Святые отцы о причастии женщин во время критических дней.

Начнем с самого главного, канонов церкви, регулирующий вопрос о «женской нечистоте». Каноны, подтвержденным правилом Вселенского собора всего два. Эти каноны подтверждены вторым правилом на Шестом Вселенском (Пято-Шестым Трульским) соборе.

Правило гласит: «Согласием нашим запечатлеваем и все прочия священныя правила, изложенныя от святых и блаженных отец наших, то есть, трехсот восемьнадцати богоносных отец, собравшихся в Никее; такожде от отец, собиравшихся во Агвире, и в Неокесарии, равно и в Гангре; кроме сего в Антиохии Сирийской и в Лаодикии Фригийской; еще же ста пятидесяти отцов, сошедшихся в сем Богохранимом и царствующем граде; и двухсот отцов, собравшихся в первый раз в областном граде Эфесе; и шестисот тридцати святых и блаженных отцов, собравшихся в Халкидоне; и от собравшихся в Сардике, и в Карфагене; и еще собравшихся паки в сем Богоспасаемом и царствующем граде при Нектарии, предстоятеле сего царствующаго града, и при Феофиле, Александрийском архиепископе; такожде правила Дионисия, архиепископа великаго града Александрии; Петра, Александрийскаго архиепископа и мученика; Григория, епископа Неокесарийскаго, чудотворца; Афанасия, архиепископа Александрийскаго; Василия, архиепископа Кесарии Каппадокийской; Григория, епископа Нисскаго; Григория Богослова; Амфилохия Иконийскаго; перваго Тимофея, архиепископа Александрийскаго; Феофила, архиепископа того же великаго града Александрии; Кирилла, архиепископа Александрийскаго; и Геннадия, патриарха сего богохранимаго и царствующаго града; еще же и Киприана, архиепископа Африканской страны, и мученика, и Собором при нем бывшем изложенное правило, которое в местах предупомянутых предстоятелей, и токмо у них, по преданному обычаю, сохраняемо было. Никому да не будет позволено вышеозначенные правила изменять, или отменять, или, кроме предложенных правил, принимать другия, с подложными надписаниями составленныя некиими людьми, дерзнувшими корчемствовать истиною. Если же кто обличен будет, яко некое правило из вышереченных покусился изменить, или прекратить: таковый будет повинен против того правила понести епитимию, какую оно определяет, и чрез оное врачуем будет от того, в чем преткнулся».

Сами правила приведу ниже:

 Каноническое Послание Дионисия Александрийского к Еп. Василиду.

2. О женах, находящихся в очищении, позволительно ли им в таком состоянии входить в дом Божий, излишним почитаю и вопрошать. Ибо не думаю, чтобы они, если суть верные и благочестивые, находясь в таком состоянии, дерзнули или приступить к Святой Трапезе, или коснуться Тела и Крови Христовых. Ибо и жена, имевшая 12 лет кровотечение, ради исцеления, прикоснулась не Ему, но только к краю одежды Его. Молиться, в каком бы кто ни был состоянии и как бы ни был расположен, поминать Господа и просить помощи — не запрещается. Но приступать к тому, что есть Святая Святых, да запретится не совсем чистому душою и телом.

Канонические Ответы Святейшего Тимофея Александрийского.

Вопрос 6. Если жена оглашенная вписала имя свое ко Крещению, а ко дню Крещения приключится ей обычное женам, то должно ли таковую крестить в тот день, или отложить, и на сколько времени отложить?

Ответ. Должно отложить, доколе очистится.

Вопрос 7. Если жена усмотрит приключившееся ей обычное женам, должна ли она в тот день приступить к Святым Тайнам, или нет?

Ответ. Не должна, доколе не очистится.

Авторитет эти правил, подтвержденный Вселенсим собором, очень высок, но, он касаетсая тлько вопросов участия в Таинстах церковным, конкретной Причащения и Крещения. Поэтому здесь можно сделать некоторые выводу:

Выводы:

Канонические запреты на причастие женщинам в определенные периоды установлены Церковью соборно и, безусловно, существуют. Согласно каноническим нормам, в критические дни женщине нельзя участвовать в таинствах, т.е. причащаться, креститься, собороваться. Благоговение к Таинству и уважение к издревле хранимым обычаям и традициям Церкви полагаю несомненными христианскими (и типично русскими православными) добродетелями, «излишним почитаю» и напоминать.

