Франц Грильпарцер "Либуса", драма в пяти действиях,отрыв ок 10
- 31.12.08, 19:18
* * * * *,...............................................................................................................!:)
Д Е Й С Т В И Е Т Р Е Т Ь Е
Сцена первая
(Подворье хаты Промыслава. Распряжённый плуг- справа в глубине сцены. Промыслав тоже справа)
Промыслав: Быки , пошли, в хлеву вам корм задал!
Оставлю плуг и сам присяду.
День был горяч- труд завершён.
(садится , ладонями подпирает лоб)
Ну, добрый пахарь, разве не сейчас,
дела оставив, взор оборотишь свой
к вершине жизни, что венец долины?
С прадавних пор нам, пахарям,указ:
землицу удобряем семенами-
сочны и святы свежие ростки.
Что до меня?...Вот ещё день прошёл-
придёт второй, что на него похожий.
.
А хоть и был бы я владыкой,
не помышлять мне о высоком сватовстве.
Живёт-то в улье королева -матка,
хозяйка всем, беспарная, одна,
приплода ради лишь приемлет трутней.
Работники меж тем готовят соты;
она ж на троне пребывает век-
ничья и всех, и нокому не служит.
Ведь королева унижает му`жей,
их избирая ради плода, ибо
не муж- ж е н е , наоборот:
жена - для м у ж а , быть тому по праву.
Труднейшее- не дело, говорят:
привычка, сила ,норов делом ладят;
труднейшее на свете- приговор,
из тысяч нитей невесомых соткан,
решение, ведущее к поступку,
стеля`щееся под ноги ткачу,
которому по жребий свой идти
наперекор себе и всем, всему
из ми`нувшего сотканной дорогой.
Я жив в её смутившейся душе,
не образ мой,- мечта, ничто,
на сто ладов изменчивые тени,
что даже с именем моим несхожи:
та не запомнила и моего лица,
когда вдвоём мы лесом пробирались.
Воспоминание горит во мне:
ты стала счастьем, лучиком в темнице-
не погасить его мне, нет, вовеки.
Быть ей пастушкой, вовсе не Либусой,
а я- плугатарь, это ведь моё.
к ней подойду, скажу впрямик:"Девице,
я тот есть, с кем тебе по жизни быть.
Всмотрись в меня. Зажёгся огонёк
в груди твоей? В моей горит- бери!
(убирает руки с чела)
Она, пожалуй, молвит:"Добрый муж,
вот дом мой, там- родня,
возьми меня -и я к ней не вернусь"
Я жив в её смутившейся душе,
но образ мой- мечта, ничто,
на сто ладов изменчивые тени,
что даже с именем моим несхожи:
та не запомнила и моего лица,
когда мы с нею лесом пробирались.
Воспоминание горит во мне:
то было счастье, солнце моей жизни-
не погасить его мне, нет, вовеки.
Эх, добрый муже, отдохни-присядь,
достань-ка сыру с хлебом из сумяры,
откушай за непостланным столом.
Свой хлеб- добрей, он тело укрепляет;
краюха милостыни давит и теснит.
(снова присаживается, вынимает содержимое сумы, кладёт его на ручки плуга)
Конь- у неё, он сто`ит ведь не боле,
чем золотая цепь, теперь моя:
она мне в собственность по праву перешла.
.
Хотел бы я, чтоб на коне Либуса,
поводья опустив, сюда добралась
по старой памяти... Да что за шорох?
.
Глазам не верю! Это конь мой
без седока. Народ идёт по следу.
Страна чудес моя, долина сказок!
А за конём- владыки вслед, желают
едва ли возвратить его мне, нет, скорее-
убор дополнить тем, что у меня.
Быстрее, посмелей идите!
Я-то - хозяин в доме у себя,
хлеб разделю с гостями , я же- пахарь,
который кормит всех господ,
а воду-воздух разве покупают?
(Трое владык в сопроводжении свиты приближаются слева)
Бивой: Остановился конь - тут его стойло.
Домаслав: А вот -тот муж, что за столом железным
хлеб преломляет свой.
Бивой: Тот самый, он ,воистину,
который спор наш разрешил.
Ляпак: Всё ясно.
Промыслав (конь подходит к хозяину. Промыслав поглаживает коня):
Ах, Пришет, коник мой ,вернулся?
Ляпак: Конь твой?
Промыслав: Что привело вас? для начала.
Домаслав: Приказ княгини.
скоро добью, 16 января. Сейчас - "Пентесилею"