Довольно часто приходиться слышать от различных личностей, что Император Николай II умышленно втянул Россию в Первую Мировую войну, преследуя какие-то свои эгоистические цели. Или Царь мог, но не захотел избежать участия нашей страны в Европейской войне. В ответ таким псевдо-историкам привожу ряд документов, наглядно опровергающих подобные домыслы. Как известно, кайзер и царь накануне катастрофы обменялись рядом телеграмм и писем, обсуждая происходящие в Европе события. Из этих писем становится ясно, на ком лежит ответсвенность за разжигание костра Мировой Войны. Взято из сборника: Николай II без ретуши. СПб.: Амора, 2009, стр. 244-252.

Письмо от Вильгельма II к Николаю II, 15 (28) июля 1914 г.

«С глубоким сожалением узнал я о впечатлении, произведённом в твоей стране выступлением Австрии против Сербии. Недобросовестная агитация, которая велась в Сербии в продолжение многих лет, завершилась гнусным преступлением, жертвой которого пал эрцгерцог Франц-Фердинанд. Состояние умов, приведшее сербов к убийству их собственного короля и его жены, все ещё господствует в стране. Без сомнения ты согласишься со мной, что наши общие интересы, твои и мои, как и интересы других правителей, заставляют нас настаивать на том, чтобы все лица, морально ответственные за это жестокое убийство, понесли бы заслуженное наказание. В этом случае политика не играет никакой роли. С другой стороны, я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему правительству противостоять силе общественного мнения. Поэтому, принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, связывающую нас крепкими узами в продолжение могих лет, я употреблю всё свой влияние для того, чтобы заставить австрийцев действовать открыто, чтобы была возможность прийти к удовлетворяющему обе стороны соглашению с тобой. Я искренне надеюсь, что ты придёшь мне на помощь в моих усилиях сгладить затруднения, которые все ещё могут возникнуть. Твой искренний и преданный друг и кузен Вилли».

Телеграмма от Николая II к Вильгельму II, 15 (28) июля 1914 г.

«Рад твоему возвращению. В этот особенно серьёзный момент я прибегаю к твоей помощи. Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое мной, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут нас к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как Европейская война, я умоляю тебя, во имя нашей старой дружбы, сделать всё возможное в целях недопущения твоих союзников зайти слишком далеко».

Телеграмма от Вильгельма II к Николаю II, 16 (29) июля 1914 г. 

«Я получил твою телеграмму и разделяю твоё желание сохранить мир, но, как я уже говорил тебе в своей первой телеграмме, я не могу рассматривать выступление Австрии против Сербии как "позорную войну". Австрия по опыту знает, что сербские обещания на бумаге абсолютно не заслуживают доверия. По моему мнению, действия Австрии должны рассматриваться как желание иметь полную гарантию в том, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счёт Сербии. Поэтому я считаю вполне возможным для России остатьсяс только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы катастрофу, избежать которой мы оба желаем, и повредили бы моей позиции посредника, которую я охотно взял на себя, когда ты обратился к моей дружбе и помощи».

Письмо от Николая II к Вильгельму II, 17 (30) июля 1914 г.

«Дорогой Вилли! Посылаю к тебе Татищева с этим письмом. Он будет в состоянии дать тебе более подробные объяснения, чем я могу это сделать в этих строках. Мнение России следующее: убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жены - ужасное преступление, совершённое отдельными сербами. Но где доказательство того, что сербское правительство причастно к этому преступлению? Увы! Мы знаем из многих фактов, что часто нельзя относиться с полным доверием к результатам следствия или решению судебных властей, в особенности если к делу примешиваются политические причины. Вместо того чтобы довести дело до сведения Европы и дать другим странам время ознакомиться с результатми всего следствия. Австрия предъявила Сербии ультиматум, дав срок 48 часов, и затем объявила войну. Вся Россия и значительная часть общества других стран считают ответ Сербии удовлетворительным: невозможно ожидать, чтобы независимое государство пошло дальше в уступках требованиям другого правительства. Карательные экспедиции могут преприниматься только в собственном государстве или в колониях. Поэтому война эта возбудила такое глубокое негодование в моей стране: будет очень трудной задачей успокоить здесь воинственное настроение. Чем дальше Австрия зайдёт в своей агрессивности, тем серьёзнее окажется положение. К тебе, её союзнику, я обращаюсь как к посреднику в целях сохранения мира».