Замечу, однако в исключительных случаях (напр., если она находится при смерти) вохможно и причастие и крещение, но, исключение не может порождать правило, но подтверждает его.

Находящимся при смерти действительно значительно смягчаются и упрощаются правила принятия св. Таинств. Однако это отнюдь не основания для того, чтобы призывать вводить всеразличные исключения из правил в повседневную практику, т.е возводить в правило.

Упомянутые канонические запреты в полной мере касаются и мужчин в случае «ночного осквернения»

Распространенность современной практики запрещать женщинам входить в храм и даже принимать святую воду и брать благословение имеет позднее происхождение и объясняется склонностью нашего народа к формальному благочестию, а также благочестивому, но не всегда здравому стремлению к ужесточению существующих правил и норм .

Но, даже несмотря на то «честна женитва, и ложе нескверно», свв. Отцы VI Вселенского собора 97-м правилом установили, что «тех, которые, или живя с женою, или иным образом, нерассудительно священные места обращают в обыкновенные, и небрежно окрест их обращаются, и с таким расположением в них пребывают, повелеваем изгонять и от мест оглашенным предоставленных при святых храмах. Кто же не будет сего соблюдать, Если есть клирик, да будет извержен; Если же мирянин, да будет отлучен».

Относительно же возможности «естественных извержений» (кои, по слову св. Афанасия, сами по себе, в действительности не являются грехом) в священных местах, свв. Отцы не оставили нам соборно установленных правил, запрещающих совершать оные извержения где нам вздумается. Но здесь уместно вспомнить об элементарных здравом смысле и совести, на который и уповает св. Дионисий («излишним почитаю и вопрошати»).

Хорошо понимаю, что мое личное мнение не может быть сколько-нибудь авторитетным и значимым в данном вопросе, поэтому постараюсь только цитировать людей авторитетных, опытных, мудрых, святых. Быть может, строгие тексты соборных постановлений, творений святых отцов и богословов покажутся сухими, безжизненными, далекими от реальности и не смогут сломить нравственный заслон, однажды установленный чьим-то священническим благословением, однако именно на этих «сухих», безэмоциональных словах церковных канонов строится Церковь Христова. Очень хочу надеяться, что ясность мысли и святость жизни этих людей послужат залогом истинности их слов, хотя они часто расходятся с тем, что говорят многие из современных и даже очень авторитетных, хотя еще не святых священников.

«Женский вопрос» довольно часто поднимается в церковных СМИ, в печатных изданиях, Интернет-ресурсах, и на основании этих обсуждений можно сделать вывод, что в современной практике нет единого подхода к решению данного вопроса, причем мнения разделяются примерно так:

+ 5% — можно все: даже причащаться;

45% — можно жить полной церковной жизнью, за исключением принятия таинств.

— 45% — можно стоять в храме, но только в притворе, к святыням не прикасаться.

5% — в храм входить вообще нельзя, ни к чему освященному не прикасаться, а то можно осквернить святыню.

Страницы: 1 2 3 4 5

Алексей Беглов

Значение причастия трудно переоценить — это централь­ное таинство Православной Церкви. Но причащение как практика в своих исторических проявлениях может отли­чаться большим разнообразием и претерпевать значительные изменения в сравнительно короткие сроки.

Наиболее показа­тельна с этой точки зрения — принятая определенным сообще­ством частота регулярного причащения мирян1. За ХХ в. в этом отношении рассматриваемая практика пережила две революции, или, если можно так выразиться, два евхаристических перехода: от синодального периода — к советскому (на протяжении всего советского периода частота причащения православного прихожа­нина выросла примерно в 5-10 раз) и затем — к постсоветскому периоду (еще в 4-5 раз — в 1990-е гг.). В этой статье мы попробу­ем понять, какие факторы обусловили первый евхаристический переход и выделим некоторые методологические моменты, важ­ные — как представляется — для изучения практики причащения и религиозных практик вообще.

