а в полдень, как взрослые люди. А может, мы даже кино индийское посмотрим, за пятнадцать целковых.
Домой я неслась как Икар, по пути придумывая пламенную и непринуждённую речь, которую я щас буду толкать по телефону выбранным мной мущинам. За мной, не отставая ни на шаг, неслась моя мама, и грозно дышала мне в спину:
- Не вздумай с ними встречаться! Наверняка они тебе предложат посмотреть на живую обезьянку, и обманут!
Моя дорогая наивная мама… Я не могла тебе сказать в лицо, что я давно не боюсь увидеть живую обезьянку, потому что уже три раза видела живой хуй на чорно-белой порнографической карте, дома у Янки Гущиной. Поэтому я была просто обязана встретицца хотя бы с двумя Димами и парочкой Михаилов!

...К встрече я готовилась тщательно. Я выкрала у мамы колготки в сеточку, а у папы – его одеколон «Шипр». Затем густо накрасилась, нарисовала над губой чувственную родинку, и водрузила на голову мамин парик. Был у моей мамы такой идиотский блондинистый парик. Она его натягивала на трёхлитровую банку, и накручивала на бигуди. Носила она его зимой вместо шапки, а летом прятала банку с париком на антресоли. Чтоб дочери не спиздили. А дочери его, конечно, спиздили. Десятилетняя сестра тоже приняла участие в ограблении века, получив за молчание полкило конфет «Лимончики» и подсрачник.
На свидание я пришла на полчаса раньше, и сидела на лавочке в метро, украдкой почёсывая голову под париканом и надувая огромные розовые пузыри из жвачки. Этим искусством я овладела недавно, и чрезвычайно своим достижением гордилась.
Ровно в час дня ко мне подошёл сутулый гуимплен в клетчатых брюках, и спросил:
- Ты – Лида?
Я подняла голову, и ухватила за чёлку сползающий с головы парик:
- А ты – Миша?
- Да. – Обрадовался квазимодо, и вручил мне три чахлые ромашки. – Это тебе.
- Спасибо. А куда мы пойдём? – Беру ромашки, и понимаю, что надо уже придумать какую-нить жалостливую историю про внезапный понос, чтобы беспалева убежать домой, и назначить встречу одному из Дмитриев.
- Мы пойдём с тобой в Политехнический музей, Лида. Там мы немного полюбуемся на паровую машину. Затем мы поедем с тобой к Мавзолею, и посмотрим на труп вождя, а после…
Я посмотрела на ромашки, потом на Мишу, потом на его штаны, и стянула с головы парик:
- Миша, я должна тебе признаться. Я не Лида. Я Лидина подрушка Света. Мы тебя наебали. Ты уж извини. А ещё у меня понос. Прости.
Что там ответил Миша – я уже не слышала, потому что на предельной скорости съебалась из метро. Парик не принёс мне щастья и осуществления моей мечты. Поэтому на второе свидание я пошла уже без парика, и на всякий случай без трусов. Зато в маминой прозрачной кофте, и в мамином лифчике, набитым марлей и папиными носками. Сиськи получились выдающегося четвёртого размера, и палил меня только папин серый носок, который периодически норовил выпасть из муляжа левой груди. Юбку я надевать тоже не стала, потому что мамина кофта всё равно доходила мне до колен. Колготки в сеточку и папин одеколон довершили мой образ, и я отправилась покорять Диму с Мосфильмовской улицы.
Дима с Мосфильмовской улицы опаздывал как сука. Я вспотела, и начала плохо пахнуть. Надушенными мужскими носками. Я волновалась, и потела ещё сильнее. А Дима всё не приходил. Когда время моего ожидания перевалило за тридцать четвёртую минуту, я встала с лавочки, и направилась к выходу из метро. И у эскалатора меня настиг крик:
- Лида?
Я обернулась, и потеряла один папин носок. Когда окликнувший меня персонаж подошёл ближе, я потеряла ещё один носок, а так же часть наклеенных ресниц с правого глаза.