Телеграмма от Вильгельма II к Николаю II, 17 (30) июля 1914 г. 

«Очень благодарен за телеграмму. Не может быть и речи о том, чтобы слова моего слова были в противоречии с содержанием моей телеграммы. Графу Пурталесу [германский посол в России] было предписано обратить внимание твоего правительства на опасность и серьёзные последствия, которые может повлечь за собой мобилизация. Австрия мобилизовала только часть своей армии и только против Сербии. Если, как видно из сообщения твоего правительства, Россия мобилизуется против Австрии, то моя деятельность в роли посредника, которую ты мне любезно доверил и которую я принял для себя по твоей усиленной просьбе, будет затруднена, если не станет совершенно невозможной».

Вот что ответил царю на эту телеграмму министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов:

«Нам не избежать более войны. Германия явно уклоняется от посредничества, которое мы от неё просим, и хочет только выиграть время, чтобы закончить в тайне свои приготовления. При этих условиях я не думаю, чтобы Ваше Величество могло более откладывать приказ о всеобщей мобилизации... Если война вспыхнет, ни совесть Вашего Величества, ни моя не смогут вас ни в чём упрекнуть. Ваше Величество и Ваше правительство сделали всё возможное, чтобы избавить мир от этого ужасного испытания… Но сегодня я убеждён, что дипломатия окончила своё дело. Отныне надо думать о безопасности империи. Если Ваше Величество остановит наши приготовления к мобилизации, то этим удастся только расшатать нашу военную организацию. Война, невзирая на это, всё же вспыхнет в час, желательный для Германии, и застанет нас в полном расстройстве».

Телеграмма от Николая II к Вильгельму II, 18 (31) июля 1914 г. 

«Сердечно благодарен тебе за твоё посредничество, которое начинает подавать надежду на мирный исход кризиса. По техническим причинам невозможно приостановить наши военные приготовления, которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Даю тебе в этом моё слово. Я верю в Божье милосердие и надеюсь на успешность твоего посредничества в Вене в пользу наших государств и европейского мира».

Телеграмма от Вильгельма II к Николаю II, 18 (31) июля 1914 г. 

«Вследствие твоего обращения к моей дружбе и твоей просьбе о помощи я выступил в роли посредника между твоим и Австро-Венгерским правительством. В то время, когда ещё шли переговоры, твои войска были мобилизованы против Автро-Венгрии, моей союзницы, благодаря чему, как я уже тебе указал, моё посредничество стало почти призрачным. Тем не менее я продолжал действовать, а теперь получил достоверные известиях о серьёзных приготовлениях к войне на моей восточной границе. Ответственность за безопасность моей империи вынуждает меня принять предварительные меры защиты. В моих усилиях сохранить всеобщий мир я дошёл до возможных пределов, и ответственность за бедствие, угрожающее всему цивилизованному миру, падает не на меня. В настоящий момент всё ещё в твоей власти предотвратить его. Никто не угрожает могуществу и чести России, и она свободно может выждать результатов моего посредничества. Моя дружба к тебе и твоему государству, завещанные мне дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я не раз честно поддерживал Россию в моменты серьёзных затружднений. Европейский мир все ещё может быть сохранён тобой, если только Россиия согласится приостановить военные приготовления, угрожающие Германии и Австро-Венгрии».

Телеграмма от Вильгельма II к Николаю II, 19 июля/1 августа 1914 г:

«Вчера я указал твоему правительству единственный путь, которым можно избежать войны. Несмотря на то, что я требовал ответа сегодня к полудню, я ещё до сих пор не получил от моего посла телеграммы, содержащей ответ твоего правительства. Ввиду этого я был принуждён мобилизовать свою армию».