Исследование практики причащения ставит перед нами не­ожиданную источниковедческую проблему. Несмотря на значи­мость для православного верующего, причащение оказывает­ся молчащей практикой, о которой говорят редко и еще реже ее фиксируют в письменном виде. Регулярность причащения усваивается верующим из контекста, из обычая, который дале­ко не всегда обосновывается, и еще реже осмысляется. Обычай тем и хорош, что принят — как кажется его носителям — все­ми и существовал всегда. Интересно, что верующие в 1970-е гг., по их собственным признаниям, испытывали удивление, если не шок, когда осознавали, насколько их собственная практи­ка причащения отличается от той, что была принята, например, до революции2. Но для исследователя это создает дополнитель­ные затруднения, поскольку обычай редко артикулируется. Он как бы случайно и между делом оставляет следы, прежде все­го, в источниках личного происхождения: дневниках, письмах, воспоминаниях. На эти источники в ходе нашего исследования мы будем обращать первостепенное внимание. Также большим подспорьем в нашем исследовании стали интервью в основном с прихожанами известных московских храмов о ситуации с при­чащением, что существовала в их общинах в 1970—1980-е гг. Сте­пень изученности источников позволяет пока сделать только первые подступы к изучению этой темы. Более твердо об эво­люции практики можно будет говорить при более полном уче­те материала, но основные тенденции этой эволюции наметить мы попытаемся.

При этом мы сосредоточимся на изучении практики только на территории СССР. В эмиграции, у разных групп, генетически связанных с русской церковной традицией, практика причаще­ния приобрела свои особенности, но до конца советского периода —   как нам представляется — она не могла существенным образом влиять на эволюцию практики в СССР. На некоторые исключе­ния из этого правила мы укажем в этой статье.

С другой стороны, на примере практики причащения мож­но рассмотреть проблему, важную для изучения религиозных практик вообще, а именно — проблему соотношения практики и текста, эту практику описывающегоз. Обычно текст (фольк­лорный или нормативный) определяет практику, дает ей об­основание. Но в случае с практикой причащения мы попадаем в более сложную, более динамичную ситуацию. Изучение прак­тики причащения позволяет выявить самые неожиданные ва­рианты взаимоотношений реальных практик и нормирующих их текстов и поэтому особенно интересно с методологической точки зрения.

Дело в том, что частота причащения в восточно — христианской традиции (как ни странно!) не имеет такого базового текста, кото­рый бы четко и однозначно ее регламентировал. Известные тек­сты, в том числе канонические, описывают практику конкретного времени, или выражают пожелания о ее изменении, или же фор­мулируют идеал и тут же сопоставляют его с существующей прак­тикой, показывая, что реальная практика далеко отходила даже от общепризнанного идеала.

Один из самых известных текстов на этот счет — 89 (93) кано­ническое письмо свт. Василия Великого «К Кесарии, жене патри­ция, о приобщении»:

Хорошо и преполезно каждый день приобщаться и принимать Святое Тело и Кровь Христову <...> Впрочем, <мы> приобщаем­ся четыре раза каждую седмицу: в день Господень, в среду, в пя­ток и в субботу, также и в иные дни, если бывает память какого святого.

Обратим внимание на структуру этого высказывания: Василий Великий сначала говорит об идеале, о норме («хорошо прича­щаться каждый день»), а потом говорит о практике, принятой в Кесарийской церкви, и она отличается от этого идеала («четы­ре раза в неделю»). Запомним эту структуру высказывания о при­чащении. Ее мы встретим и на русском материале, в частности у митр. Филарета (Дроздова). Получалось, что читателю предо­ставлялось самому решить, будет ли он следовать идеалу, или со­относиться с той практикой, которая зафиксирована в этих выска­зываниях. Другие известные тексты формулируют необходимый минимум регулярного причащения: не реже одного раза в три не­дели, не реже четырех раз в год, не реже одного раза в год4. Одна­ко практика могла далеко отходить от этих предписаний и даже их появление скорее свидетельствует о том, что заданная этими текстами «нижняя граница» регулярно нарушалась.

Таким образом, причащение, его периодичность — при всей своей значимости — оказывается удивительно «свободной» прак­тикой, урегулированной каноническими предписаниями восточно — христианской церкви в наименьшей степени.