Это был ОН! Мой смуглый Маугли! Моя голубоглазая мечта в варёнках! Мой брюнет с еврейским акцентом!
- Зд`гавствуй, Лида. – сказал ОН, и я пошатнулась. – Ты очень к`гасивая. И у тебя шика`гная г`удь. Именно такой я тебя себе и п`геставлял. Ты хочешь чево-нить выпить?
Больше всего на свете в этот момент мне хотелось выпить его кровь, и сожрать его джинсы. Чтобы он навсегда остался внутри меня. Потому что второго такого Диму я уже не встречу никогда, я это просто чувствовала. Но поделицца с ним своими желаниями я не могла. Поэтому просто тупо захихикала, и незаметно запихнула поглубже в лифчик кусок неприлично красной марли, через которую моя мама перед этим процеживала клюквенный морс.
Мы вышли на улицу. Июньское солце ласкало наши щастливые лица, и освещало мою вожделенную улыбку и празничный макияж. Мы шли ПИТЬ! Пить алкоголь! Как взрослые! Это вам не лисёнок Вук в девять утра, блять! От нахлынувшего щастья я забыла надуть крутой пузырь из жвачки, и потеряла ещё один папин носок. Мою накладную грудь как-то перекосило.
В мрачной пивнушке, куда мы с Димой зашли, было темно и воняло тухлой селёдкой.
- Ноль пять? Ноль т`ги? – Спросил меня мой принц, а я ощерилась:
- Литр!
- К`гасавица! – Одобрил мой выбор Дима, и ушол за пивом.
Я стояла у заляпанного соплями пластмассового столика, и возносила хвалу Господу за столь щедрое ко мне отношение.
- Твоё пиво! – Поставил литровый жбан на стол Дима, а я покраснела, и попросила сухарь.
- Суха`гей принесите! – Крикнул Дима куда-то в темноту, и к нам подошла толстая официантка, по мере приближения которой я стала понимать, отчего тут воняет тухлой селёдкой.- Г`ызи на здо`говье. Ты чем вообще занимаешься? Учишься?
- Учусь. – Я отхлебнула изрядный глоток, и куснула сухарь. – Я учусь в колледже.
Врала, конечно. Какой, нахуй, колледж, если я в восьмой класс средней школы перешла только благодаря своей учительнице литературы, которой я как-то помогла довезти до её дачи помидорную рассаду?
- Колледж? – Изумился Дима, и незаметно начал мять мой лифчик с носочной начинкой. – ты такая умница, Лидочка… Такая мяконькая… Очень хочется назвать тебя…
- Шалава!
Я вздрогнула, и подавилась сухарём. Дима стукнул меня по спине, отчего у меня расстегнулся лифчик, и на пол пивнушки посыпались папины носки, красная марля , и один сопливый носовой платок. Дима прикрыл открывшийся рот рукой, судорожно передёрнул плечами, и выскочил из питейного заведения.
- Ты что тут делаешь, паразитка?! – Из темноты вынырнула моя мама, и её глаза расширились, когда она увидела литровую кружку пива в тонких музыкальных пальчиках своей старшей дочурки. – Ты пьёшь?! Пиво?! Литрами?! С кем?! Кто это?! Он показывал тебе обезьянку?! Подонок и пидорас! И педофил! И… И… Это был Юра, да?!
- Мам, уйди… - Прохрипела я, пытаясь выкашлять сухарь, и параллельно провожая глазами Димину попу, обтянутую джынсами-варёнками. – Это был Дима. Это был Дима с Мосфильмовской улицы, ты понимаеш, а?
Сухарь я благополучно выкашляла, и теперь меня потихоньку поглощала истерика и душевная боль.
- Ты понимаеш, что ты мне жизнь испортила? Он больше никогда не придёт! Где я ещё найду такого Диму?! Я сегодня же отравлюсь денатуратом и пачкой цитрамона, а виновата будеш ты!
Мама испугалась, и попыталась меня обнять:
- Лида, он для тебя слишком взрослый, и похож на Будулая-гомосексуалиста.