На самом деле кайзер и не собирался просить Австро-Венгрию прекратить войну с Сербией. Напротив, в Вене всё время оглядывались на реакцию Берлина, и видя, что Германия поддерживает захватнические интересы двуединой монархии, австрийцы не собирались останавливаться. Одного слова Вильгельма II хватило бы, чтобы заставить Франца Иосифа пойти на попятную. Но этого не последовало. Так же следует обратить внимание на тон писем кайзера. С мило-дружелюбного в начале, до надменного накануне объявления войны. Более того, Германия сама давно жаждала европейского побоища. Интересный факт. В день объявления войны Австрией Сербии, в Бельгии была объявлена всеобщая мобилизация. Где Австрия с Сербией, а где Бельгия? Это означает только одно: вслед за Австро-Венгрией войну объявит и Германия, при чём немецкие колонны пойдут через Бельгию на Париж. Так оно и случилось.

В заключение приведу пару строк из циркуляра статс-секретаря министерства иностранных дел Германии Готлиба фон Ягова:

«В основном сейчас Россия к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа [Тройственный союз] все более слабеет... В России это хорошо знают и поэтому безусловно хотят еще нескольких лет покоя. Я охотно верю... что Россия сейчас не хочет войны».http://www.liveinternet.ru/users/kornilovec/post162732360/

1. Понятно, что голова современного школьника и так переполнена – так много вокруг всего нового и интересного. Можно ли выделить что-то одно, но самое главное – что именно следует непременно знать ребёнку о событиях 400-летней давности?

Невозможно понять прошлое и извлечь из него уроки, не зная основных событий и причинно-следственных связей между ними, не вникая в судьбы основных героев. Но, все-таки, самое главное в осмыслении Смуты – это прочувствовать всю глубину падения и чудо воскресения.

Наша страна тогда почти была уничтожена. И спасти ее удалось только благодаря тому, что все – богатые и бедные, простые и знатные, сильные и слабые, взрослые и юные – осознали, что они суть одна семья, а Россия – общий дом, и другого дома не будет никогда. Поэтому перед общей угрозой нужно отставить на задний план все наши внутренние споры и ссоры, и помогать друг другу всеми силами.  

И ныне во всех жизненных ситуациях мы должны искать, прежде всего, не то, что нас разобщает, а то, что сближает, уметь видеть добро и радоваться ему, ценить дружбу, учиться прощать и просить прощения.

2. Что могло бы произойти, если бы Минину и Пожарскому не удалось бы тогда собрать ополчение и изгнать врага?

Это было просто невозможно. Если бы не удалось Минину и Пожарскому, удалось бы кому-то еще. Вся история нашего народа показывает, что он не смиряется с порабощением и рано или поздно побеждает. Роль личностей в истории очень важна, но ведь и каждый народ является коллективной личностью общемировой истории. Минин и Пожарский, Патриарх Гермоген, Скопин-Шуйский, архимандрит Дионисий, игумен Авраамий и другие герои и святые внесли огромный вклад в победу, но сама победа стала подвигом всего нашего народа, и, прежде всего, самых простых людей.

3. Насколько закономерным явилось воцарение на русский Престол в 1613 году именно Михаила Фёдоровича Романова? Будь избран кто-то другой – как могла бы измениться российская история?

После угасания Дома Рюриковичей и гибели Дома Годуновых наш род стал законным наследником царского служения. У 16-летнего Михаила Феодоровича Романова еще не было и не могло быть каких-то личных заслуг, за которые его могли бы «избрать» на престол в современном понимании этого слова. Но он являлся сыном двоюродного брата последнего царя династии Рюриковичей Феодора Иоанновича. Более близких родственников не было.

Только наследственность царской власти дает ей главное преимущество – независимость от любых партийных и групповых интересов. Если бы Великий собор 1613 года не призвал законную династию Романовых, как продолжательницу 700-летнего правления Рюриковичей, а выбрал бы какую-нибудь яркую личность, то нашлись бы другие яркие личности, не согласные с этим, и Смута возобновилась бы. Наличие у Михаила Феодоровича законных прав примирила всех, в том числе и тех, кто был старше, опытнее и сильнее юного царя. Все понимали, что на трон взошел не просто лично Михаил Феодорович Романов, а законный преемник великих князей и царей прошлого, и в его лице, целая династия наследственных отцов и матерей единой российской семьи.

4. Можно ли особо выделить кого-то из русских Государей, можно ли сказать – кто сделал больше всех остальных для России?