Более того, далеко не во все исторические периоды причаще­ние можно рассматривать как цельную практику. Если в канони­ческих постановлениях вселенских и значимых поместных со­боров IV—VII вв. к разным церковным группам, к епископам, клирикам и мирянам предъявляются одни и те же требования от­носительно их участия в таинстве5, то уже в русской ситуации, как в средневековой, так и синодального периода, никто не мог и по­мыслить подходить с одними требованиями и критериями к свя­щеннику, мирянину и монаху. Формируются своего рода разные изводы практики причащения, которые могли существенно отли­чаться один от другого. Во-первых, далеко расходятся практика регулярного и предсмертного причащения. Во-вторых, различа­ются практики причащения духовенства, монашествующих и ми­рян. В-третьих, различаются практики причащения более высо­ких и более низких социальных слоев. Синодальный период дает нам примеры заметной дифференциации этих изводов причаст­ной практики. Люди могли не причащаться годами, но во время болезни причащаться каждые шесть недель; священники могли причащаться еженедельно, монахи ежемесячно, а миряне только ежегодно; дворяне и горожане могли причащаться дважды в год, а крестьяне один раз в несколько лет.

При этом верующие Российской империи были прекрасно ос­ведомлены о существовании разных изводов причастной прак­тики: миряне прекрасно знали, как часто причащаются их при­ходские священники, а паломники были знакомы с практикой причащения в монастырях. Отношение к такой дифференциа­ции внутри одной причастной практики может реализовывать­ся в рамках двух стратегий. С одной стороны, это может всеми осознаваться как норма, как то, что отличает и должно отличать священника и монаха от мирянина6. (Думается, что такое вос­приятие свидетельствует о наличии глубокого сословного созна­ния, когда более тесный или наоборот более слабый контакт с са­кральным воспринимается как своего рода социальный маркер.) С другой стороны, все стороны или какая-то одна сторона могут стремиться преодолеть это расхождение, воспринимать священ­нический или монашеский ритм причащения как образец. Кажется, именно с этим мы сталкиваемся на примере о. Иоанна Кронштадтского, воспринимавшего как эталон, к которому необ­ходимо стремиться всем, частоту именно своего, священническо­го причащения. В любом случае существование столь разных из­водов внутри одной практики уже создавало напряжение между ними и, следовательно, — условия для ее эволюции.

Страницы: 1 2 3 4 5

Вино для Святого Причастия — это вещество (материя) Тайны Крови Христовой, и потому к нему предъявляются особые требования.

В теме церковного вина можно выделить две части: церковно-каноническую и практическую. Есть три основных церковно-канонических требования для вина Таинства Евхаристии:

1) Вино должно быть изготовлено только из чистого виноградного сока, без примеси других соков, ароматов и веществ. Именно на таком вине совершил Таинство Сам Спаситель (Мф. 26, 27-29). «Известие учительное», составленное в конце XVII века, указывает, какое вино надо приносить на проскомидию: «Вещество Крове Христовы есть вино от плода лознаго, сиесть, из гроздов винныя лозы источенное. Подобает сему вину свойственный имети вкус, и обоняние, и к питию приемное и чистое быти, несмешеное с каковым либо иным питием, кроме еже из гроздия: в Проскомидии же влияти мало в вино воды, и по освящении Таин теплыя воды, якоже чин имать. Вином же не суть, и быти не могут вси соки от различных овощей и ягод источены, сиесть, яблочный, грушевый, вишневый, терновый, малиновый и иныя сим подобныя. Аще же кто дерзнет, кроме самаго винограднаго вина, на иных видах и соках, или вино кислотию во оцет претворится, или с чим смешаное будет, никакоже Таинства совершит: но согрешит иерей тяжко смертно и извержению от священства подпадет… Темже должно иерею и диакону, егда хощет вливати вино, опасно всех сих случаев смотрети, да не погрешит нерадением смертно, еже бы вино не оцетно, не заплеснело, не загнило, и чим либо не мерзко было. Ибо аще неспособное узриши, служити не дерзай: но присно о лучшем во угождение Господу Богу промышляти, и всем христианом должно: со страхом, рече, спасение свое содевайте: пренебрегающии бо страшное сие служение, и о благоискусстве не тщащиися люто постраждут». К сожалению, смертно грешат и многие современные производители кагоров. Большинство кагоров на прилавках наших магазинов — это не кагоры, а подделки с суррогатным вкусом. Ибо настоящее церковное вино разрешается готовить только из винограда.