- Отстань! – Я скинула материнскую руку с плеча, и бурно разрыдалась: - Я его почти полюбила, я старалась нарядицца покрасивше…
- В папины носки и мою кофту?
- А тебе жалко? – Я взвыла: - Жалко стало пары вонючих носков и сраной кофты?
- Не, мне не жалко, тычо?
- На Будулая… Много ты понимаешь! Он был похож на мою мечту, а теперь у меня её нету! Можно подумать, мой папа похож на Харатьяна! Всё, жизнь кончена.
- Не плачь, доча. Видишь – твоя мечта сразу свалила, и бросила тебя тут одну. Значит, он нехороший мущщина, и ему нельзя доверять.
- Он мне лифчик порвал…
- Откуда у тебя..? А, ну да. И хуй с ним, с лифчиком, Лида. Хорошо, что только лифчик, Господи прости.
- Ик!
- Попей пивка, полегчает. Девушка, ещё литр принесите.
- Ик!
- Всё, не реви. Щас пивасика жиранём, и пойдём звонить остальным твоим поклонникам. У нас ещё тридцать шесть мужиков осталось. Чо мы, нового Диму тебе не найдём, что ли? Попей, и успокойся.
Вечером того же дня, после того, как мы с мамой частично протрезвели, я позвонила своей несбывшейся мечте, и сказала ей:
- Знаеш что, Дима? Пусть у меня ненастоящие сиськи, и пусть от меня пахнет как от свежевыбритого прапорщика, зато я – хороший человек. Мне мама поклялась. А вот ты – сраное ссыкливое фуфло, и похож на Будулая-гомосексуалиста. Мама тоже этот факт особо отметила. И, хотя мне очень больно это говорить, пошол ты в жопу, пидор в варёнках!

Как раньше люди жили без Интернета? Как знакомились, как встречались, как узнавали до встречи у кого какие размеры сисек-писек?
А никак.
Когда не было Интернета – была газета «Московский Комсомолец», которую выписывала моя мама, и рубрика «Школа знакомств», в которую я больше никогда не писала объявлений.
Но, если честно, мне иногда до жути хочется написать письмо, а потом две недели ждать ответа, и бегать к почтовому ящику.
А когда я в последний раз получала письмо? Не электронное, а настоящее? В конверте. Написанное от руки.
Не помню.
А вы помните?
Я храню все эти тридцать восемь писем, и ещё несколько сотен конвертов, подписанных людьми, многих из которых уже не осталось в живых. Их нет, а их письма у меня остались…
И пока эти письма у меня есть, пока они лежат в большом ящике на антресолях – я буду о них помнить. Буду помнить, и надеяться, что кто-то точно так же хранит мои…

Пишите письма.

Мама Стифлера

После проваленной секс-акцыи «Ебля школьницы», муж от меня ушол навсигда. Ибо умный мужыг он, муж мой был. Но ушол не сразу, патамушта умным он стал не так давно.
Он мне шанс давал веть, это я только щас понимать стала. А я, дура, не воспользовалась нихуя. За что и поплатилась впоследствии.
- Скушно мне… - Пожаловался муж, и достал из пупка войлочную каку. – Может, поиграем?
Ночь. Полвторого. Дежа вю. Самое время для игрушек.
- Поиграй со своим хуем, Вова. – Сурово направила я ненужный Вовин энтузиазм в нужное русло, и повыше натянула трусы. – Мы с тобой ещё и трёх лет вместе не прожыли. Не наглей.
- Дрочить нибуду. – Муж понюхал пупочную каку, сморщился, и засунул её обратно в пупок. - Я женатый мущщина. Дрочить бездуховно.
- Могу похряпать, если пообещаешь уложицца в три минуты. – Я подсластила Вове горькую пилюлю, и зевнула: - Ебала я твои игры. Моя мама до сих пор всем подрушкам своим рассказывает, как ты ей хуем по лбу дал.