Наверное, сразу приходит на ум имя Петра Великого. Он преобразовал Россию, усилил ее, сделал полноправной участницей мировой политики. Не всё в его царствование однозначно, но он заложил прочный фундамент, на котором можно было строить дальше.

В жизни каждого государя и каждой государыни были победы и достижения, и были ошибки и грехи. Ничего нельзя ни забывать, ни замалчивать. Но я могу с уверенностью сказать, что среди моих предков не было ни одного, кто бы не любил Россию и не служил бы ей всем сердцем.

5. Можете ли Вы обозначить несколько самых важных для России деяний Романовых?

Я хотела бы уточнить: не деяний Романовых, а деяний эпохи Романовых. Государи ничего не смогли бы сделать без служения всех сословий: без трудов крестьян и горожан, без воинской отваги и государственной службы дворян и казаков, без молитв священников, без предприимчивости заводчиков и купцов…

Я бы выделила преодоление последствий Смутного времени при Михаиле I и Алексее I, прочный выход на мировую арену при Петре I, приобретение статуса великой державы при Екатерине II, отражение агрессии армии Н. Бонапарта и освобождение всей Европы от его безграничных амбиций при Александре I, подготовку отмены и отмену крепостного права при Павле I, Александре I, Николае I и Александре II, стабилизирующую роль России в мировой политике при Александре III, интенсивное развитие (несмотря на все беды и неурядицы начала XX века) при Николае II.

Отдельно стоит мученический подвиг Николая II и членов его семьи, прославленных Церковью в лике святых. Продолжением этой линии является и исповедническое сохранение в изгнании идеалов и духовных ценностей исторической России моими дедушкой Кириллом I и отцом Владимиром III. В этих деяниях уже больше действительно личного, на первый взгляд, частного. Но духовное и культурное значение их служения еще принесет свои плоды.

6. Какое влияние имеет сегодня Дом Романовых в мире? Находит ли понимание и уважение в глазах мировой общественности?

Наше влияние имеет ныне не политический, а общественный и культурный характер. Мы не отрекаемся от нашего идеала монархии как Государства-Семьи, и верим, что он может быть востребован в будущем. Но никому ничего не навязываем и стараемся быть полезными России, независимо от того, какой в ней государственный строй. В основном, в России и в мире к нашей миссии относятся с пониманием и уважением, даже те люди, которые далеко не во всем разделяют наши верования и убеждения.

7. В чём лично Вы, как Глава Императорского Дома, видите свою главную задачу?

На первое место я ставлю благотворительную, просветительскую и миротворческую миссии. Я и мой сын цесаревич Георгий Михайлович стремимся восстановить хотя бы часть системы благотворительных учреждений и организаций, созданной нашими предками. Мы участвуем в возрождении национальных традиций, помогаем Русской Православной Церкви в укреплении духовных и моральных устоев, плодотворно сотрудничаем с другими традиционными вероисповеданиями России, прилагаем усилия к увековечиванию славных сынов и дочерей Отечества, к сохранению и реставрации памятников истории и культуры, к защите природы. Постоянно напоминаем всем соотечественникам и гражданам суверенных государств, возникших на территории бывшей Российской Империи, что независимо от любых политических изменений у нас много общего, что мы живем в едином цивилизационном пространстве, и нам необходимо сохранять братские дружеские отношения.

8. Наша газета вывешивается в каждой школе Петербурга. Что пожелали бы Вы нашим читателям?

Как можно больше радости и помощи Божией во всех добрых делах. А молодым соотечественникам я хотела бы сказать, что хотя школьные годы трудные – но они самые счастливые. А все знания, весь опыт общения со сверстниками и старшими, любовь к родной стране – это тот «капитал», который навсегда остается с человеком, и который никто никогда не сможет у Вас отнять.

