Слушай сказку малыш, я тебе отыщу,
Место в этой священной премьере.
Отворись и услышь, я тебе посвящу,
В тайну древних чудесных мистерий.
Стань малыш мой сильней, сбрось туманный покров
И войди в запрещенные двери.
В царстве бледных теней, в мире призрачных снов
Нас закружит небесный вальс.

Когда он еще спал, еще было ничто,
Еще все пребывало в едином.
Непроявленным стал и явил в себе то
Что назвалось Люцифером сыном.
Тут случился каприз - снизу слышится смех.
Люц в тумане увидел Люцину.
Смело бросился вниз, оказавшись во тьме
И пустился в спиральный вальс.

Кружится сфера, лира поет.
Это святая премьера кольца туманные вьет.
Чистая вера в бездну плывет
И звездный вальс Люцифера
В тайну вселенной зовет.

Завальсировл дух, бросив вечный исток
И явил миру первое слово.
Был плотней каждый круг, каждый новый виток,
В том падении духа святого.
Вниз от солнца во тьму, через грех до земли.
И потом он подымется снова.
В такт играет ему лира в звездной дали
Эволюций сферичный вальс.

Кружится сфера, лира поет.
Это святая премьера кольца туманные вьет.
Чистая вера в бездну плывет
И звездный вальс Люцифера
В тайну вселенной зовет.

Сорок девять колен в этом вальсе святом.
Семь рождений великого круга.
Люц попал в странный плен
И в венце золотом он летит за любимой подругой.
Но пройдут семь колец будет свадьба с вином.
Дух с душою обнимут друг друга.
Это будет конец с продолжительным сном.
А потом грянет новый вальс.

Кружится сфера, лира поет.
Это святая премьера кольца туманные вьет.
Чистая вера в бездну плывет
И звездный вальс Люцифера
В тайну вселенной зовет.

\Сергей Сольоный\

Пришел как-то Человек к Мудрецу и сказал ему: "О Мудрец, научи меня отличать истину от лжи, красоту от безобразия. Научи меня радости жизни". Подумал Мудрец и научил Человека танцевать.

Сегодня я увидела Музу,
покровительницу искусства Танца. Древние греки называли ее Терпсихорой, и
само это имя несет отпечаток ритма и
гармонии...
       Но имя это уже
никто не произносит, а искусством уже никто не занимается. Все стороны
нашей жизни отмечены следами разложения, и трон Музы Танца также оказался
захвачен культом упадничества и вырождения, когда маска танца была надета
на неуклюжие телодвижения, имитирующие животные
инстинкты.
       Терпсихора и танец
не были выдуманы древними греками ради развлечения и времяпрепровождения.
Муза и танец - это результат вдумчивого созерцания Природы, где все
движется в ритме согласно неписаным
законам.
       Чтобы понять дух
танца, достаточно погрузиться в шелест густой листвы. Не отрываясь от
ветвей, листья танцуют и поют, рождая симфонию зеленых оттенков, чарующую
глаз и слух. Достаточно минуту посидеть на берегу моря, обратив к нему
лицо, и отдаться на волю неутомимого ритма, с которым волны набегают на
берег. Достаточно проследить полет птицы или падающего листа осенней
порой. Достаточно взглянуть, как танцуют на небе облака, принимающие
поочередно тысячи фантастических форм. В конце концов, достаточно просто
уметь читать ту открытую книгу, страницы которой жизнь ежедневно листает
перед нами, но в которой мы ценим - да и то не всегда - лишь
обложку.
       Если глаза не видят,
то и тело не может танцевать. Кусок материи, который мы называем телом,
лишь мечется и корчится, словно в болезненных конвульсиях, а не движется в
гармоничном ритме. Остается существо, которое непритворно жаждет плотского
удовлетворения, а не духовного наслаждения
красотой.
       Если глаза не
видят, то нет и звуков, чтобы слагать из них музыку. Если бы зазвучали
прекрасные мелодии, они разбудили бы в нашем теле желание двигаться им в
такт, согласованно и соразмерно. Но нас окружает кричащая, агрессивная
музыка, построенная на диссонансах, или приторно слащавая и лукаво нежная,
а тексты песен явно продиктованы вырождающейся модой или политической
системой, что также популярно
сегодня.
       За всей этой мишурой
не видно истины. А она заключается в том, что танец умер, и его смерть -
это победа материализма, обещающего фальшивую свободу, которая никогда не
будет достигнута по той простой причине, что ее не существует в тех мирах,
где ее пытаются обрести. Эту ложную свободу сулит лозунг "делай что
хочешь, а будет по-моему". Или "будь раскованней" - следуя навязанной
моде. Ты обязан признавать прекрасным то, что вызывает отвращение, и,
закрыв глаза, безумно кружиться и скакать, попирая само воспоминание о
священной Музе ритма и
гармонии.
       Среди всей фальши и
бессмысленности слов молодые люди не только безнадежно далеки от умения
танцевать; в своих прыжках и телесной неопрятности они так опустились и
деградировали, что напрочь забыли изящество и грацию
движения.
       И я воззвала к
Терпсихоре. Этот призыв родился в глубине моей души и с силой вырвался
наружу.
       И она явилась ко мне.
Каждое движение Музы дышало грацией, которую не могли скрыть одежды. Она
шла сквозь время, и ее шествие было танцем, движения которого были самой
музыкой. Нет, Терпсихора не умерла, ведь прекрасное никогда не умирает. Я
подумала, что ее присутствия никто не заметит, но все Подлинное
непреложно...
       Видение было
мимолетно, но в этот миг время и пространство утратили свою пугающую
безусловность, а мода стыдливо потупилась перед лицом того, что вечно
было, есть и будет.
       Только
мгновение Муза Танца была среди нас. Никто уже не знает ее имени и не
вспомнит искусство, которому она покровительствует, Но в чьем-то убогом
теле пробудилась неясная тоска. Оно давно лишилось крыльев и не умеет
больше ни летать, ни ступать. И только взор свой может оно поднять к
мимолетному видению, а душа умоляет его вновь сделаться таким же, как
прежде.
       Ведь душа умеет
танцевать. Она живет в каждом из нас, и все зависит от того, насколько мы
сами сковываем ее. Если душа охвачена трепетом, греки называли это именем
грации и гармонии, Терпсихорой. А если она рыдает, как нам называть ее?