- Мамы севодня дома нет. Завтра суббота. На школьниц, благодаря тебе, я уже смотреть нимагу. И вообще мимо школ теперь не хожу. Меня слёзы душат, и спазмы рвотные. Сука. – Муж давил на меня железными аргументами. Стало немношко стыдно.
- Ладно, в пять минут уложишься? – Типа, уговорил. Типа, у меня и голос стал уже такой, заискивающий
- Не торгуйся как падшая женщина. – Назидательно сказал Вова из темноты. – Не к лицу тебе это. Не купиш ты меня своим минетом пятиминутным. Я куртуазности возжелал. И интриги.
Ахуеть. Интриган нашолся. Минет ему уже не нужен. Зажрался мужыг.
- Знаеш чо, - говорю, и сердицца уже начинаю: - От твоих интриг с переодеваниями у меня фригидность уже началась. И точка Джы проебалась куда-то. И я всё чаще стала на бап заглядывацца. Это уже нездоровая хуйня, Вова. Так что или соглашайся на атсос, или дрочи. Другой альтернативы нету.
- Есть! – Торжественно вскричал муж. – Есть!
- На жопе шерсть? – Уточнила я.
- Да. И ещё кожаные шорты.
- Пиздиш! – Я аж подпрыгнула. – Ты купиш мне кожаные шорты?! Ты ж сам недавно орал, што твои друзья и так постоянно интересуюцца на какой трассе ты со мной познакомился! Ты врёш всё, Вова. Не верю я тибе.
- Да чо друзья… У меня и папа до сих пор уверен, что я тибя в лото выиграл, в армии. Но я ж тебя люблю всётаки, и дрочить заебался. В общем, с меня шорты, с тебя – чимадан, соломенная шляпа, и резиновые вьетнамки.
- В каво играем? – Всё, цена вопроса была установлена, а слова про папу я пропустила мимо ушей. Я Вовинова папу всё равно два раза в жызни видела. Первый раз на фотографии, во второй раз – в очереди за окорочками на рынке. – В кавбоев?
- Какой из тибя кавбой? – Заржал муж. - Кавбоев с такими жопами не бывает. Мы будем играть в новую игру. Под кодовым названием: «Одинокая девушка приехала на юг, и ей надо снять квартиру»
- Заебись. Ты такой затейник, Вова, штопесдец. То школьница, то одинокая девушка…Ладно, чо делать нада?
- А щас скажу… - Зашуршал в темноте Вова, и включил ночник. Неяркий свет осветил Вовину кровожадную улыбку, и торчащий из трусов хуй. – Щас скажу… В общем, ты такая, в шляпе и вьетнамках, приходиш ко мне, с чимаданом. И говориш: «Здрасьте, это вы квартиру сдаёте?» Я тебе отвечу: «Ну я, хуле… Заходи» Ты заходиш, показываеш мне песду, и я тебя ебу на чимадане, закрыв тебе ебло шляпой. Гыгыгы!
- Ахуел штоле?! Петросян анальный. Зачем меня шляпой накрывать? Я ещё молода, свежа и красива. Пидор ты. Песду нипакажу. Я стесняюсь.
- Ога, значит, против ебли на чимадане ты ничего не имееш? Это хорошо. Шляпой накрывать нибуду. Короче, бери чимадан, и песдуй переодевацца. Быстро, пока хуй стоит.
- У меня шляпы нету соломенной, кстати.
- Это плохо. Без шляпы низачот. А что есть?
- Каска есть строительная, оранжевая. Резиновая шапочка для душа, мамина. Дудка пианерская, если нужно. Могу ещё косынку повязать.
- Ну, хуй его знает… - Муж задумался. – Повяжы косынку штоль… Каска миня не возбуждает. Мамина шапочка – ещё меньше. Дудку нахуй. С дудкой у миня неприятные ассоцыацыи. В общем, не еби мне моск. Иди, и облачись во что-нить сексуальное. Чо я, учить тебя буду?
Вот чего только не сделаеш за кожаные шорты… Встаю, открываю шкаф, достаю оттуда старый диривянный чимадан, похожый на гроб, и волоку его в прихожую.