Опубликовано с небольшими сокращениями: «Коротко и ясно о самом интересном» № 50

1. Блаженный апостол Павел в послании к коринфянам, жителям, соседственным со страною Греции, которую называют Лаконией, так возвещает: «возлюбленные, премудрость мира сего есть глупость в очах Божиих» 1), и это сказал он не мимо истины. Ибо, мне кажется, премудрость эта получила начало от падения ангелов, и от сего-то философы, излагая свой учения, не согласны между собою ни в словах, ни в мыслях. Так одни из них душу человеческую признают за огонь, как Демокрит; 2)другие – за воздух, как стоики; иные за ум, иные за движение, как Гераклит; другие – за испарение; другие за силу, истекающую из звезд; другие за число одаренное силою движения, как Пифагор; иные за воду рождающую, как Гиппон; иные за стихию из стихий; иные за гармонию, как

1) 1 Кор. III, 19.

2) Думают, что названия философов, здесь приводимых, внесены в текст переписчиками с полей; по сему имя Гераклита поставлено не на месте, ибо он почитал душу за испарение (). См. Плутарха deplacit. philos. IV, 3.

7

Динарх; иные за кровь, как Критий; иные за дух; иные за единицу, как Пифагор; древние также думают различно. Сколько мнений об этом предмете! Сколько рассуждений софистов, которые больше между собою спорят, чем находят истину!

2. Но пусть были бы они несогласны между собою относительно души, – по крайней мере, согласно учили о прочих предметах? Между тем, один признает удовольствие благом души, другой – злом, иной чем-то средним между благом и злом. Далее, одни говорят, что природа души бессмертна, другие, – что она смертна, третьи, что она существует на короткое время; одни низводят ее в состояние животных, другие – разлагают в атомы; одни утверждают, что она переходит в тела трижды, другие назначают ей такое странствование в продолжение трех тысяч лет: те, которые сами не живут и ста лет, обещают душе три тысячи лет существования! Как назвать эти мнения? Не химерою ли, как мне кажется, или глупостью, или безумием, или нелепостью, или всем этим вместе? Если они нашли какую-нибудь истину, то пусть бы они одинаково мыслили, или говорили согласно друг с другом: тогда и я охотно соглашусь с ними. Но когда они разрывают, так сказать, душу, превращают ее один в такое естество, другой в другое, и подвергают различным преобразованиям вещественным, признаюсь, такие превращения порождают во мне отвращение. То я бессмертен, и радуюсь; то я смертен, и плачу; то разлагают меня на атомы: я становлюсь водою, становлюсь воздухом, становлюсь огнем; то я не воздух и не огонь, но меня делают зверем, или превращают в рыбу, и я делаюсь братом

8

дельфинов. Смотря на себя, я прихожу в ужас от своего тела, не знаю как назвать его, человеком ли, или собакой, или волком, или быком, или птицей, или змеем, или драконом, или химерою. Те любители мудрости превращают меня во всякого рода животных, в земных, водяных, летающих, многовидных, диких или домашних, немых или издающих звуки, бессловесных или разумных. Я плаваю, летаю, парю в воздухе, пресмыкаюсь, бегаю, сижу. Является, наконец, Эмпедокл, и делает из меня куст.

3. Если философы разноречат таким образом в учении о душе человека, тем более они не могли сказать истину о богах или о мире. Они так храбры, чтобы не сказать – тупы: не в состоянии будучи постигнуть собственной души, исследуют природу самих богов, и, не зная собственного тела, истощаются в усилиях познать естество мира. Относительно начал природы они чрезвычайно разногласят друг с другом. Если б я встретился с Анаксагором, он сталь бы учить меня вот чему: начало всех вещей есть ум, он виновник и владыка всего; он беспорядочное приводит в порядок, неподвижному дает движение, смешанное разделяет, нестройное устрояет. Такое учение Анаксагора нравится мне, и я вполне соглашаюсь с его мыслями. Но против него восстают Меллис и Парменид: последний в поэтических стихах возвещает, что сущее есть единое, вечное, беспредельное, недвижимое и совершенно равное себе. Я опять, не знаю почему, соглашаюсь с этим учением, и Парменид вытесняет из души моей Анаксагора. Когда же я воображаю, что утвердился в своих мыслях, выступает в свою очередь Анак-

9

симен с другою речью: я тебе говорю, кричит он, что все есть воздух; если его сгустить и сжать, то образуется вода, а если разредить и расширить, то – эфир и огонь; по возвращении в свое естественное состояние он становится чистым воздухом; а если будет сгущаться, то изменяется. Я опять перехожу на сторону этого мнения, и люблю уже Анаксимена.