2) Вино должно иметь красновато-рубиновый цвет или, по крайней мере, иметь красноватый оттенок. В “Настольной книге для священно-церковнослужителей Православной Церкви” на основании книг Священного Писания Бытие (49, 11) и Второзаконие (32, 14) утверждается следующее: “Несомненно употребление Спасителем на Тайной вечере вина именного красного, которое было в общем употреблении в Палестине, отчего называется в Священном Писании «кровию гроздовою», «кровию виноградных ягод»”. Следовательно, церковное вино должно быть виноградным, чистым, красным и не обязательно сладким. Последнее требование, предъявляемое к церковному вину — густота его окраски — связано с тем, что на Литургии вино разбавляется водой, но его цвет должен оставаться красным. Римо-католики и румыны допускают применение белого вина. Некоторые греки смешивают белое и красное вино (красное дает цвет, а белое – нежный вкус). Согласно Православной традиции издавна принято совершать Евхаристию на красном вине, которое своим внешним видом полнее изображает преестественную Кровь Христа, подаваемую в Евхаристии.

3) Церковь издавна следила за качеством богослужебного вина. Употребление плохого вина считалось весьма тяжкой провинностью, вплоть до извержения из сана. Поэтому вино должно быть высшего качества, по возможности, самое лучшее. Этого требует величие и святость Таинства.
О церковной практике можно сказать довольно много, но главными представляются следующие пункты:
1) Вино должно быть достаточно густое, так как на Литургии оно еще разбавляется водой (теплотой), но после разбавления должен сохраняться вкус вина.
2) Вино должно быть сладким и приятным на вкус. Это совершенно необходимо для причащения младенцев. Дело в том, что младенцы рефлекторно сразу же выплевывают все кислое или содержащее много спирта.
3) Вино должно легким, не давать эффекта похмелья даже после потребления значительного количества. Это актуально в тех приходах или монастырях, где вынимают большое количество частиц на проскомидии и поэтому потреблять надо много. Кислое вино натощак может привести к язве желудка.

4) Желательно, чтобы вино изготовлялось православными людьми.
К концу XIX века сложилось представление о церковном вине как о сладком, умеренно крепком (10—15%), густо-красном, полученном брожением чистого виноградного сока без посторонних примесей (придется сделать исключение для сульфитов, микроскопическое количество которых сейчас добавляют почти во все вина, чтобы избежать окисления). В настоящее время для церковного употребления остается не такой уж большой выбор, ведь в сладкие десертные вина сейчас чего только не добавляют. Добавляют в первую очередь сахар (свекольный или тростниковый), спирт (не виноградного происхождения), различные красители, ароматизаторы и другие ингредиенты. Особенно в последнее время достигнуты большие «успехи» в производстве «вина» без винограда. Специалист химик или хороший винный эксперт сомелье, открыв дорогую марочную бутылку, могут обнаружить в ней все, что угодно, кроме вина. И вообще нужно сказать, что нигде в мире нет такого разнообразия поддельных вин, как в России. Попадается много такого «церковного вина», которое и капли настоящего виноградного вина в себе не содержит. Цена в настоящее время не может служить критерием качества, за подделку тоже дерут немало. Мошенники действуют нагло, изготавливая огромные партии подделок под названием «Церковное вино».

В поисках церковного вина в первую очередь следует обратиться к Греции и странам Средиземноморья. Во-первых, здесь существуют тысячелетние традиции производства такого вина. Во-вторых, мягкий жаркий и сухой климат (особенно на островах) способствует созреванию исключительно сладкого винограда. На вкус, аромат и качество вина влияет не только сорт винограда, но и используемые методы ферментации, климатические условия и даже состояние почвы, на которой расположены виноградники. Вот почему вина даже из одного сорта винограда у разных производителей имеют индивидуальный аромат и особенные вкусовые качества. Только в Греции существует специальное название для категории церковных вин — «NAMA». Само название «NAMA» означает, что вино изначально, еще со стадии закладки виноградника, ориентировано на богослужебное применение. Мне довелось 7 лет постоянно служить в Греции, и, в связи с этим, я всегда интересовался, где найти хорошее церковное вино. Не раз бывало, что те производители, которые делали прекрасное вино, вдруг начинали делать вино худшего качества, и приходилось искать другое.

Страницы: 1 2 3