В галошнице нахожу резиновые тапочки, в чимадане – тельняшку, а на вешалке – папин мохеровый шарф. Косынки не нашла.
Напяливаю тельняшку, завязываю на башке шарф, влезаю в тапки, беру в руки чимадан, и тут случайно вижу себя в зеркале. Это было ошыбкой.
- Блять! – Вырвалось как-то само собой. – Мама дорогая!
- Чо орёш, дура? – Из-за двери спальни доносицца голос мужа. – Иди сюда быстрее.
Ага, быстрее иди… Я всегда подозревала, что не похожа на Анджелину Джоли, но до сиводняшнего дня не замечала в сибе такого явново сходства с бичом Сифоном. Шарф кололся неприятно, и судя по отражению, я в нём сильно смахивала на морячка Папая, у каторова развился флюс, и спиздили шпинат. В душу закралось подозрение, што Вова умрёт от разрыва серца, и шорты мне не купит.
- Ты идёш иле нет?! – Снова заорал муж, а я быстро содрала с головы шарф, и напялила каску. От каски у нево только хуй упадёт, в худшем случае, а в косынке я буду пахожа на новую русскую бапку из Аншлага. У Вовы может случицца инсульт и понос.
- Ща, подожди…
Я в последний раз посмотрела на сибя в зеркало, выключила свет, и постучала в дверь.
- Тук-тук. Можно войти?
- Входите.
Вошла.
На кровати лежыт муж без трусов, и делает вид, что читает газету. Я поставила чимадан на пол, и сказала:
- Здрасьте, я по объявлению. Это вы квартиру сдаёте?
- Не сдаю уже. Идите нахуй. – Вдруг неожыданно ответил муж, и снова вытащил каку из пупка.
- А что же мне теперь делать? – Я уже поняла, што шорты мне придёцца отрабатывать по полной, и начала импровизировать: - Уже поздно, ночь на дворе, а я без трусоф, и меня могут выебать грабители. Пустите переночевать, дяденька, я вам денег дам и песду покажу.
- Без трусоф, говориш? А пелотка у тебя лысая? Не воняет ли она тухлой килькой? Может, и договоримся, малышка… – Вова опустил газету, и заорал: - Ой, ты чо напялила, дура? Я ж сказал, чтобы каску не надевала! Фсё, теперь по-новой надо начинать. Испортила такую игру, кот Матроскин, блять…
- Да иди ты нахуй, Вова! – Я сорвала с головы каску, и кинула её в угол. – Нету у меня косынки, нету! Шляпу ему соломенную! Буддёновку с кружевами! Пидорку, блять, с вуалью! Нету ничиво! Или так еби, или сам ищи, чо те надо!
- Ладно, не ори. – Постепенно успокоился муж. – С тельняшкой это ты хорошо придумала. Идея меняецца. Теперь ты будеш потерпевшей. Потерпевшей кораблекрушение. Каска не нужна. Шляпу какбутта бы смыло волной, будем щитать. Иди в ванную, намочи волосы. И заходи снова. Чимадан только не забудь, это ценный девайс. Там у тибя багаж типа.
Заебись. Дубль два. Биру чимадан, выхожу в коридор, иду в ванную, сую голову под кран, возвращаюсь обратно, стучю в дверь:
- Тук-тук, есть кто жывой?
- Кто там, блять, ломицца в два часа ночи? – Слышен бизоний рёв за дверью.
- Это я… - Блею афцой. – Потерпевшая. Каталась на банане, наебнулась прям в воду, и плыла в шторм три часа на чимадане. Я очень устала, и хочу ебацца. Пустите переночевать пожалуйста.
- Ах, бедняжка! Заходи скорее!
Были б фсе такие добрые как Вова, я б горя не знала.
Вхожу. Пру чимадан. Вода стекает с волос за шыворот. Тельняшка воняет плесенью. Шортов кожаных уже не хочецца так сильно, как раньше. На кровати лежыт муж без трусов, и протягивает ко мне руки:
- Иди сюда, потерпевшая. Я тебя согрею. Замёрзла, бедненькая? Ложись, вот, на чимадан. Погрейся с дороги.