4. Но восстает против этого Эмпедокл с грозным видом и из глубины Этны громко вопиет: начало всего – ненависть и любовь; последняя соединяет, а первая разделяет, и от борьбы их происходит все. По моему мнению, они сходны между собою и несходны, беспредельны и имеют предел, вечны и временны. Прекрасно, Эмпедокл, я иду за тобою до самого жерла Этны. Но на другой стороне стоить Протагор и удерживает меня, говоря: предел и мера вещей есть человек; что подлежит чувствам, то действительно существует, а что не подлежит им, того нет на самом деле. Прельщенный такою речью Протагора, я в восхищении от того, что он все, по крайней мере, наибольшую часть представляет человеку. Но с другой стороны Фалес предлагает мне истину, толкуя: начало всего есть вода, все образуется из влаги, и все превращается во влагу, самая земля плавает на воде. Отчего бы не поверить мне Фалесу, древнейшему из ионийских философов? Но соотечественник его Анаксимандр говорить, что прежде воды существует вечное движение, и чрез него – одно возникает, а другое разрушается. Итак, надобно поверить Анаксимандру.

5. С другой стороны, не пользуется ли славою Архелай, который выдает за начало всего теплоту и холод? Но с

10

ним не согласен великоречивый Платон, утверждая, что начала всех вещей суть Бог, материи и идея. Теперь я вполне убежден. Ибо могу ли не думать согласно с философом, который сочинил колесницу для Юпитера? Но позади стоит ученик его Аристотель, завидующий учителю своему за создание колесницы. Этот указывает иные начала: одно деятельное, а другое страдательное; по его мнению, начало деятельное, не подлежащее действию других вещей, есть эфир, а начало страдательное имеет четыре качества: сухость, влажность, теплота и холод, и от взаимного превращения их происходит возникновение и уничтожение вещей. Я утомился уже, волнуемый мыслями туда и сюда. Остановлюсь на мнении Аристотеля, и уже никакое другое учение не потревожит меня.

6. Но что делать мне? На мою душу нападают старики, древнейшие упомянутых философов: Ферекид, который утверждает, что начала всех вещей Зевс, Хфония и Кронос: Зевс – эфир, Хфония – земля, Кронос – время; что эфир начало деятельное, земля – страдательное, а время – то, в чем происходит все. Но и эти старики спорят между собою. Левкип почитает все это глупостью, и утверждает, что начала всех вещей беспредельны, вечно движимы и чрезвычайно малы, и что тончайшие из них поднявшись вверх, образуют огонь и воздух, а твердые спустившись вниз, составляюсь воду и землю. Доколе же буду принимать такие учения и ничему истинному не научаться? Разве освободит меня от заблуждения Демокрит, открывающий, что начало всех вещей есть сущее и несущее, что сущее есть полнота, а не-сущее – пустота, и что полнота производит все в пустоте посредством или

11

превращения, или фигуры. Пожалуй, я готов согласиться с добрым Демокритом и вместе с ним смеяться; но меня отвлекает плачущий Гераклит, утверждая: начало всего, есть огонь, который имеет два состояния: разрежение и сгущение, первое – деятельное, второе страдательное, то – соединяет, а это разделяет. Но, довольно уже для меня: мне вскружили голову столько разных начал. Но вот еще Эпикур приглашает меня не пренебрегать его прекрасного учения об атомах и пустоте, так как все происходит и уничтожается от многоразличного и многообразного соединения их.

7. Не противоречу тебе, прекраснейший Эпикур. Но над твоим учением смеется Клеанф, поднимая голову из колодезя, черпая из него истинные начала всех вещей, – Бога и материю, и утверждая, что земля превращается в воду, а вода в воздух, что воздух поднимается вверх, а огонь находится в окружности земли, что по всему миру распростерта душа, часть коей одушевляет и нас. Несмотря на многочисленность этих философов, другая толпа их прибывает ко мне из Ливии: Карнеад и Клитомах и все их последователи; попирая учения всех прочих философов, они сами утверждают, что природа вещей непостижима, и что к истине всегда примешивается некоторая ложь. Что же мне делать после столь долгих утомительных исследований? Как освободить ум мой от такого множества мнений? Если ничто не может быть постигнуто, то истина удалена от людей, а пресловутая философия более гоняется за тенью, нежели обладает знанием вещей.

