Пребываю как в странном состоянии, так и в аналогичном настроении. Посему психоаналитикам и озабоченным заметку лучше не читать. Впрочем, если говорить откровенно, ее лучше вообще никому не читать. Но дело Ваше.

И вот странное стечение удивительных ситуевин. В субботу Петр Толстой готовил баранью ногу в Смаке. И у меня сегодня то-же самое было. Отменная ножища. Почти как моя рука. Килограмма на два. Только в околокостные кармашки, кроме чеснока и морковки, мне еще и кинзы удалось натолкать. Не поверите, но внутрь ноги я натолкал 10 зубков чеснока, одну среднюю морковку и целый пучок кинзы. И все внутрь. Наружу ничего не торчало, не то что у Петра Толстого. Честное слово.

А на работе семимесячному пацану яичко искал правое. Ну задержалось немного в паховом канале на выходе. Не в брюшной полости же. С кем не бывает.

Потом какая-то суета базарная и кухонная. Жажик, препарирование , шпигование и запекание пресловутой бараньей ноги. Потом еще вчерашнюю заготовку баклажанной икры достерилизовывал. У подружки на рынке баклажаны-шары просто шикарные. На днях килограмм пять взяли.

А в перерывах в удовольствие поиграл на синтезаторе. Очень даже ничего вышло. Несколько прикольных вещей сбацал экспромтом, хотя собачий вальс играть разучился напрочь. Так и не вспомнил. И даже лунную сонату не смог. А когда-то казалось, что это на уровне рефлексов. Как ездить на велосипеде. Наверное, мозги все-таки ненужные данные уничтожают.

И в самом деле - зачем мне сейчас собачий вальс или лунная соната? Если бы были нужны - то или вспомнил бы или заново выучил.

Потом вечером друг позвонил. Я даже чуть в штаны не наложил с перепугу. Стоп... Зачем я постоянно вру? Я же не ношу дома штаны, да и ничего другого тоже не ношу. Ну иногда набедренную повязку или более цивильный аналог. Короче, я здорово испугался, потому что на Филипп Филиппыча у меня совершенно отдельный звонок в телефоне установлен. С непривычки можно и инфаркт схлопотать. Срабатывает один-два раза в год. Или даже реже. Когда первый испуг прошел, то оказалось, что у ейного (или егойного?) малого проблема. Сашкой, кстати назвали в честь кой-кого. А проблема в виде скользящей паховой грыжи. Ну не совпадение ли? Вот только сегодня на работе весь правый паховый канал ребенку излазил в поисках яичка и вечером снова на эту же тему трабл. Ну посоветовал, что смог. И даже если был неправ, то от чистого сердца. 

А еще иногда напряжение скачет... И вопросы перевода стрелок беспокоят. Они там определились уже или нет?

«Я смеюсь, что б не плакать» (с)

Какая роль у шута (клоуна, арлекина)? Смешить, веселить. А вот что у него на душе? Он смеется ради того, что б никто не узнал, что он плачет. Он смеется для того, что б всем было весело. Ладно, если на арене цирка. Это робота. А в жизни.  Ведь есть люди, которых называют шутами. С ними всегда весело. Но никто не смотрит ему в глаза, а если хотят посмотреть, то шут не покажет. Потомучто глаза его редко смеются, его глаза плачут.

Миша родился в обычной семье. Родители были рабочими. В детстве он ходил всегда грустным, завидовал другим детям. У других детей были новые игрушки, а ему доставались старые, от брата. И так было во всем. У Миши никогда не было новой одежды, он донашивал  за братом.
В студенческие годы он решил, что станет лучше. И друзья больше не видели хмурого лица. Он всегда улыбался. Он всегда смешил. Его «за глаза» прозвали шутом. Именно в студенческие годы он впервые влюбился. Ему впервые в жизни хотелось по ночам быть не одному. Впервые хотелось подарить весь мир только ей. Друзья не понимали, что Миша нашел в ней, она была обычной, ничем не выделялась, все говорили что она «серая мышка». А когда он ей признался в чувствах, то услышал смех : «Я никогда не буду с шутом, мне не нужен ты». Эти слова застряли у него в голове.
Пролетели годы. Миша стал Михаилом Игнатьевичем. Он пробился. Стал директором фирмы. Но друзья никогда не видели его серьезным, даже на переговорах он шутил. В компании с друзьями он так и остался под прозвищем «Шут». Но однажды, он опять встретил «серую мышку». Она стала еще прекрасней. Она сияла от счастья. Он узнал, что она замужем, есть дети. Слушая, он улыбался. Шутил по поводу своей жизни. Так и разошлись. Она бежала к мужу с детьми, ведь они ее уже заждались в парке. А он… он стоял и улыбался в след.
На следующее утро на столе нашли записку:
«Я ШУТ, ей такой не нужен. Она счастлива. Единственная, ради которой я добивался успеха, счастлива без меня. В моей жизни больше нет смысла. Я устал шутить, устал быть ШУТОМ. Я устал плакать улыбаясь»
А в кресле сидел Михаил Игнатьевич. Впервые за долгие годы его лицо было печальным. Он смотрел в окно на пейзаж города, в руке была студенческая фотография его любимой. А на щеке застыли слезы.
На надгробье написали единственную фразу: «Я устал плакать улыбаясь»