Бухаю на пол чимадан, и сажусь на нево жопой. Раздаёцца подозрительный треск.
- Тепло ли тебе, маленькая? – Спрашивает Вова, и слезает с кровати: - Пися не замёрзла? А то она у тебя какая-то синенькая… Давай, я с тобой рядом посижу, пиписечный массаж сделаю.
- Не надо… - Протестую слабо. Мне ж типа полчаса жыть осталось. Я ж типа потерпевшая и вся израненная наверное. – Пися у меня синяя, патамушта умираю я. Дайте мне поскорее кожаные шорты, только не садитесь рядом. Чимадан не выдержыт двоих.
- Не бойся, не бойся, потерпевшая… - Бормочет Вова, и усажываецца на край чимадана. – Это добротный чимадан, качественный. Я на таком Тихий океан переплыл в прошлом году. Хорошый чимадан.
Вова уселся на ценный девайс всей своей стокилограммовой тушей, и провалился в хороший чимадан.
- Блять! Ты где эту рухлядь нашла?! Я чуть яйца не прищемил! – Завизжал муж.
- Где-где, в пизде! – Тоже заорала. – Сказала тебе, мудаку, русским языком: не садись на чимадан! Нет, бля, приспичило ему!
- Да с тобой вечно так: ни украсть, ни покараулить. Ни подрочить, ни поебацца! Чем тут воняет ещё, а? В этой тельняшке твоего прадеда эксгумировали штоле?
- Чо ты орёш?! Это не моя идея была, в два ночи хуйнёй занимацца!
- Не хуйнёй, а еблей, дура!
- Сам дурак! «Синенькая пися…» У меня теперь пиздец комплекс неполноценности будет!
- А у меня яйца травмированы!
- Мозг у тебя травмирован, Вова! Сказала тебе сразу: давай похряпаю. Нет, ему куртуазность нужна! У нево идеи наполеоновские! На чимадане ему подавай! Мудвин!
- Да иди ты в жопу! Второй раз на те же грабли! Если б не я – ты б девстенницей померла бы, наверное! И сними ты этот саван в полоску, щас сблюю!
…Полтретьева ночи.
В комнате горит ночник, и освещает тусклым светом меня, тельняшку, разломанный чимадан, резиновые тапки, Вовины красные яйца, и мою синюю писю.
Куртуазно так, что ахуеть.
- Вов… Ну, давай мирицца, а? Давай, поиграем шоле? Давай, какбутта бы ты пионер будеш в пелотке красной, а я какбутта бы пионервожатая Надежда Канстантиновна. Хочеш, а?
Мужа жалко. Яйца у него красные, ебло пластилиновое, глаза блестят подозрительно. На шорты уже похуй. Нутром чую, свалит он от меня. Как пить дать свалит. А всё потому, што у меня шляпы нету, тельняшка воняет, и чимадан хуёвый. И пися синяя.
- Давай… - Вздыхает муж. – У тебя есть очки и юбка до колена?
- У меня дудка пионерская есть, а очки только пласмассовые, с грузинским носом и усами. Сойдёт?
- Сойдёт. Давай так: я щас выйду в коридор, и три раза оттуда подудю. А ты мне скажеш: «Петров, заебал ты дудеть! Быстро зайди ко мне, щас я тебе пионерский выговор сделаю!» Идёт?
***
Три часа ночи. Лежу в кровати, нацепив мамин халат говнянского цвета, и грузинский нос с усами. В коридоре натужно дудит в пионерскую дудку Вова. Пися у меня синяя.
Ну, скажыте мне, кто из вас не ебался в три часа ночи в мамином халате, и в очках с усами, и я скажу кто вы.
Вы – щастливые люди.
И вам не нужно ебацца на чимадане, штобы спасти свой брак.
Мне, например, это не помогло.
Хотя, скорее всего, во всём виновата оранжевая каска и пианерская дудка. Хуёвое сочетание.
И синяя пися тут совершенно не причом.