8. Но вот другие философы древнего поколения, – Пифагор и единоплеменники его, важные и молчаливые, пере-

12

дают мне, как некоторые таинства, иные учения, вместе с главным и таинственным их доказательством: «сам сказал». Начало всех вещей есть единица; из ее разнообразных форм и чисел происходят стихии; число же, форма и мера стихий таковы: огонь составляется из двадцати четырех прямоугольных треугольников, и заключается в четырех равных сторонах, из коих каждая состоит из шести прямоугольных треугольников, так что он уподобляется пирамиде; воздух составляется из сорока восьми треугольников, и заключается в восьми равных сторонах; его сравнивают с восьмигранною фигурой, которая содержит восемь равносторонних треугольников, из коих каждый разделяется на шесть прямых углов; таким образом всего сорок восемь углов; вода составляется из двадцати равных и равносторонних треугольников, и сравнивают ее с фигурой о двадцати гранях, состоящей из ста двадцати равных и равносторонних треугольников, а шесть раз двадцать – сто двадцать; эфир составляется из двенадцати равносторонних пятиугольников и похож на двенадцатигранник, земля составляется из сорока восьми треугольников и заключается в шести равносторонних четырехугольниках, и имеет вид куба: ибо куб состоит из шести четырехугольников, из коих каждый имеет четыре треугольника, так что всех треугольников вместе двадцать четыре.

9. Так измеряет мир Пифагор! Я снова вдохновенный презираю дом, отечество, жену, детей и ни о чем более не забочусь, возношусь в самый эфир, и, взяв у Пифагора локоть, начинаю мерить огонь. Измерения Зевесова уже недостаточно. Если не вознесется на небо та-

13

кое важное существо, великое тело и великая душа, то есть я, и не измерит эфира, то пропадет владычество Зевса! Измерив же эфир и сообщив Зевсу сведение о том, сколько углов имеет огонь, я схожу с неба и ем оливы, смоквы, огородные овощи, потом перехожу к воде, и ее, влажную стихию, начинаю измерять локтем, пальцем и полупальцем, а с тем вместе и глубину ее, чтоб и Посидон узнал от меня, как велико море, над которым он владычествует. Я и землю всю обхожу в один день, исследуя ее число, меру и фигуру: ибо вполне уверен, что от столь великого и чудного существа, каков я, не ускользнет и одна пядень вселенной. Кроме того, я узнаю даже и сколько звезд на небе, и сколько рыб в воде, и сколько зверей на земле, и, положив мир на весы, легко могу узнать, сколько в нем весу. Напыщенная знанием таких вещей, душа моя как бы сделалась владычицею всего мира.

10. Но Эпикур наклонившись ко мне говорит: ты, друг мой, измерил только один мир, между тем миров много, и все они беспредельны. Вследствие этого, я вынужден говорить о множестве небес, о множестве различных эфиров, и, запасшись нужным продовольствием на несколько дней, ни мало не медля начинаю странствовать по мирам Эпикура: легко перелетаю пределы Фетисы и Океана, и, прибыв в другой мир, как бы в другое государство, а несколько дней измеряю все. Отсюда я снова переношусь в третий мир, потом в четвертый, в пятый, в десятый, сотый, тысячный, и куда наконец? Все это мрак невежества, черный обман, нескончаемое заблуждение, неполное разумение, непроницаемое неведение: остается, чтоб я со-

14

считал самые атомы, из которых образовалось такое множество миров, дабы ничего не упустить в своем исследовании, особенно же столь необходимые и полезные вещи, от которых зависит благосостояние домов и государств. Все это я высказал с той целью, чтобы видно было, как философы противоречат друг другу в мнениях, как исследования их теряются в бесконечности, ни на чем не останавливаясь, и как недостижима и бесполезна цель их усилий, не оправдываемая ни очевидностью, ни здравым разумом.

http://www.odinblago.ru/pamatniki_6/2