Уторо, начало дня, и года.

Луч палево ляжет на искрящийся снег,

ЗдорОво ! А люди шумят, кого-то

Щиплют по пьяни и в темноте.

Знаешь, они тебя не заметят.

Лучик и маленький тайгер-сан.

Тебя не увидят в сутолке этой.

Тебя не услышат, смех дан чудесам !

Прости но, ты даже сейчас мудрей их.

Они потерялись друг в друге вдруг.

Дай счастья, здоровья и побыстрей бы.

На это весь год, ты нам лучший друг !
 

Зупинися хто йде мимо,

Прочитайте цю новину!

Чи є в Луцьку краща дівка,

Аніж ключникова жінка?

Хоч і вік сурйозний має,

Та розпусти не минає.

Вся в убранстві дорогім,

А гріха! то повен дім.

Геть пожертви й молитви,

Тільки б в домі парубки!

Щойно з двору чоловік –

Як молодчик на поріг!

З ними гамір і розмови –

Не вертайся муж до дому.

Ген ти муже необачний!

Відкуйдохай її смачно:

Вимаж гноем з під хортів,

Мо й повиженеш чортів;

Чи кийком її здобудь,

Най забуде про весь блуд.

Ян Жоравницький — луцький шляхтич. Учився в Жидичині. Служив у луцькій міській канцелярії. Протягом двох років судився за маєтності із своїм братом Олександром Жоравницьким — ключником і городничим Луцька. За участь у наїздах і за вбивство королівського секретаря Балтазара Гнівоша в селі Свинюхах, Яна Жоравницького було засуджено на смерть і страчено 1589 р. До нас дійшов єдиний вірш Яна Жоравницького — «пашквіль» на дружину його брата Олександра.

«Хто йдеш мимо, стань годину...». Цей побутовий «пашквіль» Ян Жоравницький написав 1575 р., і він протягом кількох днів розійшовся по всій Волині. Як свідчить О. Левицький, вірш став приводом до судової справи і був записаний в актові книги луцького і володимирського судів, завдяки чому він і дійшов до нашого часу.

Вихрем взбита трава на макушке холма.

В поцелуях хрустальной росы

Колет ломкой иглою ковыль небеса

Распуская седые усы.

Жабий скрежет болотом играет,

Под шуршание сочных осок.

И рогоз головою качает

Дирижируя сей хоровод.

В тополях, убаюканы ветром,

Пробудились от сна соловьи.

Голоса их подхвачены эхом -

Есть молитва горящей зари.

Воздух мягок сыреющим утром,

Щекоча лёгкой дрожью укрыл,

Пробегая по телу прохладой

Открывает глаза на весь мир.

© Ветер Города

Моя радость клевера кудряхой,

На лугу, что зовётся душою,

Проросла среди прочих бурьянов,

И синеет своей головою.

Семя брошено нежной рукою,

Что запущена в чуб мой белявый,

Со словами «ты просто мальчонка».

Да. Мальчишка. Немножечко пьяный.

Клеверок мой шатается поветру,

Удивляя шмелей всех в округе,

И не верил никто в то что вырастет

На бурьяном порощеном луге.

Пусть растёт, не тревожьте былиночку,

Мне давненько нектары не веданы.

Вдруг он даст свою сладку росиночку,

И напоит сердечными мёдами.

навеяно weral-wolf 

О чём ты думаешь звезда,

Когда приходит час сиять?

Вокруг ведь ночь, и темнота.

И солнца отблеск свой поймать

Лишь в краткий миг ты успеваешь.

Горишь и с неба темноты вещаешь:

Я есть. Я здесь. Я вновь горю.

И в тёплую рассветную зарю

Уходит тело на покой.

Безликий мягкий сон дневной.

О чём ты думаешь звезда

В миллиардном из сестёр мерцании?

Не ищешь ли чего томясь,

Не взгляда ль жаждешь обожания.

От блеска глаз и музыки души

Того, кто лишь тебя на небосклоне

У каждой ночи просит. И глядит

В ночное блюдо в милостном поклоне.

О чём ты думаешь звезда,

Целующая тёмные уста…

Благодарю тебя за тонкую строку,

За теплоту пера, за литер поцелуи.

Благодарю за то, что ряби слов

Мне нежные глаза твои вернули.

Читаю я, а сердце звонко бьётся,

Нежнейшим трепетом аукает душа,

А в мыслях: жди её, она ещё вернётся,

Твоя в магнолиях цветущая весна.

В волнении дрожит листок в руке,

Глазами пробегаю вновь и вновь

Слова твои, и эхо вдалеке:

Ау… ау… кто звал свою любовь…

Полнится думами заблудшая душа,

Сколь за года в ней собрано волненья,

Быть может я не тот? Быть может ты не та?

Да как всегда расставит точки время.

Я голову сломя унёсся б вдаль,

Нет расстоянья. Только ходики стучат:

Тик-так… тик-так… тебя любовь звала,

Ты можешь промотать урочный час.

Но я в смятении. Читаю вновь и вновь,

Твою улыбку и твое прикосновенье.

Во мне гудит: а это ли любовь?

Ведь столько было горьких увлечений.

Да что ж со мною? Замети следы,

Те что на сердце от былых остались,

Махни рукой, вперёд беги…

Но я сижу и неизвестности пугаюсь.

А мне приснился шум дождя...

Но оказалось дождик был на самом деле.

Затем пригрезились моря...

Морские брызги у тебя на теле...

Потом приснился мне закат...

 Как за руки с тобой держались.

 Мы говорили невпопад...

 Ну и конечно целовались...

Подхваченный ветром серый песок

Засыпал глаза, на век ослепив.

И замер вдруг путник средь моря дорог,

Не видя свой шлях, как камень застыл.

Снуют по дорогам прохожие люди,

Машины, возницы, бродяги бредут.

Лишь путник ослепший стоит на распутье

Не зная, куда ему нужно свернуть.

Стоящему вопли летят и проклятья.

Он людям мешает, он должен уйти.

Да только куда? Подскажите же братья.

Незрячему сложно дорогу найти.

А ветер смеясь над беднягой убогим

Одежду уж треплет с ухмылочкой злой.

Всё мало ему. Что ж творите вы, боги,

За что по узору да ржавой иглой.

По слуху стук сердца молотом бьёт,

В тревоге душа рвёт полотна покоя.

Во мраке своём не осилит он путь,

А сбившись с дороги найдёт только злое.

Коль ступит нога, коль пройдёт он межу,

Проглотит его бездорожья пучина.

А там лишь старуха сжимая косу,

Отыщет слепца забредшего мимо.

Лишили утреннего вдоха,

И солнца первого луча,

Забрали тупо, без намека,

Желанье жизни у меня.

Срубили на корню стремленье,

Быть первым в карусели дня.

Хирургом вырезали время

Для телефонного звонка.

Подговорили всех прохожих.

Теперь стоит весь люд спиной.

Все лица сменяны на рожи,

А песни перепеты в вой.

На тексты вето наложили,

Порвали струны строк моих.

А заодно и рот зашили,

Чтоб не шумел средь остальных.

Бечёвкой кисти повязали

За спину руки заломив.

Заткнули рот, и ноги поломали,

Про бьющееся сердце позабыв.